banner banner banner
ПетуШОК-2017, или Chicken Odessa. Чисто одесский детектив
ПетуШОК-2017, или Chicken Odessa. Чисто одесский детектив
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

ПетуШОК-2017, или Chicken Odessa. Чисто одесский детектив

скачать книгу бесплатно

ПетуШОК-2017, или Chicken Odessa. Чисто одесский детектив
Юрий Петрович Власишен

Одесса. Наши дни. Наши люди. Одни держат «фиш-барбут» (тотализатор рыбьих боев), другие играют и нередко уходят голыми. У бойцовых рыбок свои причуды. К примеру, сиамский «петушок» Спартак – вещий. И он предрекает убийство соорганизатора барбута. АквариуМистика не заканчивается и с гибелью самого Спартака. Год Петуха по-одесски…

ПетуШОК-2017, или Chicken Odessa

Чисто одесский детектив

Юрий Петрович Власишен

© Юрий Петрович Власишен, 2016

© Tony Webster, иллюстрации, 2016

ISBN 978-5-4483-6083-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Одесский детектив

в жанре аквариумистики*

*Вместо предисловия:

Chicken Kiev. Под таким именем в англоязычном мире известны наши знаменитые котлеты по-киевски. Нежные, сочные, в золотисто-румяной хрустящей панировке, с сюрпризом внутри…

В детективе «Chicken Odessa» сюрпризов и всяких вкусностей тоже с головой: одесские мансы, офшорные финансы, цыганские романсы плюс лебединая верность и «петушиные» бои. Тотализатор бойцовых рыбок в Одессе, вокруг которого вертится история – это только верхушка айсберга. История эта с продолжением…

Ведь «ПетуШок-2017, или Chicken Odessa» это не только о рыбках-«петушках» и о годе Петуха, который уже клюнул (на «живца»).

АквариуМистика – это не только об аквариумных рыбках.

Это о нас. Это мы живем в аквариуме. Причем с «неправильными» стеклами.

Небезызвестный человек-голова Стивен Хокинг:

«Представьте себя рыбкой, живущей в аквариуме с выпуклыми стенками. Что вы знали бы о нашем мире, если бы всю жизнь смотрели на него в искажении от стекла и не имели возможности выбраться? Невозможно познать истинную природу реальности: мы считаем, что чётко представляем себе окружающий мир, но, говоря метафорически, мы обречены всю жизнь провести в аквариуме, так как возможности нашего тела не дают нам выбраться из него».

Впечатлённые этой метафорой власти итальянского города Monza, известного своим автодромом для «Формулы-1», несколько лет назад законодательно запретили держать рыбок в круглых аквариумах, чтобы искажение света не мешало им воспринимать мир таким, какой он есть.

А какой он есть, этот мир? Много ли мы, обычные смертные, знаем о нашем мире? Если даже сам Исаак Ньютон сравнивал себя с маленьким мальчиком, который нашел красивую ракушку на берегу Великого Непознанного!

Маленький Изя Ньютон прикладывает ракушку к уху, и что он слышит?

Шш-шо в этом лучшем из миров все возможно. Всё-всё. И шо мы ничегошеньки не знаем ни о мирах, ни о себе любимых. Ничего на 100%.

Потом другой умный человек назовет это гипотетическим реализмом. Гипореализм – один из подходов в теории познания, полагающий, что все суждения человека о реальном мире имеют гипотетический характер.

«ПетуШок» – первый детективный гипореалистический роман из серии о находчивом одессите Мореславе Десницком, которому выходить из передряг и распутывать всякие запутанные преступления помогают его домашние животные-экстрасенсы: сначала бойцовый «петушок», затем мирный голубь…

Совпадения с реальными животными (людьми в том числе) и гипотетическими богами в тексте, как, впрочем, и несовпадения – на совести автора. Если таковой не найдется – пеняйте на гипотетического переводчика.

*Вместо содержания:

Вначале были Тиамат + Абсу = шумерско-вавилонская пара первобогов, она соленая, он пресный. Они безвидными духами носились над и под темною водой, а затем, схлестнувшись волнами в любовном поединке, породили богов и все остальное.

Как-то так.

Затем один из порожденных – рыбохвостый Эа aka Энки – убивает Абсу и занимает его место, сам становится божеством пресных (особенно подземных) вод и мудрости, ибо умен был не по годам. По другой версии, Абсу умирает сам, без посторонней помощи. Надорвался первобог: целый мир с нуля создать – не шутка! Ну, ничего: умер-шумер, лишь бы был здоров. Главное, что перед смертью он (по другой версии, «русалка» Эа-Энки) успевает создать из глины перволюдей. Ну, чтобы избавить богов от грязной работы по прокапыванию русел рек и строительству гор при сотворении мира. Не боги ж горшки обжигают.

А затем был Всемирный потоп. Ну, тут добавить нечего и считать трупы нечего. Пропустим пару тыщонок лет.

Потом был Спартак, в наше время куда более известный, чем Тиамат, Абсу и Эа, вместе взятые. По легенде, Спартак погиб с мечом в руке, сначала убив своего коня, чтоб не было искуса сбежать с поля боя.

Потом – Олег Вещий, о котором нет ни одного внятного слова ни в одном источнике, кроме древнерусских. Хотя вроде бы ходил на Царьград-Константинополь и вешал свой щит на городские ворота. И с верным конем у него тоже некрасиво получилось.

Потом, много позже, был Исаак Бабель, создавший одесский миф.

И, наконец, был я, Мореслав Десницкий aka Elfir.

А у меня был Спартак Вещий, сиамский «петушок» aka betta splendens. Лучшая во всей Одессе бойцовая рыбка. Единственная в мире аквариумная рыбка-медиум.

«Петушки», гурами и остальные представители подотряда лабиринтовых – особые рыбы, но мой Спартак – «особее» всех остальных. Круче, чем золотая рыбка. Лучше, чем курица, несущая золотые яйца. Спартак знал наперед исход любого поединка между «петушками». Он все знал, он практически не ошибался, а я этим пользовался. Недолго, правда…

Спартак знал, что Сёма-ГоловаСтик, мой партнер по организации «петушиных» турниров, станет жертвой. Предвидел, когда и как его убьют. Был Сёма – и нет. ГоловаСтик пережил своего любимого вуалехвостого «красного бонсая» буквально на несколько дней. Сёминого «петушка» уложил мой Спартак. В честном бою. Бой! Одна секунда, один только очень резкий и мощный удар, и бонсай, кувыркаясь, пошёл ко дну.

А я…

Комок до сих пор подкатывает к горлу, когда я вспоминаю, как…

…я сам убил его. Нечаянно. По дурости, по невнимательности замочил своего Вещего Спартака прямо в аквариуме.

Но добрые боги сделали мне новогодний подарок, дали второй шанс и второго «Спартака». Спасибо…

«Твоё сознание, сияющее, пустое, неотделимо от Великого Источника Света; оно не рождается и не умирает, оно – Немеркнущий Свет, Будда Амитаба».

    «Бардо Тодол» («Тибетская книга мертвых»)

Раздел I. Птица Счастья

…Низoвый дует и звенит у мола,

Волна – мартын ныряет и кричит,

Кренит шаланда и скрипит шпринтола,

И кливер, понатужившись, трещит.

    Эдуард Багрицкий «Скумбрия»

1

Промозглый ветер, промозглая сырость и две-три недоделанных снежинки на душу-мозг населения – вот, что такое зима в Одессе. Изредка случаются чудеса в виде настоящего снега. Совсем изредка – да и то под Новый год – случаются настоящие чудеса.

Последний уикенд уходящего на покой високосного года. Неправославное Рождество. Повезло же Ему: чей еще день рождения отмечают два раза в год?

Ну, ладно, со временем, вроде, все понятно. Теперь разобраться бы с местом.

Подняв воротник пальто, я провожу ориентировку на местности. Я узнаю и не узнаю. Не потому что все здесь занесено снегом, первым за долгие годы одесским снегом, и ветер слепит и хлещет по глазам концами моего же развевающегося бардового[1 - Бардо в буддизме – дословно «между двумя», интервал, состояние между: например, между жизнью и смертью или между двумя Рождествами, католическим/протестантским и православным.] шарфа.

Странный голубой снег идет за мной следом. И передо мной. И по бокам. Здесь идет, а там – не идет. И не шел: на той стороне улицы – ни снежиночки. Такое ощущение, будто невидимые стены не дают снегу покинуть зачарованный квадрат Староконного рынка и ближайших окрестностей.

То же место, да не то. Ворота остались на месте, и старая груша слева от ворот как стояла, так и стоит, качаясь, но на месте «подгрушного» пункта приема металлолома теперь пункт обмена валют. Правда, вокруг него все так же кучкуются подозрительные личности. Люди все так же гибнут за металл.

Просто удивительно, что эти безликие личности еще не оприходовали железобетонные стены по обе стороны от решетчатых рыночных ворот. Хлопья голубоватого снега, словно горе-альпинисты, срываются с решеток и несутся вниз по улице Кутузакия, бывшей Ленинградской.

Когда я был тут в прошлый раз, с таким же безмолвным криком отчаяния летели, трясясь прожилками, вниз, к морю, овальные листья старой груши, желтые и красные обрывки воспоминаний, и Ленинградская была небывшей, а жила еще своей настоящей жизнью, как минимум, на уличных табличках. И одессит Александр Кутузакий, доброволец полка «Азов» с позывным Кутуз, был еще жив.

Нет-нет, все-таки многое изменилось с тех пор.

Нет виниловых пластинок, нет слоников на удачу, нет птицы-носорога, выгравированной на крисе, страшно красивом индонезийском кинжале – то есть, где-то на рынке они, возможно, и продаются, а на этом проходном месте, где я их видел, когда в последний раз забрел на Староконку, нет.

Или их занесло этим подозрительно голубым снегом?

Вот здесь, по правую руку от ворот, он стоял, то есть сидел на карачках, этот укроиндонезиец, благодаря которому я и обзавелся крисом. Дьявольской красоты ритуальным кинжалом, волнистое обоюдоострое лезвие и рукоять которого украшает птица-носорог, божественная птица племени ибанов[2 - Ибаны (sic!) или морские даяки – племя, населяющее остров Борнео (Калимантан). До недавнего времени еще практиковали «охоту за головами».].

Обзавелся! С таким же успехом можно сказать, что это крис обзавелся мной. Поэтому я снова пришел на Староконный рынок, чтобы избавиться от него и от его власти надо мной. Даже мой лепший кореш Глеб Шорх по прозвищу Мамай, маньяк по части холодного оружия, который непременно вошел бы со своим собранием в Книгу рекордов Гиннеса, если бы не побаивался другой книги – УК, то бишь Уголовного Кодекса; короче, даже Мамай побоялся принять в дар от меня этот дьявольски-божественный кинжал! Ну, ладно, не в дар – ножи, кинжалы и прочее колюще-режущее дарить нельзя, такая уж примета – но и за символическую пятерку он тоже не захотел держать в доме этого «спящего в ножнах». Тем более без ножен. Тем более что мне самому он достался назло примете, без денег, так уж получилось.

– Крис это очень серьезная штука, Морик, – покачал головой Мамай, привычно попыхивая трубкой. – Ни про один вид холодного оружия нет специальной науки, а про крисы есть. Крисология называется. Все серьезно, дружище, и даже это определение – «спящий в ножнах». Крис – национальный символ Индонезии. Непосвященному, да ещё неиндонезийцу, лучше с такими символами не связываться. Слушай, Морик, а, может ты таки индо…?

– Сам ты индюк надутый! – перебил я и почему-то подумал про свою бывшую.

Но что же мне делать? Это же не кинжал, это бумеранг какой-то!

Я его выбрасывал – он возвращался, топил его в море – он всплывал (пусть и не без помощи «добрых» людей), оставлял в последней электричке на Аккерман aka Белгород-Днестровский, один черт – он снова возвращался ко мне первым же утренним поездом. В 7:40 он приедет, в 7:40 он приедет наш старый, наш добрый агицын паровоз!

Что старый – то да, а вот насчет «добрый»… Проверяя на остроту казацкую саблю-«домаху» – украшение его коллекции – Шорх-Мамай молча пускает дым в потолок. Я так же молча уставился в свой планшет. Всезнающий Гугл утверждает, что верховный ибанский бог Буронг, персонифицированный в носорогой птице – могущественный бог войны. Ибаны, эти субтильные охотники за головами верят, что не кто иной, как их воинственный Буронг и создал этот мир. Мир, в котором я никак не могу избавиться от кровожадного криса! Нет, с меня этой магии довольно! Новый, 2017-й год должен стать для меня годом свободы.

И вот, намучившись по самое не-хочу до последних чисел декабря, я спеленал кинжал, как ребенка, в пять слоев рушником и засунул в сумку. Закинул сумку на плечо, взял руки в ноги и, обвязавшись шарфом с цитатами из «Бардо Тодол», «Тибетской книги мертвых», направился на Староконку.

Этот белый шарф – ее свадебный подарок. На этом рушнике с сидящими на ветках павлинами (а, может, таки индюками? Поровну, и те, и другие на деревьях не шибко сидят) нас венчал отец Аристарх в Свято-Троицком храме у телевышки в сквере Космонавтов. Я первый тогда наступил рушниковой птице на хвост – мне и быть главой семьи. И был. Пока была семья.

А эту вот наплечную джинсовую сумку она мне пошила из моих любимых джинсов «Rifle» и подарила на 35-летие. «35 – ягодицами вилять» – так издевается с этой сумки и меня моя нынешняя, Катя.

А она – это Лира, бывшая.

Этот почти горностаевый с виду, белый с черными «букашками», шарф она вязала полтора года, пока мы встречались. Буквально после каждого нашего свидания Лира добавляла по букве-другой, старательно «срисовывая» все эти мудреные тибетские загогулины из оригинального текста на сайте www.unexploredcity.com. Они такие мелкие, эти тибетские буковки, что никакой далай-лама, даже самый прозорливый, не прочитает. Издали может показаться, что это орнамент такой. Одним словом, китайская грамота. Китайская, потому что Тибет-то тоже оккупирован.

Не то, чтобы сама Лирка в ней разбиралась, в этой мудреной грамоте, просто она вбила себе в голову, что мы были в прошлой жизни парой лебедей. Такая вот лебединая верность unexplored.

Лирка-Лирка… Заставила меня всю свадьбу проходить в этом теплющем, как лебяжий пух, шарфе. И это в августе-месяце! Чисто Остап Бендер в шарфике, мне только его фирменной фуражки не хватало.

Зато эта ее-моя перешитая из джинсов сумка однажды уже спасла мне жизнь. Здесь же, на Староконном. Если бы не она, этот жуткий кинжал в виде птицы-носорога был бы уже у меня в ребрах – вот на этом самом месте. Я имею в виду: территориально.

В каком-то смысле, можно сказать, что это крис и привел меня сюда снова. Недаром «магия» и «магнит» созвучны: магия магию притягивает.

2

Налетай-не скупись, покупай живопИсь!

И вот на этом самом «крисовском» месте, справа от открытых ворот на Староконку, я вместо того чтобы искать глазами того хитрого азиата или хотя бы ножны, застываю перед «Айвазовским» на продажу.

«Девятый вал». Пожалуй, самая знаменитая и загадочная картина старика Айвазяна. Стоит себе впритык к железобетонной стене и в ус не дует, хотя еще немного и прибиваемый ветром к холсту голубой снег перевалит через этот вал.

Но даже под снегом, наверное, каждый бы узнал этот «вал», где группка горе-мореходов, потеряв свой корабль, пытается выжить среди обезумевших волн. Напрасно пытается: «Певец Черного моря», как справедливо называли Айвазовского, обрек потерпевших кораблекрушение на неудачу, на смерть. Маринист – не гуманист. Не каждый портретист – человеколюбец, но почти каждый маринист плевать хотел на людей с самой высокой волны своего любимого водоема.

Тем более такой, как Айвазян-Айвазовский, оставивший после себя тысячи марин, и каждая – как признание в любви к Морю: близкому, далекому, ласковому, спокойному, бескрайнему, беспокойному, бесовскому, бурному, бушующему, ревущему, еще не проснувшемуся, но уже зовущему предрассветному, вечернему, убаюкивающему, ночному, где только луна свидетель…, а люди – что люди? Нет, у «оригинального» Айвазовского стихия не дает морякам ни единого шанса. Потому-то и название такое – «Девятый вал». Не «Шестеро отважных» или, там, «Надежда не умирает». Или хотя бы просто, без надежд и намеков – «Кораблекрушение». Нет – чертов «9-й вал».

Здесь же – на этой прислоненной к стене уменьшенной копии (надо сказать, весьма качественной копии) знаменитой картины – неизвестный художник, как будто ничего не изменив, кроме размера, умудрился изобразить… спасение, победу людей над стихией!

Наклонившись и придерживая рукой крис в сумке, чтоб, не дай бог, не выпал, я легким движением свободной руки смахнул снег с холста.

И в тот же миг, как был на полусогнутых, отскочил на добрых два метра назад – мне послышалось: что-то там в картине булькнуло! Не что-то, а кто-то так явственно булькнул-гулькнул! Короче, выразил свое недовольство. Эй, морячки, ша! Ша, Айвазовский-Айвазян или, как там тебя, на самом деле!

Выпрямившись, я постоял с полминутки, держа дистанцию и ухо востро и хвост трубой, а потом таки взял себя в руки и подумал: нет, мне таки послышалось, снег хрустнул или, может, это резкий порыв ветра стуканул по моей барабанной перепонке.

Как зачарованный, я смотрел на это полотно, сравнивая с «отпечатком» оригинала в памяти – тот же девятый вал, один в один, те же светящиеся краски, те же полупрозрачные волны, которые аж хлещут через раму, та же шестерка в восточных одеждах на сломанной мачте-шпринтоле – но эти-то сильнее шторма!

Тут не стоит вопрос: «Шестеро против Девятого – чья возьмет?». «Ихняя» возьмет. Эти моряки, в отличие от «айвазовских», таки доберутся до земли. Шторм успокоится, и их подберет проплывающая невдалеке шхуна, или, может быть, их спасут дельфины или русалка, как в клипе Sade «No Ordinary Love», не знаю, как именно, но они спасутся. Сто пудов, спасутся.

Это бросалось в глаза с первого взгляда на холст. Как это объяснить? Не знаю. Колдовство! Магия Рождества, что ли.

Рассмотрев в подробностях «колдовскую» марину, я волей-неволей обратил внимание на рамку. Добротную, нужно сказать, рамку. Дерево, а не дерьмопластик. Когда-то, в «прошлой жизни», я здесь же, на барахолке, купил за бесценок мазню на морскую тему в подобной деревянной раме и вручил моей бывшей, и она была очень счастлива. И я был счастлив. Наконец-то буду держать себя в рамках. «Вот закончу твой портрет, – грезила наяву Лирка, – оформим его в багет, в рамочку, и будешь ты у нас Мореслав Эльфир в рамке».

Та мазня – я вспомнил – называлась «Похищение Европы». Так же, как облюбованный молодоженами и фотографами бычий памятник на 9-й станции Большого Фонтана.

На той мазне – копии известной работы Серова – плывущий вдаль рыжий бык (а по-настоящему хитрый и похотливый Зевс) – уносил на своей мега-спине хрупкую девушку Европу на Кипр, а глупые дельфины выделывали пируэты вокруг этой странной парочки. Что будет (было) дальше, кто спасется, а кто добьется своего – гадать не нужно: картина – всего лишь иллюстрация старой, как мир, истории.

У бронзового быка на 9-й станции Фонтана бронзовые же и весьма внушительные бейцалы натерты до зеркального блеска: знак того, что одесские невесты не забыли древний ритуал – перед свадебной фотосессией надо обязательно потереть быку. Левое – на девочку, правое – на мальчика. Забобонная Лирка терла оба[3 - Бейцалы – (с иврита) яйца, забобон (с украинского) – суеверие.]: наш свадебный фотоальбом не даст соврать.

«Странно, – вслух подумала Лира, когда кухонным ножом отделяла купленный мною холст от рамки-багета, – когда же эта Европа успела наставить ему рога?».

Да, рога на той «Староконновской» подделке под Серова были знатные! Весь свой скромный талант, все свое мастерство художник-недосамоучка вместил в эти рога божественного КРС, крупного рогатого скота, а Лирка – раз! и эти лироподобные рога, и эту непропорциональную бычью спину, и кривоватеньких дельфинов, не говоря уже про несчастную Европу с еврейскими почему-то бедрами – в топку. Рукописи, может, и не горят, а холсты – еще как, синим пламенем!

По иронии судьбы примерно в это же время Янукович резко поменял курс Украины с евроинтеграции на Таможенный союз, и понеслось…

И несется…

Я буду смеяться, если это один и тот же одесский художник-самоучка, этот Нико Пиросмани Староконки, изобразил и «Похищение Европы», и «Девятый вал»! За это время он так поднаторел, что достиг уровня Айвазовского.