скачать книгу бесплатно
Морегрина: Бежать. Потерять. Погибнуть. Возродиться
Светлана Шульга
RED. Fiction
У каждого в жизни наступает тот момент, когда происходит взрыв! И кажется – наша душа разорвана в клочья. Разлом и пустота! А на самом деле это разлом, который открывает выход внутреннему свету. Главное – иди смело вперёд и тогда все самые могущественные силы встанут на твою защиту!
Этот роман – вдохновение о том, как не заблудиться в пути, отправляясь на поиски себя. О том, что порой призрачное нам кажется истинным, а истинное – мнимым. Об истинной любви, призрачной красоте, сложной дружбе, поисках своего предназначения. О том, что окружающий мир, порой, – это мир теней, а мир теней – правдивее реального. И главное – этот роман о том, что родные души никогда нас не покидают.
Мистический современный роман. Он имеет слишком много смыслов. Какой из них он откроет Вам? Придётся читать и перечитывать! Но после этого вам открывает много тайн и главные – как найти свою настоящую любовь, вопреки всему. И как стать счастливым, даже если всё вокруг чужое. Всё! И даже твоё собственное имя.
Светлана Шульга
Морегрина/ Бежать. Потерять. Погибнуть. Возродиться
Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)
В коллаже на обложке использованы иллюстрации: © Archv, Terriana, kotoffei / iStock / Getty Images Plus / GettyImages.ru
* * *
Мы ничего не знаем о тех исполинских могущественных силах,
что передают сигналы по волокнам бесконечно расширяющейся Вселенной.
Мы ничего не знаем о родных душах, которые перехватывают эти сигналы и с заботой выполняют свою светлую миссию.
МЫ НИЧЕГО НЕ ЗНАЕМ О СЕБЕ.
Пришло и передано в день третьей двойной радуги
* * *
Рваные джинсы своих надежд лучше всего зашивать стальными нитями железных дорог. Так наверняка. Та-дам-та-дам, та-дам-та-дам, та-дам-та-дам.
Стучит поезд, как швейная машинка судьбы. Стежок к стежку. Рана затягивается.
В такт дребезжат испуганные пустые стеклянные стаканчики. Такие же пустые, как её жизнь. Но от их размеренного стеклянного побрякивания становится спокойнее. И она уже слышит:
«Там-там-там-там, там-там-там-там» и – многообещающее – «ТАМ!»
На сердце уже не скулят брошенные промокшие щенки и в душе не кровоточит, а разливается сладкая патока возможного счастья.
Она смелая! Спустя столько лет, проведённых в мечтах, сбежала. Сделала первый шаг в пугающую, но желанную неизвестность.
Послезавтра она выйдет на сверкающий перрон огромной переливающейся Матери Городов.
Города, который шлифует женщин, и этот процесс не остановить ни на долю секунды. Каждая прошедшая эту шлифовку в нём, как выбеленная холёная улыбка, – сверкает. Такой станет и она – Женщиной с заглавной буквы «Ж».
«Там-там-там-там» всё будет замечательно.
* * *
«Не всех рыжеволосых сожгли на кострах инквизиции», – так она говорила всем, заливаясь густым бархатистым смехом, отбрасывая огненные пряди от лица. А пряди скакали, как языки инквизиционного пламени, и сжигали всех вокруг. Всех, кроме неё.
Высокая. Стройная. Копна волос – смесь золота с рыжим, без красных и малиновых ноток. Серые глаза.
Она их закрывает и видит сверху своё скудное утро. Дрожащую себя в обшарпанном дверном проёме. Бросает прощальный взгляд на дощатый пол, по которому можно ходить только в тапочках или в вязаных носочках, да и то нацепляешь заноз.
С тоской смотрит на грязные окна – никогда не возникало желания их помыть. На тусклое деревянное зеркало с вырезанными чьей-то умелой рукой листьями и завитушками. Отражение в его глади ей постоянно казалось обиженным.
Кто его обижал, отражение? Слишком тесный город, слишком старый дом, слишком маленькие возможности. Всё настолько «слишком» и настолько маленькое, что в них не помещались ни её слишком большие амбиции, ни её слишком модные для такого приземистого и низкорослого городка вещи.
Свои вещи она любила. Всё остальное – нет.
Время – враг. Время – это морщинки. А морщинки – это тоже враг! Ей уже почти тридцать, а она все еще в Городе Маленьких Домов, в старом обшарпанном доме.
Она совсем не ведическая женщина. Естественна, всегда лохмата. Она – ещё в той поре, когда ты без срока годности и ещё не пресловутая "я-ж-мать".
Карта из псевдоубеждений не сковывает её милую головку. У неё нет правил, нет религии и нет комплексов. Всё, что у нее есть, – это она и ее мечты. Терпкие и такие романтичные, как её любимое rose.
Еще вчера она любила готовить мясо и пить вино по вечерам. Исключительно розовое. Она покупала его в единственном в её небольшом городе, большом, сверкающем стеклянными витринами торговом центре, выбирала к нему мясо и несколько сезонных фруктов. Сливы, яблони и капризные персиковые деревья на этой, теплой почти все 365 дней в году, земле росли повсюду.
Особенно, она любила впиваться в тонкую и ворсистую кожу нежно-ароматных персиков.
Приносила из магазина свою добычу в хрустящем пакете. Нарезала яблоки тонкими дольками, поливала их лимоном, небрежно раскладывала сливы и сверху бросала целые пушистые мячики. Потом ставила мясо. Пока оно зарумянивалось, наливала бокал и рисовала.
Или зажигала свечи, танцевала и пила rose прямо из горлышка. Представляла себя героиней женского романа или роковой красоткой с обложки любимого «глянца» и ей казалось, что в таких моментах заключена вся красота жизни.
Той жизни, которая где-то там, мимо неё.
И так каждый вечер. Но каждое утро – будничный серый туман. Неужели это всё? Неужели нет большего?
Танцуя, она смотрела в зеркало и находила себя то сексуальной, то скованной, то женственной, то до тошноты плоской и примитивной. Вместе с ней танцевали только тени, и иногда ей казалось, их движения были более легки, грациозны и притягательны, чем ее собственные.
* * *
До встречи с ним она жила и не догадывалась, что бездарно разбрасывает всё ценное, что вложено Вселенной в хрупкий, длинноногий аватар её неугомонного тела.
До той встречи она не осознавала, что теряет себя напрочь, но, возможно, именно благодаря запущенному саморазрушению стали высвобождаться элементы, которые становятся фундаментом для чего-то нового. Если это так, то самые таинственные процессы, которые идут из глубин бесконечно расширяющейся Вселенной, стали оплотом для всех последующих событий.
Скорее всего, так и было. Каждая мечта приходит в своё время, как всё самое важное в жизни.
Еще вчера ее мир стоял на трёх китах: модные журналы, искусство, новые знакомства. Она рисовала дыру в районе сердца каждому новому знакомому в тот момент, когда он ещё спал, а она спешно вызывала такси в свежесваренный рассвет.
Правила не для нее. А вот один большой город, весь, от тротуаров до шпилей, заложен именно для неё!
«Мать Городов» – она зовет его именно так. При этом её глаза загораются иным сиянием, а голос становится бархатным и чуть более тихим.
Пуповина непреодолимо тянула. И Мать Городов сцеживала для неё бодрящее молоко страсти, энергии и удовольствий.
Еще вчера она жила просто и кричала: «Да какого чёрта я ещё здесь!?»
Смеялась, горела, мечтала. Но не с теми, не там и не так, как хотела бы.
И всё было бы как в петле Мёбиуса. По непрекращающейся спирали вращались события, люди, встречи, разочарования. События. Люди. Встречи. Разочарования.
Она и дальше дразнила бы других и обманывала себя. Если бы не Он. И если бы вчера она не выпила слишком много rose и в исступлении не купила билет в один конец на ночной поезд.
Ночь была сумасшедшей…
Там-там-там-там, куда несёт вагончик, всё по-другому. «Там-там» всё наладится.
Томный rose бьет в голову.
И с этой мыслью она, уткнувшись в сырую подушку, засыпает на своей верхней полке. Поезд успокаивает. Он подтверждает:
«Та-дам-та-ДА.Та-дам-та-ДА».
Часть 1. Бежать
Глава 1. Марина
Незнакомые голоса звучат как будто в отдалении, затем прерываются и выбрасывают из кошмарного сна.
Что за синий потолок? Что за давящее беспокойство внутри? Это и не страх, и не возмущение, а что-то близкое к удивлению. Хотя… и не оно.
Высвободившись из тумана сна, на киноленте памяти начинают проявляться смазанные изображения, отголоски вчерашнего дня: «Что я наделала? Я в поезде! И всё-таки решилась!»
На миг время застывает, окутав коконом совершенно нового чувства – абсолютной неизвестности. Мать Городов, я еду! Ты ждешь?
Вместе с этой мыслью, все четыре камеры сердца начинает заполнять сумасшедший коктейль: кровь и адреналин. Сердце подскакивает и принимается молотить по грудной клетке взволнованно и быстро.
Нет, Мать Городов никого не ждет. Она принимает в свои объятия, но в любой момент выплевывает неугодных и ломает с хрустом хребет слабым.
Тело сдавливают спазмы страха. В горле встает жгучий ком. У меня странный вопрос к себе: зачем я это сделала?
Сон окончательно отступает. Голоса становятся четкими, изображения яркими. Повернув голову, натыкаюсь глазами на незнакомку на соседней верхней полке: лёжа параллельным курсом, читает женщина. Она совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки – ох уж эти плацкартные вагоны! Смутившись, хочу отвернуться, но не успеваю. Женщина откладывает книгу.
Наши глаза встречаются. Надо бы сказать дежурно-вежливое «здравствуйте», но неожиданно все слова делают шаг назад. Что-то неуловимое, знакомое и доброе замечаю в её взгляде, уютной вязаной кофте с выпуклыми розочками, махровых штанах и полосатых носочках. Таких же полосатых, как те, в которых я ходила по обшарпанному полу арендованного ветхого дома.
Дом. Пусть и нелюбимый, но знакомый… Там всё понятно и предсказуемо.
Незнакомка всем телом поворачивается на бок, лицом ко мне. Носочки прячутся в складках казенной простыни. Что же я натворила? Что за нелепый и дерзкий побег устроила?
Комок жжёт горло, хочется то ли заплакать, то ли выругаться, то ли… Вернуться! Да, так и есть! Нестерпимо, страшно и до боли сильно хочется вернуться!
– Привет. А ты разговариваешь во сне, – обрывая мои мысли, с улыбкой произносит женщина.
– Правда? – удивляюсь я. Хочу сказать, что обычно за мной такого не водится, что, видимо, это всё от страха неизвестности, но вклинивается механический голос сверху. Монотонные фразы объявляют ничего мне не говорящее название станции и также равнодушно добавляют ценную для каждого во всё этом движущемся удаве информацию: «Поезд будет стоять на станции тридцать минут».
Спокойное течение разговоров разрывают разнообразные звуки и суета. Съеживаюсь, как от озноба. Мимо проплывают десятки маленьких, взрослых, седых, юных. Их всех несёт течением к выходу. Но мой страх полностью парализовал все желания. Он пригвоздил меня к синей полке.
– Я смотрю, ты как будто чего-то боишься. Давай спустимся? – незнакомка напротив снова подает голос.
Надо же, она тоже никуда не ушла. Мой страх перебарывает отчаянное желание поговорить и спросить совета. Совета у неё. Ведь больше не у кого. Тело тяжело отзывается и кажется чужим. Сбрасываю его вниз. Вагонный пол оказывается липким и холодным.
Женщина, следуя за мной, плавно соскальзывает. В ней есть нечто знакомое, безусловно.
Нырнув на глубину своей памяти, стараюсь отыскать хоть кого-то похожего на нее, но образ дразнит, расплывается и все время ускользает. Нет, скорее всего, острое желание найти родную душу в этом новом чужом мире подсказывает сходство. Это игры моего разума, который придумывает отвлекающие лжеродные образы.
– Как вас зовут? – слова вырываются сами, без моего разрешения. И как только они обретают вес, я понимаю, что уже догадываюсь.
Незнакомка усаживается на нижнюю полку и подгибает ноги под себя. Сажусь напротив.
– Надежда, – она протягивает руку и добавляет тем дружеским тоном, который располагает сразу и навсегда: – И давай сразу на «ты»!
Надежда – имя возможного прекрасного будущего. Откуда я могла знать, как ее зовут? И почему мне знакомо это необъяснимое человеческое понимание и эта рука, от прикосновения которой молочная тёплая волна разлилась по всему телу?
– Давай, – легко сжимаю ее изящную узкую ладонь: – А меня…
– Подожди! – Надежда обрывает на полуслове и загадочно улыбается, немного прищурив глаза и задумавшись всего на мгновение: – Не торопись, давай-ка я угадаю!
Сидим, как два несогретых ребёнка, сбежавших из дома на поиски приключений. Мои плечи дрожат от страха, её – от желания меня успокоить.
И вот опять эти мурашки, пробравшиеся внутрь, отчего кожа стала неровной и покрылась крошечными предательскими точками.
– Тебя зовут, зовут, – она блуждает по пустому сжатому вагонному пространству взглядом, словно пытаясь найти подсказку, и вдруг выдыхает: – Ты похожа на море, на Ассоль, которая ждет своего Грея, на ищущую, на желающую…
С любопытством её слушаю, и кожу по-прежнему покалывает изнутри.
– Тебя зовут… Морегрина! – всплеснув руками, с полной уверенностью заключает она.
– Красиво, но причудливо!
Сказочное, странное, неизвестное мне до сегодняшнего дня имя. Беру со столика стакан в медном подстаканнике. Пол под ногами перестает быть холодным.
– Я права? – спрашивает соседка и заглядывает мне в глаза, словно пытаясь найти там ответ на вопрос: получилось ли у неё удивить, или успокоить, или что-то подсказать? Спешу её отблагодарить ответом и улыбкой.
– Мне нравится! Отныне меня зовут Морегрина, и ты можешь называть меня так! – улыбнувшись, говорю я, чувствуя, как волнение и страх отступают.
– Может быть, чай?
Она предлагает мне его, словно это как раз то, что отогреет меня уже на расстоянии от дома, а может быть, согреет?
Глава 2. Марина
– В среднем человеку отведено тридцать тысяч дней жизни, – Надежда делает большой, жадный глоток, на секунду прикрывает глаза и продолжает: – Этим вопросом задаются многие. Ответа нет, но я его постоянно пытаюсь найти. Может, ты его дашь? Скажи, почему люди тратят это отведённое для счастья количество дней и ночей на то, чтобы быть несчастными?
Пожимаю плечами. Кого-то прошлое, может, и тянет назад. Только не меня.
