скачать книгу бесплатно
И граф, проснувшись от не такого уж и крепкого сна, вдруг понял, что заодно очнулся от этих своих фантазий, где перед ним находится пока что только фрейлин Лиза, и ждёт от него ответа на свой вопрос. И оттого, как он ответит на этот её каверзный вопрос, будет зависеть, будет ли он поутру просыпаться от шума вступления голых пяток графини на пол, или же по прежнему будет заглушать коньяком своё одиночество в кругу своих собутыльников. И граф Сельжук, будучи ещё под впечатлением этой своей фантазии и таких соблазнительных видов графини, склонился к первому варианту ответа.
– Гра…фрейлин Лиза, это даже не обсуждается. – С негодованием на то, что его могли заподозрить в ином мнении, ответил граф Сельжук. – Вы, несомненно, в своём праве делать всё, что вам пожелается. И если вам хочется заниматься науками, то кто же вам это запретит. – А вот здесь граф еле удержался оттого, чтобы саркастически не ухмыльнуться. – Да вы, дорогая, никому не будете интересны, покорпи вы неделю другую над этими полными непонятных слов и изречений книгами. Ваше одухотворенное свежестью весны личико, наполнившись всеми этими формулами и заумностями, приобретёт, если так можно назвать эту потерю лица, учёную образность, навевающую одну только скуку и больше ничего. А господа и особенно джентльмены, ничего общего иметь не хотят с такого рода и вида дамами, строящих себя за учёных дам, им и самих себя, с виду большого ума людей, достаточно, чтобы не скучать и при случае поговорить по душам.
– Я рада слышать это, граф. – Сказала фрейлин Лиза. – Я всегда знала, что на вас можно положиться. – А вот теперь уже граф Сельжук оказался под перекрёстным огнём молодых офицеров, немедленно решивших, напоить графа в стельку, а затем позвать его на балкон выкурить по сигаре, и когда он спьяну выронит из рук зажигалку и наклонится вниз, чтобы её подобрать, тот тут-то поручик Томсон его подтолкнёт, и граф, перелетев через перила ограждения, неминуемо разобьёт себе голову.
Фрейлин Лиза меж тем переводит свой взгляд на Чарльза и обращается к нему. – Прежде чем вы начнёте свой дискурс в незапамятные времена, то я, чтобы, так сказать, мотивировать вас на честность, – а то вдруг вы, ни с того ни с сего, захотите, если не приукрасить, так сгладить виды очевидности: «Вы, фрейлин Лиза, совсем не похожи на тех обезьян, которые вас окружают» (надо было видеть окружающих фрейлин Лизу дам в этот момент), – скажу, в каком свете я вас вижу. Джентльмен должен выглядеть чуть красивее обезьяны. Вот как-то так. – Глядя на Чарльза, заявила фрейлин Лиза, многозначительно улыбаясь.
– Что это ещё за взгляды такие? – в негодовании удивился Чарльз, своим трудом «Происхождения видов», поставившим в двусмысленное положение не только своих прямых потомков, но и все последующие поколения. Где он откинул покрывала тайн с нашего, как все мы, веруя, думали, божественного происхождения, детализировано указал на нашу приземлённость. И ладно бы он так прошёлся только по тем, кто чуть красивее обезьяны, но он посмел внести свою ясность в происхождение той части человечества, кого мы любим за их загадочность и тайны, а это уже никому непростительно.
– Что это ещё за взгляды такие? – вслед за ним, услышав эту фразу в устах, а вернее, во рту, слишком громко разговорчивой тётки с телефоном в руках, которой, прежде чем, делать такие заявления, не помешало бы на себя в зеркало посмотреть, возмутился я.
– Хотя, быть может, она, таким образом, о себе заботилась, подбирая себе достойную пару. – Было догадался я, как до меня из-за спины доносятся чьи-то насмешливые слова. – А вас, я смотрю, зацепили эти слова. – Я, резко оборачиваюсь назад, и кого же вижу – ту рыжую из косметического отдела, которая мне в зеркало подмигнула. – Теперь вы понимаете, – продолжает наставлять меня рыжая, – почему ваше замечание вызвало такую негативную реакцию. – Рыжая замолчала, вдумчиво вглядываясь в меня, после чего добавила. – Хотя, наверное, вы ничего такого не имели в виду, когда так жестоко говорили. Вы ведь по своей сути воображала или тот же мечтатель, но только не в том смысле, в котором мы привыкли использовать это слово. А вы умеете по внешнему виду человека, считать с него его представления о своей мечте, – а мечта эта такая субстанция непостижимого, представляющей из себя всю совокупность наших целеустремлений в трудно достижимой перспективе, что её достичь, кажется неосуществимой реальностью, хотя она всегда стоит перед нашими глазами, на расстоянии вытянутой руки, и стоит только вам протянуть руку и вот она, достигнута, – к чему вы и подталкиваете людей, где через эту свою жестокость обращения к ним, добавляете им мотивации в деле преодоления препятствий на их пути к своей мечте. – Рыжая замолчала, ожидая от меня ответной реакции. И она последовала.
– Вот оно значит как. – Немного удивлённый такой её интерпретацией моего поступка, пробормотал я, почесав затылок. – А я так о себе и не думал. Впрочем, мне такой вариант даже больше нравится. – Уже обращаясь к ней, сказал я.
– И как думаете, что меня подтолкнуло так за вас думать? – спросила рыжая.
– Следуя логике, то всего вероятней, то вы также как и я мыслите. – Предположил я, и как выяснилось, не верно.
– А вот в этом вы ошибаетесь. – Сказала она. – Следуя моей логике, а она в отличие от вашей более логична, я как раз не мечтательница, а полная ей противоположность, расчётливая и циничная… – Рыжая сделала многозначительную паузу и добавила, – дальше на ваше усмотрение, – и так пристально уставилась на меня, что у меня внутри всё похолодело от этой её изучающей меня внимательности. Где она пыталась выяснить, до какой похабности я могу дойти в своих мыслях на её счёт, после того как она сама меня к этому так настойчиво и грамотно подвела. Ведь у каждого человека есть рефлексы, как безусловные, так и условные, где первые обязательно подведут его под монастырь, когда на него, а сейчас на меня, так упорно смотрит такая непревзойдённая смотрячка, как эта рыжая, незабываемая в своей красоте девушка. А условные рефлексы, в данном случае с использованием ею приёма с рифмой, – человек, сам того не хотя, действуя на всё тех же рефлексах, обязательно от рифмует напрашивающуюся для этого незаконченную фразу, – закончат вместо меня то, что она не закончила. И вот на этом она и хотела меня поймать.
Но она не знала, с кем имеет дело и поэтому не могла за меня ничего решить. Ну а я, когда это мне крайне нужно, то могу демонстрировать такую до непробиваемости невозмутимость на своём лице, что реши она меня защекотать, то у неё всё равно ничего не получится. Я буду с тупым выражением лица на неё тормозить.
И видимо рыжая вскоре это для себя уяснила, – вот же непробиваемый тупица, – и она спрашивает меня. – Так как вы считаете, это так? – Я хотел было сказать, что это не так, но сумел сообразить, что в её случае так прямо и бесследно для сердечной памяти не стоит говорить (сердце любит слышать слова в кружевах).
– Я бы немедленно сказал, что о вас думаю, если бы решил с вами расстаться, – сказал я, – но я этого не хочу, и скажу, что прежде ответить на этот ваш вопрос, мне нужно вас как следует узнать. – Теперь уже я со всем своим вниманием посмотрел на неё. И она, как по крайней мере, мне подумалось, оценила, и мои слова, и эту мою настойчивость во взгляде. Что и подтвердилось в её ответе. – Что ж, мне нравится ваш ответ. – Сказала она. – Тогда предлагайте. – Обращается она ко мне. Я, если честно, такого быстрого развития ситуации не ожидал, и скорее не был готов к продолжению этой встречи, нежели готов, так что совсем не удивительно, что её предложение озадачило меня.
– Невероятно сложная задача. – Говорю я ей, в очередной раз почёсывая свой затылок, который уже выражает недовольство такой моей внимательностью к нему (зачесал ты меня уже в конец!). – Тогда в парикмахерскую. – Делаю я ей своё удивительное предложение, вызвав на её лице смесь из искреннего недоумения и удивления.
– В парикмахерскую? – ничего не понимая, округлив глаза в удивлении, переспросила она, добавив. – Но почему?
– Я заметил, что вы постоянно теребите свои волосы, – со всем своим простодушием говорю я ей так, что меня невозможно заподозрить в подковёрных играх с подтекстом, – вот и решил, что они не дают вам покоя и вам хочется с ними что-то сделать.
– Ах, вот вы о чём. – Выдыхает слова Рыжая, слегка успокоившись и повеселев при виде меня и себя со стороны. – Это, конечно, другое…– пробормотала она свою мысль и уже более отчётливо говорит мне. – Знаете, мне нравится ваше предложение, как и то, что вы умеете замечать. Но, прежде чем, принять ваше предложение, я должна вас предупредить о том, что сводить девушку в парикмахерскую, а лучше в салон красоты, несравнимо с кафе дорогое удовольствие. Так, что скажите? – спрашивает она меня, как будто не понимает, что у меня обратной дороги нет, кроме как принять этот её вызов моим финансовым возможностям.
– Надо было кредитную карту взять с собой. – Быстро сообразив, что рассчитывать мне придётся только на собственные силы, я хотел незамедлительно развеять возможные опасения рыжей на мой счёт, но тут в мою голову вошла новая мысль, оттянувшую эту незамедлительность. – А какое интересно наказание меня ждёт в парикмахерской, если я не оплачу свой заказ? – мои руки невольно потянулись к моей шевелюре, стоило мне только задаться этим вопросом, ответ на который я определённо знал. – Ничего, у меня волосы быстро растут. – Убедив себя, я, наконец-то, даю свой согласный ответ рыжей.
– Вы сами знаете ответ на свой вопрос. – Улыбнувшись, сказал я. – Ведь он очевиден.
– Я люблю убеждаться ушами, а к этапу общения без слов, мы ещё не подошли. – Очень убедительно и обнадёживающе сказала она и я, еле сдержавшись от проявления счастливой глупости на своём лице, сухим голосом проговорил. – Выбирайте на свой вкус любое заведение по этому профилю.
– А денег хватит? – спрашивает она меня, озорно улыбаясь.
– Не знаю. – Осипшим голосом говорю я.
– А вы знаете, что вас ждёт за неоплату оказанных услуг в салоне красоты? – спрашивает она меня.
– Если голову на их плаху не самое жестокое наказание, то вы начинаете меня пугать. – Уже хрипя, проговорил я. А вот теперь я искренне испугался за себя, не понаслышке, а в экране телевизора не раз видев, кто в этих салонах орудует ножницами и кисточками. А попасть в руки, а вернее в жернова интеллектуальности стилистов и мастеров от визажной кисточки, прямой путь в программу модный приговор. – Ни за что. – Хотел было я уже дать заднюю, но это так двусмысленно прозвучало, что я, исплевавшись, решил идти до конца, само собой с рыжей.
А рыжая, увидев во мне все эти затруднения, какая молодец, взяла и пришла ко мне на выручку. И она, наклонившись ко мне, прищурившись, шепотом говорит. – Не бойтесь, я никому вас не дам в обиду. – Отчего я чуть не упал в её объятия, которые по факту можно было бы назвать моими, если я распустил бы руки, а юридически в её, раз она взяла меня под свою опеку. Правда, я так и не осмелился на это, а может просто не успел, по причине того, что мы выдвинулись в одну из четырёх сторон, на которые делится этот свет и за которым я сейчас не поспевал, так как находился в очарованном рыжей состоянии и мало чего соображал, следуя по пятам за нею.
И так пока я не был усажен на кресло в светлом и просторном холле, перед журнальным столиком, полным красочного вида, глянцевых журналов, один из которых, со словами: «Надеюсь, ты меня подождёшь», был мне вручён рыжей в руки, а сама она отправилась в один из залов, где творились чудеса с головами посетительниц этого салона.
Совсем не догадываюсь и вообще не знаю, сколько времени ушло со времени её ухода, но спокойная обстановка, где, не бьющаяся об окно муха жужжит, а машинка для стрижки пожужукивает, и так всё вокруг благоприятно благоухает, сделало своё дело, расслабив меня и мои в натяжении нервы. Что позволило мне не делать вид, что я увлечённо разглядываю журнал в руках, а, положив его на стол, приступить к обзору местной местности со своими обитателями. Ну а так как я находился в салоне красоты, ореолом обитания которого считаются в основном представительницы женского пола, а редкие мужские исключения приходят с чёрного хода, то мне было на что посмотреть, к неудовольствию некоторых присутствующих здесь на своих стульчиках дам. Которые, может быть, пришли сюда, чтобы скрыть ту или иную неровность в своём внешнем виде, а тут я сижу, и вскрываю эту страшную бородавку на щеке одной тётки, недовольной моим вниманием к ней.
Но ладно бы эта, изначально критически ко мне и ко всему ненавидимому ею миру настроенная тётка, но как я заметил, то и остальные находящиеся здесь в ожидании тётки и даже совсем ещё не тётки, а просто девушки, не выказывали нейтральности взглядов на меня, а все сплошь были недовольны моим соседством. И как только я всё это обнаружил, то тут же мне захотелось подскочить на ноги и, выйдя в центр холла, обратиться к этому недовольному сообществу с актуальным для них вопросом. – Да чего вы все такие собой недовольные? – И они, застанные врасплох моей импульсивностью, конечно, сразу ничего не смогут ответить, ещё больше углубившись в себя. И тогда я, базируя свои действия на одной древнеримской мудрости, начну разделять и властвовать.
– Вот ты, тётка с бородавкой, – ткнув пальцем в тётку с ещё одной бородавкой на носу, заявлю я, – чего так несносно выглядишь? – И зная, что она не ответит мне, сказав: «Ослеп что ли дурень, на моём лице все основания для такого поведения и смысла жизни отражаются», сам за неё отвечаю. – А всё потому, что не ты эту бородавку на своём носу носишь, а она тебя за собой водит и за тебя твою жизнь определяет. – И тётка не может с этим не согласиться, когда она действительно смотрит на мир через призму своей бородавки, а люди в свою очередь на неё смотрят через всю ту же бородавочную призму и поэтому редко кто хочет на неё смотреть и выдерживает это испытание. Вот отчего она здесь.
– А ты готова? – спрашиваю я её.
– К чему? – ничего не понимая, в ответ спрашивает она.
– Жить без бородавки. Ведь она не только тебе мешала в твоём житие, но она к тому же была для тебя фигуральным другом, который всегда брал на себя всю ответственность за твои неудачи и стойко держал удар, когда ты обвиняла его во всех своих бедах. А что уж говорить о том, что ты всегда могла спрятаться за неё, когда тебе это было нужно. – Прямо огорошиваю я её своим заявлением. А она, как оказывается, об этом и не думала и никогда не смотрела на эту свою природную выпуклость с этой стороны.
А тут со стороны администратора звучит к ней обращение, мол, вас приглашают. А тётка с бородавкой, ещё с минуту назад столь уверенная в своём решении избавиться от бородавки, теперь и не знает, как быть. – Мне надо посоветоваться. – Говорит администратору тётка с бородавкой и покидает помещение салона. – С бородавкой. – По закрытию за ней дверей, со знанием дела добавляю я, чем немного скрашиваю настроение у этих ожидающих своей очереди посетительниц, окромя только администратора заведения и бородавочных дел мастера, которые по причине моего вмешательства лишились заработка. Но я на их месте ещё больше бы переживал, ведь теперь ко мне со своими проблемами начали обращаться все эти посетительницы, вдруг осознавшие, что им прежде сесть в кресло стилиста или какого другого мастера красоты, необходимо проконсультироваться со мной, однозначно человеком всё знающим. И кто кроме меня знает, что я им тут насоветую. Если, конечно, я преодолею в себе барьер своей скромности и пойду задаваться своими вопросами.
И я быть может и преодолел бы этот барьер, и так уж и быть, открыл затуманенные рекламой глаза на себя всем этим посетительницам, – да вы что все с ума по сходили дуры, разменивая своё природное естество на это всё наносное, – но, что-то мне подсказывает, что у них не только глаза затуманены, но и уши заложены. И они меня не только не будут слушать, а объединятся между собой и затребуют от администратора вывести меня отсюда за белые рученьки. А там, на входе, стоит двухметровый охранник и он с удовольствием это проделает со мной, а то он уже заскучал на этой работе. Где платят вроде и неплохо, но нет таких развлечений, как в клубах, где всегда можно размяться, скрутив в бараний рог очередного развеселившегося посетителя.
– Хм. Что-то знакомое. – Задумался я. – Где-то я уже слышал об этих последствиях. – И я хотел уже было углубиться в изучение этого вопроса, но тут появляется рыжая и я откладываю все свои не дела и, искря глазами, как говорится в таких несознательных случаях, потеряв дар речи, не нахожу слов при виде всего этого совершенства, на которое она пошла ради меня и за мой счёт (всё-таки подлец я, если даже в такие полные фантастизма моменты, не забываю быть расчётливым). И всё это под внимательными взглядами, сидящих в своей стороне посетительниц, которые ещё больше наполнились недовольством и отчасти завистью, при виде наших горящих взглядов друг на друга.
– И эта туда же. – Возмутилась всё та же тётка с бородавкой. – На всё готова, лишь бы её дружок остался доволен. Когда надо жить только для себя и ни для кого больше. Тьфу, смотреть противно. – Перекосилась в негативе тётка с бородавкой, всё также продолжая смотреть на нас и возмущаться.
– Спрашивать не буду, как вам моя причёска, вы всё равно ничего в этом деле не понимаете. – Сказала мне рыжая, а сама тем временем затрагивает рукой эту свою причёску.
– Ага. – Согласился я.
– А знаете, как я себя попросила постричь? – уже по выходу из салона спросила она. Я же, конечно, этого не знаю и говорю: нет.
– Говорю мастеру: «Вон видите того несмышленого типа. Так вот, он у меня мечтатель. Подстригите меня так, чтобы он обо мне только мечтать мог». И знаете, что он мне ответил? – всматриваясь в меня, спросила рыжая. А я и ответить сразу не могу, так я одновременно приятно удивлён и озадачен её словами, содержащим в себе такой волнующий меня беспорядок мыслей, где она даёт мне столько надежд, что аж ноги подгибаются от счастья.
Но отвечать надо, и я спрашиваю её: Что?
– Он через зеркало смотрит на тебя и говорит мне: «Вам в таком случае необязательно подстригаться». – Рыжая делает паузу и вслед за этим спрашивает меня. – И ты знаешь, что это значит? – спрашивает она меня. – Сволочь этот твой стилист, вот что это значит. – Вот так знаю я, что это значит, правда только про себя. А вслед за этими знаниями меня вдруг посетило взбудоражившее меня подозрение. – Так она что, не стриглась? И тогда за что с меня слупили столько денег? – в волнении задался я вопросами и тут же получил ответ на них. И не от рыжей, а никогда не догадаетесь, а от того самого стилиста, кто таким возмутительным для меня образом, настраивал рыжую против меня. И понятно, что это мне только вообразилось.
– А за твою неграмотность и слепоту в деле стилистики. – До чего же противным голосом мне ответил этот стилист, явно запавший на рыжую и, решивший расстроить наши отношения. – Я мол, готов бросить ради неё свою стилизованную жизнь мастера причёсок, и даже забыть о своих в обтяжку кожаных штанах, чтобы эту вашу связь, вызывающую у меня диссонанс в голове и штанах, окончательно расстроить. – Прямо возмущал мой дух на ответную откровенность этот стилист. И я теперь не сомневаюсь в том, что за этим, предъявленным мне к оплате счётом, стоял именно этот негодяй, решивший прогнуть меня, записав к оплате такой неимоверный счёт.
– Сейчас он увидит эти, ни в какие разумные рамки не укладывающиеся цифры и начнёт возмущаться. – Посмеиваясь себе в подмышку, рассудит на мой счёт этот, полный подлости и коварства стилист. «Как всё это понимать?! Да что это ещё за издевательство такое?! Да я за такие деньги весь салон мог бы купить! С ума сойти. В общем, как хотите, а я платить не буду». – Заявлю я вот так, по мнению стилиста, в результате чего окончательно роняю себя в глазах рыжей, увидевшей меня в своём истинном свете, прижималы и крохобора. А то, что я при первой встрече проявил себя с другой, совсем не с мелочной и отчасти безрассудной стороны, то всё это было притворство, чтобы её ввести на свой счёт в заблуждение.
Ну а стилисту только этого и надо. И он, как бы случайно услышав этот наш разговор на повышенных тонах, подходит к стойке администратора, и так, за между прочим, зевая, интересуется, что здесь произошло. А администратор ему объясняет, что вот этот крохобор и ничтожный из всех кого она видела, даже не человек, а одно название, и ей даже не понятно, как эта прекрасная девушка обратила на него внимание, отказывается оплачивать его работу. Стилист со скучающим и независимым видом смотрит на меня, как будто в первый раз видит и как бы одним своим носом уточняет у администратора: Вот эта амёба, что ли? – А администратор расплывается в улыбке и по особенному соглашается с ним. – А я-то всё не знала, как его назвать, а вы, Вивьен Оскарович, как всегда в точку заметили.
– Ладно, я заплачу. – С высоты своего великодушия говорит этот Вивьен Оскарович. – Запишите на мой счёт. – После чего он смотрит на благодарную ему рыжую, которая теперь только поняла, как она была слепа к Вивьену Оскаровичу, а также ко мне крохобору и последнему негодяю, решившему так её обмануть в своих лучших чувствах. И с этого момента рыжая меня ненавидит всем сердцем, и готова на всё ради этого столь великодушного Вивьена Оскаровича. А бросаться драться на Вивьена Оскаровича мне уже не имеет смысла, рыжая уже бесповоротно вычеркнула меня из своего сердца, да и охранник Лёша уже тут как тут и закручивает меня в морской узел. И у меня от этой своей завязки в узел, перед глазами всё поплыло. Но я всё же из последних сил выворачиваюсь и смотрю на рыжую. А она, что для меня опять неожиданно, смотрит на меня и машет передо мной рукой, и, как мне кажется, о чём-то меня спрашивает. Я концентрирую на ней всё своё внимание и вдруг понимаю, о чём она меня спрашивает, и главное, то, что вся эта история с Вивьеном Оскаровичем, не произошла, а была мной прямо сейчас надумана.
– Ты слышал, что я сказала? – водя передо мной рукой, спрашивает меня рыжая.
– Так ты что, не подстригалась? – спрашиваю я её.
– Ай, яй, яй. – С укоризной и лёгкой улыбкой покачала она головой, вот так ответив мне. – Но я не об этом сейчас хотела сказать. – Рыжая вдруг становится серьёзной и с вдумчивым видом переводит разговор на другую тему. – Меня его ответ навёл на мысль о мечте. – Глядя куда-то в незримую даль за моей спиной, заговорила она. – Что всё-таки на самом деле есть мечта и что она в себе несёт и отражает, кроме наших чаяний. Неужели, всего лишь какой-то недостаток в нашем организме? Как, к примеру, какого-нибудь химического соединения, которое и направляет наши мысли в обозначенную этим недостатком сторону. Как-то не хочется в это верить, и чтобы так было, что самое одухотворённо светлое, что движет нас по жизни вперёд и вверх, имело в своём основании какой-то недостаток. – Рыжая, замолчав, замирает в одном созерцательном положении, после чего, как я вижу, взглядом возвращается ко мне, где вдруг обнаруживает меня и моё пристальное внимание к ней, затем улыбается и спрашивает меня:
– Ну так всё-таки, какие у вас мысли на счёт меня? Почему я за вас всё так решила?
– Я же вам говорил, что мне нужно для этого время. – Отвечаю я. Но её это на этот раз не устраивает, и она сообщает мне, как ей кажется, довольно необычную для меня новость.
– А что вы скажите, – обращается с вопросом она ко мне, – если я скажу, что я из будущего? – И как видится мне, начинает в ожидании от нетерпения мучиться. Я же специально, как можно на дольше выдерживаю паузу и когда она уже готова взорваться, флегматично-рассудительным тоном начинаю рассуждать вслух по поводу этого её заявления.
– Для начала я присвистну вот так, – говорю я и по причине отсутствия практики в этом деле, так отвратительно присвистываю, что уже самой рыжей хочется от удивления присвистнуть. А она, как мне уверенно кажется, всё умеет отлично делать, в том числе и свистеть. Но она не присвистнула, и я продолжаю своё толкование её заявления. – А затем скажу, что вы не меньше моего выдумщица и фантазёрка. А если вы, как сейчас нахмуритесь, – а рыжая и вправду нахмурилась, наверное, от того, что ей не присвистнулось, – то добавлю, что я, как человек разумный, так и должен был вначале сказать, не поверив вам. После чего я немного подумаю и найду для себя объяснение тому, почему вы так решили о себе заявить. А всё дело в том, что у каждой привлекательной молодой особы, должна быть какая-то загадка, и то, что вы про себя сейчас сказали, как раз из той же области. Ничем не страннее и не загадочней, чем то, когда тебе с неземным придыханием, по секрету говорят, что я не с этой планеты. – И только я это сказал, как со стороны рыжей звучит с оттенком злости вопрос:
– Это кто же вам такое говорил?
– Значит, опять вы на вы перешли. – Усмехнулся я про себя, определённо воодушевлённый этим эмоциональным всплеском рыжей. При этом я сохраняю хладнокровие в своём внешнем виде и к её вопросу подхожу обстоятельно и вдумчиво. – Она сказала, что прилетела на нашу планету со специальной миссией, вроде как с Венеры. – Говорю я, искоса поглядывая на рыжую.
– Ты издеваешься? – усмехается рыжая, вновь обретя спокойствие и как результат, мы опять на ты.
– Немного. – Отвечаю я серьёзно.
– Значит, всё-таки не верим мне. – Сказала она.
– Самую малость. – Звучит мой ответ.
– И как я понимаю, нужны доказательства. – Выдвигает предположение она.
– Не помешали бы. – Отвечаю я.
– Хорошо. – Сказала она, глубоко задумавшись. И видно мне было, что она очень серьёзно подошла к этому вопросу. Вон как сгустила краски на лице, изрезав морщинками свой лоб. И глядишь, таким темпом она на моих глазах действительно переместится в будущее, в плане своего старения, а этого я позволить ей не мог. И тогда я решаю прийти ей на помощь, а именно задать ей наводящие вопросы и тем самым показать ей, что я хоть и большой скептик, но всё же борюсь с этим своим качеством и готов ради неё отойти от этих своих принципов, частично поверив ей.
– Пока вы до своего не додумались, позвольте обратиться к вам с тем самым вопросом, с которым в первую очередь обращаются к людям из будущего. – Говорю я ей. – Какая цель вашего прибытия сюда, в наше время? Что вас там, в будущем, заставило обратить свой взгляд в наше настоящее, а для вас отсталое без всех этих технологий по перемещению во времени прошлое? – Задался я вопросом и как немедленно мной выясняется по вспыхнувшему лицу рыжей, то я её чем-то зацепил, так спросив.
– А с чего это вы взяли, что люди будущего умнее, чем вы? – с режущими слух нотками возмущения задалась вопросом рыжая. И явно не предполагая меня слушать, продолжила свою отповедь в мою сторону. – Из-за того, что ему удалось изобрести что-то прорывное и воплотить в жизнь… нет, не мечту, – сделала она знаковую оговорку, – а эти прорывные разработки. Но в каждом времени людей прорывало на изобретения, и изобретение колеса, куда как значительное изобретение, чем все остальные изобретения, которые в своих технологиях и базируются на этой основе. Ну а человек будущего, всего лишь соответственно своему времени разумен, вот и всё. Разве взгляд из вашего настоящего в прошлое не указывает на это. И глядя в далёкое прошлое, вы подчас в удивлении недоумеваете, насколько умны и разумны были люди в те времена, – не то, что в наше время, – и вашему поколению стоило бы поучиться у них такой здравости мысли. – Рыжая сделала внимательную ко мне паузу, после чего и задала свой всё разъясняющий для меня вопрос. – Надеюсь, я всё понятно объяснила?
Я, конечно, хотел бы ещё позадавать вопросы, – что поделать, такой уж я вопросительный человек, – но благоразумно решив, что на этом этапе знакомства человек ждёт от тебя больше доверия, чем чего-то другого, сказал, что я хоть и немного туповат, но для начала вполне достаточно.
– Тогда до встречи. – Говорит она, протягивая мне руку для рукопожатия. – Всё же обиделась. – Решил я, беря её руку в свою. После чего мы пожимаем руки, внимательно наблюдая друг за другом, и она вдруг решает продемонстрировать передо мной свои сверх способности, которыми должен обладать всякий человек из будущего, как об этом пишут писатели-фантасты, показывают в кино, а мы, простые обыватели, одурманенные всей этой пропагандой, даже и не сомневаемся в этом – как минимум, все в будущем полукиборги.
– Я не обиделась. – Говорит рыжая, прямо-таки читая мои мысли. – Читать мысли, эта её сверхспособность. – Мгновенно догадался я, посчитав разумным, пока ни о чём больше не думать. Но куда там, и как только приходишь к такому здравому решению, хотя бы перед сном, то тебя в момент оглушает осознание того, как ты слаб перед своей и чужой природой – в твою голову начинают лезть мысли со всех всевозможных сторон и при этом ни одной умной, а все как на подбор, бесполезного характера.
– Интересно, а если я сейчас подумаю, что хочу её поцеловать, то она решится вслух это озвучить? – вопросил я себя, загадочно посмотрев на рыжую. А рыжая и не тушуется, и озорно усмехнувшись, говорит мне. – Никак опять про меня всякую глупость надумали.
– Да как так?! – я прямо потрясён тем, что мои догадки на её счёт получили своё подтверждение. – И тогда что? – вопросил я себя. И побоявшись озвучить для себя очевидный ответ на тот вопрос, решаю, что всё-таки этого недостаточно, чтобы делать итоговые выводы, и нужно ещё о чём-то таком, о чём она не смогла бы догадаться, спросить. И только я так подумал, как рыжая своим обращением ко мне, окончательно сбивает меня с толку. – Вы ещё о чём-то хотели меня спросить? – спрашивает она меня и так хитро улыбается при этом, что будь я вдвойне туп, чем есть на самом деле, то и тогда я не смог бы не понять этого её посыла.
– Я всё, всё про тебя знаю и каждую твою мысль читаю. – Прямо читалось в этом её взгляде. – И я, конечно, впал в ступор от такой близости к ней, ведь стоит мне только подумать о ней в неофициальном (я уже себя начал сдерживать и не выражаться неоднозначно понимаемыми словами) качестве, то уже голова кружится оттого, куда может привести эта моя дурная мысль. И тут она, как мне показалось, знаково моргнула мне одним глазом. Да так для меня понятливо, что я вдруг понял, что это на самом деле было – она, не знаю почему, но догадываться никто не запрещал, поделилась со мной частичкой своих сверх способностей.
И вот что я прочитал в этом её взгляде. – Если ты меня понимаешь без слов, то тупой ты в самый подходящий для меня раз. И теперь я настроила свою тактовую частоту по передаче тебе сигнала в соответствии с твоей тактовой частотой, которую отражает твоя тупизна. И с этого момента мы будем постоянно находиться на связи. – И хотя её язык передачи сигнала, местами не отчётливо передавал слова, определённо искажая в этих местах смысл, – это как в азбуке Морзе, не там поставишь точку и всё, подслушивающий эту передачу секретных сведений противник, просто обескуражен такими подробностями переписки между агентами: «Ну что, попал? В самую запятую! Чёрт, что всё это извращение значит?», – всё же общий посыл меня порадовал.
– Да, кстати, насчёт её вопроса. – Вдруг спохватился я, прямо-таки чувствуя её волнительное ожидание настоящего вопроса. А вот это уже вопрос из вопросов. – И о чём же её спросить? – принялся судорожно соображать я, отлично понимая, что я буду запомнен ею именно по этому моему к ней обращению. И она, ложась вечером в постель, будет меня вспоминать в том самом последнем, представшем перед ней образе, когда я задавал этот свой знаковый вопрос. И возможно даже, что только благодаря ему, она и передумает встречаться с одним, давно уже зовущим её под венец миллиардером, Григорием Машковым, первым когда-то красавцем и вообще человеком с большой артистической буквы (это значит, что с ним не соскучишься), и решит встретиться со мной, в кармане у которого только одна мелочь, после посещения салона красоты. Где я себя всё же проявил стойко и не закатил истерику, когда мне преподнесли счёт.
И тут-то я догадался, о чём её спросить. – Спрашиваешь, о чём я хотел тебя спросить. – Для кульминации момента я повторяю её вопрос и, не ожидая её ответа, задаю свой знаковый вопрос. – Так как тебя, рыжая, всё-таки зовут? – И только я задал этот свой вопрос, как вдруг обалдел от понимания того, что на самом деле сказал. – Вот чёрт! – ахнул я про себя, осознав, что вслух назвал её рыжей, как до этого про себя её называл для удобства – видимо за привычкой так её называть про себя, я и не заметил, как это имя у меня с языка слетело. И теперь я, весь сжавшись в комок, ждал для себя расплаты, как минимум, она меня назовёт человеком без фантазии, если ничего более умного и придумать не смог.
Ну а рыжая видимо и сама сразу не сообразила, что я к ней так фамильярно обратился, – её, скорей всего, так в детстве и прозывали, и она восприняла это моё к ней обращение, как само собой разумеющееся.
– Разве не странно об этом спрашивать сейчас, в конце свидания? – несколько удивлённая, но не тем, чего я опасался, спрашивает меня рыжая. – И разве я тебе этого не говорила? – вслед посылает ещё один вопрос она.
– Да вроде бы нет. – Опять обратившись к затылку за помощью, неуверенно, но немного облегчённо ответил я, внутренне понимая, что где-то ещё допустил ошибку, но вот где, то никакого представления об этом не имел.
– Тогда будет ещё одна причина сразу не засыпать. – Сказала рыжая, усмехнувшись, затем чуть приблизилась ко мне лицом, чтобы, так сказать, получше меня разглядеть, и опять хитро так спрашивает. – А хоть одна причина сразу не спать, есть?
– Не знаю, о чём это вы говорите, – сам не знаю почему, начал я дурака валять, – но теперь я точно сразу не усну, думая над этой вашей загадкой. А я между тем, всегда отлично спал и засыпал, стоит мне только занять горизонтальное положение в кровати.
– Давайте только без интимных подробностей, – со строгим выражением лица предупредила она меня. – А то я натура впечатлительная, и могу и сама не заснуть, буду всё переживать, как вам там, на жёстком полу не спится. – Добавила она, отнимая свою руку. После чего она как будто на что-то памятливо наталкивается, что вызывает у неё усмешку, с которой она, глядя на меня, с укоризной покачала головой и сказала. – А рыжей меня уже давно не зовут. Но вы, тем не менее, частично оказались правы. Так что можете, пока не отгадаете моё настоящее имя, так меня звать. Я ведь действительно рыжая и меня это красит, как и вас то, о чём я вам сейчас не скажу. – Затем она приподымает руку, одними пальцами машет мне и, сказав: «Бай-бай», – это она типа желает мне сегодня хорошего сна (издевается, в общем), – разворачивается и начинается удаляться по мостовой. А мне ничего другого не остаётся делать, как смотреть ей вслед и задаваться волнующими меня вопросами.
– И о чём интересно ты сейчас думаешь? – спросил я себя и отчасти её, наблюдая за ней. И как подспудно ожидалось мной, она мне ответила, пожав своими плечами, поёжившись на ветру. Но это не промозглый ветер подвигнул её к такой ответной реакции, а я-то отлично знаю, что она умеет читать мысли – а ветер всего лишь выступил в качестве прикрытия. – Наверное, идёшь и прокручиваешь в уме нашу встречу, радуясь тому, как оказывается, легко было вскружить мне голову. «И он даже готов был поверить в любую фантазию и нелепицу, выдуманную мной, и всё потому, что о ней говорила ему я», – посмеивалась рыжая, порываясь обернуться и посмотреть на меня, чтобы ещё разок убедиться в моём полном подчинении ей. «Вот сейчас обернусь, улыбнусь и махну ему рукой, и он весь мой, с улыбкой до ушей», – как была права рыжая в своём весёлом размышлении, от которого её походка приобрела летучесть. «Так повернись и улыбнись!», – немедленно потребовал я, посылая ей в спину зрительные сигналы. Но она, явно решив со мной ещё поиграть, не обернулась и продолжила игнорировать меня своей спиной. А я в свою очередь переключился на другие мысли.
– А если я всё-таки на долю процента поверю во всё тобою рассказанное, то ответь мне, с какой целью ты сюда тогда прибыла? – задался вопросом я, вглядываясь в неё. И рыжая вновь отреагировала на мой вопрос. Она вдруг остановилась и, наклонившись вниз, как я понял, принялась завязывать развязавшийся шнурок на кроссовке. – Что это может значить? – задался вопросом я, пытаясь разгадать этот, определённо поданный ею сигнал мне (на самом деле кроссовок не развязался). – Её миссия заключается в том, чтобы навести порядок в своей зоне ответственности и завязать развязавшееся. И что тогда со мной не так? – посмотрев вниз, себе на обувь, задался вопросом я, будучи уверенным, что главная цель рыжей это я. Убедившись же в том, что у меня ничего внизу не развязано и не расстёгнуто, – ботинки без шнурков, а замком я не пользуюсь из-за его заедания, – я поднимаю взгляд и задаю последний свой вопрос:
– И сколько ещё раз, вот так я буду смотреть ей вслед?
– Как можно чаще. – Следует мой ответ.
Глава 4
Закон подлости и его постулаты
Если не все, то большая часть человечества живёт коллективно, в своём социуме, что в свою очередь налагает свою печать на действующие в том или ином обществе правила и законы – они, эти правила и законы, в своей основе заключают обобщения и там нет места субъективным частностям, если бы они действовали по отношению к одному лицу, выбравшего для себя странную жизнь отшельника и вообще он человек нелюбимый… тьфу ты, нелюдимый. И в его случае действуют, например, вот такие правила и законы: До него не докричаться, он сам себе на уме, ведь он есть глас вопиющего в пустыне.
А в пустынях в основном селятся самые экстремальные, с амбициями отшельники – они крайне рациональны и расчётливы: вот сорок дней поизнываю в этом пекле без кусочка хлеба, – а в рот кроме воды ничего и не лезет, – и мне место там, наверху, обеспечено. А почему я так в этом уверен, так это, я в это верю. А вот не было бы во мне веры, то разве я бы высидел в этом пекле, с голой задницей на песке, ничего не делая.
Когда же этому нелюдиму надоедает так себя мучить, а этот момент позже или раньше обязательно настаёт, то он в своём удручающем, с наводящим на вопросы виде, предстаёт перед людьми, не склонными даже ради истины дурака валять в пустыне (это одно из своей последовательности правил существования и жизни в миру отшельников, которое в один из моментов берёт в них своё социальное начало и они предстают перед обществом). И отшельник, за время своего отшельничества отучившись вести себя культурно в обществе, начинает навязывать обществу свои взгляды на него. – Мол, со стороны виднее, – до чего же самоуверенным голосом заявит это сей отшельник, что местные мерила истины и её эквивалента, денег, первосвященники, сразу почувствовав в нём конкурента, поперхнуться в злости, отлично понимая, откуда и куда ветер дует, – а я специально для этих целей и уходил в пустыню, чтобы со всей объективностью выявить и проанализировать все пороки общества, и найти путь по их избавлению, на который и укажет моё слово.
И понятно, что общество его не понимает и начинает с опаской, а местами с большой нелюбовью на него смотреть. – Ему, судя по его отчаянному виду, терять нечего, да и взять с него нечего, так что нужно подальше от него держать свою торговлю. – Быстро соображают и считают в уме торгаши и менялы на базаре, куда со всех городских мест стекаются люди и мысли в их головах. Где идёт не только торговля товаром, но и как без торговли умами, которые привыкли мыслить категориями: «товар – деньги – товар», а тут этот охламон в тряпье сбивает их с панталыки новой формулой расчётов, уж больно привлекательной для таких же нищих людишек, как он, которые по его заверению, блаженны, а не как люди уважаемые и с деньгами утверждают, голытьба.
– Нет ценности без человеческого убеждения, и ценно лишь то, во что человек верит. – Вот прямо так, выйдя в центр рынка, во всеуслышание заявляет этот тип, непрезентабельной наружности, но с горящими глазами.
– Немедленно надо что-то придумать. – Перекосившись в лицах и, скрутившись в животах, до этого момента не знающих недостатка ни в чём и почувствовавших неладное, будущий недостаток в себе и связанное с ним пустое созвучие, начали переглядываться между собой и соображать первосвященники. И тут на глаза им попадается близкий им по духу стяжательства и довольства жизнью, сборщик податей Савл. – За зря что ли мы ему отдаём на откуп самые лучшие для сбора налогов области. – В момент сообразили первосвященники, что нужно делать, через толчок в бок Савла, обратив его внимание на эти возмутительные для духа всякого человека при деньгах речи, и не пойми кто такого.
– Это как это? – закусывая выручку финиками, спрашивает этого типа в лохмотьях торгаш из торгашей, построивший свой бизнес с нуля на налоговом откупе, Савл. Ну, а зная род его профессии (его ещё называют сборщиком податей), и с помощью каких механизмов добиваются в ней успеха, не трудно догадаться, как мускулисто выглядел Савл. Ведь ему нужно найти убедительное слово для налогоплательщика, чтобы тот уплатил налог по хорошему, а не как часто получается, с нервотрёпкой. Правда годы берут своё и Савл уже не столь крепок в кулаках, и поэтому он находится в поиске новых, более щадящих и одновременно более убедительных методов убеждения налогоплательщика заплатить подати. Так что вполне понятен интерес Савла к услышанному от этого странного типа.
Ну а отшельнического вида тип в лохмотьях, услышав такое к себе обращение со стороны Савла, недолго думая, подходит к нему и, протянув к нему руку, обращается к нему. – Савл дай мне финик. – Савл, скорей всего, что-то подобное ожидал услышать от этого, только на словах живущего божьим соизволением и его духом, человека отшельника. А как только дело доходит до общения с ним, с человеком на ком крепятся основы государственности, то он уже стоит перед ним с протянутой рукой. – Хочет меня устыдить в моей жадности. – Догадался Савл. – А наплевать. – Выразительно усмехнулся в глаза отшельнику Савл. – Я и только я, определяю здесь, что допустимо, а что незаконно. Впрочем, от одного финика я не обеднею, а он будет у меня в долгу. – Решил Савл, протягивая финик отшельнику. Тот берёт его, зажимает в кулак и протягивает Савлу вторую руку.
– А теперь что? – в нехорошем недоумении спрашивает Савл отшельника, который, как и предполагал Савл, дай только ему палец, то он руку откусит.
– Можешь ограничиться лептой. – Отвечает отшельник. – А он торговаться умеет. – Усмехнулся Савл, ожидая от того завышенных требований, того же сребреника, которых у Савла всего лишь тридцать на чёрный день, и с ними, а тем более с золотыми, он расставаться не намерен. – Точно! – вдруг осенила догадка Савла. И он, посмотрев по сторонам, что никогда не будет лишним, когда дело имеешь с наличными деньгами и в особенности со своими, убедившись в том, что рядом нет подозрительных личностей, а отшельника он держит под контролем, Савл полез себе за пояс, откуда вскоре им вынимается сжатый кулак и в таком своём значении протягивается к протянутой отшельником руке. Где по достижению его ладони, кулак Савла раскрывается и на ладонь руки отшельника падает золотой.
Савл с улыбкой смотрит на отшельника и говорит ему. – Пожалуйте сдачу с лепты. – Отшельник смотрит на монету в своей ладони, затем переводит свой взгляд на Савла и спрашивает его. – А ты, давая мне золотой, в чём был уверен? Найду я тебе сдачу или нет?
– Ты же выдаёшь себя за пророка, вот и скажи. – Усмехается в ответ Савл, но руки то у него при этом дрожат.
– Так тебе чего бы хотелось, чтобы я был пророком или же оказался лжепророком? – спрашивает отшельник Савла, заставив его задуматься. – Если он и в правду пророк, то он более чем, наверняка, знал, что я ему дам золотой и был к этому подготовлен, а иначе бы не подошёл ко мне в ответ на мой вопрос. – Начал строить свою логическую цепочку Савл, пустившись в размышления. И как им выяснилось, то она совсем не коротка, как он мог подумать, и вслед за одним звеном следует другое. – А ещё раньше, он бы не завёл все эти возмутительные речи о без ценности всего земного и бесценности духа. Вот же чёрт! – ахнул про себя, передёрнувшись в лице Савл, вдруг обнаружив, какая игра значений и изменения смыслов фраз получается при употреблении одних и тех слов. – А много ещё раньше, он отправился в пустыню, чтобы познавать себя, и всё это, возможно, лишь для того, чтобы подойти ко мне и предоставить мне возможность переосмыслить свою жизнь вымогателя и кровопийцы. – Савл обомлел от такого своего понимания сделанного своего вывода насчёт отшельника.
– Не может быть такого! – всё ему, сборщику податей, дорогое внутри Савла возмутилось и тут же осело под ударом другого вопрошания, исходящего от всего в нём бесценного, дорогого его человеческому я. – А может, может? – Здесь Савлу понадобилась передышка и он зажмурил изо всех сил свои глаза. После чего он, резко их открыв, по новому посмотрел перед собой, но там ничего не изменилось, и перед ним всё по прежнему стоял этот странный человек, с его золотым в руках и улыбкой на своих устах. – Да чего он от меня, собственно, хочет? – вопросил себя Савл и к своему потрясению, как будто услышал ответ, незримо прозвучавший в устах этого отшельника. – Чтобы ты через меня познал себя, а познав себя, смог познать меня.
