скачать книгу бесплатно
Падение в небо
Янина Хмель
Ангелина просыпается после тридцати девяти дней комы на сороковой день после аварии, которая унесла жизни мужа и сына. Ей ставят диагноз – диссоциативная амнезия. Но она помнит. Не только аварию и всё, что было до, а ещё свои предыдущие реинкарнации. Она понимает, что муж был её родственной душой – настоящей любовью. А смерть сына – кармический долг, который она отдаёт за совершённую в первой жизни ошибку. Ангелина пытается всё исправить, а помогает ей молодой практикант, который тоже появился в её жизни не просто так…Атмосфера Санкт-Петербурга 1706 года и Питера нашего времени, жизнь в Греции первой жены бастарда Али-паши Янинского в 1826 году и жизнь преемника старого священника в 1916 году в Ирландии.
Янина Хмель
Падение в небо
«Любовь состоит из одной души, обитающей в двух телах».
Аристотель
Часть I. Жизнь Дави?да
Огонь
Ранней осенью в северной Ирландии темнеет быстрее, чем весной и летом, но ночи всё ещё остаются тёплыми, будто весь день кто-то собирает тепло, чтобы укутывать после захода солнца путников, как одеялом.
Я поправил сползающую лямку рюкзака и ускорился, пробираясь к железнодорожной станции в наползающей темноте. Сердце отдавалось частыми ударами с каждым шагом, но не от набранной скорости – какое-то неприятное предчувствие не проходило весь день, а к вечеру только усилилось.
Не успел я отойти от дома и пару шагов, как услышал голос матери:
– Сынок! – Она в лёгком платье выпорхнула из дома и подбежала ко мне, протягивая ещё дымящиеся пирожки на выстиранном голубом платочке. – Твои любимые!
– Вечером попробую, ма, – поцеловал её руку.
– Самые румяные тебе выбрала, – умоляюще посмотрела мне в глаза она.
Я сдался под этим любящим взглядом и положил тёплые пирожки в рюкзак, быстро закинул его на плечо и улыбнулся:
– Опаздываю на поезд.
– До вечера! – крикнула мама мне вслед.
Когда я подходил к железнодорожной станции, это утреннее воспоминание всплыло в мыслях. Конечно же, я забыл о пирожках.
Вскочил на перрон и удивлённо посмотрел по сторонам: вокруг было пусто и тихо, что необычно для вечернего рейса из города. Я присел на скамью, откинувшись на спинку, и прикрыл глаза. Немного закемарил, а проснулся оттого, что кто-то рядом чиркнул спичкой.
Поднял веки и увидел Томаса, дежурного станции, он прикуривал сигарету. Зажал между зубами скрученную папироску, поднося к краю спичку, на которой пылал огонёк.
– А ты чего здесь, Дэв? – промычал Томас, стряхивая спичку и выдувая дым.
– Поезд жду.
– Так ушёл же, – он снова затянулся.
– Как ушёл?
– Минут пятнадцать назад, – пожал плечами Томас, выпуская ещё одно колечко дыма.
– А следующий?
– Утром.
Я вздохнул. Понятно теперь, почему вокруг так тихо и пусто.
– Хочешь пирожок? – Я посмотрел на Томаса.
– Спасибо, я уже ужинал, – тот докурил и выбросил окурок. Потянулся ещё за одной: – Будешь?
– Не курю.
Томас сделал ещё несколько затяжек, отстрельнул незатушенную сигарету в урну и вернулся в свою каморку.
Я достал из рюкзака холодные пирожки, съел все и мысленно поблагодарил мать, которая настояла на том, чтобы я взял их.
Стемнело быстро. Глаза закрывались, и я решил поспать до утреннего поезда. Дремал, но не проваливался в глубокий сон, был на грани между сновидениями и явью. Как будто рядом что-то горело. Яркие вспышки огня проскальзывали даже через опущенные веки. Проснулся я от запаха гари.
– Что-то горит? – произнёс спросонья.
– Не, это я курю, – ответил Томас. – Может, поспишь в моей каморке? Там, конечно, не священное ложе, но удобнее, чем на этом дереве, – затянулся и указал кивком на скамью.
– Скоро уже рассвет, – я снял рюкзак с плеча и положил рядом, – ещё утренний поезд просплю.
– Я тебя разбужу, – усмехнулся дежурный.
– Спасибо за предложение, но я останусь здесь.
– Ну как хочешь! – Томас скрылся в своей каморке.
Я снова закрыл глаза.
Снится мне открытое окно. Рама с облупившейся побледневшей голубой краской. Застиранная, пожелтевшая со временем занавеска, что колыхается на слабом ветру. На подоконнике стоит свеча на белом блюдце с голубой каёмкой. Чья-то рука подносит к фитилю свечи? зажжённую спичку. Вспыхивает огонёк.
– Ложись, голубушка, – слышен низкий мужской голос.
– Может, что случилось? – отвечает ему взволнованный женский.
– Скорее всего на поезд опоздал.
– Скорее всего, – эхом отдаётся женский.
Кто-то подул на свечу. Огонёк погас.
Ветер усилился. Занавеска выскочила в открытое окно, а потом вернулась в дом, скинув с подоконника блюдечко.
Проснулся я тяжело дыша. Потому что знал это окно, эту раму с облупившейся голубой краской, эту застиранную занавеску и это блюдечко со свечой на подоконнике. И эти два голоса были мне знакомы. И руку с поднесённой спичкой я целовал минувшим утром.
В груди вновь задрожала тревога – предвестник чего-то нехорошего, граничащего с опасностью.
– Не замёрз? – услышал хриплый голос Томаса. Тот вновь вышел покурить.
– Сколько до первого поезда?
– Минут тридцать, коль не задержится.
Я кивнул и вновь прикрыл глаза. Спать уже не хотелось, тревога комом застряла в горле. В бодрствовании время тянулось дольше. Я часто моргал, чтобы не заснуть, но не заметил, как снова провалился в сон.
Вижу дом, объятый оранжевыми языками пламени. К дому бегут люди с вёдрами воды. Облако дыма поднимается над крышей. Старые доски трещат и проваливаются внутрь…
Я подскочил от этого грохота. Но это всего лишь мой рюкзак упал со скамьи. Перед глазами всё было застлано дымом, я потёр глаза и увидел, что это к станции приближается первый поезд.
Ответственность
Мои родители прожили счастливую жизнь во взаимной любви и умерли в один день. Они были для меня примером. Что бы ни поджидало их за новым поворотом, они всегда были вдвоём против проблем, никакие трудности не разделяли их друг против друга.
Их смерть стала переломным моментом, когда во мне открылся дар.
Наш дом сгорел, родители спали, поэтому не почувствовали запаха дыма и задохнулись. Когда огонь потушили и забрались в то, что осталось от дома, тела родителей нашли в почти не тронутой огнём кровати, они лежали, прижимаясь друг к другу и держась за руки.
Я был очень привязан к родителям. Мама говорила, что я с самого детства хорошо чувствовал людей – их эмоции, их страхи. Иногда я предчувствовал какие-то события. Но все сны были лишь предвестниками, я никогда не успевал что-то изменить. Желание помогать людям, было тем, что подтолкнуло меня выучиться на священника. Мама, конечно, мечтала, чтобы я женился и подарил ей внуков, но отец не стал отговаривать и даже оплатил всё обучение.
Если бы я успел на вечерний поезд в тот день, скорее всего, меня постигла бы та же участь, что и моих родителей. Или мне удалось бы спасти их.
Но Всевышний распорядился иначе. Я знал, что эта трагедия сделает меня сильнее, не сломает. Ведь Бог не посылает человеку те испытания, с которыми тому не справиться.
Я не спал уже больше трёх суток: сгоревший дом, похороны родителей, соболезнования от прихожан – всё смешалось в едином круговороте событий и слов. Моё тело устало без сна, разум тоже сдался, – и тогда я отключился на целые сутки. А когда проснулся, память проснулась вместе со мной. В сознание ворвались воспоминания о моей предыдущей жизни.
Сначала я подумал, что это ещё один сон. Что мне всего лишь приснилось, что я был женщиной, которая совершила ошибку в прошлой жизни, и теперь ей нужно всё исправить. Вот только это был не сон, а воспоминания. И вместе с ними во мне проснулся дар: я слышал не только слова людей, но и их мысли.
Я не отступил от своего желания посвятить всю оставшуюся жизнь помощи тем, кто в ней нуждался. Потеря родителей только укрепила его. Ведь в молитве я находил успокоение для своей души.
Не помню, когда и как возникло это желание, но как только я принял решение стать священником, вся Вселенная шла навстречу мне: я нашёл опытного наставника, он вёл меня от желания к цели, отец выделил мне нужную сумму на учёбу, в деревенской церкви старый священник искал себе преемника и увидел его во мне.
Всё складывалось правильно. Я чувствовал какое-то послание в том, что Всевышний забрал моих родителей к себе – как будто даровал им вечный рай за мой выбор. Я скорбел, но без мыслей о том, что не смогу жить без них, и без слёз, от которых их душам было бы тяжелее.
Моя потеря была болезненной, но эта боль очищала меня, делала сильнее в моей вере. Через это очищение я становился тем, кем должен был стать в этой жизни.
Я понимал, что беру ответственность не только за свою жизнь и своё будущее, но и за жизни других людей, которые доверяли мне тайны, обнажая свои души перед Всевышним через меня.
Она
Прихожане церкви, в которой я готовился принять сан, любили и уважали меня. Они говорили, что я читаю мысли. Я слышал в их мыслях то же самое. Они так думали не всерьёз, но были совершенно правы. Я подсказывал им как поступить, давал добрые советы, часто они не могли сформулировать свой вопрос, но у меня уже был готов ответ для них.
Небольшая деревня Бушмилс располагалась на берегу реки Буш и с 1608 года была известна на всю страну своей одноимённой вискикурней[1 - Бушмилс – небольшая деревня в графстве Антрим на севере Ирландии с населением 1200 жителей. Деревня известна на весь мир благодаря производству виски Bushmills, который является вторым ирландским виски по продажам, уступая Jameson. В 1608 году король Яковом I даровал лицензию на производства виски в этой местности, именно эта дата стоит на бутылках ирландского виски Bushmills. Прим. автора]. Каждый житель знал друг друга, помогал ближнему, если тот нуждался в помощи.
Я закончил учёбу в городе спустя несколько недель после трагедии, старый священник сразу же принял меня к себе в приход, давал ночлег, пока я строил новый дом на месте сгоревшего. Он называл меня своим преемником и позволял по воскресеньям исповедовать прихожан.
На одном из утренних чтений молитвы я заметил девушку. Раньше я не видел её в нашей церкви. Она сидела возле выхода на корточках, держа на коленях холст и водя по нему кистью. Пока священник читал, я рассматривал её. Она напомнила мне лесную фею: платье было тёмно-коричневого цвета в мелкий узор, будто бы соткано из сухих листьев, даже в медных длинных волосах торчали то ли листочки, то ли веточки, наверное, зацепившиеся за пряди случайно, но казалось, будто вплетены туда нарочно, из-под длинного подола платья выглядывали грубые ботинки, которые так не вязались с её тонким станом – она держала спину ровно всю молитву, будто на её макушке лежала тяжёлая книга. Чтение молитвы подошло к концу, и я отвлёкся на прихожан, а когда вновь посмотрел в сторону выхода, девушки там уже не было, что ещё больше усилило во мне ощущение, будто я увидел лесную фею, которая снова затерялась среди деревьев и кустарников.
Вечером старый священник хотел сам пойти в исповедальню, но в последнюю минуту доверил сегодняшние исповеди мне. Я никогда не видел лиц тех, кто приходил выговориться, но всегда различал их по голосу и по голосу их мыслей. От прихожан меня отделяло окно, которое было завешено плотной материей.
Первой по ту сторону присела девушка, которая молчала, но я отчётливо услышал её мысль: «Может быть, когда я исповедуюсь, мне станет легче…»
Я терпеливо ждал, пока она заговорит. Но через несколько минут с края окна показалась её ладонь, на которой лежал сложенный в несколько раз листок. Я осторожно взял его, её рука на мгновение замерла в воздухе, а потом исчезла. Я развернул бумагу и прочитал: «Я не могу говорить».
– Вы можете сказать мне всё, – ответил ей, предполагая, что она боится доверить мне свою тайну. – Здесь вас слышу только я и Всевышний.
Вновь в окошке показалась её ладонь с листком. На нём было написано: «Я немая».
– Это не проблема, – уверил её я, – у вас с собой много бумаги?
Она протянула следующий листок, где было только одно слово: «Достаточно».
– Как вас зовут?
Она протянула ещё одно письмо, где аккуратным почерком было выведено: «Айрин».
– У вас красивое имя, Айрин. Вы знаете, что оно означает?
Спустя мгновение я получил ответ: «Боль».
А в мыслях девушка добавила: «Боль, которую мне никогда не стереть из памяти».
– Расскажите, что вас тревожит, Айрин.
Я услышал, как грифель скользит по бумаге. Материя, отделяющая нас друг от друга шелохнулась, с краю вновь показалась её рука. Когда я забирал это письмо, коснулся её и почувствовал, как холодна ладонь.
В письме было написано: «Вы обещаете, что мне полегчает, если я расскажу вам?»
Я задумался. Я никогда никому не врал, поэтому не мог пообещать того, в чём не был уверен сам.
«Он что, заснул?»
– Я не могу вам этого пообещать, Айрин, – ответил ей. – Но вам станет легче, если поделитесь. А вот станет ли легче от само?й ситуации, этого мне, к сожалению, неизвестно.
«Пожалуй, я пока не готова», – пронеслось в её мыслях. Показалась рука с очередным посланием: «Попробую в другой раз».
Я не стал давить на неё.
– Приходите, когда будете готовы, Айрин. Я здесь каждое воскресенье.
Её шаги были едва уловимыми, лёгкими, будто она не шла, а пари?ла по воздуху, не касаясь земли.
Никогда не слышал её имя среди прихожан. Голос мыслей такой же уникальный у каждого, как голос человека. Я не слышал его раньше. И чутьё мне подсказывало, что эта та лесная фея, которую я видел утром на чтении молитвы у выхода с холстом.
Я сохранил все её бумажные послания и ждал, когда она будет готова поделиться со мной своей историей.
Её история
