banner banner banner
Личный дневник Оливии Уилсон
Личный дневник Оливии Уилсон
Оценить:
Рейтинг: 5

Полная версия:

Личный дневник Оливии Уилсон

скачать книгу бесплатно

Личный дневник Оливии Уилсон
Валериан Маркаров

Доктор Уилсон, один из уважаемых психоаналитиков Нью-Йорка, выслушивает исповеди своих пациентов и пытается решить проблемы, накопившиеся в их душах, а знаменитый профессор Зигмунд Фрейд с фотографии на стене навязчиво дает ему "дельные" советы. Воспитывая дочь Оливию, доктор и не догадывается, что творится в ее мире. В новой школе она вынуждена вступить в тайное сообщество "посвященных". Клуб объединяет девчонок, о которых мечтают все парни школы Гринвич-Виллиджа. Чтобы стать полноправной участницей, ей придется пройти через нелегкие испытания, которые навсегда изменят ее жизнь.В книге встречается упоминание нетрадиционных сексуальных установок, но это не является пропагандой.

Валериан Маркаров

Личный дневник Оливии Уилсон

• ВНИМАНИЕ! Эта книга является художественным произведением. Имена, характеры, места действия вымышлены или творчески переосмыслены. Все аналоги с реальными людьми или событиями случайны.

Изчитательских рецензий

? «Автор сей книги– тонкий знаток человеческой природы, умеющий распределить похронометражу читательский шок, разбавить „высокое“ „низким“ так, чтобы получилось ещё более „высокое“, привлечь иоттолкнуть втакой пропорции, чтобы эмоциональное влияние начитательскую аудиторию было практически безграничным»

? «Людям, нежелающим созерцать изнанку человеческой души, нестоит открывать эту книгу. Посоветую им осмотреться вокруг иособенно внимательно вглядеться взеркало»

? «Красивые ияркие метафоры взарисовках персонажей, волнующие истории: захватывающие исмешные, печальные, сентиментальные, апорой искандальные– всё это есть вэтой книге, дающей нам жизненный опыт…»

? «Весьма необычный писатель, пишущий вразных жанрах, всовершенстве владеющий искусством миниатюры имастерски препарирующий характеры, превращая всего несколько фраз внеоднозначные истории овнутреннем мире ипереживаниях современного человека»

? «Книга увлекательна иполна неожиданностей. Вней я нашла удивительное сочетание психологической проницательности ивосхитительно живого воображения рассказчика»

? «Сплошное удовольствие читать умную, заставляющую задуматься книгу, раскрывающую природу человека, его извечную тоску посчастью»

?«Автор изучает, как люди находят– или ненаходят– общий язык. Удивительно лаконичная проза, напряженная ипродуманная, по-настоящему берёт задушу. Происходящее чувствуешь кожей»

? «Валериан Маркаров– одарённый исмелый писатель, исключительно наблюдательный эрудит, романтик имечтатель»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

КАЖДЫЙ ХОЧЕТ БЫТЬ СЧАСТЛИВЫМ

Глава 1. Беспокойный день доктора Уилсона

Понедельник начинался весьма и весьма паршиво. Джозеф Уилсон сидел в своём кабинете на Мэдисон-авеню в полном одиночестве. Он был в отчаянии, безмолвно созерцая своего двойника на гладкой поверхности полированного стола цвета мореного дуба: тот опустил подбородок на сжатые в кулаки руки, лежащие на столешнице, и тяжко, лихорадочно дышал.

Дела складывались плачевным образом, что, впрочем, с доктором происходило не впервые. Кто бы мог предположить, что его ассистентка Люси решит взять расчёт, не предупредив об этом заранее. Её поступку не было названия – просто возмутительно! О подобном он и думать не мог до вчерашнего вечера. Даже во сне такое ему бы не приснилось. И все же, это случилось – словно разверзлись ясные небеса и прозвучал гром, вызвавший у доктора дрожь, которая прошла от шеи до самого низа живота.

Хотя ещё в пятницу, накануне выходных, он заметил, что в поведении Люси стали проявляться нервозность и неуравновешенность, а сегодня утром… не успел он войти в кабинет, как она влетела за ним, сухо извинилась и, придвинув кресло поближе к столу, уселась на самый краешек, высоко подняв голову и выпрямив спину. Было очевидно, что она очень волнуется, к тому же выглядела она неважно.

Вскоре он узнал, что его тридцати восьмилетняя ассистентка собиралась стать матерью и решила подготовиться к появлению долгожданного первенца. Такой внезапный уход помощницы на седьмой неделе ее беременности сильно огорчил доктора. Он не понимал, как она может оставить его сражаться в одиночку с целой армией пациентов? Достаточно ли он ценил её? Получала ли она, помимо зарплаты, бонусы и плату за сверхурочные часы? И если да, чем же он не угодил Люси, что она, вовсе не исключено, нафантазировала беременность? Да, он имел основания для такого кажущегося безумным предположения как специалист, которому многое пришлось повидать в своей долголетней психотерапевтической практике. В том числе, и женщин с мнимой беременностью, и тех, которые ходили с накладными животами, чтобы создать впечатление, что они в положении.

– Вы ведь не знаете, доктор Уилсон, сколько лет мы с мужем боролись с природой за право быть родителями. Как я ждала, что в одно прекрасное утро проснусь и пойму, что жду дитя, – Люси переплела пальцы и уронила руки на колени. – Но время шло, а чуда не происходило: мы раз за разом терпели поражение. Джон долго не задавал вопросов, иногда топил горе в бутылке, но я не хотела сдаваться. А однажды он, перебрав с алкоголем, спросил прямо: «Дорогая, почему ты не призналась до помолвки, что бесплодна? Разве я не говорил, что хочу детей?» Я ходила на консультации к гинекологу, а ещё через год объявила супругу, что мои шансы забеременеть естественным путем ничтожны, поэтому остаётся только одно – зачатие «в пробирке», то есть, когда оплодотворение происходит вне тела матери… Узнав, что врач подтвердил наши догадки, муж напился и заявил, что я никчемная, бракованная женщина, раз не могу родить ребенка. Я никогда не рассказывала вам, доктор, что наша с Джоном семейная жизнь никогда не была раем: одни молчаливые упреки, мы даже чуть не развелись. И вот, наконец, произошло чудо… Я не могла остановиться, все повторяла слова гинеколога: «Рад сообщить, Люси, что вы беременны». Пресвятая Дева, наконец, после стольких лет переживаний, ложных надежд и жестоких разочарований, мы станем семьей. Я была на седьмом небе от счастья, и мне не терпелось поскорее сказать об этом Джону…

Джозеф видел, как двигаются губы Люси, как выгибаются брови, морщится лоб. Но не слышал её голоса. В эти минуты его мозг усиленно трудился, думая, что предпринять, если его ассистентка не соизволит изменить своего решения? Удастся ли ему быстро найти стоящую замену? Внезапно он почувствовал себя одиноким и беззащитным человеком, которому не на кого положиться, не от кого ждать поддержки. Люси выбрала лучшее время, чтобы застать его врасплох, почти сломить. Он на мгновение попытался представить, что остался один на один со своими пациентами. То, что он увидел, не слишком ему понравилось, и он решил успокоить нервную систему, отвлечься от проблемы и попытаться достичь внутреннего равновесия:

«Ничего не поделаешь, Джо, горячий сегодня выдался денёк. Но тебе не положено волноваться! – уговаривал он себя, закрыв глаза и дыша так, как это рекомендуют делать инструкторы дыхательных практик: прижимая кончик языка к нёбу, он слегка приоткрыл рот и полностью выдохнул. Затем закрыл рот и сделал вдох носом, считая до четырёх. Потом досчитал до семи, задержав дыхание, и наконец медленно, со свистом выдохнул, считая до восьми. Он повторил упражнение несколько раз, твердя про себя:

– Тебе хорошо и спокойно Джо. Ты – камень! Даже можно сказать – скала… Да, именно! Ты – скала в море. В огромном море. Или океане, где через день бывает шторм. Люди боятся шторма и прячутся кто куда. А ты стоишь. Стоишь уже много тысяч лет. Ты сильная, неприступная, нерушимая скала!!! В тебе нет ни одной расщелины. Удар даже самой сильной волны для тебя лишь нежное прикосновение. С каждым новым ударом ты становишься только твёрже и несокрушимее».

Окутанный чёрной пеленой размышлений, он нервно вышагивал в кабинете из угла в угол… И то и дело бросал злобный взгляд на противоположную от стола стену: на ней над кушеткой Фрейда, висел портрет самого герра доктора профессора Зигмунда Фрейда – отца-основателя психоанализа, сообщившего миру, что ничего в жизни человека не происходит просто так, всегда и во всём следует искать первопричину. И что же теперь ему, Джозефу, делать, уважаемый профессор? Есть что сказать по этому поводу?

Тот, спрятав губы в седой бородке, молчал, что было так на него непохоже: чаще он облачался в мантию мудрого советчика, и всё бы ничего, если бы старикан не обладал дурной привычкой заставлять Уилсона выслушивать свои бесконечные нравоучения, считая собственное мнение единственно верным. Раза два Джозеф пробовал прервать его рассуждения, пытался заставить замолчать, но профессор властным движением головы и жёстким голосом, не допускающим малейшего неподчинения или возражения, подавлял его. Говорят, он и при жизни был патологически авторитарен! И Джозеф безмолвно подчинялся. Но чаще профессор острил и глумился, выискивая у него профессиональные просчёты и промахи. Этот человек, кажется, любил насмехаться над всем миром, доказывая своё превосходство и удовлетворяя самолюбие…

– А-а-а, – внезапно изрёк Фрейд. – Так, значит, вам всё-таки понадобился мой совет, коллега Уилсон? То-то же вы не отводите от меня свой взор, такой жалкий, потухший, вопрошающий…

– В чем дело, герр профессор? – сухо спросил Джозеф. – Что вам угодно?

– Хотите поплакаться в жилетку? Ну же, давайте! Смелее! Не подавляйте своё нытьё!

– Ну, знаете ли, профессор, это уже слишком! Благодарю, но я не просил ваших советов.

– Бросьте отнекиваться, Уилсон! Просили! Ещё как просили. У меня плохой слух, но намётанный глаз. И я охотно поделюсь с вами опытом, пока вы не начали успокаивать себя транквилизаторами. Вот вы сейчас сопели там, пыхтели до красноты, жадно хватали воздух. И всё попусту, дружище. Избранный вами способ ни к чёрту не годится. Вы используете неправильную методику лечения. В данном случае, с учётом индивидуальных особенностей вашего организма, идеально подойдёт шавасана. Вы что-нибудь слышали об этой практике? Она намного эффективнее дыхательных упражнений. И главное – никаких побочных эффектов! Всё слишком просто: вам следует стать трупом. Нет-нет, не надо умирать, майн герр. Только примите позу трупа: лягте на спину, как мертвец, опустите руки вдоль тела, ноги слегка раздвиньте. Будьте абсолютно неподвижны: разве у трупа есть проблемы? Его одолевают сотни мыслей в минуту? Нет! Добейтесь состояния полного умиротворения. Помните, расслабление идёт не сверху вниз, а снизу вверх – от кончиков пальцев ног к затылку. Пробудьте в этой чудесной асане десять минут, представляя себя огромной птицей, отрывающейся от земли и парящей высоко в небе. Результат вас ошеломит, коллега! Ваше тело станет невесомым и поднимется ввысь, как пушинка, подхваченная ветром. Ну, так чего же вы ждёте? Сию же минуту ложитесь на пол!

– Благодарю вас, профессор, но…

– Прошу вас! – упорствовал старик.

– Я сказал – нет. И вообще…

– Что «вообще»? Ну, продолжайте, продолжайте! А-а-а, так вы, значит, не желаете слушать бредни старого еврея, считая их вздором, да? Ну что ж, коллега, это в корне меняет дело. Похоже, пришло время внести ясность и дать чёткое определение нашим непростым отношениям. Результат большого числа отдельных умозаключений, сделанных исходя из моей эрудиции и общего кругозора, показывает, что вам, по всей видимости, и правда не нужны мои советы и рекомендации. Вы ведь и без меня всё прекрасно знаете, – Уилсону показалось, что Зигмунд пожал плечами в знак того, что сдаётся. – Или, быть может, вы видите во мне конкурента? Прошу прощения за прямоту, но у вас, надо думать, сейчас только одна потребность – в сочувствии и жалости к себе, бедному и несчастному…

Джозеф стремительно поднял голову и посмотрел на профессора. Его глаза горели гневом. «Полегче на поворотах, профессор!» – эти слова уже были готовы сорваться с его языка.

– Требую, чтобы вы не вмешивались в мою жизнь! Слышите? Я не стану больше терпеть ваших поучений! С меня довольно. Вы слышите меня?

Но кричать не пришлось, потому что герр профессор умолк сам, демонстрируя полнейшее нежелание общаться с хозяином этого кабинета.

Джозеф понимал, что единственное решение, в правильности которого он не сомневался, заключалось в том, чтобы взять паузу. Ну чем не соломоново решение? Заполучить передышку лишь на несколько минут или подлиннее – на полчаса, час – неважно. Главное – выждать. Это позволит ему выиграть время и сосредоточиться, а не рубить с плеча и тем самым показать Люси, которая хочет безжалостно разрушить привычный уклад его жизни, спокойствие и уверенность – на неё это может подействовать отрезвляюще. А самому тем временем собраться с мыслями и обдумать дальнейшие шаги..

Он слышал, как в приёмной трезвонил телефон. Затем до его ушей донеслось раздражённое меццо-сопрано Люси, – приглушённое и взволнованное, в нём звучали нотки драматизма и вместе с тем, как ему казалось, насмешливость. Она занималась тем, что «отбривала» его пациентов в откровенно резкой форме: «Ничем не могу вам помочь… Приём идёт по предварительной записи… Я не в курсе его расписания… Нет, мне ничего не известно о наличии свободных мест… Говорят вам, я ничего не знаю… Почему? Потому что больше не работаю в этом сумасшедшем доме… Что вы сказали? Ну, в таком случае ничего не мешает вам обратиться к другому психоаналитику… Это вы мне? Да перестаньте, в конце концов, хамить!»

Джозеф почти видел, как у неё в этот момент поджимаются губы и она взволнованно передёргивает плечами. Она всегда так поступала в случае затруднений, считая подобную мимику и телодвижение лучшим способом защиты от неблагоприятного внешнего воздействия.

Несколько минут спустя, выйдя, слегка сгорбившись, из кабинета в просторную приёмную с креслами, обитыми сиреневым бархатом, он обратился к ней:

– Люси, – его голос был таким елейным и спокойным, каким он только мог его сделать. – Согласитесь, что ваш срок – очень мал. В наши дни женщины работают вплоть до самых последних недель беременности…

Даже стенам в ту минуту была понятна причина, по какой он прервался на полуслове: он вдруг осознал, что его пустословие подействует на неё как красная тряпка на быка. И замолчал, затаившись в ожидании урагана под названием Люси – ужасающего вихря неведомой силы, который непременно обрушится на его голову. Однако его ассистентка молчала, плотно сжав губы. Кажется, в этот момент она была занята чем-то более полезным: суетилась, осматривая ящики и собирая свои вещи.

Чтобы заполнить образовавшуюся пустоту, Джозеф в неуверенности провёл рукой по редеющим волосам и, стараясь не смотреть на ассистентку, перевел взгляд на стену: календарь сообщал о наступлении апреля 2019 года. Неужели? А ведь он и не заметил, как пришла весна! Тут его осенила мысль, от которой сразу стало веселее: «Ага! Так вот, оказывается, почему сегодня с самого утра его любимая радиостанция разразилась буйством шуток, а по ТВ сообщали списки самых глупых людей Соединённых Штатов! Неужто Люси решила разыграть его в честь праздника? Что ж, в таком случае он не станет обижаться на первоапрельскую шутку, а наоборот – посмеётся вместе с ней…»

Ну вот, к счастью, всё встало на свои места!

Он облегчённо вздохнул и заметно оживился, ещё не зная, что просчитался.

– Что? – запальчиво переспросила Люси, прервав его размышления. – Что, простите? – она метнула в Джозефа пронзительный взгляд, и доктор мог бы дать голову на отсечение, что в нем было больше злости, чем озадаченности.

Она, вздыхая, поднялась с корточек, закончив сваливать в увесистую коробку свои вещи – милый её сердцу мир, частицы которого она собирала и бережно хранила в ящиках письменного стола, в стенном шкафу и на полках, бесцеремонно оттеснив медицинские карты клиентов. В коробке находились склянки и флакончики духов, тюбики давно использованных помад, пустые коробочки из-под пудры, зеркальце, две или три расчёски, ужасная фарфоровая статуэтка серой кошки, музыкальный ларец с балериной, деревянная шкатулка для бижутерии, бисерная сумочка, копилка-поросёнок, бантики и платки и прочий хлам – всё, кроме каких-то вещей, указывающих на деловую активность!

Лишь в этот момент Джозеф обнаружил, что сегодня Люси была в необычном облачении. На ней вместо лёгкой приталенной блузы, юбки и туфлей на шпильках было тёмное платье свободного кроя и обувь на плоской подошве. Такую одежду надевают беременные женщины Нью-Йорка, чтобы чувствовать себя комфортно. Хотя Люси она ни к чему, во всяком случае, на данный момент, поскольку она совсем не изменилась: тот же впалый живот, прилипший к осиной талии, костлявые руки, плоская грудь и торчащая из воротника блузы длинная шея, окольцованная стеклянными бусами.

– Я знаю, доктор, все ваши уловки. Сейчас вы начнёте манипулировать мной через испытанные методы подавления… Не выйдет! Я помню ваши слова, что внимание человека должно быть включено постоянно, чтобы хорошие психоаналитики, вроде вас, не смогли убедить его в перспективности совершенно бесперспективного занятия… И, к слову сказать, сомневаюсь, что вы так же великолепно знаете физиологию женщины, как психоанализ. Вам известно, что наиболее опасной стадией является первая половина беременности. При заражении велик риск, что ребёнок родится с различными уродствами. Никакая работа того не стоит…

– О каком заражении вы говорите, Люси? Я не понимаю…

– Вы прекрасно понимаете, о чём я… и о ком! – она выставила вперед ладонь, заставив Джозефа замолчать. – Здесь я ежечасно подвергаюсь воздействию психических микробов… Тут за день такое повидаешь… – её невидящий взгляд заскользил по шеренге стеллажей с папками. – А моё хрупкое тело не покрыто непробиваемым панцирем, как у вас, – она подняла правую руку и выставила вверх указательный палец, – чтобы наставлять на путь истинный самоубийц и маньяков южного Квинса, вроде этого вашего Томаса Па-тис-со-на, – он слушал медленное, по слогам, произношение фамилии и увидел, как взметнулся вверх ещё один её палец. – Развратников и мазохистов с Лонгвуд-авеню вроде Джеймса Хам-ме-ра или Дороти Фокс с их тайными сексуальными желаниями: «О, я дрянная девчонка, доктор Уилсон, и ничего не могу с этим поделать».

Презрение не сходило с её лица, а рот кривился в брезгливой гримасе, пока она передразнивала пациентов. Такую Люси он ещё не знал. Молодая женщина подняла вверх третий палец:

– Ну и всяких там нарциссов, психопатов и мрачных меланхоликов Манхэттена, наподобие Чарлза Клу-ни и, конечно, Эндрю Роб-бин-со-на. Особенно Эндрю Роб-бин-со-на… Не припомню, говорила ли я вам, что он, уходя в последний раз, посмотрел на меня так, словно готов четвертовать, затем наклонился к самому моему лицу и зашептал на ухо: «Чёрт подери вас с вашим мозгоправом. Это не конец, детка! Мы ещё встретимся… В моём распоряжении имеются средства, которые означают для вас обоих тяжёлые последствия»… Мне, знаете ли, не привыкать, доктор Уилсон, но выходка этого сумасшедшего шокировала меня…

Так вот оно что! Эндрю Роббинсон. Услышав имя бывшего пациента, Джозеф передернулся от неприятных воспоминаний и что-то задрожало около его губ, словно он нечаянно коснулся оголённого провода и получил чувствительный удар. Вот, стало быть, в чём дело.

Эндрю Роббинсон посещал четыре сеанса в неделю в течение полугода и был сложным и неприятным пациентом. Толстый, обрюзгший мужчина сорока пяти лет (они с Уилсоном оказались почти ровесниками), в помятом костюме, с опухшим желтоватым лицом, а его левое ухо было заметно больше правого, что привлекало внимание к его довольно заурядной внешности.

– Я беспокоюсь по поводу всего, доктор, – это была, кажется, первая фраза, которую он сказал, как только занял место в кресле пациента.

– Хотите поговорить со мной об этом? – начал Джозеф, стремясь разговорить клиента.

– Я очень боюсь птиц, особенно голубей, и стараюсь избегать встречи с ними. Они вызывают у меня панический страх…

– А что же такого страшного вы находите в птицах, мистер Роббинсон?

– Меня могут склевать…

– Склевать? Мистер Роббинсон, я постараюсь помочь вам осознать, что вероятность, при которой птица может причинить вам вред, крайне мала. Пернатые сами опасаются людей и практически никогда не нападают первыми, если только не защищают своё гнездо…

– Но меня они хотят склевать. А ещё будят во мне жуткое чувство отвращения.

– Да? Почему же?

– Для меня они как летающие крысы – переносчики грязи и инфекций. Раньше я пугался только пролетающего мимо голубя. Теперь все ухудшилось: меня раздражает, даже если вижу их в парке мирно клюющими корм. Сегодня, проходя через Центральный парк, я спугнул голубей. Шумно хлопая крыльями, птицы взмыли вверх. Я уже успокоился, но оказалось, что далеко они не улетели, а принялись описывать круги над моей головой. И вскоре спикировали вниз и возобновили пиршество. Они хрипло каркали…

– Но голуби не каркают, мистер Роббинсон. Они воркуют… или курлыкают, если хотите. Это милые и безобидные создания…

– А те каркали… Мне показалось, они издеваются надо мной. И налетали друг на друга, ссорясь из-за добычи.

– Это то, зачем вы пришли ко мне, мистер Роббинсон?

– Нет! Разумеется, нет, доктор! У меня есть множество причин для беспокойства. Вы ведь слышали про таяние ледников Гренландии? – он удивленно приподнял брови. – Если это правда, то человечество останется без пресной воды. А что будет с океаном, если растает Антарктида? Сколько стран уйдёт под воду?

«Наблюдаю орнитофобию, тревогу и навязчивые мысли», – аккуратно записал Джозеф в своём блокноте.

– Продолжайте, прошу вас, мистер Роббинсон. Что ещё вас тревожит?

– Я волнуюсь по поводу того, где мне держать свой сотовый телефон.

– А что насчет сотового?

– Раньше я всегда держал его во внутреннем кармане пиджака. Но у меня стало болеть сердце.

– Да? И что вы?

– Мне пришлось переложить его в карман брюк, но боюсь, что рано или поздно у меня обнаружат рак гениталий. Из-за этого я не могу уснуть. И ещё мне всё время кажется, что я не помыл руки после того, как почистил зубы. Ночью встаю несколько раз и проверяю, хорошо ли заперта входная дверь…

– У вас имеется основание кого-то бояться, мистер Роббинсон? Вам кто-нибудь угрожает?

– Не думаю. Но разве вы не слышали про вооруженные уличные банды, ведущие войны за контроль над кварталами, за право торговать там наркотиками? Афроамериканцы и латиносы, ирландская мафия и сицилийские кланы – они люто ненавидят друг друга. И, знаете, доктор, когда живёшь в Южном Бронксе, тебе не лишне позаботиться о своей безопасности. Почему вы молчите? Признайтесь, хотите оставить меня одного на поле боя? И прошу вас, доктор, не надо… не старайтесь меня переубедить, что все эти опасения – лишь плоды моей буйной фантазии и больного воображения… Вот сегодня, к примеру, я влип в передрягу. Шёл к вам и по пути наткнулся на бандитов. Они выскочили из фургона марки «Ford». Видели бы вы их свирепые лица – от их взгляда в жилах стынет кровь! Двое или трое – здоровенные лбы, – действуя заодно, начали на меня охоту. Увидев копа – при том, что я ненавижу копов и никаких дел с ними не имею, – я завопил, что меня преследуют. Как вы думаете, что произошло дальше? Вам любопытно? Через пару минут коп, переговорив с разбойниками, сказал мне, что не стоит паниковать. Это, мол, никакие не грабители, а обычные бездомные, выпрашивающие у прохожих пару баксов на обед. Сказал, что полиция постоянно их разгоняет, но тех это не заботит – они снова возвращаются на свои места. Как вам, доктор Уилсон? Вы бы поверили в эти россказни?

В комнате повисло молчание. Джозеф записывал что-то. А Роббинсон сверлил взглядом носок своей туфли, словно видел его впервые. Потом заёрзал на месте и, не поднимая головы, воскликнул:

– Послушайте! Нельзя ли опустить шторы? Мне в глаза бьют солнечные лучи! Так-то лучше! И ещё… у вас есть другое кресло? Нет, такое же меня не устроит. У меня спина ноет, чёрт бы её побрал! Мне нужна удобная спинка. Нет, спасибо, на вашей кушетке мне будет жестко, вам не мешает сменить её на мягкий диван. Как это понимать? – он состроил обиженное лицо. – Вы же не хотите сказать, что мне придётся стоять во время сеанса? Так не годится, доктор. Я не хочу, чтобы мне портили настроение…

– Вы полагаете, я порчу вам настроение, мистер Роббинсон? – Джозеф откинулся в кресле и посмотрел на потолок, как всегда, когда внимательно слушал собеседника.

– Вы пытались это сделать, – ответит тот, глядя доктору прямо в глаза, чего никогда прежде не делал.

Джозеф вопросительно поднял брови.

– Благодарю вас, мистер Роббинсон, за откровенность. Я непременно учту ваши замечания, а также просьбу относительно кресла. А сейчас, если вас не затруднит, я бы всё-таки попросил вас пересесть на кушетку – всего лишь на пару мгновений. Замечательно. Итак, что вы видите перед собой, сидя на кушетке? О’кей. А теперь пересядьте на моё кресло. Да-да, сюда. Вы очень добры. Что вы замечаете? Правильно. Здесь всё иначе. Но это одна комната. Мы просто смотрим на неё с разных точек. Так и с вашими проблемами. Взгляните на них с другой точки зрения. И они уже не будет так страшны, так болезненны.

Посетив доктора через день, Эндрю Роббинсон стал жаловаться, что не спит по ночам, переживая, не капает ли вода из крана в душевой. Не произошло ли короткое замыкание, что непременно станет причиной пожара. Или, быть может, пока он безмятежно спит, происходит утечка газа. Он слышал, что не всегда можно учуять запах газа, и ему бы не хотелось сгореть заживо в своей квартире или задохнуться.

У него был особый дар постоянно преподносить Джозефу сюрпризы. Так, однажды он принёс абстрактный рисунок и заявил, что это статуя Свободы. Это оказалась грубая, аляповатая мазня, примитивная и жалкая. Не найдя восхищения в глазах доктора, он стал злиться, вопил, что он художник, правда, ещё неоценённый. Да, возможно, он немного безумен, кричал он, но ведь у любого творческого человека есть отклонения в психике. И это совсем не означает, что он сумасшедший, просто другой, не такой, как все. Наконец, в подтверждение своих слов, он извлёк из кармана тёмно-синего макинтоша свёрнутый рулон, которым оказался постер о его персональной выставке. «Господи, да он мнит себя живописцем, –  размышлял Уилсон. – Предварительный диагноз: невроз либо даже параноидальная шизофрения. Придётся разбираться с этим. Ну, а что касается его иллюзий – не будем их развенчивать. Против болезни хороши все средства. Даже обман пациента. Ведь, по сути, это не обман, а вынужденное средство терапии».

– Повсюду бактерии. Вирусы. Они везде ? в воздухе, в воде, на нас, внутри нас. Боюсь, что меня поразит какой-нибудь страшный недуг, – сообщил Роббинсон во время очередного визита.

– Ну что вы, сэр! Да будет вам известно, никакой вирус вас не возьмёт, если внутренне вы настроены на здоровье и долгую успешную жизнь!

– Что? Вы считаете, страх – всего лишь мой вымысел? Допустим. А если случится землетрясение, ускорится глобальное потепление из-за загрязнения атмосферы? Это тоже мираж, скажете? Вот потому всё это меня беспокоит. А вас разве нет? Нет? Тогда это ваша проблема. И вообще, вы не рассказали, как собираетесь лечить меня? Неужели электрошоком, пуская ток в голову? Вы ведь, слышал, психиатр, вам всё сойдёт с рук…

– Прежде всего я собираюсь вас выслушать, Эндрю. Мне важно понять причину ваших фобий. Затем проанализирую услышанное, и мы приступим к лечению. Вам стоит раскрыться, чтобы мы полноценно пообщались. Терапия – это обмен. Вы пожинаете то, что посеяли.

– Что за чушь, доктор? Или я неинтересен вам как пациент? К чему эта никому не нужная болтовня? Если вы врач, дайте мне лекарства, что-то, что поможет.

– По своему опыту я знаю, что лекарства стоит принимать с большой осторожностью. Я не назначу вам препаратов, если буду сомневаться, помогут ли они вам. Такой у меня подход к делу. Я верю, что беседа и раскрытие проблемы – самый действенный метод в сочетании с медитацией, соблюдением правильного образа жизни, баланса. И если это не принесёт должного результата, тогда я выпишу вам лекарства. Давайте попытаемся продвигаться вперед, шаг за шагом.

– Я так и знал – кругом одни враги. Они повсюду. Юрист желает, чтобы ты попал в беду. Автослесарь радостно потирает руки, если ты разбил автомобиль. А врач счастлив, когда ты болен. И их злодейский заговор сработает, если они столкнут кого-нибудь в депрессию и превратят в послушное орудие в своих руках. Вы – один из них! Утверждаете, что помогаете людям, но, ломая их психику, только искажаете их реальность. Боже, зачем я вообще сюда потащился? Ненавижу людей, их грёбаное лицемерие…

«Что ж, у каждого безумия своя логика», – думал Джозеф. Его взгляд скользнул по стене, откуда с портрета ему одобрительно подмигнул старик Фрейд: «Какое завидное хладнокровие. Браво, Уилсон, браво!». Действительно, его внешнее хладнокровие почти граничило с безразличием. И, продолжая беседу, он произнёс:

– Вам незачем так волноваться, Эндрю. Я найду для вас правильное лечение.

– Что порекомендуете на сей раз, любезный доктор-мозгоправ? Впрочем, вы не оригинальны. Знаю, опять отправите меня в магазин покупать что-то, чтобы поднять настроение. Угадал? У меня дома уже коллекция новых вещей! Или посоветуйте пойти в кондитерскую за шоколадным тортом? Из-за ваших никчемных советов у меня отросло пузо и теперь штаны и рубашки, купленные по вашему предписанию, мне малы. У вас что, договор с кондитерской на привлечение новых покупателей? Что? Вы спрашиваете, как мне пришла в голову такая мысль? Да я постоянно вижу в том магазине толпу. Уверен, все они – ваши клиенты! Я понял, что к чему: вы такой же, как и ваши собратья: все на один лад! Считаете меня законченным идиотом и вам плевать на меня! Потому что всем плевать на то, что говорит идиот! А может у вас нестандартное чувство юмора? Что, если вы решили поиздеваться надо мной – как те голуби в парке?

– Вам полегчало, Эндрю, когда вы высказали всё, что было в вашей голове?

– Хм, хотите сказать, вам не хватило времени, чтобы разобраться, что в этом странном кабинете, в вашем до чёртиков неудобном кресле сидит человек, которым владеет недуг куда более мощный, чем болезнь? Вы можете мне ответить, кто я? Куда я иду? И что ждёт меня впереди? Мой ум повреждён. И знаю, что завтра лучше не будет. Будет только хуже. И потому смерть меня не пугает. Меня страшит жизнь. Я постоянно думаю о самоубийстве. А ещё боюсь, что однажды у меня получится…