скачать книгу бесплатно
Но Малика не выглядела обескураженной или беспомощной, она терпеливо переламывала волю упрямого животного, умело перебирая поводьями. И верблюд вынужден был сдаться – он сначала сдвинулся с места, а потом и вовсе пошел за хозяйкой, недовольно мотая головой и нехотя перебирая ногами.
Малика явно не нуждалась ни в чьей помощи, особенно в моей. Это я от нее зависел, а сам был лишь очередной строчкой в ее «так предначертано».
***
Иродиада с наслаждением опустилась в горячую молочную ванну. Ее тело с благодарностью отозвалось на прикосновение воздушной пены – груз забот соскользнул с плеч царицы. Вдохнув божественные ароматы нарда и оперкулума, Иродиада погрузилась в молоко с головой. Тишина и покой – вот, чего она желала больше всего на свете…
– Госпожа, простите, – голос рабыни вынудил царицу вынырнуть из белого плена, – к вам пришел тот человек…
Иродиада поморщилась, будто по ней проползла мокрица. Она совсем не хотела сейчас встречаться с «тем человеком». Ей было так хорошо и спокойно, а он всегда приносил одни волнения и тревоги.
– Пропусти, – болезненно выдавила из себя царица, – и подай мне одежду.
Рабыня низко поклонилась и, пятясь, удалилась за гостем.
Иродиада оперлась на руку, протянутую ее любимой служанкой, нубийкой Оливией, и выбралась из бассейна. Белые капли молока мягко скользили по ее груди, животу и бедрам, красиво очерчивая роскошные изгибы тела. Иродиада невольно залюбовалась собственным телом, а она еще очень хороша! Очень!
– Вы так красивы, – прошептала нубийка, облачая Иродиаду в тонкую тунику и белоснежную столу, расшитую золотом.
Услышав слова любимицы, царица снисходительно улыбнулась. Оливия поклонялась ей, словно божеству. Жаль, что лишь она одна…
Служанка дрожащими руками затянула в золотую сетку волосы госпожи и надела на ее шею ожерелье из широких золотых пластин. Иродиада манерно коснулась украшения, будто проверяя, правда ли оно на ней, и жестом велела принести зеркало.
Оливия поспешила исполнить приказ и чуть не растянулась на полу, споткнувшись о выпавший из мозаики камешек. Царица благосклонно подавила вырвавшийся было смешок. Она давно заметила, что нубийка смотрит на нее, как на божество. И это не могло не льстить ей.
Полюбоваться на свое отражение царице не пришлось – рабыня, ушедшая за «тем человеком», быстро вернулась. Постучавшись и получив разрешение, она впустила в баню бродягу, укутанного в тряпье по самые глаза.
Царица властно махнула рукой, и служанки, разом присев в поклоне, оставили ее наедине с бродягой. Они привыкли не задавать вопросов и держать язык за зубами, Иродиада умела наказывать непонятливых.
Царица и «тот человек» стояли на разных концах бассейна, наполненного молоком, и никто из них не решался пойти навстречу. Они смотрели друг на друга и молчали. Наконец, Иродиада сдалась, и, тяжело вздохнув, пошла вдоль бортика к своему гостю. Он продолжал стоять, не шелохнувшись.
– Зачем ты пришел? – спросила Иродиада, вплотную приблизившись к «тому человеку».
– Ты знаешь зачем, – спокойно ответил он. Конечно, царица знала, знала, зачем он здесь. Но ей хотелось надеяться, что причина была иной. – Он слишком долго сидит в дворцовой темнице. Он задержался, ему давно пора вернуться, – произнес «тот человек» почти беззвучно.
– Люди меня не простят…
– Ты не должна думать об этом.
– Они и так зовут меня продажной девкой, а теперь я стану убийцей! Я не хочу! – прошипела царица прямо в лицо своему гостю.
– Неважно, что хочешь ты, важно, что хочет Б-г…
– А откуда мне знать, что хочет Б-г? Откуда мне знать, что ты говоришь Его устами? – гневные жилки вздулись на висках Иродиады, а ее прекрасное лицо покрылось красными пятнами.
– Ты не можешь этого знать. Ты должна в это верить.
– Я много лет делаю то, что ты хочешь! Но что получаю взамен? – не унималась она.
– Б-г вознаграждает тебя за все твои старания. Твой муж любит тебя, ты богата, красива, здорова… В твоих руках такая власть, которой никогда не было и не будет ни у одной женщины в этом грешном мире. Чего еще тебе желать? – спокойно произнес гость. Гнев царицы его мало беспокоил.
– Я хочу покоя! Покоя! – голос Иродиады сорвался в неприличный визг.
– Будет тебе покой, только выполни последнюю Его просьбу.
– Антипа боится, что люди разорвут нас на части… – царица постаралась вернуть себе самообладание.
– Префект защитит вас.
– Но я ничего не решаю…
– Не прибедняйся, госпожа. Все знают, в чьих руках власть, – в голосе гостя послышалась улыбка.
– Хорошо, я сделаю все, о чем ты просишь. Но это будет твоя последняя просьба, – острый указательный палец Иродиады увяз в лохмотьях на груди «того человека». Он в ответ лишь слегка склонил голову и вышел прочь.
Оставшись одна, Иродиада тяжело опустилась на мраморную скамью. Сколько раз она чувствовала себя игрушкой, в руках судьбы? Сколько раз делала то, о чем просили, не спрашивая зачем? Сколько раз подчинялась воле этого странного человека, всегда находившего дорогу к ней? И к чему это привело? Она несчастна, одинока, ненавидима и презираема. Где же благодарность за посредничество в божественных делах?
– Оливия! – крикнула Иродиада. Служанка тут же возникла перед своей госпожой, словно всегда стояла рядом.
– Сообщи тетрарху, что я приду к нему сегодня вечером. Ты подготовишь меня.
***
Не знаю подцепил ли я, выйдя из пещеры, какую-то инфекцию или меня догнал запоздавший ожоговый кризис, но после прогулки я снова слег. Провалялся в жару и бреду и ночь, и следующий день.
Малика суетилась вокруг меня, прикладывала компрессы, раскрывала, накрывала, переодевала, когда очередной балахон промокал насквозь от пота. Я то и дело чувствовал на своем лице и теле ее мягкие, теплые руки, ее дыхание, ее присутствие, такое необходимое… И вдруг что-то изменилось.
Я понял это не сразу, ноющие мышцы, дрожь, пришедшая на смену жару, перемешавшиеся в голове мысли – сильно отвлекали мое внимание от того, что происходило вокруг. Но когда болезнь немного отступила, я четко осознал, что остался один. Совсем один. Малики рядом не было.
Сначала я успокаивал себя тем, что она просто ненадолго отлучилась – покормить верблюда или кур или по каким-то еще делам. Но время шло, а Малика не возвращалась.
Липкий страх разливался по моему телу, заполняя клетку за клеткой, сосуд за сосудом. Словно паучий яд, он растворял меня изнутри.
Дело было даже не в самой Малике, а в том, что она единственная на всей планете знала, где я нахожусь. А ведь с ней могло случиться все, что угодно, тем более здесь, в Сирии. Ее могли убить, украсть, она сама могла споткнуться и подвернуть ногу, попасть в зыбучие пески или свалиться в какую-нибудь расщелину. И все – без нее у меня не будет ни единого шанса выжить.
Если она не вернется, я, наверное, смогу собраться с силами и выбраться наружу, но что делать дальше? Куда идти? Как снова не рухнуть с очередным ударом в очередном бархане? Есть ли у меня хоть какие-то шансы выкарабкаться без нее?
Время тянулось, щель между коврами совсем почернела. Значит, наступила ночь, значит, Малики не было уже целый день.
Адреналин и желание жить делали свое дело. Сознание мое окончательно прояснилось, и я даже стал разминаться, разгоняя кровь в затекших конечностях. Страх отступил, включился разум и внутренние резервы. Надо было отсюда выбираться.
Я попробовал встать, но слегка приподнявшись, замер – снаружи послышались голоса. Двое разговаривали на незнакомом языке и явно на повышенных тонах. До меня долетали громкие выкрики и обрывки слов из местных идиоматических выражений.
В одной из говоривших, я, кажется, узнал Малику, или хотел узнать? Вторым собеседником вроде тоже была женщина, более хладнокровная, уверенная и жесткая.
Вскоре голоса, приблизившись вплотную к пещере, смолкли, и я смог проверить свои подозрения – откинув ковер, ко мне вошла незнакомка.
В полумраке разглядеть ее было сложно, но я успел заметить нечто похожее на военную форму: рубашка-сафари с закатанными рукавами, брюки с большими карманами, грубые берцы – все в том же цвете «пустынного» хаки, что и одеяние, в котором меня нашла Малика. Но ее одежда явно не была официальной, просто удобный костюм для здешних мест, только пробкового шлема не хватало. Правда, на поясе красовалась небольшая и явно не пустая кобура, что несколько осложняло ситуацию.
Женщина быстро подошла ко мне и нависла над постелью. Ее ярко-зеленые глаза, похожие на лампочки электронного прибора, безо всякого стеснения принялись сканировать мое лицо. Сканировать, будто я был подозрительным предметом, а не человеком.
Резкая, геометричная, угловатая – незнакомка походила ни то на робота, ни то на хорошо выдрессированного работника спецслужб. Тонкий нос с небольшой семитской горбинкой, остро вычерченные скулы, упрямый выпирающий подбородок, который так и хотелось ухватить двумя пальцами – ее лицо будто высекли из камня. Ни эмоций, ни мимики. Непроницаемость, которой позавидовал бы терминатор. Даже стянутые в пучок медные волосы, жесткие, волнистые, блестящие, больше походили на хорошо уложенную проволоку, чем на человеческую прическу.
В ней вообще не было ничего человеческого, тем более женского. Если Малика радовала глаз плавными округлостями, то у этой фигура была скорее мальчишеская – такие только для подиума годятся, не для любви.
Может, ко мне вообще пришел киборг? Кто знает, сколько времени я был в отключке, если не сейчас, то тогда, после удара?
Закончив осмотр, и, видимо, не найдя ни на мне, ни во мне ничего существенного, она четко и громко выпалила по-русски:
– Имя, фамилия, звание, номер части.
Оставив техническую паузу для моего ответа, и так и не дождавшись его, незнакомка повторила ту же самую фразу сначала на английском, а потом еще на двух неизвестных мне языках. По звучанию они походили на арабский и иврит.
Я почувствовал себя партизаном на допросе в Гестапо. Что ей обо мне сказала Малика? Она знает, что я ничего не помню? Проверяет?
– Я не помню, правда, не помню.
– А что ты помнишь?
– Про ренессанс помню, про терминатора, знаю, что эта штука называется «мирхаб»… – я ткнул пальцем в сторону домашнего алтаря Малики.
– Это не михраб, но неважно.
– В общем, всякую ерунду помню. Еще как шел по пустыне… Кто я и как меня зовут – нет.
– Почему я должна тебе верить?
– А почему нет? – что-то мне подсказывало – шутить с этой женщиной не стоит, но как еще я мог ответить?
Она посчитала вопрос риторическим и молча нахмурила брови, собрав на переносице внушительную складку. Тогда я решил перейти в атаку, раз это лучшая защита:
– Ты вот тоже налетела, не представившись, с какой стати я должен тебе отвечать, женщина? – я знал, что такое обращение киборга непременно заденет. Так и вышло – на висках незнакомки заходили гневные желваки.
– Хорошо, меня зовут Шломит Шнайдер, это что-то меняет? – процедила она сквозь зубы.
– Ничего, твое имя мне ни о чем не говорит. Полагаю на этом наше знакомство можно и закончить, – я отчаянно старался выглядеть наглым и нахальным, но подозревал, что мое серое лицо в ожоговых струпьях портило все дело.
– Можно и закончить, – зеленые глаза лукаво сверкнули, обещая недоброе. Я приготовился к неприятностям, но Шломит превзошла все мои ожидания. Ехидно улыбнувшись, она схватила меня за шкирку и потащила к выходу.
У нее оказались удивительно сильные и почему-то очень холодные пальцы. Я упирался, как мог, но ничего не выходило. Неужели я настолько отощал, что со мной легко может справиться даже такая слабенькая с виду баба? Это было ужасно унизительно.
Шломит вытащила меня на улицу, ободрав мою спину о камни, хорошо, что хоть к хвосту лошади не привязала, и на том спасибо.
Увидев, эту сцену Малика, а второй голос принадлежал все же ей, рванула было ко мне, но не добежала – Шломит остановила ее властным жестом.
Щелчок – расстегнулась кобура, еще один – снят предохранитель, на третий – она вышибет мне мозги, если захочет. Но, наставив пистолет, Шломит почему-то остановилась. Наверное, нечасто госпоже Шнайдер приходилось стрелять в живых людей.
Пока она думала и нервничала, я любовался сверкающим звездным небом, когда еще предвидится такая возможность? Небо было удивительно высоким и чистым, казалось, что сквозь него можно разглядеть даже космос.
Но этой ночью сверкали не только звезды. Краем глаза я вдруг заметил, как что-то, поймав свет луны, сверкнуло и в останцах…
Этот блеск, словно спусковой крючок, запустил в моей голове четкий алгоритм. Я действовал быстро, по заученной до автоматизма схеме: вытянул руку и, схватив Шломит за ногу – дернул на себя.
«Только бы не разбила голову!» – мелькнула шальная мысль, и почему я так беспокоился о женщине, которая хотела меня убить?
Грохнуло два выстрела. Пуля Шломит взмыла ввысь и ухнула в песок рядом с нами. Пуля снайпера вошла в землю где-то позади нас, взметнув пыльный фонтанчик.
Мы лежали втроем на земле, Малика тоже успела сориентироваться и упасть. Лежали, не шевелясь, напряженно вслушиваясь в ночную тишину.
Первой ее нарушала Шломит. Она вскрикнула и тут же замолкла – те, кто пришел за нами оказались ловчее нас…
Я нервно сглотнул и максимально запрокинул голову, чтобы увидеть, что произошло. Но увидел только рыжего бородача в военном кепи. Он улыбался.
***
Иехуда очень устал, он чувствовал себя пустым и гулким, словно сосуд, из которого вылили масло. Беседы с царицей всегда давались ему нелегко, она была самой строптивой и самой слабой из всех его подопечных.
За каменным образом коварной и жестокой Иродиады – скрывалась мягкая и напуганная женщина, чьим единственным желанием был покой, а вовсе не власть и слава. Если бы не Б-г, и его планы на нее, Иродиада никогда бы не преступила порог Антиповых покоев…
Иехуда возвращался домой, всем телом налегая на дубовый посох, с которым никогда не расставался. Он спешил оказаться в своей уединенной хижине, на окраине Йерушалаима, желая поскорее свернуться калачиком на земляном полу и забыться глубоким сном.
Но его мечтам не суждено было сбыться. На огромном валуне, что Иехуда сам привалил к давно засохшей смокве, сидел Иешуа. Еще один его беспокойный ученик.
Сгорбившись, ссутулившись, сомкнув руки в замок, так что проступили вены, Иешуа рассеяно болтал в воздухе босыми грязными ногами. Он так делал и раньше, еще будучи отроком, и Иехуда все гадал, когда же его ученик сможет твердо опереться на землю?
Так и не смог…
Иешуа выглядел потерянным. Не таким он должен был быть после случившегося прошлым утром на Ярдене… Что еще ему нужно, чтобы обрести себя?
– Зачем ты пришел?! Ты должен быть в пустыне! Там тебя ждет твоя судьба и дорога!
– Откуда ты знаешь это, учитель? – Иешуа недоверчиво покосился на Иехуду. – Откуда мне знать, что ты не ошибся?
– Йосеф, что воспитывал тебя и привел ко мне, рассказал историю твоего рождения. И ты знаешь ее лучше меня.
– Йосеф безумен… А мать всегда говорила иное.
– Ты же сам был на Ярдене! Ты видел свет и голубя, и говорил малахом, что был послан, дабы расчистить дорогу пред тобой! Или ты ослеп и оглох?! – Иехуда злился. Отрок вырос, ему пора было начать жить самостоятельно, но Иешуа все еще отчаянно цеплялся за кетонет своего учителя.
– А если мне послышалось? А если глас, что назвал меня «Сыном Б-жьим», раздался только в моей голове?
– И в моей? И в головах всех тех, кто пришел к малаху, прозванного Га-Матбилем? И ученикам, что пошли вслед за тобой, Иешуа? Нам всем лишь почудилось?! – Иехуда разочаровано всплеснул руками.
– Что это за ученики! Двое пошли за мной только потому, что так велел Га-Матбиль, которому они верили. И то, Адир презирает меня и каждый день наведывается в темницу к своему истинному учителю. Брат его, Шимон, тот и вовсе ждет, что встанет во главе войска машиаха, чтобы изгнать латинян и разрушить дворцы! Как мне сказать им, что я пришел для другого? Да и знаю ли я сам, для чего?! – Иешуа перешел на вопль, почти визг. У него вырвалось то, зачем он пришел к Иехуде, на самом деле. И услышав свои собственные слова, он испуганно замолк.
– А другие? – Иехуда смягчился. В конце концов, это он с детства говорил с Б-гом, учился понимать и различать Его голос. Что требовать от Иешуа, вступившего на этот путь лишь восемнадцать лет назад? Не такой уж и долгий срок для постижения божественных истин.
– Что другие? Ученики? Два брата рыбака, друзья прежних: вспыльчивый громила и восторженный безусый юнец. Пастух, из той же деревни, что потерял весь деревенский скот, и был изгнан. Друг его, Натаниэль, сын грека и иудейки. Плотник, прозванный Близнецом, за то, что и правда был близнецом, да задушил своего брата еще в утробе. Бывший сборщик податей, мечтающий замолить грехи, и два его младших брата, последовавших за ним… Ах, да, есть еще другой Шимон. Все говорят: его прислали канаим, чтобы следить за мною…