Путь веры

скачать книгу бесплатно

Первые, ещё детские опыты интуитивного раскладывания рун давали быстрый и кратковременный эффект, но теперь совершенно перестали его занимать. Хотелось более длительной игры, многоходовки, неожиданных коллизий, и постепенно он переключился на иной метод манипулирования реальностью. С помощью собственного взгляда.

Его взгляд, это замечали все, никогда не оставлял равнодушным, заставляя как минимум обратить на себя внимание, но это как раз было ему совершенно не нужно. Он мечтал действовать незаметно, тайно внедряя в сознание людей нужные ему помыслы и заставляя действовать по своей воле и в его интересах.

На первых этапах своих практик он смог достичь лишь одного стабильного систематического результата: после его воздействий люди всегда заболевали. Если болезнь протекала легко, подопытные жертвы просто ничего не замечали, но порой случались и серьёзные заболевания, когда человек, попавший под воздействие, находился буквально между жизнью и смертью.

Добиться же системного эффекта от одних и тех же практик, как отдельно с рунами, так и с задействованием прямого взгляда, не получалось.

Пока.

Но Митя всегда добивался того, чего желал.

Про таких, как он, говорят либо «не от мира сего», либо «тормоз». Собственно, последнее определение прицепилось к нему ещё в школе, когда из симпатичного мальчика с чересчур яркими глазами стального оттенка он превратился в щуплого, прыщавого и некрасивого подростка. Внешнее преображение, произошедшее тогда, как это обычно бывает у детей, за одно лето, не было бы столь удручающим, если бы не другая, куда более неприятная его особенность. По сравнению со своими сверстниками и одноклассниками Митя был умён. Интеллектуально высокоразвит, начитан, свободно говорил на немецком и английском языках. Детям было некомфортно с ним общаться, потому что он пока не умел скрывать, что «читает» их, как с листа. Разгадывает все их секреты и видит подноготную всех их переживаний, как мощный рентген. Ему же самому было неинтересно с ровесниками, а их нелепые переживания казались стыдными и не нужными человеку.

Ему никогда не бывало одиноко. С самим собой, в мире собственных фантазий он постоянно забредал всё в новые «коридоры», блуждая в которых обнаруживал интересные открытия. Однако самым главным интересом Мити был его собственный дед, а точнее, те тайны, что он хранил в своей комнате, недоступной для остальных домочадцев. Естественно, именно эта недоступность привлекала мальчика больше всего. У Андрея Васильевича Цветова, старого комитетчика, прошедшего войну и пережившего многие режимы, в комнате царил идеальный порядок и практически абсолютная универсальность, как будто намеренно стёршая малейшую индивидуальность с покоев хозяина. Массивный письменный стол, напоминающий закрытый гроб, блестел полированной поверхностью без малейших пылинок, а посреди него, на самом видном месте стоял матовый макет человеческого мозга из слоновой кости. Маленьким, Митя любил «гулять» по лабиринтам этой странной статуэтки, водя пальцам по рытвинам. Дед позволял, внимательно наблюдая за внуком. Интересный растёт мальчик, достойное продолжение, удовлетворённо отмечал он про себя.

Цветов-старший с тревогой смотрел в будущее. В середине восьмидесятых стало понятно, что страна неотвратимо меняется, и прежнее, казавшееся монументальным и незыблемым её устройство заметно меняло свои полюса. После смерти Брежнева пост руководителя страны занял Андропов, и это стало началом движения к центру нового глобального лабиринта, вырваться из которого отныне не удастся никому. Изменения, происходившие с одной из болевых точек планеты, самой большой и оттого естественно многопланово разносторонней страной – СССР, затрагивали весь мир. Мир, каждая часть которого, в свою очередь, старалась управлять связующей всё и вся нитью. Ведь участие непременно гарантировало самый дорогой наркотик – значимость. «Я есть!» – кричали с Запада, дёргая за нить. И, казалось, на другой стороне мира рушились оковы сознания. Образующиеся бреши занимало нечто новое, чему ещё предстояло развиться, но это не к спеху. Всё будет в свой срок.

«Я есть!» – кричали с Востока, хватаясь за нить, и загорался огонь. Сгорали в пламени наследные устои, почтенье к предкам и радение за благодать Земли.

Идеологические войны отняли бразды правления у войн духовных. Разворачивающиеся на всех незримых полях глобального мирового лабиринта бои поглощали человечество со сверхзвуковой скоростью, и частной задачей каждого индивида в этой борьбе было не пасть прежде, чем на тебя будет совершено покушение. В этой войне без правил главным оружием стала иллюзия. Яркий свет ослеплял, и мрак тьмы становился единственной объективной реальностью.

Это и оказалось самой сложной задачей, так как выяснилось, что страх перед темнотой, а значит, неизвестностью того, что скрывается в ней, с древних времён никуда не делся. Как не исчезло и естественное любопытство, что скрывается за завесой. И всё так же, блуждая впотьмах, люди совершали глупые, фатальные шаги.

Однако, когда у тебя есть внук, в чьих глазах видишь отражение собственного прошлого, а значит, частицу себя, нужно быть готовым к сюрпризам. Старик Цветов это прекрасно понимал.

* * *

С детства каким-то звериным чутьём Митя ощущал, что Таня несчастна. Она, конечно, делала вид, что её жизнь удалась. Была в меру милой, общительной и не занудной. Делилась с соседями новостями, рассказывая истории, в которые сама бы хотела поверить. Простые незамысловатые будни счастливой советской семьи – вот её сказки, которых так и не довелось никогда испытать. В дилемме запретить Тане болтать с соседями или просто «забить» Митя всегда выбирал второе. Не потому, что был таким демократом, но так было проще.

До определённого времени единственным своим личным поводом для гордости, который мог быть озвучен, он считал поступление в институт. Осознанный интроверт и социопат, с подачи таинственного немецкого друга деда, Митя рано начал интересоваться мистикой и со временем, когда вырос, только укрепился в своих интересах. Прежде всего, в интересе к тайнам человеческого мозга и памяти. И начал он с себя, поступив в медицинский институт, на факультет психиатрии. Однако Таня оказалась недовольна. Если бы кто-нибудь её спросил, просто поинтересовался причиной недовольства, едва ли она могла бы её сформулировать, но где-то в глубине души для себя она давно сложила не поддающийся логике смысл этого «пазла» – семьи Цветовых. Они, и её свёкор, и муж, садисты-манипуляторы, претворяющие в жизнь все известные человечеству способы издевательств над людьми для превращения их в бессловесных тварей. Таня ощущала себя именно такой, боясь на миг оглянуться и вспомнить собственную жизнь, так быстро и бесславно пролетевшую мимо неё. Наблюдая за своим сыном, замечая в нём всё больше дедовых черт, она с ужасом думала: как же всё повторяется! И конца – края этому нет. Меняются времена, сменяют друг друга власти и страсти, и лишь такие, как Цветовы, продолжают появляться из поколения в поколение.

Митя был снисходителен к матери. Эта женщина, которую матерью он не называл, всё же была безвредным и не самым противным существом. Пусть ей не нравится, что он будет психиатром. Пусть она всё-таки об этом всем, кому может, рассказывает. Просто он знал, что Таня может открывать рот и произносить слова, проявлять какие-то эмоции только за пределами дома. Здесь же, в квартире Андрея Васильевича, в самом центре Москвы, Таня становилась нема. Нема и несчастна. Всегда.

Он обвинял отца. Ууу, как ненавидел Митя этого человека! Роман Андреевич Цветов, в отличие от Мити, внешне был копией папы энкавэдэшника: те же почти чёрные глаза-«буравчики», короткопалая широкая ладонь и, главное, тот же «энкавэдэшный геном»: чутьё на врагов, хватка бультерьера и непреходящее желание стращать и повелевать, управлять и унижать. Уничтожать.

Однако, в представлениях Мити, этих двоих – его деда, и отца – растождествляло между собой одно существенное отличие. Дед, при всей своей сложности и отнюдь не идеальности, был ведущим в своей жизненной игре, тогда как отец, вечный «сынок» и слабак, в любой системе имел удел всегда быть послушником и никогда не пастырем.

Менялись времена, трансформировались рабочие и денежные схемы, но, благодаря старым связям Цветова-старшего, Романа всё ещё назначали на руководящие должности. Однако в связи с личными качествами он всегда умудрялся остаться незаметным и абсолютно заменимым. Пока был жив дед, недостатка в связях и деньгах у семьи не было, однако на атмосферу в доме такое положение дел, несомненно, влияло. Всё чаще отец раскрывался, распускался, как диковинный цветок, дома. Со своей семьёй, которую иногда путал с приютом для больных детей, но чаще с концентрационным лагерем.