banner banner banner
Айседора Дункан. Модерн на босу ногу
Айседора Дункан. Модерн на босу ногу
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Айседора Дункан. Модерн на босу ногу

скачать книгу бесплатно

Айседора Дункан. Модерн на босу ногу
Юлия Игоревна Андреева

Неповторимая (Алгоритм)
Перед вами лучшая на сегодняшний день биография величайшей танцовщицы ХХ века. Книга о жизни и творчестве Айседоры Дункан, написанная Ю. Андреевой в 2013 году, получила несколько литературных премий и на долгое время стала основной темой для обсуждения среди знатоков искусства. Для этого издания автор существенно дополнила историю «жрицы танца», уделив особое внимание годам ее юности. Ярчайшая из комет, посетивших землю на рубеже XIX – начала XX в., основательница танца модерн, самая эксцентричная женщина своего времени. Что сделало ее такой? Как ей удалось пережить смерть двоих детей? Как из скромной воспитанницы балетного училища она превратилась в гетеру, танцующую босиком в казино Чикаго? Ответы вы найдете на страницах биографии Айседоры Дункан, женщины, сказавшей однажды: «Только гений может стать достойным моего тела!» – и вскоре вышедшей замуж за Сергея Есенина.

Юлия Андреева

Айседора Дункан. Модерн на босу ногу

Айседора Дункан – это божественный модерн на босу ногу.

    О’Санчес

От автора

Сан-Франциско, 1883 год. Класс в католической школе. Учительница просит учеников рассказать о своих родителях. О мамах говорили на прошлом уроке, сегодня очередь пап. У одного отец – пекарь, у другого – аптекарь, у третьего – солдат, в красивой форме и с самым настоящем ружьем. Рыженькая девочка на задней парте низко опускает голову, прячась за спинами одноклассников, в голове настойчивая мысль: «Хоть бы не вызвали, хоть бы не вызвали, а если вызовут, что делать? Соврать? Но мама выпорет за вранье, врать некрасиво, и отец Марк из церкви святого Августина учит, что ложь – это грех. Что же делать? Но сказать правду совсем скверно! Сказать правду нельзя. Вот бы провалиться сквозь землю, вот бы…»

Дело в том, что не далее как вчера в семейство Дункан забежала тетка Августа – мамина сестра, Дульси ей доверяет, потому что, как ни крути, они с тетей Августой Грей лучшие подруги. Именно с ней, с прекрасной, словно темная фея, Августой девочка и хотела обсудить давно мучивший ее вопрос. Кто ее отец?

«Твой отец – черт, погубивший жизнь твоей матери», – немного помедлив, доверительным шепотом сообщила черноволосая красавица, так что Дульси чуть в обморок не рухнула. Это ж надо – всамделишней черт с рогами и копытами!

Ах, если бы Дульси не спрашивала тетю, не срывала запретного плода, теперь она могла бы лихо придумать себе любого отца. А тут. только начнешь воображать – отца-юриста, полицейского или даже жокея в красненькой курточке и лаковых сапожках, как перед глазами противная чертенячья морда с рыльцем вместо носа. Ну, что ты тут будешь делать?..

Мамаша Дункан и ее дети

Это было невероятно тяжелое время для мамы Доры

и ее детишек. Внезапное банкротство мужа, который мало того что разорил семью, так еще и твердо вознамерился развестись со своей беременной четвертым ребенком супругой. Постоянные ссоры с мужем, переживания за детей, страх что не сегодня-завтра ее с пузом и тремя держащимися за подол малышами выставят на улицу… и что тогда? И куда тогда? В прачки? в проститутки? Меж тем над Сан-Франциско бушевал не на шутку разыгравшийся экономический кризис 1876 года, заводы, фабрики, маленькие конторки и торговые предприятия разорялись и закрывались одно за другим, выбрасывая своих сотрудников на улицы. Дора истово молила бога, но тот, казалось, не слышал ее отчаянных призывов. А ведь еще совсем недавно они с Джозефом

жили если не душа в душу, то, по крайней мере, по-христиански. Она заботилась о нем и детишках, делала все, что только могла делать любящая жена и мать. А он. поэт и вертопрах не пропускал ни одной юбки, нередко возвращаясь домой пьяный и пахнущий дорогими духами. Ах, что это были за духи! А действительно – что за духи? У Доры Дункан никогда не было таких духов.

Что с него возьмешь – поэт, красавец. собственно, за стихи она его и полюбила. За стишки, что задорого не продашь, но без которых жизни нет. Дора знала наизусть все написанное любимым и непутевым супругом и часто, когда тот задерживался с друзьями допоздна, читала их детям.

И вот теперь он забрал свои вещи и ушел навсегда, а Дора может только плакать и играть на пианино. Не готовит, не стирает, пол неделями не метен, дети неизвестно где бегают, а неродившийся еще малыш толкается и пинается, точно в футбол играет. Дора – опытная в таких делах, отлично знает, как ведут себя в утробе правильные дети. Этот же. да и с чего ребенку родиться нормальным, когда вокруг все рушится и летит в тартары?

Родители Айседоры Дункан: Джозеф Чарльз Дункан и Мэри Дора Грэй Дункан.

«Характер ребенка определен уже в утробе матери. Перед моим рождением мать переживала трагедию. Она ничего не могла есть, кроме устриц, которые запивала ледяным шампанским. Если меня спрашивают, когда я начала танцевать, я отвечаю – в утробе матери. Возможно, из за устриц и шампанского».

    (Айседора Дункан)

«Я рожу чудовище, – шепчет себе под нос Дора, наливая полный бокал контрабандного шампанского из заначки мужа. – Ребенок, который родиться, просто не может быть нормальным!»

«Перед моим рождением моя мать, находясь в очень трагическом положении, испытывала сильнейшие душевные потрясения. Она не могла питаться ничем, кроме замороженных устриц и ледяного шампанского. На вопрос о том, когда я начала танцевать, я отвечаю: “Во чреве матери, вероятно, под влиянием пищи Афродиты – устриц и шампанского”», – пишет в своей книге Айседора Дункан. Красивый пассаж и ничего больше, действительно на берегу моря, устрицы стоили недорого, особенно если покупать их у пиратов-устрични-ков, которые обирали сети честных рыбаков, а затем за гроши сбывали весь награбленный товар в ближайшем порту, но вот на счет ледяного шампанского?.. вряд ли семья, в которой не на что было купить хлеб, могла позволить себе слишком часто подобную статью расходов. Впрочем… красиво – устрицы и шампанское.

27 мая 1877 года Дора Дункан разрешилась от бремени, произведя на свет девочку, которая тут же начала бешено двигать ручками и ножками. так что и у акушерки, и у мамаши не осталось ни малейшего сомнения относительно безумия новорожденной. Тем не менее сумасшедший ребенок или совершенно нормальный, его следовало растить и поднимать. Узнав, что у него родилась дочь, Джозеф Дункан снизошел до посещения оставленного им семейства: потрепал за щеку бывшую супругу, сложив из пальцев рожки, и прочитал дочурке «Идет коза рогатая». На чем посчитал свою отцовскую миссию исчерпанной и поспешил откланяться, сообщив напоследок, что новорожденная напоминает ему очаровательного мопсика госпожи Айны Кулюрит, поэтессы из Калифорнии и его нынешней любовницы. И в припадке вдохновения предложил именовать дома малышку не иначе как «Принцесса мопсик».

Вот такая трогательная отеческая забота. Впрочем, возможно, именно в этот момент чаша терпения несчастной Доры переполнилась, и она перестала плакать, молиться и поглощать устрицы, наблюдая, как окружающий мир погружается в хаос. Теперь она снова жила назло предателю Джозефу, чье имя с этого момента будет запрещено произносить дома, жила ради своих детей, которых она поклялась поднять на ноги и сделать людьми, чего бы ей это ни стоило!

И первое, от чего отказалась отчаянная Дора, была церковь. До развода госпожа Дункан считала себя истинной католичкой, которая постилась, молилась, водила детей на причастия и мессы… Потом, когда муж, ради которого она могла пожертвовать всем на свете, бросил ее и детей, разрушив хрупкую идиллию, а бог не внял молитвам… Оставшись без супруга и без Бога, Дора вдруг на удивление самой себе спокойно вздохнула и принялась прибирать запущенный за последние недели дом.

Теперь не нужно было тратить время на церковь, она не запрещала детям посещать службу, признавая за ними право выбора, но и не водила за ручку, как это делали соседки. Если раньше Дора одевалась и причесывалась безукоризненно, опасаясь колких взглядов и осуждений, теперь ей было плевать на то, как и во что она одета. Когда дети спрашивали, почему она не носит украшений, мама объясняла им, что, надев на руки браслеты и на шею бусы, обувшись в туфли на высоких каблуках, она не смогла бы играть с ними или купаться, так как все время думала бы об этих вещах, опасаясь их повредить или потерять. По этой же причине дети одевались в то, что время от времени приносили им их многочисленные тетушки и сердобольные соседки. Старые, поношенные вещи дают свободу делать то, что хочешь, новые и дорогие – сковывают, навязывая собственные правила, и приводят к неестественности и потере свободы.

Днем мама вязала на продажу шапочки, пинетки, шарфики и воротнички, а потом несла в лавку продавать. По вечерам играла детям музыкальные произведения Бетховена, Шумана, Шуберта, Моцарта или Шопена, читала вслух Шекспира, Шелли, Китса и Бернса, так как считала это единственным правильным способом дать детям образование.

Подражая экзальтированному поведению родительницы, малыши разучивали малопонятные им самим стихи, выступая вместе с нею в домашних импровизированных концертах, когда к ним в гости наведывались знакомые. Сидя в своей кроватке, рыженькая Дора Энджела Дункан, или Дульси, как ласково называли девочку в семье, забавно двигала ручками под музыку, точно дирижируя маме. Свои первые шажки она делала, пританцовывая и словно бы упиваясь открывшейся ей возможностью движения. Дульси танцевала абсолютно под любую музыку и даже под чтение стихов, в которых она находила подобие танцевального ритма. Поставив малышку на стол, вся семья весело хохотала, наблюдая ее забавные пляски.

Когда Дульси исполнилось пять лет, Доре пришлось отдать ее в школу, соврав, будто девочке шесть с половиной. Крупная, здоровенькая малышка внешне мало отличалась от своих одноклассников, так что никто ни о чем не догадался, а у Доры немного развязались руки, в то время она подрабатывала аккомпаниатором, или давала уроки музыки в богатых домах, куда таскать младшенькую было не всегда удобно.

После школы ватага Дункан была предоставлена самой себе, никто не следил, где они носятся, с кем дружат, о, если бы они еще и находили, где и чем питаться… но, к сожалению, матери по-прежнему приходилось лезть из кожи вон, зарабатывая на жизнь.

«Если ты и дальше не станешь следить за своими детьми, они свяжутся с дурной компанией и пропадут, – пытались наставить Дору на истинный путь соседки. – Пока ты бегаешь по урокам, а твой муженек шляется неизвестно где, твои пострелята попадут на страницы “Кроникл”, прямиком в колонку происшествий. Поговори со святым отцом, и, может, он встретится с Джозефом».

Когда заканчивались деньги и, по словам самой Айседоры, следующая трапеза могла быть приготовлена разве что из воздуха, семья снаряжала маленькую Дульси в поход к мяснику или булочнику. Там девочка клянчила, плакала и уговаривала торговцев до тех пор, пока ей не выдавали мясные обрезки или черствый хлеб, лишь бы та убралась.

Именно благодаря такой полунищенской жизни, как считала сама танцовщица, в результате она научилась ставить условия, требовать и получать свое от директоров театров и антрепренеров, с которыми ей приходилось иметь дело.

Однажды в канун очередного Рождества, когда детки вспоминают прошедший год, гадая, достаточно ли хорошими они были и заслужили или нет дорогие подарки от Санта-Клауса, мама не нашла ничего лучшего, чем раскрыть детям глаза на природу зимнего деда: «Мать мне сказала, что слишком бедна, чтобы быть Дедом Морозом; только богатые матери могут изображать Деда Мороза и делать подарки».

Получив, таким образом, исчерпывающую информацию о творимом вокруг обмане, маленькая Дульси решила выступить с опровержением перед классом, заявив во всеуслышание, что никакого Санты не существует и все подарки делают детям взрослые! Учительница попыталась поставить смутьянку в угол, но та сопротивлялась, выкрикивая лозунги, призывая покончить с враньем и признать правду, какой бы горькой та не оказалась.

Портовый городок

Живя на съемных квартирах, семейство Дункан не покупало никакой мебели и вообще старалось иметь при себе как можно меньше личных вещей. Это было обязательным условием, благодаря которому можно было незаметно сбежать от квартирных хозяев, не заплатив за жилье. Обычно это делалось так: мама собирала пожитки в узел и уходила в заранее присмотренный дом, сказав хозяйке или соседям, что несет вязаные изделия на продажу. Остальные вещи дети должны были как-то вынести на себе.

Однажды в школе учительница попросила, чтобы ученики написали сочинение на тему «Моя жизнь». У Айседоры вышло следующее: «Когда мне было пять лет, у нас был домик на 23-й улице. Мы не могли там оставаться, так как не заплатили за квартиру, и переехали на 17-ю улицу. У нас было мало денег, и вскоре хозяин запротестовал, поэтому мы переехали на 22-ю улицу, где нам не позволили мирно жить, и мы переехали на 10-ю улицу». Далее рассказ продолжался в том же духе, так что слушавшие сочинение мисс Дункан дети начали хихикать, а учительница решила, что малолетняя нахалка попросту издевается над ней, и вызвала в школу маму. Каково же было ей, когда Дора разрыдалась над рассказом дочери, подтверждая, что все написанное – чистейшая правда.

Приходилось экономить буквально на каждом центе, к примеру сумма, выделяемая на хлеб и молоко на неделю, составляла 10 центов на одного человека, кроме того, живущий по соседству доктор рекомендовал Доре не скупиться и непременно приобретать лимоны, в которых есть все необходимые для жизни и здоровья детей витамины. На лимоны уходило 5 центов в неделю на одного человека, на себе Дора могла и сэкономить. Тем более что за квартиру по договоренности с хозяйкой уходили аж 10 долларов за месяц. А ведь еще непременно следовало купить керосину для ламп, по вечерам семья предпочитала читать и музицировать. Дети росли и не могли питаться одним только молоком, поэтому, вздыхая, мама отправлялась на базар, откуда возвращалась с самой дешевой едой из того, что вообще можно было отыскать в порту, в ее корзинке лежали устрицы, орехи, зелень и пончики, в которых вся семья души не чаяла. Пончики стоили мелочь, но ведь и Дунканы не самая маленькая в городе семейка, а как за стол садятся, так все съедобное подчистую метут.

Соседки давно уже пеняли Доре, что ее чада одеваются во что придется и зачастую их можно спутать с беспризорниками, да она и сама не слепая, только где же взять лишних 50 центов в месяц на стирку? Ей одной не осилить такую прорву домашней работы, когда еще и деньги как-то заработать надо.

Предоставленные самим себе, дети бегали в порт, смотреть, как мимо с непревзойденной важностью шествуют краснотрубные буксиры, за которыми вяло тянулись барки с мешками сахара. Вечером рыбацкие шхуны поднимали разноцветные паруса и устремлялись в неведомые дали, туда, где острый бриз рябил фарватер и небо все еще помнило, где нашло себе пристанище уставшее за день солнце.

Иногда в порту они встречали старого китайца, торговавшего на улице Валенсии, который, по его же собственному рассказу, приехал в Америку сорок лет назад и все это время ждал жену и детей, которым через год выслал деньги на билеты. Но те, скорее всего, погибли вместе с везущим их пароходом. Китаец не скрывал, что денег не могло хватить на пассажирский рейс, соответственно, его семья должна была добираться на грузовом судне или вместе с кем-то из его соотечественников на маленьких джонках. Он не мог знать, какой вид водного транспорта избрали сорок лет назад его родные, но каждый вечер приходил на берег в надежде услышать хоть что-нибудь о них. В память о своих детях: двух мальчиках и двух девочках – старик приносил ребятне леденцы и тянучки. Из простого куска бумаги он мастерил веера для Лизы и Дульси, а ребятам как-то изготовил одну на двоих рогатку. Ох, и влетело же им от Доры за это оружие!

Да и вообще, что делать детям в порту, если они не подрабатывают и не состоят в яхт-клубе? На греческих браконьеров – ловцов семги, или китайских – тех, что охотились за креветками, нарушая законы о рыбной ловле, любоваться? На их пьяные кутежи в портовых тавернах, на поножовщину или стрельбу – неминуемые спутники раздела территорий – глазеть? Правда, самые удачливые из бывших браконьеров получали приглашение властей встать на сторону закона, переключившись с ловли рыбы на ловлю бывших товарищей. Работа была интересная, хотя и опасная, а оплата – половина денег, полученных в качестве штрафа с нарушителя. При удаче можно сколотить себе приличное состояние. Самые фартовые умудрялись задержаться на этой работенке и год, и два… неудачливые заканчивали жизнь с пробитой башкой или ножом в спине. Впрочем, мужская работа, романтика. Все пираты были прекрасно вооружены, и брать их приходилось самым настоящим абордажем.

Понимая, что в порту хоть и можно разжиться действительно дешевыми продуктами, но детям там решительно нечего делать, Дора старалась снимать комнаты как можно дальше от опасного места и соседства с моряками, так как те во все времена имели неистребимую склонность напиваться и буянить.

Дульси и взрослый мир

Кода Дульси исполнилось шесть лет, то есть она была во втором классе, пришедшая домой раньше обычного мама застала на полу своей комнаты соседских ребятишек, которые еще и ходить-то толком не могли. Надев юбку сестры (в то время Лиза уже жила у бабушки) и подвязав волосы, Дульси делала странные движения руками, которые малыши пытались повторять за ней. Заметив мать, девочка объяснила, что уже час как открыла собственную школу танцев и это ее ученики. Дора тут же села за пианино и начала аккомпанировать импровизированному уроку.

Казалось бы, игра – но с того дня соседки повадились оставлять малышей вернувшейся из школы Дульси, платя ей за это какие-то деньги или принося угощения. Все заработанные средства младшая Дункан отдавала матери.

В семь лет наша героиня неожиданно познакомилась с собственным отцом, который разыскал оставленную им семью в ее непрестанных странствиях. Встреча получилась бурная: мама побледнела и заперлась в спальне, со старшим братом Августом случилась истерика, Раймонд мог только таращиться и махать руками. Весьма удивленная произошедшим, девочка вернулась к ожидающему на лестнице папе, который не удивился и не обиделся тому, что его не желают видеть, а взял дочку за руку, повел ее в кондитерскую, где впервые в жизни она лакомилась дорогими пирожными и мороженым, мечтая сразу же по возвращении домой убедить семью присоединиться на следующий день к их пиру. «Папа обещал!» Бедная Дульси, да, она могла смягчить сердце злой на мужа Доры, уговорить братьев, но… ни на следующий день, ни через неделю папа не появился, и она напрасно прождала его, мечтая еще хотя бы раз пройтись по улице рядом с родным отцом. Впрочем, жизнерадостная Дульси не обиделась на своего непутевого папу, который, назначив ей встречу, немедленно уехал в

Лос-Анджелес, где у Джозефа Дункан была новая семья, жена и, возможно, дети…

За четыре года работы класс мисс Дункан заметно увеличился, детей к ней теперь приводили не только соседские мамочки, черные толстые кормилицы и строгие воспитательницы вели за ручки и везли в колясках разодетых крошек, дабы те посещали модные уроки. Переодев малышей для урока танцев, мамки и няньки отправлялись дышать воздухом в парке или болтали на скамеечке перед домом. Кроме того, Дульси, или теперь уже Айседору, начали приглашать вести уроки танцев в богатые дома. Так что девочке вдруг стало некогда учиться, о чем она и заявила матери.

– Какой смысл тратить время на школу, когда я уже неплохо зарабатываю? – Вопрошала десятилетняя дщерь и сама же отвечала на свой вопрос: – Решительно никакого. В школе я только теряю время. Уверена, что мне не понадобится девяносто процентов из того, что там преподают, что же до книг, то я всегда смогу брать их в библиотеке. Кроме того, школа реально мешает моей работе.

Будет ее младшая дочь получать образование или нет, Доре было плевать, но ее убежденность и целенаправленность завораживали. Резкая, решительная с отменной фантазией, с каждым днем Дульси все больше и больше походила на своего отца, авантюриста и поэта. На человека, которого Дора упорно пыталась выкинуть из головы, но которого продолжала боготворить.

Однажды, когда Айседора еще училась во втором классе, желая утихомирить иногда весьма резкую своевольную девочку, кто-то из школьного начальства рассказал ей об исправительных заведениях, в одно из которых мисс Дункан рискует попасть, если не исправит своего в высшей степени предосудительного поведения. Внимательно выслушав, что ее ждет в означенном месте, Дульси могла только горько рассмеяться: «А в каком заведении, по-вашему, учусь я? Ведь наша школа делает все возможное, чтобы исправить и убить все то прекрасное, чему я научилась дома!»

Оставив школу, три года Айседора Дункан работала с классом у себя дома и бегала на частные уроки. Все деньги уходили на семью, и лишь небольшая их часть была, в конце концов, выделена ей на покупку длинной юбки. Теперь Дульси делала высокую прическу, кроме того, она была рослая, намного выше своих сверстниц, так что никто из учеников и их родителей не мог определить истинный возраст юной учительницы танцев. Когда же мисс Дункан начинала торговаться, ее глаза приобретали фиолетовый оттенок моря в бурю и метали молнии, а рыжие ирландские волосы горели, словно маленький факел, – кто бы мог подумать, что так смеет вести себя тринадцатилетняя девочка?!

Айседора Дункан. 1880 г.

Меж тем, переехав в очередной раз, семья осела в Окленде, в двадцати минутах танца от публичной библиотеки, куда частенько забегала Айседора. Читала она все подряд, просто радуясь любой новой истории, не важно, о чем она. А чего не радоваться, когда все они заканчивались свадьбой с последующим неземным счастьем. Как и все девочки, Айседора грезила о «долго и счастливо», представляя себя в роли любимых героинь. Впрочем, несколько раз ей попадались книги, в которых любовь отнюдь не выходила победительницей и дети не были желанными, а отчего-то назывались «позором семьи», о девушках, отдавшихся нежной страсти и пострадавших от этой своей слабости. Поражало, что в таких историях общество однозначно порицало женщину, на которую сразу же сваливались все горести. Об этом следовало подумать.

Одним из любимейших развлечений жителей Окленда был театр «Тиволи», в котором показывали комедии. Билет стоил недорого, театральный зал был оборудован на манер недорогой пивной, то есть там стояли широкие деревянные столы, и зрители были обязаны, кроме входного билета, заказывать себе сандвичи с пивом. Особыми театралами среди жителей славного Окленда слыли чадолюбивые отцы семейств, которые по выходным брали своих малышей в театр, где дети либо ползали под столами, играя друг с дружкой, либо, если они все же желали увидеть представление, за которые их папаши выложили свои трудовые центы, считалось незазорным усадить малышей прямо на стол среди пивных луж, крошек и мисок, вручив им по свежему сандвичу. От такого времяпрепровождения дети были в восторге, а если владелец театра или кто-то из «служителей Мельпомены» и начинал ворчать о нецелесообразности приводить в театр непьющих зрителей, отцы семейств мужественно брали питейную повинность на себя. Так что в конечном итоге все были довольны.

Заглянув раз в оклендский театр, Дора запретила своим детям бывать там, так что им из всех бесплатных развлечений осталась единственная в этом милом местечке библиотека.

Старалась, по возможности, выбирать для юной Дункан самые интересные книжки, заведующая библиотекой – известная поэтесса Айна Донна Кулбрит. Неудивительно, Айседора была так похожа на своего отца… Кто знает, быть может, когда-то живя с ним, Айна и мечтала, что рано или поздно они поженятся, после чего Джозеф заберет у своей жены сына или дочку – все равно Доре не поднять четверых, и будет тогда у Айны любимый ребенок от любимого человека. Сама госпожа Кулбрит не имела детей и с чисто материнской нежностью заботилась о своих юных читателях, среди которых, как мы теперь знаем, был знаменитый в будущем писатель, а в то время парнишка всего-то на год старше Айседоры, некто Джек Лондон

. Посещая одну и ту же библиотеку, они не познакомились, да Айседора и не искала знакомств, ибо была влюблена. И не просто влюблена – желая открыть хоть кому-то душу, рассказать о своих чувствах, Айседора вслед за многими героинями полюбившихся романов принялась вести дневник. Но разве можно спрятать что-то в доме, где проживает целый табор, который в любую минуту может сорваться с места и понестись неведомо куда, потеряв дорогой заветную тетрадку? Айседора изобрела шрифт и писала все свои «откровения» исключительно в виде шифровок.

А вообще, странно складываются человеческие судьбы, избирательно составляет муза истории Клио узор из крошечных жемчужинок и мелкого бисера. Вот казалось бы, жила-была Айна Донна Кулбрит – поэтесса и лауреат многих поэтических конкурсов Калифорнии, интересная, образованнейшая для своего времени женщина. А запомнилась потомкам исключительно как библиотекарь, выдающий книги рослой рыжей девочке Айседоре Дункан и маленькому замкнутому мальчику Джеку Лондону. Осталась в воспоминаниях этих детей, да вот еще Ирвин Стоун биографический роман о Джеке Лондоне написал, «Моряк в седле» называется. Так и сохранилась Айна в памяти потомков – умным библиотекарем, а уж потом прекрасной женщиной и талантливой поэтессой… но, может быть, так и надо?..

…Тайна придавала особый романтизм, а Верной, так звали молодого человека, казалось, читал у нее в душе. Айседоре в ту пору, если верить ее собственным мемуарам, исполнилось тринадцать лет, юноша работал в аптеке и пару раз в неделю приходил в школу мисс Дункан заниматься танцами. Не в школу для малышей! К тому времени были открыты курсы современных танцев для молодежи. Там они познакомились, подружились и стали вместе посещать балы и вечера, о которых сама хитренькая Айседора говорила не иначе, как о дополнительной практике, столь необходимой в постижении искусства танца.

Разумеется, он понятия не имел, сколько лет юной учительнице, она же строго-настрого запретила членам семьи раскрывать тайну. На всякий случай, меж собой было условлено говорить, будто бы ей шестнадцать.

Страдая от страсти и не смея открыться прекрасному Верною, девочка убегала из дома, чтобы, пройдя несколько миль, постоять перед окнами его комнаты или изредка заглянуть в двери аптеки, в которой работал ее избранник.

Поняв, что желающих учиться у нее с каждым годом становится все больше и больше, так что она уже не может разорваться между ними, Айседора упросила маму забрать сестру Елизавету, которая несколько лет как воспитывалась у их бабушки. Надо ли говорить, что Лиза моментально попала под мощное обаяние властной Айседоры и вскоре изучила основу нового танца, надела точно такую же юбку и тоже пошла преподавать. Это было более чем своевременно, потому что теперь Айседора могла выкроить уже больше времени для своего Верноя.

О чем они говорили? Верной рассказывал Айседоре о работе в аптеке, о том, что не пройдет и пары лет, как начальник сделает его своим замом, а потом, возможно, и возьмет в долю на правах компаньона. Недавно Верной составил свой индивидуальный гороскоп у известного в городе астролога, и тот обещал ему быстрый карьерный рост и удачную женитьбу.

При слове «женитьба» у Айседоры ноги подкашивались и делалось трудно дышать.

Верной же, словно не замечая состояния учительницы танцев, разворачивал перед нею журнал «Здравый смысл», в котором номер за номером, уже другой, на этот раз заезжий астролог давал уроки считывания небесных знаков. Конечно, «Здравый смысл» зазывал желающих посетить курс лекций, на которых астролог будет объяснять более подробно правила астрологии и ответит на любые заданные ему из зала вопросы, помогая желающим получить сведения об этом небесном искусстве, по возможности полно удовлетворить свое любопытство. Но Верной пока не решался потратить указанную в объявлении сумму – 10 центов за одно посещение, тем не менее он покупал все номера журналов, благодаря чему уже немного разбирался в этой науке. Айседора предпочитала любовные романы, хотя зачитывалась и «Здравым смыслом», редакция позиционировала свое детище как «единственный атеистический журнал к западу от Скалистых гор». Во всяком случае, там говорили о равноправии мужчин и женщин, вопрос, живо интересовавший мисс Дункан. Кроме того, на страницах этого прогрессивного издания регулярно публиковались интервью известных магов и специалистов, общающихся с миром мертвых. Вообще, в Сан-Франциско было невероятно много спиритистов, так как они пользовались бешеным успехом. Доходило до того, что горожане обращались к специалистам, практикующим спиритизм, с вопросами, стоит ли поднимать жалованье служанке, хорошо ли будет поехать в праздник за город и какое платье, розовое или фиолетовое, рекомендуют покупать духи великих полководцев и царей к ближайшему празднику?

Спириты устраивали как индивидуальные сеансы, так и коллективные, последние обычно проводились среди друзей, коллег по работе, соседей или в кругу какой-то определенной семьи, но бывали и клубные общения с духами, проходившие по определенным дням недели.

Кроме повального увлечения спиритизмом и астрологией, народ в Сан-Франциско обожал разнообразные курсы, на которых можно было получить новые полезные сведения относительно устройства собственной жизни. Молодые девушки посещали не только уроки кройки и шитья, не только учились танцевать и держать себя в обществе, непременно осваивая карточные игры и принятые «в свете» жаргонные выражения, но еще более часто шли на лекции, посвященные таким темам, как борьба с заниженной самооценкой, курсы, помогающие духовному раскрытию из разряда «почувствуй себя богиней», «стань настоящей охотницей», «научись говорить “нет”». Молодые люди отдавали последние деньги на тренинги: «Как впустить богатство в свою жизнь», «Почему мы боимся перестать быть бедными», «Бедность, ее причины и средства борьбы с нею». Общества «филоматов» предлагали организовывать нечто вроде коммун, дабы жить, не испытывая на себе и своих детях пагубного влияния окружающего мира с его алчностью, жадностью и растущей преступностью.

Что же до «страшного мира», так он действительно был таковым. Америка представляла собой многонациональный постоянно пополняемый новыми мигрантами бурлящий котел, в котором приезжие предпочитали жить по законам, принятым на их родине, а зачастую обходились вообще без законов, выживая, как получается, и пытаясь любым способом закрепиться на новом месте. К примеру, текстильная фабрика «Калифорния Коттон Миллз», что располагалась на 17-й улице Восточной стороны Окленда, ее владелец был родом из морского города Абердина, выписывала работниц только из Шотландии. Все девушки как на подбор были из деревень, ни одна не знала языка, и все они целиком и полностью зависели от своего «благодетеля», который обдирал их дочиста, год за годом вычитая деньги, потраченные на переезд и устройство на новом месте.

Но если от скромных приезжих девушек, с утра до ночи работающих у ткацких станков, трудно было ожидать больших неприятностей, выписанные для работы на заводах мужчины порой представляли реальную опасность на улицах. Очень часто они связывались с криминалом и являлись участниками различных правонарушений, вплоть до поножовщины и грабежей. Кроме того, приезжие реально занимали рабочие места, которые еще вчера принадлежали коренным жителям. Самые обычные разносчики газет – профессия, исконно принадлежащая мальчишкам школьного возраста, теперь оспаривалась между детьми оклендцев и их приезжими сверстниками. При этом вчерашние иностранцы брали за свою работу порой в два раза меньше, нежели местные, а работали не многим хуже. Так, если ежемесячный доход разносчика газет составлял 12 долларов в месяц, пришлые могли удовлетвориться шестью. При этом они еще и из кожи вон лезли, пытаясь любым доступным путем сохранить за собой свое место, чего не скажешь о местных ребятишках, для которых зачастую работа являлась приработком, позволяющим иметь наличные для собственных развлечений.

Не стоит думать, будто бы 7 долларов – это небольшие деньги. Когда Джеку Лондону исполнилось тринадцать лет, а был он всего на год старше Айседоры и жил в том же Окленде, ему удалось скопить 2 доллара, на которые он купил старую-старую лодку, на этой посудине мальчик ходил по извилинам дельты, а иногда решался ненадолго выйти в залив. Конечно, это, с позволения сказать, судно протекало, на нем не было выдвижного киля, лодку то и дело заливало водой, она могла попросту опрокинуться, но все же это была самая настоящая лодка, на которой он рыбачил или перевозил грузы!

Позже за 6 долларов он приобрел подержанный ялик и еще на доллар 5 центов перекрасил старую посудину, за два доллара приобрел парус, за доллар сорок центов – весла.

Маленькие проворные мальчишки самых разных национальностей быстро расставляли кегли в кегельбане и подносили пиво, успевая шустро протирать столики, кланяясь за каждую подаренную им мелкую монетку, и не обращали внимания на оплеухи и затрещины.

Портовые города говорили на множестве языков, так что для простоты представители одной национальности старались селиться рядом, быстро открывая собственные пансионы, столовые, кафе и магазинчики, в которых старались придерживаться обычаев далекой родины. Тем не менее невозможно же все время сидеть в одном-единственном квартале, да и не закроешься от желающих попробовать новых экзотических блюд, приобрести что-то в лавочках или снять дешевую, не говорящую еще на английском девчонку. Не закроешься, да и зачем?

На каждом углу те же мальчишки-разносчики предлагали опиум, их хозяину товар доставлялся напрямую из порта, после чего порошок распределялся малыми порциями, которые и предлагали клиентам пронырливые детишки. Другие пацаны тут же бегали с лотками, полными пачек самых различных сигарет, в некоторые из которых были вложены картинки с изображениями знаменитых скаковых лошадей, парижских красоток, ну и, естественно, чемпионов бокса. Коллекционировать картинки – страсть всех мальчишек того времени, кроме того, собранные серии можно было сбыть за весьма приличные деньги, так что, продавая очередную пачку, маленький собиратель не отходил далеко от покупателя, стремясь хотя бы краем глаза узреть момент, когда тот достанет вожделенное сокровище и… о, если вдруг это оказывалась та самая, недостающая карточка?! Несчастного покупателя ждала вторая серия уговоров, просьб, коммерческих предложений или даже слез. В результате мальчишку либо прогоняли взашей, либо он становился счастливейшим обладателем картинки, пополнившей его драгоценную коллекцию.

И если мальчики из хороших семей проводили дни напролет в местном яхт-клубе, одетые, точно беспризорники, дети вчерашних эмигрантов за малую денежку драили палубы, очищали днище от ракушечника, приобретая морские профессии на практике.

Многочисленные лавки старьевщиков принимали лоскуты, бутылки, мешки и жестянки, обычно все старое и ветхое, тем не менее вся эта мелкота пользовалась огромным спросом как раз в среде не успевших еще обзавестись собственным имуществом приезжих. Поэтому в среде эмигрантов считалось незазорным рыться в мусоре, пока все те же пришлые, но более счастливые и обеспеченные, так как работали дворниками и уборщиками, не прогоняли бывших соотечественников, разграбляющих помойки на их участках.

Но рыться на свалках мусора или работать на подай-принеси – все-таки удел стариков и мальчишек, а нормальные мужчины искали себе работу по силам, например на консервной фабрике платили 10 центов в час при рабочем дне от 10 до 12 часов с небольшими перерывами. Если рабочие не справлялись с планом, приходилось работать хоть до полуночи, а последние трамваи уходили в парк в 11 часов ночи.

В общем, это счастье, что Айседора и Елизавета умудрялись не просто работать, а иметь свое собственное дело, а Дора аккомпанировала певцам или давала уроки музыки. Судя по всему, ни Раймонд, ни Августин и не пытались подрабатывать, хоть как-то вкладываясь в семейный бюджет.

Мечты-мечты…

Однажды вечером, когда мама наигрывала что-то на пианино, после развода она приобрела довольно-таки странную привычку часами просиживать перед инструментом, отрешенно глядя в пустоту или вдруг переключаясь на декламацию стихов. Музыка сменяла поэзию, новая музыкальная волна сметала хрупкие строки, и так продолжалось до глубокой ночи, если не до утра. Детей при этом никто не укладывал, они были вольны слушать, идти к себе или засыпать, где застал их легкокрылый Морфей, внимая маминому голосу. Так вот, однажды вечером, когда мама музицировала, а Айседора придумывала движения нового танца, который утром собиралась показать своим ученикам, к ним в гости зашла старая знакомая, жившая некоторое время до этого в Вене. Наблюдая за грациозной пластикой юной Дункан, она хлопала в ладоши, всячески поощряя танцовщицу, и, наконец, уверенно предрекла, «Айседора – вторая Фанни Эльслер

»!

«Вот что, Дора, если ты хочешь, чтобы девочка сделалась второй Фанни, просто необходимо показать ее лучшему балетмейстеру Сан-Франциско. Я напишу адрес».

На следующий день Дульси уже стояла у станка в классе великого маэстро, внешне послушно делая упражнения, а на самом деле зверея от нелепой гимнастики, к которой ее принудили злые люди! Ей-то казалось, что стоит только показать танцы великому педагогу, как балетмейстер немедленно перейдет в ее веру и откроет талантливой мисс Дункан дорогу в светлое будущее. Как же! А он видел кошмарную технику, полное непонимание системы и, начиная с азов, пытался научить девочку тому, что знал сам.

Фанни Эльслер (1810–1884) – австрийская танцовщица балета. Наряду с Марией Тальони, Фанни Эльслер была известнейшей балериной XIX века

На третий день занятий возник конфликт. Учитель попросил Айседору подняться на цыпочки, та с деланным удивлением осведомилась, почему она должна это делать? И услышав, «потому, что это красиво», ответствовала, что это глупо, неестественно и безобразно, после чего покинула класс.

В это время, должно быть, видя старания младшей из дочерей Доры Дункан, Фортуна улыбнулась многострадальному семейству, и в их жизни снова нарисовался Джозеф, блудный папенька в очередной раз разбогател и горел желанием поделиться с бывшей женой и детьми деньгами, которые, по всей видимости, жгли несчастному карманы. Вообще, в жизни мистера Дункан случались взлеты и падения, три раза он баснословно богател и столько же раз терял все до последнего цента, это был четвертый и последний случай, когда Джозеф получил большой куш, на который тут же купил Доре и детям новый дом. Да еще какой – с большими залами для танцев, амбаром, ветряной мельницей и площадкой для тенниса. При этом бывший глава семьи не удосужился выяснить, занимается ли кто-то из его отпрысков спортом, как и чем они вообще жили все это время.

Но да бог с ним, наконец-то семейство имело собственное убежище! Августин первым делом осмотрел дареный амбар, сообщив, что отныне здесь будет размещен его театр! С королевским достоинством он проследовал в гостиную, где, обнаружив ковер у камина, взял ножницы, и… у персонажа его первого спектакля Рип Ван Уинкеля появилась роскошная борода!

Репертуар обсуждали на семейном совете. Было решено, что мама возьмет на себя аккомпанирование, Августин будет играть в спектаклях, а также в первом отделении читать стихи, у него была отличная память. Айседора в первом отделении представит серию танцевальных этюдов, и во втором, уже все вместе, братья, сестры и тетя Августа покажут комедию.

Вскоре все было отрепетировано, нарисованы афиши, и театр начал понемногу работать. Айседоре было четырнадцать, когда театр выбрался из амбара и отправился в свое первое турне по побережью. А через год их с Верноем роман закончился свадьбой. Точнее, женился он. На той самой невзрачной девушке, с которой несколько раз его видела Айседора. Обиженная Дункан сразу же порвала с Верноем все отношения и выбросила дневник.

Теперь, как никогда прежде, она чувствовала, что Сан-Франциско давит на нее, во-первых, здесь продолжал жить, не зная о том, какую нанес ей рану, предатель Верной. Во-вторых, настало время доказать всему свету, на что способна Айседора Дункан.

– Этот город погубит нас всех! Да, у нас есть крыша над головой, мы преподаем и зарабатываем какие-то деньги. Но разве это предел наших мечтаний? Молодость пройдет, сила и желание иссякнут, а мы все еще будем сидеть здесь, покрываясь пылью, – внушала несостоявшаяся Джульетта своим менее смелым родственникам. – Как хотите, но даже если никто не поддержит меня, я назло всем поступлю в любую театральную труппу и прославлюсь. А вы как хотите!

Вскоре такая возможность действительно представилась, Дора и Айседора рука об руку отправились с визитом к заезжему антрепренеру. Просмотр состоялся утром на большой сцене. Мама привычно заняла место за роялем, для показа были выбраны музыкальные фрагменты «Песни без слов» Мендельсона. Надев свою короткую белую тунику, Айседора порхала по темной сцене, счастливая уже тем, что выступает в самом настоящем театре. К сожалению, антрепренер не разделял ее восторгов, и, когда девушка собиралась поведать ему о своем танце, ретроград заявил, что показанное мисс Дункан совершенно не подходит для театра, скорее уж для церкви, но…

Мать и дочь немедленно откланялись.

Единственное, что вынесла Айседора из своего разговора с антрепренером, – она несет в мир нечто новое и прекрасное, такое чистое, что ее танцы разумно было бы показывать в церкви. А значит, скорее всего, она не найдет такого театра, в котором сможет танцевать, во всяком случае, не в этой глуши! Еще более вероятно, что такой театр должна создать она сама.

Отсюда вывод: если в провинцию специально приезжают низкопробные балаганы, в которых не место высокому искусству, надо отправляться на поиск такого театра, в котором незазорно было бы выступать даже такому новатору, как Дункан. Куда? – Проще всего в Чикаго. Там полно театров. Что нужно для успеха мероприятия? – Один билет до места и немного денег на первое время, дабы снять комнату и чем-то питаться. Как скоро удастся получить ангажемент? Очень быстро. Возможно, первые несколько дней придется походить по городу в поисках самого лучшего театра, но зато потом.

Дора во всем поддержала дочь, при единственном условии: в Чикаго они поедут вместе. Еще не хватало, чтобы девочка попала в плохую историю. Было решено, что остальные останутся дома и будут ждать, когда Айседора заработает деньги и вызовет их телеграммой.