скачать книгу бесплатно
Техас (сборник)
Татьяна Панкратова
В сборнике представлены три повести.
«Техас» – о жизни подростков подмосковного города Мытищи (на местном жаргоне его называют Техасом) в конце 90-х годов. В центре сюжета любовный треугольник: главная героиня влюбляется в первого парня во дворе, он становится бандитом, а его лучший друг уходит в армию, чтобы не мешать влюбленным.
«Черный квадрат» – о молодежных нацистских организациях в России и о тех, кто им противостоит. Героиня учится в столичном художественном колледже, где объявляют конкурс по интерпретации известных художественных произведений. И ей приходит на ум выкрасить черной гуашью картонную коробку из-под телевизора, а потом, вырезав отверстия, водрузить ее на плечи соседа по дому, чернокожего юноши Джона. В таком виде автор и герой появляются на конкурсной эстраде. Брат и любимый главной героини оказались на стороне скинхедов, на другой – жизнь ее друзей, близких и дорогих для нее людей.
«Замкнутый круг» – о кризисе семьи в современном обществе, о детях из детских домов. Главная героиня пытается понять, как самые родные в одночасье становятся чужими. Что это за сила, которая навсегда может лишить человека матери и отца. И в то же время ей самой предстоит нелегкий выбор.
Татьяна Панкратова
Техас. Сборник
© Панкратова Т., 2018
© Оформление. ОДО «Издательство “Четыре четверти”», 2018
Техас
Техас – это крошечный кусочек суши, разумеется, если сравнивать его со вселенной; а для кого-то это дом, и целый мир, и родина, и любовь, и детство. Я не знаю, откуда взялось это название. Говорят: «Просто людям делать было нечего, вот и прозвали так», «Ну, типа, Дикий Запад».
Вероятно, из-за огромных пустырей и постоянных бандитских разборок. В нашем Техасе всегда велась борьба за власть. Всего лишь десять лет назад перестрелки случались прямо на площади. Морги были забиты трупами успешных авторитетов. Впрочем, это название появилось так давно, что никто и не помнит, кто его придумал. А может, этого кого-то уже давно нет на свете.
Мытищи – маленький город. Железная дорога делит его на две части: старые и новые Мытищи. Старые по правую сторону, вдоль Ярославского шоссе (их то и называют на местном жаргоне – «Техас»). Мы переехали сюда из Долгопрудного, когда мне было три года.
Вскоре развелись мои родители. Я очень хорошо помню тот вечер, когда отец забрал вещи и уехал. Мы с братом деремся из-за коробки от магнитофона, он хочет складывать туда кассеты, а я хочу сделать из нее домик для кукол, мама сидит на полу и плачет. Коробку мы порвали, и она никому так и не досталась.
Наш дом двадцать второй по счету на улице академика Каргина. Панельная девятиэтажка, построенная в конце семидесятых, стоит на перепутье, в какую сторону ни глянь – всюду будет развилка.
Если пойти налево – то окажешься в районе ветхих пятиэтажных домов. Хрущёвки и сталинки утопают в зелени и тишине. Крохотные чистые дворики, почти не видавшие машин, свежестиранное белье на веревках.
За ними на поле огромной буквой «П» расположилась моя школа. Рядом с ней – детский садик «Елочка», в который я ходила.
Если же пойти направо – придешь к Владимирской церкви. Оттуда доносится колокольный звон, я под него просыпалась когда-то. Бывает мне и сейчас мерещится, что я его слышу. Туда мы теперь ходим святить куличи, ставить свечки и причащаться.
За моим двором – пустырь. Потом здесь появится новый дом, с большими дорогими квартирами.
А прямо через дорогу – огороженная территория. Обещали сделать спортивный комплекс с бассейном, но в итоге получилась вечная не завершенная стройка. Уже около десяти лет на этом месте два заброшенных здания. Там собираются наркоманы и бомжи, наши мальчишки тоже лазят туда, для них это вроде проверки смелости. Сторож их гоняет, а им все нипочем. Совсем близко стадион «Торпедо» – сюда меня в пять лет записали в секцию по фигурному катанию. В двух шагах от него старый дом культуры. Раньше в нем был кинотеатр, детские кружки и библиотека. Теперь – ночной клуб «Индиана Джонс».
В нашей квартире четыре комнаты, мама все время называет их «клетушками». Все окна выходят во двор. Но только из моего окна видно большую березу. По ней всегда можно определить время года: осенью ее листья окрашиваются в цвет багряной охры и неторопливо умирают, разбиваясь о землю; зимой она оденется искрящейся белой шубой; весной нахохлится, набирая бутоны; а летом зазеленеет.
Автобусная остановка называется – «Химгородок». Это оттого, что неподалеку находится завод «Химволокно», где моя мама проработала три года экономистом. У нас в городе всегда было много заводов. Железные громады стоят и по сей день, исторгая смрад.
Помимо всего прочего на «Химволокне» производили удивительные, не горящие в огне, нитки. Они наматывались на длинные катушки и мерцали диковинным медно-розовым цветом. Я долго упрашивала маму, принести эти нитки, а когда она их принесла – они оказались просто нитками, самыми что ни на есть обыкновенными. Такое случается.
Сложно назвать день, когда всё это началось. Это произошло как-то постепенно, как-то незаметно для нас. Разве мы тогда могли представить, чем всё это закончится.
Просто с разницей в несколько лет мы родились в Советском Союзе. Во время его медленной мучительной смерти. Кто скажет нынче точно: успели или опоздали?
Мы были обычными детьми. Как все болели корью и ветрянкой, играли в «казаки-разбойники» и «салки», мечтали поскорее стать взрослыми.
Двор и в самом деле был небольшим, но нам чудилось, будто это гигантская планета. На пустыре были свалены бетонные плиты, в них мы ухитрялись пролезать, – получался двухэтажный домик. Там мы прятали маленьких щенков, чтобы за ними не приехали собаколовы, по очереди ходили их кормить. У каждого был свой щенок. Часто мальчишки перетаскивали их в свой шалаш, и начиналась борьба. Место нахождения их штаба всегда было засекречено, как только оно становилось известно – они тут же искали новое.
Два старых полузасохших дерева – тоже нередко служили домом. На них можно было залезать и развешивать различные драгоценные штуки: стекла, бутылки, фантики, листья, цветы, кусочки ткани и прочее – мы находили их под окнами. Также из этого богатства делались «секретики»: цветы, листья и красивая фольга – клались в специально вырытую ямку, накрывались стеклышком и тщательно закапывались. Может, мы думали, что их когда-нибудь раскопают наши дети или какие-нибудь чужие? Не знаю. Просто это было красиво.
Между двором и пустырем был небольшой овраг. Над ним взрослые ребята сделали тарзанку – привязали дощечку к толстой веревке, которая имела обыкновение рваться в самый не подходящий момент. Так произошло, когда на ней катался Сашка Козаков. Хотел показать, какой он храбрый, прыгнуть прямо с ветки, на которой все держалось – и упал. Все смеялись, а я нет. Мне его почему-то было жалко, наверное, ему все-таки было больно. У него есть брат близнец – Сережка, до сих пор не могу их отличить друг от друга. Они жили в доме, за пустырем, и учились в одном классе с Женей, Ильинским Игорем (Илюхой), Братухиным Лешкой (Братаном), Димой Екимовым (Кимом), Костей Филиным (Филей), Филимоновым Егором (Филимоном), Семёновым Стасом (Сёмой), Кузиным Юрой (Кузей), Лешаковым Славой (лешим) и Немцем. У них была своя взрослая компания. Их считали крутыми. Многие из них жили в моем доме, некоторые даже в моем подъезде. Я в то время часто забывала ключи от квартиры, сидела под дверью и видела их. Когда на улице было холодно, они собирались на пятом этаже, там жил Ильинский (Женя жил на восьмом, а Кузя на девятом), в остальное время они сидели в соседнем дворе, ближе к вечеру подтягивались к ночному клубу «Индиана Джонс».
Когда нам было шесть, а им девять-десять, мы играли вместе и в казаки, и в испорченный телефон, и в чепуху, носились по двору, а вечером жгли костры. В школе на переменах – в прятки и салки. Женька был тогда забавный: светлые волосы; короткая стрижка с длинной челкой, которая все время падала на синие глаза, шебутной, задиристый, драчливый и непоседливый мальчишка. Девчонки смотрели на него с восторгом и замиранием в сердцах, а он их будто бы не замечал. Машинки и мальчишеские игры – вот, что ему было интересно. Ни минуты не мог усидеть на месте. Лет в десять подрался с Илюхой и рассек себе бровь. Все ужасно перепугались, у него полголовы было в крови. А он совсем не плакал, только растеряно смотрел по сторонам, словно не понимая, что случилось. Нас развели по классам, и я его в тот день больше не видела. Как раз в этом году я только пошла в школу, мы еще застали форму. Черный или белый фартук, бесконечная стирка манжет и воротничков, а еще бант, большой капроновый бант, чуть ли не с мою голову величиной. До школы у меня были очень длинные волосы, темные и прямые, но в детском саду меня заразили вшами – пришлось их остричь. Так я и пошла в первый класс, правда, говорили, что мне идет, интересовались, в каком салоне меня стригли. В руках разноцветный ранец со «спиди-гонщиком» (герой популярного в то время мультика) и букет из розовых гладиолусов. Я должна была быть в «А» классе, нас распределяли по итогам собеседования, но мама не сдала мои документы вовремя, и я попала в «Е». Теперь я даже рада, что попала именно туда, у нас был замечательный класс.
* * *
В восьмом к нам пришла новенькая – Яна. Она жила недалеко от меня в доме около медучилища. Мы как-то вместе шли из школы, и она предложила сходить в Индиану Джонс на дискотеку.
– Нас туда не пустят! Нам же шестнадцати нет.
– Да, пустят. Там всех пускают. У меня брат туда ходит. Говорит прикольно. Пошли?! Не понравится – уйдем!
– Ну, пошли! – ответила я просто так.
И мы пошли туда в субботу вечером. Жуткая давка на входе, невероятное количество дыма, и люди с безумными лицами. Клуб стилизован под джунгли, кроме того, в соседнем городе Королёве был точно такой же клуб, только назывался Jangle. Тех, кто туда ходил, называли джанглистами. Они устраивали кровавые разборки с нашими ребятами. После таких побоищ большинство попадало в больницу или в милицию.
В баре стоял скелет, повсюду висели зеленые сети и канаты, в танцзале бревна – на них можно было сидеть; вместо столов большие бочки с деревянными лавками. Белые вещи светятся в темноте под действием ультрафиолета, поэтому почти все ходят в белом, остальные в разноцветных майках, топах, юбках или с фосфорными браслетами и кольцами. Такое чувство, что почти все знакомы, постоянно целуются и обнимаются. Мы встретили девчонок из моего дома и стали танцевать в их круге. Все сверкает, блестит и мелькает перед глазами, как нарисованный мультик. Кажется, что это не ты, а какой-то другой посторонний человек, красиво двигающийся под долбящую отовсюду музыку.
Женя стоял у стенки, совсем недалеко от сцены, где танцевали девчонки в коротеньких шортиках и топах апельсинового цвета. В кепке и черных очках – его было сложно разглядеть, но я его узнала. К нему подошла Ольга. Они стали целоваться, он ее обнял. Я не то чтобы завидовала, просто Женя был такой, каким я и представляла себе идеального парня, я думала, такие бывают.
На сцену вышли хардкористы, многие из них были моего возраста, и я их хорошо знала. Самое смешное, когда они, забыв вытащить вещи из карманов, начинают крутится на голове. Вот и в этот раз из Юркиных карманов посыпалась всякая всячина. Когда я снова посмотрела в тот угол, где стоял Женя – никого не было.
Мы стали ходить на дискотеку каждые выходные. Перезнакомились, наверно, со всеми. Там часто случались драки. Девчонки тоже дрались – похлещи мальчишек. Повод может быть любой: от оскорбления до просто не понравилась. Чаще всего обходилось все мелкими разборками с участием какого-нибудь авторитета (у нас была некая Мусё, которая занималась борьбой – ее все ужасно боялись; или Наташа Кострова, которая была старше всех и имела обширные связи). Нас с самого начала предупредила Катька, что золотые украшения лучше не надевать, денег с собой брать по минимуму, в женский туалет не заходить. Сначала нам как-то везло, до нас только доходили слухи, что девушек избивают, забирают у них деньги и украшения. Вскоре настала наша очередь. Мы стояли перед входом в клуб с девчонками. К нам подошла Людка со своими подругами (из-за коротких стрижек их называли «лысыми»), они были самыми главными. Люда прижала нас к стенке:
– Деньги есть?!
– Нет! – ответила Яна.
– Как это нет? Вы же на дискотеку пришли, на вход должны быть деньги! Сюда без денег не приходят!
– Ну, мы думали пострелять! – сообразила Юля.
– Пострелять только я могу! Выворачивайте карманы! А то я вас так отделаю, мало не покажется!
Она забрала деньги у девчонок и подошла ко мне:
– У тебя тоже нет?
В этот момент непонятно откуда появился Серега Евдокимов («Толстый», «Пончик» – так его называли):
– Ее не трогай, она моя сестра! Есть у нее деньги, ей мама дала.
– Что, правда, сестра? – спросила она у меня, пристально разглядывая нас с Серегой.
Я кивнула. Серега меня увел. Люда его уважала, вместе учились, почти ровесники. Им было по семнадцать, нам с девчонками четырнадцать. Не понимаю, чего мы тогда так боялись какой-то наркоманки. Мы видели в ней то, чем она никогда не была. Сами же этот культ и создали, про них ходили жуткие слухи. С другой стороны, они ведь могли и избить по-настоящему, если никто за тебя не вступится. Много было таких случаев, девчонок увозили на «скорой». Помню, как мы тащили домой Юльку. Она подралась с Варькой, одной из них, на улице возле клуба, пришла с разбитым ртом и вся грязная. Это было обычным делом, никто не придавал этому значения.
Ребята дрались даже на танцполе. Мы сидели с девчонками около бара, мимо нас пролетел парень и упал на пол. Его подняли, и начался настоящий бойцовский ринг, пока не пришла охрана. Того парня, его звали Андреем, никто больше не видел. Порядок был простой, кто сильнее – тот и прав.
Обычно было семь или восемь медленных танцев за вечер (мы называли их медляки). Главная интрига: с кем танцевать медляки? Если это твой парень, тогда танцуешь только с ним, иначе будут неприятности, разборки и прочее. Если парня нет – танцуешь с тем, кто пригласит.
Дискотеки затягивают, появляется компания или несколько знакомых компаний, куда можно ходить в любое время. Меня это устраивало, потому что домой идти все равно не хотелось.
* * *
После развода мама начала пить. Я плакала каждую ночь, просыпалась одна в квартире. Вечером мама мне врала, что не уйдет. Я старалась не спать, но все равно засыпала, а когда просыпалась, ее уже не было. Мне казалось, что слезы когда-нибудь кончатся, вот я их сейчас выплачу и больше не смогу плакать, думала, у человека ограниченный запас слез.
Однажды, мне тогда было лет пять, я пошла к ее друзьям. Я знала, где они собираются, она иногда брала меня с собой. Была глубокая ночь, и мне было безумно страшно идти в темноте, кроме того, я никак не могла вспомнить дом. Когда я их нашла, мама совсем не удивилась, что я пришла одна. Мужчины в нашем доме менялись с завидной регулярностью. Я не осуждаю ее, я даже уже не обижаюсь, просто забыть все никак не могу.
Не могу забыть восьмое марта в детском саду. Я учила стихотворение, она обещала, что придет, но не пришла. Мне было очень обидно, у всех были мамы, а у меня нет. Домой она пришла пьяная и сразу заснула. Я хотела поджарить рыбные палочки, но порезала палец. Видимо задела сосуд, потому что кровь не останавливалась, она все текла и текла. Мне стало очень страшно, я ревела, смотрела на этот палец и думала, что я умираю. Пыталась разбудить маму – она не реагировала. Позвонила папе, он сказал, что надо держать под холодной водой. Я спросила, а если не пройдет? Он ответил, что тогда приедет. Не знаю почему, но меня это успокоило, и кровь перестала идти. Только шрам остался, из-за него ноготь на большом пальце наклонился в бок.
У меня были самые дорогие куклы, и даже дом для барби. Девчонки завидовали мне, а я завидовала им, потому что у них были родители. Потому что ими интересовались, их провожали и встречали. А меня редко встречали, даже вечером со стадиона, где я занималась фигурным катанием. И мне всегда было стыдно перед чужими родителями, я им врала, что мама работает, они доводили меня до дома. Многих моих друзей не отпускали гулять, меня отпускали всегда, я и не спрашивала. Все равно никто бы не заметил, что меня нет.
* * *
В феврале тысяча девятьсот девяносто восьмого года на дискотеке Катька познакомила меня с Колей Артамоновым, он был из Женькиной компании, говорили, что они с ним лучшие друзья. Добрый, улыбчивый, с удивительным грустным взглядом, словно слезы в глазах стояли. Он угощал нас мороженным и без конца рассказывал анекдоты. С ним было легко общаться. Мне только потом Катька рассказала, что он детдомовский. Его родители погибли, когда ему было четыре года, из детдома сбежал, даже некоторое время жил при монастыре. Учился он мало. Думаю, закончил классов девять или восемь. Впрочем, он никогда не рассказывал об этом. Хотя, наверное, я и не спрашивала.
Они проводили меня до подъезда, я сказала, что дальше дойду сама. Лифт ехал нестерпимо долго, я прислонилась к стене и стала разглядывать батарею, на которой обычно спали бомжи. Дверь распахнулась, и вместе с февральским холодом в подъезд ввалился Саша с пьяным Женей, которого шатало из стороны в сторону. Саша пытался его держать, но он все время вырывался и цеплялся за стену с почтовыми ящиками, бормоча что-то невнятное.
– Не, бля. Ну, ты достал меня уже конкретно! Стой! – Саша резко приставил его к стене около лифта.
– Девушкааа!.. Красииивая!.. – Женя увидел меня и обрадовался.
Двери лифта открылись. Мы запихались вовнутрь.
– Мне третий! – Саша послушно нажал на кнопку.
– Смелая девушка, зашла с нами в лифт! А вдруг мы эти, как его, …маньяки какие-нибудь!
Я улыбнулась.
– Не слушайте вы его! Просто у него настроения нет, кинули его сегодня прилично.
– А че, не слушайте-то! Я может, серьезно, ваще! Девушка, выходите за меня замуж!
Испуганно мотаю головой.
Он смотрел на меня все тем же наивным детским взглядом, только глаза потускнели и волосы уже не такие яркие.
– Не хотите, да! Вот, видишь, я и ей ни хрена не нужен!
Лифт остановился на третьем этаже. Я вышла.
Женя двинулся за мной.
– Э, вы не думайте …Я ведь и трезвый бываю! Как тя зовут-то?
Саша с трудом втащил его обратно в лифт.
До дискотек я как-то не задумывалась о ребятах, и ни разу никого не любила. Если не считать Максима в детском саду. Он подарил мне компас, а я научила его завязывать шнурки. А потом мы пошли в разные школы. И, наверное, он уже не помнит, как меня зовут.
А теперь у всех были парни, а у меня нет. Не то чтобы я никому не нравилась, нравилась и очень многим. Но мне все они были не интересны. Может, я пересмотрела мыльных опер (в детстве меня часто оставляли с бабушкой, так что все сериалы я знала наизусть). Я верила в то, что однажды я встречу его, принца на белом коне. Он будет самым умным, самым добрым и красивым. Мы будем жить счастливо и умрем в один день. Глупо, конечно, но я думала, что так бывает. Где-то внутри была надежда, что все так и будет. Или почти так.
* * *
Девушка на сцене ладошками била по воображаемому стеклу, создавалось иллюзия, будто она и вправду за стеклом и никак не может выбраться. Этот прием называется «стеклышко». В то время на дискотеках он был особенно популярен. Это не сложно, нужно только самой верить больше всех, что это стекло существует на самом деле – тогда и другие в это поверят.
Мне было грустно. Почти все мои подруги – по парам. Смотреть на то, как они целуются, невыносимо. Да, еще Олег досаждал мне своим присутствием и, как он утверждал, любовью. Он был замечательным парнем, даже симпатичным, но я воспринимала его, как друга, и никак больше. Худенький, ниже меня ростом, он выглядел, как маленький ребенок. Мой брат, увидев его, удивился: «Что это еще за детский сад?».
Я собралась уходить домой, Олег меня упорно не пускал. У него в руках была кружка пива, которая при очередной моей попытке вырваться опрокинулась мне на майку. Пришлось снять ее и остаться в коротеньком синем топике. Из-под него была видна грудь и я стеснялась ужасно. От всего этого совсем стало паршиво. Я села на корточки и обхватила голову руками.
И тут появился Коля:
– Привет! Чего такая грустная?
– Голова болит.
– Сейчас вылечим! Пойдем, потанцуем?!
Он взял меня за руку, и мы пошли танцевать. Он что-то говорил, я не слушала. Потом вспомнила:
– А ты знаешь Женьку?
– Какого еще Женьку?
– Ну, из моего подъезда.
– А, Женька что ли? Конечно, знаю! Он мне вообще как брат! Я ж когда из Сергиева Посада сюда приехал, дурак дураком был, ничего не знал. Меня скины отмутузить хотели, Женька меня отбил. В ментуру сколько раз попадал – он меня вытаскивал. Я ему по гроб жизни обязан. Хочешь, познакомлю?
– Да…ну! Хотя…давай!
– Ты не замерзла?!
Коля, наконец-то разглядев меня, набросил мне на плечи свитер. Хотя там было жарко и на фоне всеобщей раздетости, я была самой одетой.
– Сейчас. Тут где-то он был.
Через секунду они стояли передо мной.
– Вот, это Женя. А это Таня.
– Типа, привет! – с издевкой произнес он.
Я сняла свитер и вернула его Коле.
