скачать книгу бесплатно
Тайна Змеиной сопки
Юрий Николаевич Леонов
Исчезнувшая цивилизация джурдженей, тайна золотой лягушки, невероятные приключения друзей-подростков и трогательная история первой любви в новой книге Юрия Леонова в жанре "Дополненной реальности". В реальные места и события вплетен затейливый узор фантастики, что в этом правда, а что вымысел – каждый читатель должен определить самостоятельно…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГДЕ ТЫ КОРЕНЬ, ХАТО-ОХТО?
Самый богатый человек в Кругосветке
Проснулся Тимоха от назойливого квакающего звука. Будто лягушка пожаловала из болота. Уркнул и замолчал мотор. Возбужденно загомонили соседи…
Опять прикатил к Орке братан и сигналит, чтоб все слыхали: Серега явился. Везет же дружку: у него и отец с матерью, да еще и Серега приезжает на машине из Владика – из Владивостока, где устроился работать шофером. Разговоров и кутерьмы – полный дом.
А у Тимохи в квартире тихо-тихо. Лишь мерно отщелкивают секунды часы, снятые с отслужившего свой век рыбацкого сейнера. Все семейство Лапиных – он да отец, сутками пропадающий на море. Летом у команды буксира редко бывают выходные. Так что Тимоха здесь за хозяина.
Отчего же сегодня прохлаждается он столь поздно?.. Ах, да: сегодня надо навести в квартире флотский порядок. Кому она нужна, эта приборка? Лежат вещи, где им нравится: кеды на печи, футболка под стулом. И пусть себе лежат, пить-есть не просят. Так нет, понадобилось отцу именно сегодня навести в доме образцовый, флотский порядок. Интересно, почему он просит об этом по пятницам? И обязательно ставит на стол цветы, как любила когда-то мама.
Размышляя таким образом, Тимоха совсем проснулся и приподнялся на локтях, привычно скользнув взглядом по «кубрику». Не тумбочка здесь у изголовья, а массивный, с дубовой крышкой рундук. Не окна, а иллюминаторы, снятые отцом с разбитого катера. Круглые, на винтах, с блестящей медной окантовкой. Посмотришь в один – увидишь смородиновый куст с еще зелеными ягодами. Глянешь в другой – узнаешь, какое сегодня море… Вон оно взблескивает огромным лазоревым оком.
В хорошем месте живут Тимоха и Орка. Дома их вскарабкались по склону выше всех в рыбацком поселке Кругосветка. Внизу – приплюснутые цехи рыбокомбината, где работают Оркины родители, и выступ причала с блеклыми рубками мэрээсок – малых рыболовных сейнеров. Две улицы опоясывают бухту. И сопки, сопки, сбегающие волнами к побережью…
Тимоха успел одеться, промыть под умывальником оба глаза и глянуть на себя в зеркало. Русые волосы взметнулись над макушкой петушиным гребнем. Кисточками зависли над оттопыренными ушами. На тонкой шее алело пятно. Оса поцеловала. У кончика прямого облупившегося носа вызревал бледный прыщ. М-даа…
Пришлепнуть гребень мокрой ладонью было секундным делом. Но едва Тимоха потрогал пятно, скосив рот, как в приоткрывшуюся дверь просунулась коротко остриженная голова Орки:
– Айда скорей! Начальник зовет.
Отродясь не было над Оркой никакого начальства, как и над прадедом, который, по словам отца, был вольным казаком. И – на тебе…
– Соври получше, – сказал Тимоха.
– Чтоб мне никогда на рыбалку не ходить, – поклялся Орка.
Клятва была серьезная.
– А зачем? – оттягивая время, спросил Тимоха.
– Сказал: одна нога здесь – другая там. А я – обе тут.
Не хотелось Тимохе идти к начальнику, словно предчувствовал, что будут от этой встречи одни заморочки. Но любопытство побороло сомнения.
В просторной комнате соседнего дома сидел за обеденным столом молодой, совсем не строгий по виду мужчина. В накинутой на плечи штормовке он очень походил на студента стройотряда. Много их приезжало на комбинат прошлым летом.
Увидев Тимоху, мужчина разулыбался ему, как лучшему другу. Даже привстал и руку протянул, назвавшись дядей Мишей. Пришлось ответить ему по-взрослому:
– Тимофей.
– Ого! – еще больше воодушевился приезжий. А чему обрадовался – не понять. Подумаешь, назвал себя Тимофеем. Так и отец зовет, когда сердитый бывает. Иногда кличет – боцман. А чаще – Тим, Тимка. Самому Тимохе тоже больше нравится звучное и отрывистое, как выстрел: «Тим!».
– А по отчеству? – хитровато улыбаясь, спросил дядя Миша.
– По отчеству не обязательно, – буркнул Тимоха.
– Ну и ладно, без отчества, так без отчества. Так даже лучше, по простому-то. Я к тебе вот с каким делом. Ты, слышал, камушки собираешь?
– А что, нельзя?
– Отчего ж… Я и сам люблю камни. И агаты, и ониксы. Хотел посмотреть твои сокровища, если позволишь.
Похоже было, всерьез говорит дядя Миша, хоть изъяснялся чудно и даже хотел понравиться. Одного не мог понять Тимоха: зачем понадобились взрослому человеку камушки, которыми устлана вся отмель у ручья. Растерянно глянул на присевшего у печки на корточки Серегу. Высушенное ветрами и солнцем лицо Оркиного брата было невозмутимо. Едва приметно он кивнул головой, как бы в подтверждение сказанного его начальником. И Тимоха тут же исчез.
Вернулся он с красной, в белых иероглифах жестяной банкой, найденной на берегу. Нетерпеливые пальцы приезжего подхватили банку и перевернули над столом. Весело громыхая, раскатились по клеенке гладкие, отполированные струями голыши. Розовые, палевые, молочные, зеленоватые, подобные созревающей смородине, голубоватые, как море в солнечный день, бледно-оранжевые, как поспевающие ягоды костяники…
– О-о! Веселые камушки. То, что надо! – восхитился дядя Миша, ловко перебирая россыпь. – Молодец… Вот кто, оказывается, самый богатый человек в Кругосветке!
Не привычный к таким похвалам, Тимоха почувствовал, как горячо и тесно стало шее. Чтобы скрыть замешательство, он буркнул:
– Камни как камни.
– От скромности никто еще не умирал, это верно. – И тут нашел повод для похвалы дядя Миша. – Неужто все собрал в одном месте?
– На море тоже собирал.
– А больше в тайге, да?.. Ты хорошо помнишь то место?
Тимоха на мгновения замешкался. Разве можно забыть ту галечную отмель и перекат, где в светлых, пронизанных солнцем струях эти камни семафорят бликами друг дружке? Но уж очень торопливо расспрашивал приезжий, словно тотчас собирался бежать к тому месту. Может, вовсе не простые эти камушки, а есть среди них и особой цены…
Вспомнилось, как рассказывал Орка про зеленоватые кристаллы. Нашел их дед Лукса в тайге. Принес ребятишкам поиграть, а те их порастеряли. Лишь один камушек успел ухватить кто-то из горожан.
С той поры стали домогаться у деда Луксы разные люди: расскажи да расскажи, где камушки нашел, хорошую цену за это обещали. А деду Луксе дороже всех денег была тайга, богатая зверями да птицами, которые наведывались к порогу его хижины. В ней, сложенной из корья, жил он вдали от поселка с ранней весны до поздней осени. Представил дед, как нагрянут в тайгу толпой старатели, расковыряют, исковеркают все вокруг, и утаил то место. Прикинулся, что совсем ослабела память, забыл, где оно.
После смерти деда Луксы отец Орки скрытничать не стал. Всем, кто интересовался камушками, называл заветное место. Но всякий раз, наверно, тоже по забывчивости, – другое. Так что теперь и спрашивать об этом перестали. И вдруг еще один искатель объявился: «Ты хорошо помнишь то место?»
– Помнит, помнит! – бойко подсказал за приятеля Орка. Я тоже помню.
«Ох и выскочка этот Орка. Язык как салом намазан, все соскальзывает с него – осудил приятеля Тимоха. Но приезжий словно забыл, о чем спрашивал – так увлекся камушками. И пальцами протирал, и на свет разглядывал. «Языком бы еще лизнул», – посмеялся про себя Тимоха.
Дядя Миша и в самом деле поднес ко рту тусклый рыжеватый камушек, дохнул на него, и голыш робко просиял в ладони бледно-оранжевым светом.
– Сердолик, – обрадовано сообщил дядя Миша. Полудрагоценный камень.
Тимоха хмуровато проследил, как приезжий выловил из россыпи еще два таких камушка и отложил в сторону.
– Небось думаешь, заберу я их у тебя. И сделаю себе перстень с сердоликом. А? – неожиданно повернулся к Тимохе дядя Миша. И, глядя на сконфуженного владельца коллекции, наконец-то объяснил свое любопытство. Можно, конечно, и перстенечек сделать, если терпения хватит. Только у меня другая забота.
Все разъяснилось так просто, что Тимохе даже неловко стало за свои подозрения. Работает дядя Миша в проектном институте. Мечтает застраивать Владивосток красивыми зданиями, а облицовочных материалов – одежды для домов – бедновато. Даже будущий дворец пионеров может вырасти до унылости серым, если дядя Миша не отстоит свою идею. Он предложил нанести на поверхность железобетонных плит для фасада здания россыпь из разноцветной гальки. И тогда заиграет радуга на ребячьем дворце. Только где найти столько красивой гальки – вот вопрос?
– Там этой гальки – хоть лопатой греби, – сказал Тимоха. А Орка уточнил:
– Хоть бульдозером.
– Ну, если и в самом деле черпанем этой гальки – быть вам, разведка, первыми гостями во дворце, – при всех пообещал дядя Миша.
Так смачно он это произнес, словно отдавал ребятам в вечное пользование по крайней мере яхту класса «Летучий голландец». А чего хорошего в том будущем доме для пионеров, хоть и красивой галькой обсыпанном? Водила однажды мама Тимоху в танцевальный кружок, где горластая толстушка учила, как правильно надо ходить и приседать. Наприседался в тот раз Тимоха до ломоты в коленях. Спасибо, больше не хочется.
Пощурясь на кислую рожицу Тимохи, дядя Миша чего-то уловил и спросил, как старый вещун, способный угадывать чужие мысли:
– А где построим дворец?..– И сам же ответил. – Конечно же, на берегу моря. Чтоб рядом была гавань для школы юнг. А в гавани что?
– Летучий голландец! – вскричал Тимоха.
– Нет, по-первости яхта класса «Кадет». Вполне приличное судно для малого каботажа.
Едва Тимоха представил косой, упругий от встречного ветра парус, как тускловатое безликое здание на траверсе дрейфующей яхты вспыхнуло ярким, бликующим разноцветьем. Школа юнг! Обалдеть можно от одного названия. Волна воображения взметнула Тимоху на такую высоту, откуда будущая гавань рядом с дворцом пионеров увиделась вся-вся. До юркой тропки к причалу, до трепещущего гюйса на флагштоке… Только кто это уныло бурчит под ухом?
– Опять все в городе будет.
– Ну и что! Ну и что! – резко обернулся к дружку Тимоха. Пусть в городе!
Если б кто-то спросил в этот миг, отчего так ликующе отозвалось в Тимохе обещание дяди Миши, он едва ли смог бы откровенно ответить. Разве Орка не прав? Какое дело им, поселковым ребятам до городской жизни? Там – свои радости и удовольствия, здесь – свои. Но в том то и дело, что в душе Тимоха по-прежнему считал себя городским. Ведь во Владивостоке, где он родился и рос, осталась не только мама, но и друзья.
Кажется, совсем недавно ходили они втроем и на пляж, и в кино. Эти дни, когда папа оставался на берегу, запомнились лучше всех праздников. Выпадали они редко. И однажды мама сказала, что устала быть женой моряка, устала в одиночку тащить на себе семейный воз. А какой там воз, когда Тимоха помогал и посуду мыть, и в магазин бегал за хлебом. Но разве маме что-то докажешь! Вся колючая стала – не подойди. И Тимоху стала звать не иначе, как отцовым защитником. А он все не мог понять, почему же другие матери месяцами ждут мужей с моря, а его мама не может. Так и разъехались они позапрошлым летом. Мама осталась жить в городе, а Тимоха с отцом перебрались в Кругосветку.
Конечно, уныло бывает здесь, когда ветры гонят и гонят с моря нескончаемые дожди, или наметают такие сугробы, что едва удается приоткрыть входную дверь; когда вечера напролет скрипит под окном старая лиственница. В такие дни накатывает на Тимоху прилипчивая тоска по городу, хоть плачь. Лишь неостывшая надежда помогает встрепенуться душе. «Ништяк, вот помирятся родители, и снова заживут они вместе, втроем, и снова будет кафе-мороженое за углом, а возле пляжа – кинотеатр, и снова у близкого вокзала станут зазывно названивать трамваи да гукать набирающие скорость поезда…»
На вопрос гостя, кто проводит его до ручья, Орка подпрыгнул с вытянутой над головой ладонью. Тимоха мог бы подпрыгнуть еще выше, но ладонь совсем отяжелела. Кастрюли, чтоб их кошки задрали, будет отскабливать Тимоха, да возюкаться с половой тряпкой, как обещал отцу. А Орка, счастливчик, покатит на «уазике» в сопки навстречу звону ручьев.
Хорошо, когда есть надежный друг, готовый сражаться рядом с тобой, плечом к плечу, до конца. За чистоту и порядок. А что? Думаете легко? Кто знает толк в этом деле, подтвердит: главное – тут важен натиск. Натиск был. Дядя Миша дал пятнадцать минут на сборы. И мигом вся грязная посуда попряталась в ящик из-под картошки. Что-то пискнуло, треснуло при этом. Не важно. С тихим шелестом улетели за книжный шкаф вымазанные в глине сапоги. Не будут путаться под ногами. Береги-ись!.. В открытую форточку резво сиганула капустная кочерыжка. Следом за ней вжикнула ошалевшая от кутерьмы муха, и все стихло.
Сквозь искрящуюся на солнце завесу пыли просматривались строгие очертания порядка. Его венчала стоящая посреди стола почти чистая банка из-под фасоли. Нарвать и поставить в нее желтоголовых одуванчиков времени не хватило. Зато нашлась под кроватью давно утерянная картонка. На ней протягивал клешню добродушный краб, и синим фломастером было выведено: «Добро пожаловать!» Картонку и прислонили к пустой банке.
В десять ноль-ноль по владивостокскому времени машина квакнула, чуть не до обморока перепугав зазевавшегося кота Матроса, и вырулила на дорогу. Можно было бы, конечно, и не сигналить при отъезде. Но уж очень гордился Серега клаксоном, который он смастерил из старой клизмы.
За веселыми камушками
Наверно, дядя Миша рос в детстве почемучкой. И до сих пор все ему было интересно. Много ли кедров в здешней тайге, и урожайным ли на орехи выдался нынешний год. Что за рыба водится в горной речке Басандайке, возле которой петляла дорога, и на какую наживку берет…
Ребята отвечали наперебой. Но чаще объяснял Орка:
– Хариусы мух любят. А я намажу брюхо вареньем – вот тебе и наживки. Сами летят.
– А еще на транспортере рыбу ловить можно, – сказал Тимоха и охотно пояснил, что способ этот совсем не простой, требующий сноровки. Когда приходят с моря рыбацкие сейнеры, включают ленту транспортера. Она движется высоко над причалом, а по ней едет в разделочный цех камбала и селедка. Чайкам просто – подлетел да схватил рыбину. А с земли попробуй достань ее. Так напрыгаешься, пока на уху наловишь.
– Да, тяжелый промысел, – хмыкнул дядя Миша. – А лососи сюда заходят?
– Кета мало-мало бывает. Много давно не ходит. В этом году пойдет, – объяснил Орка.
– Почему в этом?
– Отец говорил.
– Отец говорил, – недоверчиво повторил дядя Миша.
Пока Тимоха жил в городе, бывал он в тайге только гостем. Когда ездили втроем за грибами, все крутился возле отца с матерью, боясь отстать. В каждом вывороченном пне или клубке лиан чудился затаившийся зверь.
Сейчас тайга начинается сразу за огородом. Захотел морковку – сходи на грядку, сорви. Захотел малины – пройди чуть дальше, на вырубку, хоть не досыта, но поешь. И сыроежек наберешь заодно. А если еще дальше забрести – чего только не встретишь, особенно в начале осени: и липкие кедровые шишки, туго набитые орехами, и оранжевые «уши» грибов-липовиков, оседлавших упавшие стволы, и гибкие лианы, с которых свисают алые кисти лимонника, янтарные плоды актинидий…
Вот такой огород оказался у Тимохи за порогом дома. Идешь по нему – конца-края не видно. Но не боязно стало совсем, особенно с той поры, как подружился с Оркой.
Послушать приятеля, так все зверье у него свояки, только говорить по-человечески не умеют. А главный свояк – медведь, покровитель их древнего, некогда большого рода. Да и сам Орка, если приглядеться, напоминает медвежонка. Такой же толстопятый и косолапый, так же ловко лазает по деревьям. Вот только молчать по-медвежьи не научился. Молотит и молотит дяде Мише про все подряд, что на глаза попадется.
Тимохе тоже хотелось рассказать что-нибудь занимательное. Улучив момент, он выпалил:
– А здесь неподалеку живут обезьяны… На острове Хоккайдо, через море от нас. Туда на сейнере за день добраться можно. Правда, правда. И зимой там живут, снега не боятся. Рыбу ловят не хуже кота Матроса…
Тимоха ожидал, что дядя Миша удивится и спросит, откуда стало известно про обезьян. И тогда Тимоха расскажет о том, что у них на полке целых пять книг про Японию. Есть даже русско-японский разговорник.
Но дядя Миша спросил совсем о другом – про кота рыболова. И в ответ раздалось дружное: «О-о-о!»
Как же они забыли рассказать Серегиному начальнику про такую местную знаменитость? Большой привереда, этот котяра. Снулой рыбы не ест, будь она поймана хоть сейчас. У живой отгрызает только голову. А поскольку охотников скармливать коту свой улов маловато, то наловчился Матрос сам добывать себе пищу. В отлив, когда море отступает от берега, Матрос вразвалочку идет к лагуне с проверкой: где какая рыбешка зазевалась, оставшись в луже, или зарывшись в ил так, что один хвост наружу. Если улов маловат, отправляется Матрос к устью ручья и там, на камне вроде как дремлет.
– Вот так зажмурит глаз, а сам, хитрюга, все видит, – торопливо досказывал Тимоха, боясь, что его перебьют. Сидит, сидит, и вдруг – хвать лапой! Есть рыбка.
– Хорош рыбачок, – хохотнул дядя Миша. У моего деда тоже был кот. Генкой звали. Так дед его, тунеядца, грибы искать научил. Одни только белые. Найдет – и голос подаст.
– Да ну?! – воскликнул молчавший всю дорогу Серега.
– Сам не верил, пока с ним в лес не сходил. Мяу – и вот он, боровик, под листом. Пройдешь рядом – не заметишь.
– И как научил?
– Говорит, прикармливал грибами понемногу, с малого возраста. Сам грибы белые ест – и ему даст. Не хочет? Впроголодь подержит, еще даст. Сначала вареный, потом сырой…
– Вот бы Матроса научить! – воскликнул Тимоха.
А Орка брезгливо наморщил нос. Грибы он не любил.
На сопку въехали по старой лесовозной дороге. Там Серега и остался сторожить «уазик», как наказал ему дядя Миша. Наверно побоялся, что утащит машину медведь. И хоть Серега знал тайгу получше Орки и Тимохи вместе взятых и очень хотелось ему побродить по знакомым с детства местам, но перечить начальству не стал. Только врубил на всю катушку любимый свой карманный транзистор. И диктор стал говорить за Серегу какие-то громкие слова.
Если б дядя Миша спросил у Сереги, рад ли он, что родные места помогут украсить краевой центр, то услышал бы: «Нет». Потому что очень нравилась Сереге тихая лучезарная отмель, о которой он проговорился на работе случайно. И представить на ее месте грязный котлован было свыше его воображения. Но мнение шофера о своем замысле дядю Мишу не интересовало. Быть может, он даже чувствовал в Сереге скрытое нежелание помочь ему, поэтому и пригласил с собой только ребят.
Тайга встретила ходоков по-царски: белопенным шатром цветущего чубушника, звонким гуканьем лягушки-жерлянки, терпким запахом прогретой на солнце хвои…
Спустившись в распадок, где таился ручей, они продрались сквозь заросли крапивы и папоротников, обогнули похожий на медвежью голову валун и замерли.
Мимо широкой галечной косы, умерив свой бег, стремились к морю чистые струи. Тени стрекоз скользили над мелководьем. Раздумчиво отсвечивали на солнце обкатанные водой голыши.
– Да-а! – восхищенно выдохнул дядя Миша. Как в сказке!
И в тот же миг Тимоха увидел, как на дальнем склоне ручья огнисто мелькнула за деревьями знакомая шевелюра. Мелькнула и исчезла. Как не было ее.
