Ильин день. Сборник

скачать книгу бесплатно

Ильин день. Сборник
Станислав Владимирович Далецкий

В книге размещены две повести: одна о дне именин пенсионера с воспоминаниями о прожитых годах, другая – о дне именин молодой женщины с воспоминаниями о бывших и настоящих мужчинах из её жизни. Также помещены несколько рассказов из современной жизни и недалекого прошлого. Содержит нецензурную брань.

Станислав Далецкий

________________________________________________________

ИЛЬИН ДЕНЬ

ПОВЕСТИ и рассказы

Москва 2017

ISBN 978-5-9238-0228-3

«Длинный, длинный день именин закончился. В окно светила ущербная луна, идущая в рост к полнолунию. В свете луны предметы в комнате потеряли свои очертания и казались призрачными и невесомыми, как Илье Николаевичу казалась призрачной и нереальной вся его жизнь, которая вспомнилась ему за этот долгий день – очередной день

бессмысленной и бесполезной жизни, клонящейся к уходу, как и луна за окном, катившаяся с небосвода вниз.»

© Далецкий С.В., 2017

© ВНИИ агрохимии, 2017

ПОВЕСТИ

ИЛЬИН ДЕНЬ

I

Ранним августовским утром, солнечный луч проник сквозь неплотно зашторенное окно в комнату, скользнул по стене сверху вниз и справа налево, достиг спинки кровати, опустился ещё ниже и, наконец, на подушке, осветил своим пронзительно ярким светом лицо спящего человека.

Человек этот недовольно сдвинулся вместе с подушкой к краю широкого двуспального дивана, но солнечный луч спустя время, достиг человека снова и вновь впился жарким светом в закрытые веки спящего. Тот мотнул головой, отдернул лицо в сторону, но, не сумев избавиться от солнечного света, вздохнул, открыл глаза и, щурясь от внезапного ослепления, перевернулся вместе с подушкой поперек дивана, уклоняясь от нестерпимо яркого солнечного луча.

Вторая попытка удалась – солнечный луч оказался далеко в стороне, но вместе с лучом ушел и сон, и Илья Николаевич Махов открыл глаза, проснувшись мгновенно и окончательно.

Кажется, что лишь минуты назад, он ворочался в бессоннице летней ночи, тщетно ожидая, когда стариковский сон завладеет его телом, отпустит голову от ненужных и пустых мыслей и, добившись умиротворения души, вызовет из небытия какое-либо приятное воспоминание из прожитого прошлого, но сейчас, открыв глаза, он увидел, что ночь давно миновала, сновидения его не настигли, а за окном разгорается солнечное августовское утро. Очередной день жизни обещался быть ясным и спокойным: по церковному календарю это был Ильин день, в честь пророка Ильи – громовержца.

Впереди был длинный летний день, хотя народная мудрость и гласит: «Петр и Павел день на час убавил, а Илья пророк второй уволок», что означало сокращение продолжительности Ильина дня от летнего июньского солнцестояния на два часа.

Солнечный луч, разбудивший Илью Николаевича, тем временем опустился на пол и медленно скользил по паркету в направлении окна, по мере того как солнце поднималось все выше и выше.

Илья Николаевич взглянул на часы, что стояли над телевизором, в мебельной стенке напротив дивана: часы показывали начало восьмого утра. День был выходной, и можно было бы поспать ещё, но Илья Николаевич понимал, что утреннего сна уже не вернуть, а бесконечная дрема лишь обессилит тело и приведет к угрюмости дневного настроения, и потому, следует вставать и заняться воскресными делами.

Впрочем, для Ильи Николаевича уже два года с лишним все дни и дела были воскресными, поскольку именно два года назад он вышел на пенсию, достигнув положенного возраста.

Почти всю свою рабочую жизнь он проработал технологом на машиностроительном заводе, выпускающем военную продукцию. В советское время работа на таком заводе считалась престижной и хорошо оплачивалась – по тогдашним меркам.

С приходом демократов к власти, оборона страны стала считаться пустым делом, завод лишился военных заказов, пытался освоить выпуск потребительской продукции, которая тоже оказалась ненужной, объемы производства постоянно сокращались, а вместе с ними сокращалась численность работников и, к достижению Ильей Николаевичем пенсионного возраста, от десятитысячного коллектива осталась едва ли десятая часть и потому при очередной реорганизации завода – так называли позже правители страны процессы уничтожения промышленности, всех остающихся в живых работников-пенсионеров тихо и без почета выкинули за заводские ворота: так в деревнях хозяева выбрасывают за ограду мусор и ненужный хлам.

Илья Николаевич, оставшись не у дел, год прожил в полном безделии, неприкаянно слоняясь по квартире или неподвижно, как кролик перед удавом, уставясь в телевизор, поглощая, словно жвачку, бесконечные телесериалы, пока не обнаружил, что жить на назначенную ему пенсию становится невозможно и следует искать подработку.

Инженеры-технологи оказались лишними людьми при преобразовании страны из индустриальной державы в поставщика нефти, газа и девушек за границу. Для торгового ремесла требующего шустрости Илья Николаевич был староват и потому он устроился вахтером на автостоянку: поднимать и опускать шлагбаум для въезда-выезда автомобилей и следить за их сохранностью на стоянке.

Зарплата было небольшая, но дежурить приходилось лишь сутки через трое, к тому же два-три авто за дежурство можно было пропустить на стоянку за наличный расчет без оформления квитанций, что вместе с пенсией и зарплатой обеспечивало приемлемый доход: без излишеств, но и голодать, как одинокие старики и старухи, ему не приходилось.

Сейчас, летом, Илья Николаевич устроил себе отпуск, намереваясь съездить в родной город и навестить места своего детства и юности, для чего договорился с другим вратарем, – как называли свое занятие вахтеры, согласившимся подежурить и за себя и за Илью Николаевича, чему хозяин автостоянки возражать не стал.

Однако, съездить на родину Илье Николаевичу не задалось: вначале он простудился выпив холодного пива в жаркий день, из-за чего целую неделю пролежал дома на диване, глотая различные снадобья, приобретенные в аптеке, что располагалась в соседнем доме, а выздоровев он с удивлением узнал, что железнодорожные билеты вдруг подорожали почти вдвое. Поездка на родину стала весьма накладной для финансового положения Ильи Николаевича, и он решил отложить посещение родных мест до лучших времен, которые конечно скоро наступят, если верить обещаниям и прогнозам говорящих голов из телевизора.

Отложив поездку, Илья Николаевич не прекратил отпускное безделие, которое заканчивалось через неделю, наслаждаясь тишиной и покоем в квартире, опустевшей после отъезда жены на дачу.

Жена Галина, тоже пенсионерка с пятилетним стажем, по весне, после майского дня Победы, ежегодно уезжала на дачу на всё лето и жила там до сентябрьских холодов, чему Илья Николаевич весьма радовался, оставаясь в городской квартире один, лишь изредка посещая жену на даче – если требовалось выполнить какие-то мужские работы по ремонту и благоустройству.

С женою, на склоне жизненных лет, они стали совсем чужими, а потому её назойливое присутствие зимой в общей квартире раздражало Илью Николаевича и поэтому летнее одиночество воспринималось им как вознаграждение за зимние дрязги.

– Всё, надо вставать и начинать очередной жизненный день, который, к тому же, был ещё и днем моих именин, – решил Илья Николаевич сладко потягиваясь в утренней полудреме, замечая, что солнечный луч уже перебрался с пола на подоконник, а часы показывают без пяти минут восемь.

Именины – это день памяти святого, в честь которого дано имя христианину при его крещении.

Илья Николаевич, как и большинство его сверстников, не был крещен в детстве после рождения и имя ему дали родители в память об отце его отца.

Он никогда не отмечал своих именин ни прежде, ни теперь, когда вера в Бога начала насаждаться церковью с помощью государства, чтобы отвлечь православных и иных верующих от дел и забот земных и заставить их уповать на небеса и жить смиренно, не роптая, на власть имущих и несправедливое устройство человеческого общества.

Но после переворота в стране, который случился четверть века назад, были отвергнуты и прокляты новой властью идеалы справедливости и начали проповедоваться церковью христианские сказки о воле божьей и божьем промысле, который решает и определяет судьбу каждого человека и особенно церковный канон, что «Всякая власть есть от бога».

Телевизор, – как источник знаний, постоянно напоминает Илье Николаевичу, что имя ему дано не абы как, и не в честь деда, а в честь почитаемого святого Илии, который является одним из близких к Христу пророков. Он управляет громом, молниями и ещё, чёрт знает, какими силами небесными и земными, а главное, что этот Илия, должен спуститься на землю перед вторым пришествием Христа и возвестить всем людям о грядущем конце света.

Поддавшись телевизорному натиску, усиленному поучениями жены: ставшей вдруг, на старости лет, верующей и крестившейся в церкви, Илья Николаевич исподволь начал тоже считать, что Ильин день что-то значит в его жизни, и потому старался в этот день не заниматься делами бытовыми, а если Ильин день приходился на выходной – то и трудовыми делами, посвящая по возможности Ильин день праздности и размышлениям о прожитом и предстоящем к прожитию в будущем.

Илья Николаевич осторожно встал с дивана, подошел к окну, раздвинул шторы и, открыв окно, впустил в комнату всё солнце, а не одинокий лучик, что помешал ему спать и разбудил спозаранку.

Вместе с солнцем в комнату ворвались шумы большого города: шелест автомобилей, мчавшихся сплошным потоком по магистрали, что пролегала за дальним углом дома; крики ребятишек, играющих ранним утром на детской площадке, что находилась прямо под окнами квартиры; грохот мусорных баков, которые мусоровозка опрокидывала в своё чрево на мусорной площадке и ещё какие-то скрежечущие и звенящие звуки, доносившиеся из-за соседних домов, огораживающих двор неправильным четырехугольником.

Вместе с шумами в комнату проникли запахи выхлопных автомобильных газов, вонь от мусорки, и Илья Николаевич, поморщившись, поспешил закрыть окно, чтобы избавиться от шумов, запахов и зноя начинающегося летнего городского дня: лучше сидеть взаперти, чем в шумах и запахах – так решил он и занялся утренними процедурами.

Почистив зубы и сполоснув лицо, он вытерся полотенцем, взглянул в зеркало, потрогал рукой недельную щетину на лице и решил, несмотря на свои именины, сегодня не бриться: в гости Илья Николаевич никого не ожидал, а для дома и похода в ближний магазин за продуктами и так сойдет – чай не жених, а пенсионер и выпендриваться выбритым лицом ему не перед кем и не зачем.

Пройдя на кухню, он соорудил себе завтрак, пожарив яичницу из трех яиц и приготовив пару бутербродов с колбасой и сыром, к которым добавил ещё полпачки творога – вот и весь завтрак одинокого пенсионера.

В отсутствие жены он кормился почти всухомятку, ленясь готовить, хотя и имел задатки повара и умел готовить вкусно и быстро из подручных продуктов, удивляя редких гостей поварским талантом. Но в одиночестве и безделии есть не хотелось, да и организму уже не требовалось обильной пищи, и потому Илья Николаевич довольствовался бутербродами, пельменями, блинчиками с мясом или творогом и другими полуфабрикатами вполне пригодными в пищу пожилому человеку, если, конечно изготовитель и продавец не шибко обманывали качеством и ценою этих продуктов.

За приготовлением завтрака, и его поглощением, Илья Николаевич в пол-уха слушал новости из кухонного телевизора, подвешенного на подставке в противоположном от плиты углу кухни – на высоте человеческой головы: при готовке, повернув голову, можно было встретить всезнающий глаз телевизионного экрана, но при приеме пищи приходилось поднимать и запрокидывать голову, чтобы вглядеться в око мирового зла, которым он считал телевидение.

Когда-то, на заре своей юности, Илья Николаевич пристрастился к телевизору, видя в нем средство познания и развлечения, наряду с книгами и кино. Телевизор купили его родители, когда Илье было лет пять или семь – это был громоздкий ящик с экраном в два куска хозяйственного мыла и назывался он КВН.

Перед экраном отец установил большую выпуклую стеклянную линзу, в которую наливалась вода и если смотреть сквозь эту линзу на экран телевизора, то картинки, мелькающие на экране, увеличивались раза в два и можно было спокойно смотреть передачи, отодвинувшись на метр-полтора и не щуриться, вглядываясь в мерцающий голубоватым отблеском экран домашнего кино – так называли родители свой телевизор.

Черно-белое изображение на экране дергалось, расплывалось и исчезало при порывах ветра и дожде за окном, которые раскачивали и заливали водой телеантенну на крыше, но всё равно маленький экран открывал вход в большой мир природы и людей, который, как казалось Илюше, скрывался за телевизионным ящиком, оставляя лишь квадрат экрана, через который и можно было подглядывать за этим незнакомым и пугающим внешним миром.

Точно так, Илья, в детском саду, подглядывал сквозь щель в заборе на улицу, наблюдая как люди спешили по своим делам, проезжали редкие автомобили и где-то далеко раздавался гудок паровоза, который Илья несколько раз видел на станции, куда он ходил вместе с отцом встречать мать, работавшую на этой станции сцепщицей вагонов.

Вечерами, закончив домашние дела, родители усаживались на диване напротив телевизора, Илья пристраивался сбоку или между отцом и матерью и всей семьей они смотрели кино или какую-нибудь передачу. Программа телевидения была одна и хочешь не хочешь, приходилось всем смотреть одно и то же. Потом наступало время вечерней сказки для малышей, после которой Илью укладывали спать, а родители ещё час или два оставались около телевизора, экран которого вскоре угасал по окончанию передач и родители уходили тоже на покой.

В выходной день – воскресенье, Илья смотрел детские передачи: спектакль или детский фильм, уходя на это время с улицы, где играл с соседскими мальчишками, иногда, с разрешения родителей, приводя одного-двух товарищей для совместного просмотра детского фильма.

Потом, когда Илья уже учился в школе, родители купили новый телевизор «Рекорд», у которого экран был уже размером побольше, картинка почетче и увеличительного стекла перед экраном не требовалось.

Появилась и вторая программа телепередач, и уже можно было выбрать для просмотра передачу по вкусу, что частенько вызывало споры между отцом и матерью что смотреть: отец любил смотреть футбол и хоккей, а мать предпочитала фильмы и концерты. Впрочем, споры эти были беззлобные и заканчивались компромиссом, да и сами телепередачи настраивали на мирный лад: новости сообщали только о хороших событиях в стране, ведущие были спокойны и доброжелательны, фильмы оптимистичны, концерты веселы и непринужденны, и поэтому родители, выключая телевизор, уходили спать в свою комнату в хорошем настроении и умиротворенные, хотя ещё два-три часа назад спорили, что смотреть.

Илья, если не был занят мальчишескими делами, при споре родителей о программе просмотра телевизора, принимал сторону того из родителей, чьё желание совпадало с его: родителей было двое, программ передач было две и всегда можно было примкнуть то к отцу, то к матери и вдвоем победить, включив нужную клавишу на панели телевизора.

Таковы были воспоминания Ильи Николаевича о телевидении его детства.

Сейчас при готовке и поглощении завтрака, телевизор извергал истерический речитатив ведущих новости мужчины и женщины, которые наперебой и скороговоркой, чтобы уложиться в отведенное время, сообщали новости со всего света, а именно: стихийные бедствия, пожары, убийства, катастрофы и прочие несчастья, которые произошли за прошедшую ночь, пусть даже на другом конце Земли.

Сообщения о происшествиях сопровождались съёмками с места событий, где возбужденные люди перетаскивали тела погибших или сидели в оцепенении в окружении суетящихся репортеров, которые как шакалы, рвали очевидцев друг у друга, чтобы первыми и для своего агентства или телеканала слить новость о несчастье в глаза и уши телезрителей и радиослушателей по всему миру.

Илья Николаевич не переставал удивляться: зачем ему, здесь в России, в столице, знать, что где-то в Южной Америке автобус потерпел аварию, столкнувшись с коровой, вышедшей на шоссе, и трое человек погибли; или алкаши в сибирской деревне ограбили старика-пенсионера, избили его и отобрали несколько тысяч рублей – всю полученную пенсию, чтобы купить себе водки и напиться до потери сознания здесь же по соседству? Что эти новости несут полезного людям? Ничего! А вот негативное возбуждение чувств и расстройство психики эти, льющиеся сплошным потоком со всех каналов телевидения и радиовещания, плохие новости вполне обеспечивают, иногда доводя людей до душевного расстройства и даже повторения мерзких преступлений.

По видимому, хозяева теле и радио каналов считают иначе: нужно привлечь внимание зрителей и слушателей к своему каналу жареными фактами и, тем самым обеспечить разнообразие рекламы, которая с заданной периодичностью перекрывает все передачи по всем каналам одновременно, призывая что-то купить: немедленно и только сейчас – по якобы сниженным ценам.

Теле и радио каналов становится всё больше: десятки и сотни, одни и те же скорбные новости муссируются с разных сторон и в разное время, так что новость о каком-нибудь самоубийце или ограблении можно слышать целую неделю, нарываясь на неё при переключении каналов.

Множество теле– и радио каналов не покрывают своей многочисленностью убогость и жестокость содержания передач, которые в различных вариантах муссируют и смакуют три темы: бедствия, преступления и секс. Эти темы перетекают из новостей в телефильмы и радиопередачи, оттуда в беседы и ток-шоу, прерываясь на рекламные паузы и визг и вой эстрадных представлений, перемежающихся хаотичным мельканием дробящихся на глазах заставок, оканчивающих всю эту какофонию звуков и изображений.

Вот и сейчас, льющиеся из телевизора цвета и звуки дробили утреннее сознание Ильи Николаевича, не позволяя ему осмыслить и обдумать услышанное и увиденное и лишь тупо следовать, как телку на веревке, за сменяющимися картинками и звуками, изрыгающими телевизором.

Илья Николаевич, пытался иногда изменить получаемые ощущения от телевизора путем переключения каналов, но, натыкаясь вновь и вновь на разных каналах на несчастья, насилие и секс – давно оставил свои попытки и потому, прослушав и просмотрев утренние новости или выключал телевизор или переключал его на канал, рассказывающий о животных: слава богу у животных жизнь, видимо, протекает как и прежде, не изменившись за полвека, когда телевидение вошло в каждый дом и подчинило своей воле всё человечество.

Возможно, где-нибудь в тропических лесах Африки или Америки, дикие племена людей тоже продолжают жить по древним традициям, но Илья Николаевич жил в цивилизованном обществе современной России и оказаться в дебрях Амазонки или африканских джунглях не имел возможности по экономическим причинам и возрасту.

Прослушав плохие новости до конца, Илья Николаевич, узнав от радостной девицы, что сегодня будет солнечная и теплая погода, переключил телевизор на другой канал, где повар-мужчина радовал зрителей рецептами воскресного завтрака.

На сегодня, зрителям предлагалось позавтракать салатом из тропических фруктов с королевскими креветками в меду, свежеиспеченным творожным пудингом и чашкой горячего шоколада. Это меню разительно отличалось от завтрака Ильи Николаевича, но он не стал завидовать, а спокойно закончил свой завтрак, несколько недоумевая: зачем предлагать россиянам в начале августа завтрак из тропических фруктов, если на рынках полно местных фруктов? Но повар, видимо мечтал показать возможности рынка и свои поварские изыски и фантазии.

После утренних хлопот и плотного завтрака организм Ильи Николаевича потребовал отдыха и, убрав постель в диван, он прилег на него для кратковременного расслабления телесных чувств.

Своё тело он именовал организмом, памятуя школьные уроки биологии и как технический человек, имеющий дело с механизмами, а слова организм и механизм хорошо сочетались по звучанию и по смыслу.

Но свои мысли и воображения, которые возникали в голове, Илья Николаевич называл душой, тем самым, отделяя свое духовное «я» от тяжкой бренной оболочки. Тело с годами поизносилось и требовало внимательного ухода, тогда как душа по-прежнему была отзывчива на любую мысль, особенно для воспоминания из прожитого.

Он где-то вычитал, что трагедия старости не в том, что тело дряхлеет, а в том, что душа остается молодой, и был вполне согласен с этим афоризмом.

Пристроившись на диване, Илья Николаевич позволил организму расслабиться и, отпустив душу в свободное плавание по закоулкам памяти, впал в сытое гипнотическое оцепенение, когда тело дремлет, а мысли плавно скользят по волнам океана памяти, вытаскивая на поверхность какое-либо событие из далекого прошлого или нелепый отрывок из увиденного и услышанного сегодня или вчера по телевизору.

Какой-то ученый, в научной телепрограмме высказал гипотезу, что человеческий мозг запоминает в память все житейские события, непрерывно и постоянно, как видеокамера и Илья Николаевич был вполне согласен с этим ученым, будучи поражен бурным развитием компьютерных технологий, случившимся на закате его жизни, с тревогой ожидая, что вот-вот ученые создадут искусственный разум, который превзойдет человеческий мозг и сделает существование людей бесполезным, а то и вовсе уничтожит людей на земле, как человек уничтожает тараканов в доме.

Сейчас, в полудреме на диване, глобальные мысли о судьбах человечества исчезли, и память услужливо вытянула из тайников мозга воспоминания из жизни Ильи Николаевича пятидесятилетней давности.

II

Неожиданно вспомнилось лето 1965 года, когда Илья Николаевич, или Илья как его, двенадцатилетнего мальчика, называли мать и сверстники по учебе и дворовой жизни, был отправлен родителями на третью смену в пионерский лагерь, недалеко от Смоленска на берегу Днепра.

Илья уже был в пионерлагере в позапрошлом году, но тогда ему, десятилетнему, не понравилась лагерная жизнь под надзором вожатой и присмотром воспитателя, и он уговорил родителей не отправлять его на следующий год в этот лагерь от завода, на котором работал отец.

В те годы, крупные предприятия обеспечивали людей не только работой и заработной платой, но и строили жильё для своих сотрудников, имели поликлиники, пансионаты и дома отдыха для взрослых, детсады и пионерские лагеря для детей и всё это за счет завода и совершенно бесплатно для работников и членов их семей.

Родителям Ильи в то лето достались бесплатные путевки в заводской пансионат в Крыму и потому родители отправили сына в пионерский лагерь, несмотря на его возражения. Им тоже хотелось отдохнуть беззаботно и свободно от ребенка, которого они, конечно, любили, но даже от любимого дитя иногда требовался отдых. Всё это отец объяснил Илье и тот вынужден был подчиниться родительской воле, уже понимая правоту взрослых, и отправился в пионерский лагерь без настроения, но осознавая всю необходимость своего вынужденного пребывания в этом лагере.

Воскресным утром, собрав чемодан вещей для Ильи на весь срок его пионерской жизни, родители отвели его на площадь перед заводской проходной, где детей погрузили в автобусы, которые под напутственные пожелания родителей должны были повезти детей прочь из города на летний отдых в лагере.

Погрузку в автобусы проводили по отрядам, в которые школьников распределили заранее и по возрасту. Илья попал в отряд пятиклассников, в котором оказался и знакомый по двору мальчик по имени Саша: не друг, но приятель по дворовым играм и проказам. Мальчики сели рядом и решили держаться вместе, что сразу подняло обоим настроение.

Над площадью из репродуктора доносилась бравурная музыка, провожающие украдкой вытирали слезы, словно отправляли своих детей в опасное и неведомое путешествие. Потом послышалась пионерская песня, из которой сейчас, спустя многие годы, Илья Николаевич вспомнил только один куплет:

«Хорошо на закате, посидеть у костра,

Пионерское наше счастливое лето -

Для ребят золотая пора».

Детский хор из репродуктора закончил песню, зазвучал марш «Прощание Славянки» и колонна автобусов тронулась, увозя детей и Илью с приятелем в пионерский лагерь, куда им вовсе не хотелось уезжать из привычной дворовой и школьной жизни, но родительская воля была сильнее ребяческого желания.

Через полчаса автобусы доставили ребят до места назначения. Пионерский заводской лагерь состоял из нескольких приземистых деревянных корпусов барачного типа, в каждом из которых, отдельно размещался пионерский отряд в комнатах на четыре человека, а всего числом тридцать. В конце коридора были туалеты и умывальная комната, а у входа – комната пионервожатого: им в отряде Ильи оказалась восемнадцатилетняя девушка Лена Винокурова. Окончив школу, она пришла работать на завод и согласилась быть вожатой на все три смены.

Ещё в лагере была столовая: тоже барак, но значительно больших размеров, к столовой прилегало здание кухни, рядом с ними стояли баня с котельной, а ближе к выходу располагалось административное здание, где размещалось начальство над взрослыми и лазарет – на всякий случай, для детей, почувствовавших недомогание.

Все строения были летнего типа без отопления, хотя Илья и слышал от родителей, что завод собирается перестроить лагерь и провести отопление, чтобы сделать второй зимний заводской пансионат, и дать возможность детям отдохнуть здесь во время зимних каникул.

Посредине лагеря стояла большая крытая веранда, на которой ребята проводили время, если стояла дождливая погода: может потому Илье и не понравилось пребывание в лагере в прошлый раз, что месяц июль выдался дождливым и холодным и время проводить на веранде было скучно, хотя и организовывались всякие игры и турниры, а в палатах спать было холодно.

В этот раз он был уже в старшем отряде и надеялся, что время пройдет веселее, да и погода не подведет.

Выгрузившись из автобусов, ребята под надзором вожатых пошли размещаться по палатам – так почему-то назывались комнаты, будто в больнице, куда Илья попал однажды по случаю сильной простуды с подозрением на воспаление легких, которое, к счастью, не подтвердилось.

Илья поселился вместе с Сашей. К ним попали ещё два мальчика, и не прошло и часа как все подружились и решили держаться вместе, чтобы было веселей.

За разбором чемоданов с вещами наступило время обеда, и по сигналу вожатой отряд направился к столовой, где младшие два отряда уже пообедали, и теперь наступило время старшим. На обед подавались: борщ, салат из огурцов и помидоров, котлета с картошкой и компот с булочкой. Покушав, ребята разошлись кто куда: после обеда по распорядку наступал тихий час, когда младшие отряды проводили время в палатах и ребята могли вздремнуть или тихо посидеть, а старшие отряды могли заняться чем-либо на территории с условием не шуметь и не тревожить младших.

Помниться, что Илья, в этот первый день пребывания в лагере, остался с соседями по палате на веранде и играл в шашки, попеременно выигрывая и проигрывая, зевнув одну-две шашки, потому что отвлекался от игры, присматриваясь украдкой к своей вожатой, которая сидела в углу вместе с другими вожатыми и физруком и весело смеялись между собой.

Вожатая Лена была статная миловидная девушка, только что вступившая в пору девичьего расцвета. Она сидела за столом грациозно изогнувшись, так что девичьи формы рельефно выделялись округлостями сквозь ситец летнего платьица. Длинные прямые черные волосы девушки были стянуты резинкой, и далее свободно падали ей на спину скрывая изящную шею: по девичьи тонкую и длинную.

Большие карие глаза Лены временами покрывались поволокой, от какой-то внезапной мысли заставлявшей румяниться её щеки, и тогда девушка прикрывала глаза пушистыми ресницами. Она была не прекрасна, но красива той девичьей красотой, которая случается на исходе юности почти с каждой взрослеющей девицей и мгновенно понравилась Илье, впервые вызвав в нем сладкую негу во всем теле и желание прикоснуться к Лене, погладить её рукой по девичьему стану и прижаться губами к ложбинке между округлых грудей, свободно врезавшихся тугими сосцами вперед и навстречу неизвестному ещё, но уже желанному покорителю этой девушки.

Илье шёл уже тринадцатый год, за лето он вытянулся на полголовы и превратился в угловатого подростка с ломающимся голосом. Ночами, иногда, ему стали сниться непонятные сны со смутными желаниями и потому он сразу и беззаветно ощутил юношеское влечение к этой девушке, почувствовав сладко-болезненный спазм внизу живота, разглядывая, исподтишка, свою вожатую Лену.

Девушка тем временем что-то рассказывала сидящему рядом физруку: крепкому молодому человеку лет 25-ти, с хорошо тренированным телом, одетому в спортивные брюки и тенниску. За разговором, физрук небрежно положил свою руку на девичье плечо и Илья тотчас исполнился ненавистью к этому парню, свободно прикасающемуся к Лене, о чем ему, подростку, оставалось только мечтать.