скачать книгу бесплатно
Занимательная медицина. Развитие российского врачевания
Станислав Антонович Венгловский
В книге речь ведется о русских медиках. Здесь можно прочесть их полузабытые жизнеописания, начиная еще с основания первых лекарских школ в Москве и в Санкт-Петербурге, а уж тем более с учреждения первого в России Московского университета. Не обойдена также роль и Санкт-Петербургской медико-хирирургической академии.
Станислав Венгловский
Занимательная медицина. Развитие российского врачевания
© С. А. Венгловский, 2017
© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2017
* * *
Нечто, служащее, вроде бы, вместо недостающего здесь предисловия
Эту книгу позволительно читать по-разному.
Перед глазами тех, весьма любопытствующих читателей, которые раскроют ее на первой же странице, – вся отечественная медицинская наука предстанет перед ними в несколько непривычном для них своем образе и обличии.
Те же, которые обратятся непосредственно к тексту ее, сразу же окажутся в центре весьма драматических событий, представляющих для них особый, практический интерес. Из таких эпизодов, по нашему глубокому убеждению, как раз и соткана вся многовековая (да что там мельчить – тысячелетняя даже!) история настоящего медицинского врачевания.
Причем, не только отечественного, но – и всемирного даже…
Эту книгу можно открывать также на любой странице, подвернувшейся под руку. В таком случае – предполагаемому читателю остается на свой страх и риск добираться до ближайшей смысловой «пристани», прямо на ходу знакомясь с весьма интересными фактами и материалами, которые, правда, повествуют, скорее всего, о современном уже состоянии всей медицинской науки.
Предлагаемая книга может оказаться полезной для многих людей.
Как для тех из читателей, которые посвятили ей, медицинской науке, – чуть ли не всю свою предыдущую жизнь и знают о ней почти все, так и для тех, которые всеми силами стараются держаться как можно подальше от любого врачебного медицинского кабинета.
Первой группе читателей она напомнит о чем-то, давно уже позабытом ими, едва уловимом, лишь слегка ощутимом под их чрезвычайно чуткими пальцами…
Второй же – как знать, добавят хотя бы толику определенных теоретических и даже, опять по-нашему же мнению, какую-то толику практических знаний.
Читатели, которые значительно помоложе возрастом, быть может, воскресят живой интерес, опять же применительно только к ним, совершенно для них новому занятию – практическим врачеванием.
И все это, в своей совокупности, пожалуй, – эта книга послужит даже ориентиром в выборе будущей их профессии, которая, возможно, окажется наиболее созвучной с их собственными, индивидуальными устремлениями.
Для каждого из них…
Конкретно.
Глава I. Лекари, подлекари, доктора и истинно русские академики
…что может собственных Платонов,
И быстрых разумом Невтонов, —
Российская земля рождать!
М. В. Ломоносов
Что касается истории, то в Санкт-Петербурге лучше всего рассматривать ее со стороны… невских берегов.
Русская поговорка, бытовавшая даже в Санкт-Петербурге еще с очень давних времен
Взлет, который обыкновенно всегда и во всем споспешествовал стремительному прогрессу в развитии мировой медицинской науки, который постоянно охватывал ее в ходе спешащего куда-то вперед и вперед XIX века, – естественно, не обошел стороною и наше родное отечество.
Впрочем, вполне возможно и то, что он был подготовлен еще в предыдущем, XVIII веке.
Начнем же с того, что уже царь Петр Великий прекрасно понимал значение медицины в жизни любого человека.
Да что там! Почти каждого обитателя нашей планеты…
Все проблемы ее его царскому величеству поначалу хотелось сосредоточить в руках специальной медицинской коллегии.
Царь провозгласил уже, было, создание задуманного им, особого, центрального органа, координирующего все и вся в постепенном, однако – непременном развитии всей медицинской отечественной науки.
Он даже назначил Президента этого, весьма необычного, даже экстраординарного органа, однако… что-то такое, невидимое для всех прочих его современников, останавливало всесильного царя.
Быть может, слишком сильное недоумение понимающих все это, чрезвычайно мудрых людей: любая коллегия, мол, должна состоять, по крайней мере, из нескольких, к тому же – вполне соответствующих своему назначению, даже действующих персон!
А останавливало его лишь одно обстоятельство. Ведь не случайно еще античные римляне говорили, что только tres fiunt collegium (то есть, не менее трех человек составляют, на самом же деле, какую-то дееспособную коллегию)! Тогда как под царской рукою наличествует всего лишь один доктор медицины, да и тот, – по всей вероятности, – чистейшей воды чужеземец.
И прозвание у него – совершенно какое-то иностранное. Вроде бы – чисто даже немецкого, однако же – с окончанием на латинский лад, вроде бы даже как-то на – ус: – Лаврентиус.
Что же с того, что он в настоящее время усек это странное окончание, переделал фамилию свою на российский пошиб. Называется теперь очень уж просто – Лаврентий Лаврентьевич Блюментрост…
И что с того, что учился он у самых знаменитых заморских ученых, даже – у наиболее прославленного из них – у голландского анатома Фредерика Рёса (несколько по иному – Рюйша). Что именно коллекция указанного Рюйша, то есть, собрание всяких анатомических курьезов, сиречь – всевозможных уродцев, как раз и была куплена царем Петром во время очередного его путешествия где-то вдали от русских, отечественных границ? И все это произошло – по совету указанного именно господина Блюментроста… Что она послужила даже основой для создания первого в истории нашего отечества русского музея – славной царской Кунсткамеры?
Что с того даже, что сами уроки по анатомии данного господина Рюйша увековечены разными знаменитыми голландскими художниками, для примера, – взять хотя Адриана Баккера или Яна ван Нека!
Среди петербургской публики отыскалось немало даже таких врачей, которые, побывав непосредственно за границей, видели там их картины, а то и беседовали с ними самими, с указанными этими художниками…
И все же, какая здесь может быть коллегия…
Новое учреждение пришлось назвать самодержцу значительно проще – всего лишь Медицинской канцелярией.
Более того. Свое специфическое название это химеричное, во всех отношениях, новообразование носило вплоть до 1763 года, пока не появилась возможность создать в России, действительно, настоящую Медицинскую коллегию…
Правда, и она состояла, в основном, тоже из собранных со всего Божьего света заморских специалистов. Зато – дипломированных, уже настоящих докторов медицинских наук. Несомненно, известных специалистов по всем странам Западной Европы.
* * *
Для организации в государстве правильного медицинского дела царское правительство во все времена не жалело ни сил, ни средств, несмотря на «хапучесть» разных недобросовестных чиновников. Образцом для этого послужили подряд все страны Европы, в которых сам царь перед тем успел хотя бы раз уже побывать.
Но об этом органе, о Медицинской коллегии, – разговор у нас состоится особый. Пусть и значительно позже…
* * *
Одним из важнейших государевых мероприятий в этом плане стало основание на берегах Невы собственного госпиталя.
Однако и это, для многих русских людей чужестранное слово, стали употреблять на землях Руси совсем не в том его понимании, в каком употреблялось оно в странах Западной Европы. Ибо и в этом, особом на Руси учреждении, по первоначальному замыслу его царского величества, пациентами должны были стать отнюдь не только люди военные, но и все, заболевшие какой-нибудь острой болезнью. Да и не только острой.
Все заболевшие. Все подряд.
Подобного рода учреждение, по мысли государственного самодержца, надлежало завести где-нибудь в тихом, весьма спокойном уголке, зато – уж слишком богатом зеленой растительностью.
К тому же – в таком как раз месте, где не ощущалось бы ни малейшего недостатка в спокойной, однако – достаточно проточной воде.
Всем перечисленным здесь условиям, притом – в наибольшей степени, соответствовал правый берег реки Невы, причем – как раз в том самом месте, где от главного русла ее отпочковывается так называемая река – Большая Невка. Своими шустрыми водами обтекает она впоследствии Троицкий, Аптекарский, разные там Каменные острова, а затем – еще целый ряд подобных им, более мелких своих собратьев.
Нынче там как раз и находится Санкт-Петербургская Военно-медицинская академия, готовящая для нашей армии собственные медицинские кадры.
Именно там, в отдалении от еще совершенно недавно заложенного царем города-крепости Санкт-Петербурга, по велению российского императора, и зародился первый в России военно-морской госпиталь.
Как тогда говорили и без устали верили – Адмиралтейская (сиречь – морская) «гошпиталь».
Все это происходило еще в 1715 году.
Вскоре, совсем неподалеку оттуда, а все же – на довольно приличном расстоянии, было открыто также первое в городе общественное русское, православное кладбище. Оно было основано возле церкви Святого Сампсония Странноприимца, воздвигнутой после победы русских над шведами под Полтавой[1 - Теперь – это величественный Сампсониевский собор. Возле него тоже имеется кладбище.].
Само это кладбище было основано с единственной целью: чтобы было где хоронить безвременно умерших покойников.
Да и не только их.
Кладбище это просуществовало вплоть до конца XVIII века. Хоронили на нем не только людей православных, но и всех умерших, всех преставившихся. Всех исключительно. Потому, что по соседству с православным, находилось также кладбище, где хоронили католиков и разных там прочих чужеземцев-лютеран.
А еще, совсем неподалеку оттуда, почти рядом с первым, открыли и другой Генеральный сухопутный госпиталь, предназначенный, в первую очередь, – для лечения воинов, получивших ранения в сражениях со слишком упрямыми шведами.
Первоначально оба эти государственные учреждения занимали деревянные строения, служившие когда-то просторными казачьими казармами. Однако вскоре они были заменены иными – более капитальными. Кирпичными даже.
Все указанные госпитали, начиная с Санкт-Петербургского генерального сухопутного, а, вернее сказать, – начиная еще с Московского, тоже генерального сухопутного, – мыслились государю не только лечебницами, но и учебными заведениями для подготовки собственных лекарских (врачебных) кадров.
Диктовалось все это первостепенной, общегосударственной пользой.
Дело в том, что первоначальные царские надежды на комплектацию медицинских кадров за счет зарубежных специалистов, – нисколько не оправдали себя.
Наем чужестранцев, во-первых, обходился слишком дорого для российской казны. Да и обладали они, зачастую, какой-то крайне сомнительной подготовкой. Кроме того, приезжие специалисты абсолютно не знали русского, даже разговорного, языка.
К тому же они, и довольно частенько все это наблюдалось за ними, отказывались отправляться в дальние воинские походы…
* * *
Первая лекарская школа была открыта в Москве, при тамошнем военном госпитале, еще в 1706 году. Но все же – главное в этом, совершенно новом для России деле, – выпало на долю столичного (с 1711 года) города Санкт-Петербурга.
В госпитальных штатах предписывалось иметь по пять лекарей, по десять подлекарей и по двадцать лекарских учеников (впоследствии число последних, то есть, – лекарских учеников, будущих лекарей, – возросло до целых пяти десятков).
Здесь небезынтересно нам будет остановиться на этимологии самого русского слова «лекарь».
Как ни странно все это может выглядеть, однако в слове «лекарь» – заключено то же самое, первоначальное, значение, что и в слове «врач», хотя оба эти термина претерпели впоследствии весьма существенные изменения, как-то даже в корне преобразившие их первоначальный смысл.
Слово «врачь» – древнерусское, по крайней мере, – известное еще с XI века[2 - Ради этого стоит заглянуть в различные словари, хотя бы в «Историко-этимологический словарь современного русского языка», составленный доктором филологических наук, профессором Московского университета, весьма выдающимся современным ученым Павлом Яковлевичем Черных и еще в 1994 году выпущенным издательством «Русский язык».].
В нем, по всей вероятности, содержится давний индоевропейский корень со смыслом «говорить приподнято», «вещать о чем-то слишком торжественно». Со временем – на базе данного корня образовался глагол «врать», – но с уже какой-то, явно негативной, даже – скорее всего, отрицательной окраской.
Первоначально же древнерусское слово «врачь» приобрело в народе значение «знахарь», «колдун», «заклинатель». В любом случае – это был человек, который помогал при лечении всех тяжелобольных, увечных, а тем более – раненых своих собственных соплеменников.
Древнерусское имя существительное «врачь», в отличие от глагола «врать», закрепилось в русском языке уже в явно положительном смысле. Даже – в каком-то терминологическом своем значении.
Тогда как слово «лекарь» в настоящее время считается каким-то заведомо устарелым, чуть ли даже не диалектным говором. Оно и содержит в себе нечто ущербное, что-то – слишком уж недостаточное, что ли…
Пожалуй, никто сейчас, среди носителей современного русского, а то и просто разговорного языка, – не попросит вызвать к нему лекаря и не посоветует даже обратиться к нему за какой-нибудь лечебной (врачебной) подмогой. Напротив, он тотчас воспользуется помощью всеведущего, дипломированного врача, окончившего какой-нибудь из известнейших медицинских институтов, академий и прочих высших учебных заведений.
И это притом, что в других славянских языках данное слово является вполне уже современным, употребляемым повсеместно. Примером может служить хотя бы украинское имя существительное лiкар, затем – такое же польское lekarz, или чешское leka?.
Все эти примеры позаимствованы нами из современных для нас чисто славянских языков.
Как же так получилось все это?
Откуда взялось у нас слово «лекарь» и что оно могло означать в своем первоначальном значении?
Ученые предполагают, что где-то, еще в очень и очень глубокой древности, нашими предками было позаимствовано какое-то германское слово с корнем lek-, восходящее еще к более старинному индоевропейскому значению глагола «собирать». В подкрепление чего и приводится латинский глагол lego – «собираю», затем – «читаю» (как бы тоже собирая, или складывая, в одно слово все рассыпанные перед сознанием отдельного человека такие разные по своему значению, буквы).
В одном ряду с ними стоит также древнегреческое старинное слово ????? – «собираю», «сообщаю», «говорю».
В германских же языках из него легко могло развиться совершенно новое значение – «собирать (лечебные травы)». Отсюда – совсем уже близко и новое значение «подбирать слова для какого-нибудь заговора», то есть, короче говоря, – просто «лечить».
Древнерусское заимствованное слово лекарь, таким образом, стало впоследствии означать почти современное нам – «врачеватель», «врач».
К XVIII веку это значение вырвалось несколько вперед в состязании с похожим на него же еще древнеславянским именем существительным врачь. А произошло все это, пожалуй, не без активного воздействия со стороны польского языка, служившего тогда своего рода как бы передаточным звеном в сношениях славянского люда России с прочими странами остальной Западной Европы…
* * *
Потребность в лекарском персонале в России постоянно возрастала. Особенно это ощущалось в армейских рядах, да еще в периоды активных военных кампаний.
А Россия, главным образом, в царствование императрицы Екатерины II, почти и не выходила из состояния непрерывной победоносной войны со своими разнообразными соседями.
Нет ничего удивительного также и в том, что при подготовке собственных врачебных, лекарских кадров российскому правительству приходилось уделять им постоянное внимание. Особенно же – в сложившихся к той поре чисто армейских условиях.
Учениками в госпитальные школы принимали лишь совершенно свободных молодых людей, независимо от их имущественного положения и национальной принадлежности.
Необходимым препятствием считалось только умение читать и писать по-русски, да еще – непременное знание… какого-то древнего латинского языка.
Можно смело сказать, над главным входом во все госпитальные лекарские школы огненными литерами было выведено неотвратимое изречение: invia via sine lingua latina medicina est, то есть, – без знания латинского языка – медицина вообще существовать не может. Ни за что.
И это было действительно так.
Не овладев латынью, всем жителям европейского континента, или даже всего материка, никак нельзя было отправляться в плаванье по безграничному морю обширных теоретических знаний, которое представляла собою вся тогдашняя медицинская разноликая теория и, разумеется, почти повседневная практика в этом деле.
Вся врачебная терминология в ней по-прежнему базировалась исключительно на латинском и древнегреческом языках, как ни очищали ее от древнегреческого влияния разного рода реформаторы, начиная еще с досточтимых Галена и Эразистрата, между прочим, – тоже, вроде бы, природных греков.