Свечи Апокалипсиса

Бездомный (разочарованно уходит).

Не очень понимаю, на что это было рассчитано. На то, что я возьму ключ, открою кассу и дам ему из кассы 50 центов? Серьезно?

Заходит девушка.

– Какие у вас есть летние свечи? Чтобы там, например, были мята и базилик.

Я:

– Вот наш бестселлер, «Марокканский мятный чай» – там есть немножко черной смородины, за счет чего кажется, что пахнет базиликом, хотя базилика там нет.

Девушка (нюхает):

– Да, неплохо. Я возьму две.

Кладу в пакет две, называю цену.

Девушка (замечает на прилавке ароматизированные спички):

– Спички еще положите.

Я:

– Да, за спички еще тридцать.

Девушка (недовольно):

– Они дают нам спички бесплатно вообще-то.

Я (с интересом):

– Кому «вам» и кто «они»?

Девушка (с презрением):

– Они всегда дают нам спички просто так, когда мы берем две свечи!

Я (вежливо):

– Они – это я. Действительно, я иногда дарю спички бесплатно нашим корпоративным клиентам, если у нас праздники, или новые продукты, или промоушн. Вы корпоративный клиент? Простите, пожалуйста, что я вас не узнала. Обычно корпоративными клиентами занимается другой человек, поэтому вам надо было сразу представиться, нам тяжело всех запомнить в лицо. Вы откуда?

Девушка (надменно):

– Вы не поняли. НАМ. ВСЕГДА. ОНИ. ТУТ. ДАЮТ. СПИЧКИ. БЕСПЛАТНО. КОГДА МЫ. ПОКУПАЕМ. ДВЕ. СВЕЧИ.

Я (пожимаю плечами):

– Не понимаю, кто такие эти «они». Смотрите, если вам тут кто-то дал спички бесплатно, это была я или в крайнем случае Селин. Вы на кого ссылаетесь? Селин? Вы ее корпоративный клиент?

Девушка:

– Я ссылаюсь на тех, у кого мы тут обычно покупаем свечи! Они дают нам бесплатные спички, а вы не даете!

Я (терпеливо):

– Я не понимаю. «Они» – это же мы и есть! И да, мы иногда, когда праздники или у нас какой-то новый продукт, дарим спички корпоративным клиентам. Но это не правило. И сейчас мы так не делаем. Но я могу дать вам спички, конечно же, если вы наш корпоративный клиент. Вы корпоративный клиент? А кого вы представляете?

Девушка (устало):

– Обычно за свечками приходит другой ассистент, а не я. И ей они всегда дают спички!

Я (вздыхаю):

– Кто «они»? И кто «вы»?

Девушка (злобно):

– Я поняла. Спасибо.

(Уходит.)

Проверяю ее чек – она из шоурума Кельвина Кляйна. Самого конспиративного шоурума в мире.

Проводим совместный ивент с французским чайным домом «Очарование». Директор чайного дома – очень милая девушка, крошечная брюнетка с живыми и яркими темными глазами, ее зовут Франсуаза. Между ней и американской редакторкой журнала, забежавшей к нам на огонек, происходит диалог:

– Франсуаза, мон шер! У вас такой прекрасный американский акцент! По вам даже не скажешь, что вы из Парижа!

(Да, это звучит как комплимент.)

– Спасибо, дорогуша, я очень стараюсь! Иногда, когда мне что-то нужно от людей и надо притвориться холёсенькой францюзской девоцькой, я говорю вот так, усиливая французский акцент, но вообще да, я стараюсь говорить как американка! Это помогает! Легко всем дурить голову.

– А как вам удалось научиться именно американскому акценту? Лондон же близко там от вас.

– Я осознанно старалась. Ненавижу британский акцент. Они говорят так, как будто бы у них Правильный Язык. Все выговаривают Правильно!

– Да-да, а наш язык для них такой кривой, заплетающийся, комичный. А они – Правильные. Да какие они правильные! У них там пиздец в стране творится.

– Абсолютно! У них из правильного – только язык. Подчеркивают за счет произношения, какие они идеальные.

– В Лондоне, может, и идеальные, все-таки столица. А в провинции вы были? Да там полная разруха! Манчестер, например. Да там все девочки в тринадцать лет беременные! С животами огромными ходят! И рожают все!

(Пауза.)

– В Манчестере? Беременные?

– Да! Вы что, не читали! Всякий раз, когда читаешь новости про беременного тинейджера – это Манчестер. Там из десяти беременностей семь – это тринадцати-четырнадцатилетние девочки. Да погуглите! Просто погуглите «Манчестер Беременная Девочка Подросток».

(Пауза.)

– Правда?

– Я вам говорю, просто погуглите «Манчестер Беременная Девочка», вы поразитесь!

Стоит ли говорить, что мой вечер прошел с пользой.

Очень спортивная белая девушка в легинсах:

– Я хочу купить самую большую свечу. За семьсот долларов. Почему она так высоко? Я не могу дотянуться.

Я (с пониманием):

– Потому и высоко. Иначе все бы дотягивались и пытались ее поднять. Это опасно.

Девушка (возмущенно):

– Я хочу поднять ее, чтобы понять, какая она!

Я (качаю головой):

– Это невозможно. Она слишком высоко. Мы ее специально туда поставили, чтобы не искушать людей поднять ее и понять, какая она. Давайте я принесу вам ее прямо в коробке новую и вы поймете. Можете даже достать оттуда, порассматривать. Так ведь даже лучше.

Девушка (брезгливо):

– Ладно, не надо. В смысле, принесите, и я ее просто куплю.

(Расплачивается.)

– Она же идет со спичками?!

Я (вежливо):

– Нет, она не идет со спичками, спички стоят 30 долларов, но поскольку вы купили у нас такую дорогую хорошую свечу, я буду счастлива подарить вам наши прекрасные длинные ароматические спички как маленький бонус!

Девушка (поправляет):

– Она ИДЕТ со спичками. В прошлый раз она ШЛА со спичками. Тут свеча всегда ИДЕТ со спичками, если вы не знали.

Я (пожимаю плечами):

– Я такого не припомню. Но мы искренне рады подарить вам спички, конечно же, в благодарность за вашу лояльность бренду! Вот наш выбор спичек – какие вам нравятся?

Девушка (выбирает):

– Я возьму все три коробки. Спасибо.

Я:

– К сожалению, это невозможно. Они стоят тридцать долларов, я не могу отдать вам бесплатно три коробки.

Девушка:

– В прошлый раз я покупала свечу Интермеццо и она шла со спичками!

Я:

– Да не шла она! Это был подарочек!

Девушка:

– Хорошо, подарочек. А теперь я беру свечу в два раза больше, поэтому она должна идти с ТРЕМЯ спичками. Вы что, не понимаете, что ли, как это работает?

Я (копаясь в телефоне):

– Извините, пожалуйста, я только что сверилась с менеджером. Это была акция. Свеча уже не идет со спичками. Акция окончена, спички стоят тридцать долларов, с вас еще девяносто долларов, спасибо.

Девушка (мрачно):

– Я заберу две коробки хотя бы.

Я:

– Это будет кража. Шестьдесят долларов.

Девушка (еще более мрачно):

– Хорошо, давайте одну.

Я:

– Хорошо, берите одну, я скрою от менеджера, что вы украли спички. Всего хорошего!

Возмущенная пожилая женщина:

– Я купила недавно у вас свечу и хочу ее вернуть, потому что она мне не нравится. Это возможно?

– Если вы не жгли ее и коробка в нормальном состоянии, конечно же, вы можете обменять ее на ту, которая вам понравится.

– А просто забрать деньги обратно нельзя? Мне тут никакие не нравятся.

– Нет, на чеке написано, что мы не возвращаем деньги, но с радостью обменяем свечу на ту, которая вам покажется наименее неприятной.

Женщина (с укором):

– Если бы вы мне это сразу сказали, я бы тут ничего не покупала.

Ну кто ж знал.

Девочка в восторге смотрит на скульптурку «Благодать господня» в виде восковой ладошки.

– Какая милая ладошка! Какие у вас есть цвета?

Я (радостно):

– Вот есть бирюзовая, вот мраморная, вот слоновой кости, а вот еще розовая, также есть черная, но ее нет на полочке.

Девочка (заинтересованно):

– Я хочу посмотреть на черную!

Я:

– Ой, это будет сложно. Они очень цельно упакованы, и распаковать такую ладошку – сложнейшее искусство. Я всегда страшно боюсь, что я распакую, а обратно упаковать не смогу. Вы прямо хотите ее купить? Может, лучше мрамор? Это очень хороший цвет.

Девочка (уверенно):

– Да, я хочу именно черную.

Я (приношу коробку с черной свечой-ладошкой).

Девочка:

– Распакуйте ее, я хочу посмотреть, что я покупаю.

Я:

– Я попробую. Я очень боюсь что-то сделать не так.

Девочка:

– Я хочу посмотреть на нее.

Очень аккуратно распаковываю коробочку, разворачивая и разматывая тонкие слои марли, папиросной бумаги и ватных саванов, которыми трепетно укутана ладошка. Наконец-то достаю ее салфеточкой.

Девочка (тянется, хватает рукой):

– Дайте я посмотрю.

Я (умоляюще):

– Вы ее точно купите? Если вы не уверены, давайте вы просто посмотрите и не будете трогать.

Девочка (упрямо):

– Да, я хочу черную.

(Изучает ладошку, вертит в руках.)

– Ясно, спасибо. Я, пожалуй, возьму ладошку цвета мрамор.

Впору открывать новый хештег #забылинакрыльце.

На этот раз на крыльце забыли старательно исчерканные гайдлайны для работников Zara. На них написано, что, если кто их скопирует, тот сразу в тюрьму попадет. Борюсь с желанием выложить фото.

Скопировала бизнес-модель «Зары» для знакомых, имеющих отношение к лакшери-брендам, отнесла текст обратно на крылечко и оставила там. Через 10 минут мне его принес лендлорд, похожий на маньяка-убийцу белый человек с красивым лицом и итальянской фамилией. Именно ему принадлежит здание номер 248 по улице Елизаветинской.

– Это вы тут оставили?

– Нет, это не я.

(Мнется, вкрадчиво):

– Может быть, все-таки вы…

– Нет, это кто-то забыл тут.

(Совсем смущенно):

– Не может быть… Вдруг вы…

Я:

– Вы что, снова наблюдали за мной через видеокамеру, которая на вашем подъезде висит?!

Молчит.

– Хорошо. Если вы наблюдали за мной через видеокамеру и вам стыдно прямо сказать, то да, я их принесла и сюда положила. Но отмотайте свою запись назад! Увидите, что за пять минут до этого я их оттуда же и забрала, чтобы сфотографировать на память – видите, тут написано, что копирование запрещено под страхом смерти. Поэтому я их тут же унесла в бутик и скопировала. А потом решила их вернуть на место, потому что выглядит так, что это важные бумаги. Вдруг забывший это человек, например, хватится и вернется. Поэтому пусть полежит тут до вечера.

Владелец дома (с усилием):

– А потом?

Я (уверенно):

– Потом я их могу выбросить. Но в общую мусорку. Если я их выброшу в нашу мусорку, Селин решит, что я тайком работаю в «Заре».

В бутик заходят два нарядных хасида.

Торжественно:

– Здравствуйте! Вы еврейка?

Я (услужливо, с некоторой печалью в голосе):

– На ноль целых четыре десятых процента.

Хасиды:

– Что?

Я:

– Еврейка на ноль целых четыре десятых процента. Увы. Я ожидала большего.

Хасиды:

– Это как?

Я:

– Ну, 23andme. Сама не знаю как. Родители тоже не дают никакой информации. Я была уверена, что во мне намного больше еврейской крови. Это не считается вообще, да?

Хасиды:

– Извините.

Уходят.

Я так и знала, что этого недостаточно.

#какиеизнихдлиннее

Селин попросила заменить ее на часик, и это золотой часик.

Заходит белый мужчина в белой рубашке:

– Я пришел купить длинные свечи. У вас есть две разновидности, и мне нужны те, что длиннее.

Я (радостно):

– Вот они все тут. В этих двух отсеках слева – вот этих, видите? – лежат все наши длинные свечи. Все, что осталось. Но их тут довольно много. Остальные в остальных отсеках – короткие.

Мужчина (смотрит на длинные свечи, переводит взгляд на короткие, вынимает одну):

– Это короткая? Или это длинная?

Я (уже не так радостно):

– Это короткая. Длинные в двух отсеках слева.

Мужчина (смотрит):

– Это все длинные, что есть? Или есть еще длинные? Вот эти (вынимает одну из свечей справа) у вас длинные?

Я (упавшим голосом):

– Это короткая. Эти короткие. Длинные лежат только в этих двух отсеках слева исключительно, и все. Все, что справа, – они короткие.

Мужчина (утвердительно):

– Ясно. А такие же, как у меня в руке, только длинные, у вас есть?

Я:

– Нет, длинные только в этих двух отсеках слева, там весь выбор.

Мужчина:

– А среди них есть цвет, который я держу в руке?

Я:

– Нет, среди них только те цвета, которые вы видите.

Мужчина:

– Мне нужен только такой бледный цвет. Остальные не нужны.

Я:

– У нас такого цвета есть свечи повыше, конусовидные! Свечи системы Факел! Смотрите, они вроде бы ничего такие!

Мужчина:

– Нет, мне такие не нужны. Они слишком маленькие. Мне нужны были большие.

Отходит к духам и очень яростно нюхает духи, резко срывая колпачки.

Я:

– Не такие уж они и маленькие, эти конусовидные свечи. Вполне ничего. И цвет есть нужный. Нормальные свечи, все с ними в порядке.

Мужчина (агрессивно нюхая духи):

– Да, давайте.

Пауза. Мужчина все еще нюхает духи. Так проходит минут пять.

Я:

– Извините, пожалуйста. Вы покупаете шесть свечек-конусов?

Мужчина:

– Нет, мне они не нужны.

Я:

– Вы просто сказали: да, давайте. Давайте – что?

Мужчина:

– Я сказал: «ДА, ДАВАЙТЕ» в смысле «НЕТ, Я НЕ БЕРУ ЭТИ СВЕЧИ, ОНИ МНЕ НЕ НУЖНЫ».

Ок.

(Записываю в свой мысленный словарик «yes, let’s do that» равно «no, I’m not taking any of these».)

Зашли вчера в бар со свечными коллегами (нас мало, и мы редко видимся – в бутике обычно находится только один человек, – поэтому для общения нужно иногда ходить в бар).

У меня через месяц выйдет книга «Земля случайных чисел», меня распирает от восторга, показываю нашему пиар-специалисту Матильде обложку.

Матильда, как здесь положено, спрашивает, сама ли я это все написала, я в ответ отвечаю, что да, все сама, и уточняю:

– Это короткие рассказы. Science Fiction с нотками сюрреализма!

– А между тем, – отмечает Матильда, – не прекрасно ли было бы написать книгу, состоящую исключительно из твоих диалогов с этими безумными покупателями! Как думаешь?

Я думаю, что я подавилась своим коктейлем. Но нет, нет, нет, конечно же, это просто синхронистичность.

Женщина средних лет, которая пришла в магазин с двумя сыновьями позднего подросткового студенческого возраста, слишком унюхалась свечами и просит баночку с зернышками кофе. Приношу баночку и забываю ее унести, она осталась стоять на прилавке.

После этого три человека подряд сделали следующее: зашли в магазин, восхитились тем, как тут прекрасно пахнет, подняли баночку с зернышками кофе, понюхали ее и восторженно сказали: «Ммммм!»

Да, это клевый колумбийский кофе, пацаны.

Представительный мужчина с пакетом дружественного и соперничающего с нами бренда.

– Я хочу понюхать новую свечку «Пчелка». Это она?

…

– Ужасно пахнет. Я думал, она будет пахнуть медом. И, знаете, пчелиным воском, вот как прямо свежий воск вынули из улья.

…

– Ну, вот как у вас в пресс-релизе сказано. Вообще не то. Я думал, она будет пахнуть как, понимаете, медовая сота! Видели такое когда-нибудь? Соты видели вообще?

…

– Ужасно. Ужасная свеча. Пахнет чем угодно, только не медом, не пчелкой, не ульем. Зачем было такую делать, если она не пахнет тем, чем заявлено?

…

– До свидания. Я зашел, получается, совершенно зря. В ваших пресс-релизах написана полная чушь. Свечка пахнет не тем.

Да, чувак, у тебя всю жизнь были неправильные пчелы, и они делали для тебя неправильный мед.

Бутик открывается в 12:00, это написано на двери. Сейчас 11:45 – я не включаю свет и в полутьме вожусь на бэкстейдже, выбрасываю в мусорный пакет лепестки увядших пионов с витрины и завариваю чай. В магазин ломится невысокий парень с таким лицом, как будто он только что снялся в тайном девятом сезоне «Игры престолов».

Наваливается на дверь. Ничего не выходит, она заперта. Снова наваливается, дергает. Не выходит, дверь заперта. Ждет. Дергает еще раз. Возможно, ему кажется, что в какой-то момент закрытая дверь превратится в открытую. Это выглядит довольно интересно. Так деревенская утренняя муха назойливо садится на спящего человека: ой, он не умер случайно? А, нет. Ой, может быть, теперь уже умер? А нет, еще не умер. Ну, может сейчас умер наконец? А, черт. Ну, а теперь?

Я смотрю на парня, показываю ему руками: закрыто! откроется в полдень!

Парень смотрит на меня, кивает, изо всех сил наваливается на дверь. Дергает. Она не поддается. Бьет плечом. Я мотаю головой и показываю знаками: уходи. Парень еще пару раз бьет дверь. Все гремит и трясется.

Я понимаю, что он сейчас выбьет дверь, и, оценив риски (по улице ходят люди, работает камера), открываю ему.

– Что вам нужно?

Парень (недружелюбно):

– У вас закрыто?

Я:

– Безусловно, это выглядит как закрыто. Написано, что закрыто и откроется в двенадцать, а также закрыта дверь. Вам нужна какая-то срочная помощь?

Парень:

– Вы просто скажите, закрыто ли у вас.

Я:

– Даже если бы я ничего не сказала, тут же очевидно, что закрыто – на магазине написано, что он закрыт, и дверь закрыта.

Парень:

– Но вы же открыли мне.

Я:

– Я подумала, что у вас что-то дико срочное. Что-то стряслось. Что-то стряслось?

Парень:

– Нет, ничего. Так у вас закрыто?

Я:

– Да! Мы открываемся в двенадцать, дверь закрыта, следовательно, у нас закрыто. Я вам открыла, потому что вы очень страшно ломились в дверь. Вы что-то хотели срочно купить? Скажите, в чем дело-то?

Парень:

– Ни в чем. Просто скажите нормально, открыто у вас или нет.

Пара вежливых туристов, мужчина в шляпе и женщина с красивой сединой.

– Скажите, у вас есть маленькие свечи?

– Нет. Только эти. Это самый маленький размер.

– А еще меньше? Такого… ну… ритуального размера.

– Нет, таких нет. Этот размер – самый маленький.

– Хорошо. А сколько стоит большая свеча?

– Большая – семьсот.

– ВОТ ЭТА – СЕМЬСОТ?!

– Нет, конечно. Это же самый маленький размер. Я думала, вы имели в виду вот ту огромную размером с дом на верхней полке.

– Нет, мы имели в виду ЭТУ БОЛЬШУЮ по сравнению с ТЕМИ МАЛЕНЬКИМИ, которых у вас НЕТ!

Пора мне пересмотреть свой английский.

Воскресенье началось свежо – когда я вышла в туалет (в самом бутике туалета нет, он находится за соседней дверью, в подъезде жилого дома, где первый этаж делят наш бутик и итальянская пошивочная модных рубашек), я обнаружила, что с потолка в подъезде льет вода. Не течет, нет. Именно льет, как небольшой водопад. Вода коричневая, неприятная, тленная. На мне были новые босоножки из нежнейшей черной кожи, и я тут же расхотела куда-то бежать неуклюже. Поэтому я стояла и смотрела, как с потолка льет вода (действительно, смотреть на это можно бесконечно). Тут же собрались кое-какие жильцы, итальянский старик-рубашечник, его внук – молодой отец с крошечным младенцем; еще одна дама с младенцем плюс веселая украинская портниха в вышиванке – все стоят и смотрят.

Тут я поняла, что вода разливается и подступает к хранилищу, где лежат наши свечи на сумму где-то 60–70 тысяч долларов.

– Друзья, – сказала я. – Давайте вызовем кого-то, кто починит это. Это же дизастер у нас тут.

– Лендлорд уехал на три недели, – с некоей окончательностью в интонировании сказал старик-рубашечник.

Действительно, я вспомнила, что лендлорд, который недавно наблюдал за мной через видеокамеру, уехал. Перед отъездом он угрюмо попросил меня поливать незабудки и анютины глазки в чугунных вазах у входа в подъезд: по его интонации было понятно, что, если незабудки сдохнут, нам поднимут аренду где-то в два раза. Лендлорд сам как вода – хлипкий, мутный, похожий на Ганнибала Лектера, с жидким изменчивым лицом.

– Так позвоните ему! – закричала я. – Тут же сейчас затопит наше хранилище. И ваши рубашки тоже. У вас же там есть ценное – ну, ткани…

Старик посмотрел на меня с безразличием. Видимо, ткани были застрахованы, как и его жизнь, на которую на моих глазах начал зариться алчный подъездный Нептун.

– Он уехал во Францию. И он недоступен, – сказала девушка с увесистым младенцем через плечо, – это в моей квартире прорвало.

– Позвоните в какую-то службу?

– Мы не можем, – объяснила девушка. – Все должен решать лендлорд. Это он должен звонить. Это его ответственность.

– Но нам же жопа!

– Да, нам жопа, – сказала девушка. – Мы с Марио пошли гулять. Все равно ничего сделать нельзя.

Я спустилась в подвал, притащила оттуда несколько ведер, сняла босоножки и по щиколотку в коричневой воде начала расставлять ведра под водопады. Старик-рубашечник смотрел на меня с интересом, сантиметр в его руке развернулся и удивленной змейкой пополз вниз. Было понятно, что я выгляжу для них всех как идиот и бурундучок-спасатель.

– У нас тут хранилище! – объяснила я. – Если туда дойдет вода, будет апокалипсис! Мы должны вызвать сантехника, понимаете? С потолка течет вода, вы это понимаете?

– Нам некому звонить, потому что звонить должен лендлорд, а он во Франции, – укоризненно сказал старик, покачал головой и ушел измерять воротничок клиенту. Хотела бы я знать, что он скажет, когда воротничок клиента скроется под ручьями коричневых потолочных вод.

Я вернулась в бутик, залпом съела четыре пирожных (у нас там стоял парадный ящик пирожных для покупателей, которых все равно не было) и вся на глюкозном подъеме позвонила Селин.

– Я не хочу тебя пугать, – начала я (никогда не начинайте так разговор), – но все, что я дальше скажу, будет выглядеть очень зловеще. В общем, тут типично нью-йорскская история. Прорвало трубу. В подъезде с потолка хлещет вода. Подъезд затопило. Лендлорд уехал во Францию и отключил телефон. Никто не звонит ни в какую службу, потому что ни один сантехник не будет вламываться в дом без разрешения лендлорда. Жильцы ушли гулять. Рубашечная мастерская донт гив э фак. Все вокруг донт гив э фак. А я бегаю всюду с ведрами, и на меня смотрят как на сумасшедшую. Но я всего лишь хочу спасти наше хранилище свечей. Вода грязная. Я в стрессе. Лендлорд выел мне все мозги, чтобы я заботилась о его незабудках, но вот о жильцах он не позаботился. Давай ты приедешь и мы ляжем в воду и умрем (или я сказала что-то другое).

– Пришли видео, – решительно сказала Селин. – Я отправлю его в Париж нашим начальникам Антуану и Франсуа, и пусть они там друг с другом разбираются. Сделай как бы фильм про воду.

Я сняла и прислала Селин фильм про воду. Это был немножко фильм про Нью-Йорк и безразличие. Мой магистерский тезис и его презентация отчасти строилась вокруг хайдеггеровского indifference to being, и вот сейчас я наконец-то наблюдала это своими глазами: indifference, indifference. Все нами озвученное рано или поздно прольется на нас коричневым дождем. Amber rain is beautiful but wrong.

Я съела еще штук пять пирожных и поняла, что еще полчаса – и откупорю бутылку вдовы Клико (тут ее называют «вэ-вэ»), которая непонятно что делает у нас в холодильнике.

Ко мне в бутик заглянул рубашечный дед и помахал рукой.

– Ты можешь проплывать в туалет, если тебе надо, через нашу мастерскую! Подъезд уже затопило!

– Кто-нибудь позвонил хоть куда-нибудь?

– НИКТО НИКУДА НЕ ЗВОНИЛ, ЛЕНДЛОРД ВО ФРАНЦИИ! – напомнил мне дед и вышел во дворик, присев на нашу скамеечку.

Вокруг скамеечки кипела веселая итальянская уличная жизнь, типичная для Нолиты, – ко внуку, молодому отцу, на работу пришла жена, молодая мать, они по очереди кормили розового итальянского младенчика из бутылочки (возможно, бутылочки с вдовой Клико), потом прибежали подружки жены с раскладными пляжными стульчиками, достали дымящий сухим льдом лимонад и пузырьковое розовое вино из хрусткой льдистой сумки для пикника. Ах, лето на Елизаветинской улице в Сохо под томными сетчатыми липами, как ты прекрасно и недосягаемо! Я возвращаюсь в бутик, включаю кондиционер, выключаю кондиционер, съедаю еще три пирожных, выхожу в подъезд, хватаю ведра и выливаю мрачные воды в унитаз. С улицы на меня странно смотрят.