Причины и следствия моего Я

скачать книгу бесплатно


Что же касается главного ловчего, то подозрения короля на его счёт были не столь уж беспочвенны. И как только с утра он выполнил свою миссию по побуждению короля к действию, то по выходу из палатки короля, он не сразу присоединился к дружным голосам придворных, приветствующих короля. А он соблазненный увещеваниями неких третьих лиц(но как выяснилось позже, не последних, а даже вторых лиц королевства), поддавшись предательскому голосу своего ненасытного желудка, без тени сожаления оставил короля на произвол своих придворных, и в одно мгновение оказался у другой палатки, где готовился стол для встречи усталых охотников.

Что и говорить, а исходящий из этой палатки запах, не просто сводил с ума всякого не потерявшего обоняние, но и разил их наповал. Что естественно не могло быть спокойно воспринято главным ловчим, уже приготовившимся сразиться со стоящей на здешнем посту стражей, но к большому огорчению главного ловчего, местная стража не в пример страже у королевской палатки, была откормлено крепка, что сводило бы на нет его любые потуги на победу, если бы он вдруг решился прорваться к столу.

Но главного ловчего уже здесь ждали, и не успел он омрачиться всеми исходящими запахами, как незаметно для любого невнимательного взгляда, выглянувшая из-за широких плеч стражи женская фигура, поманила пальчиком главного ловчего, который заметив этот знак внимания, как в первую очередь рыцарь, для которого всякое желание дамы закон (надо признаться и со всей откровенностью заявить, что главный ловчий никогда не отказывал себе и самой обладательнице пальчика, в удовольствии ответить на этот её призыв) и он уже было приготовился сцепиться с хмурого вида стражником, как к его удивлению, тот видимо уколотый в спину всё тем же пальчиком, потерял всю свою хмурость и пропустил главного ловчего через себя.

Ну, а что произошло там, в глубине темноты палатки, то, не смотря на всю кипящую во мне страсть и желание поделиться всем там не увиденным, но очень живо представляемым мною, то я также как и главный ловчий, не чуждый рыцарской учтивости, имея такую же что и он претензию, закрою забрало и предоставлю своё слово уже вашей учтивости, которая со своей свойственностью, сможет в своих подробностях всё рассказать каждому внимающему ей интеллекту. В свою очередь главный ловчий, испытав всё то, что ему было суждено испытать, прикрыв под поясом наполненную средством взаимопонимания фляжку, с довольным видом быстро преодолел расстояние от этой палатки до короля, который было вдруг спохватившись, хотел спросить: «А где главный ловчий?», – как выглянувшая из-за его спины довольная рожа главного ловчего, тут же укорила его.

– Вперёд! А-ту, его! – неожиданно для всех, вдруг звучно заорал главный ловчий и, взбудораженные подданные, сам король, а ещё больше лошади, в одно это звучное мгновение спохватились и понеслись вскачь. И если кто спохватился верно, за стремя, то тот удержался в седле, ну а те, кто спохватился за нечто другое, как например, за воображаемые телеса своей мадам де Тужур, то их призывно ждала грязная оземь, куда они, не удержавшись в седле, были в одно мгновение и отправлены прочь.

На что король, конечно же хотел выразить своё возмущение, но резвость его перепуганного коня, не то что не позволяла ему как-то там говорить, а она вообще, к полному недоумению или вернее сказать, к полнейшей осадочности в седле короля, лишила его полной самостоятельности принятия решений, отчего он от страха не мог вымолвить и слова (в общем, заставила почувствовать себя обычным, в подчиненном положении, просто ездовым человеком).

А всё этот безумный главный ловчий, который в своих поступках совершенно не знал удержу, что естественно уже не способствовало удержу несущихся во весь опор коней, как короля, так и уже начавших отставать от него, как оказывается, не таких уж и верноподданных. Что, наверное, всё же имеет своё естественное объяснение. Ведь лучшие лошади находятся под седлом короля и его главного ловчего, а значит, место подданных всегда позади них, но с другой стороны, когда дело касается королевских особ, то в этом случае логика существования простых вещей, разбивается о свою логичность носителя королевской крови, считающего, что подданный, только в том случае будет считаться верноподданным, если он сумеет вывернуться так, что одновременно всегда будет находиться позади короля, и в тоже самое время своей грудью встречая опасность, оберегать его стоя впереди. Так что в данном случае, только главный ловчий мог соответствовать этому высокому званию верноподданного, правда слишком ретивого и внушающего опаску, верноподданного.

– Врёшь, не уйдёшь! – продолжал орать и безумствовать главный ловчий, вынуждая короля, раз за разом, в страхе проглатывать наслоение слюней, время от времени грозивших перелиться через свои естественные препоны губы.

– Кто, кого, ко? – подпрыгивая на седле, король не понимая, кто там при такой их скорости сможет уйти, попытался согласовать со своей тряской своё мыслевыражение, вылившееся в такое, в зуб ногой отскакивание.

– Готовь лук и стрелы, сейчас мы эту собаку поймаем! – последовавший угрожающий крик главного ловчего, ещё больше смутил короля, совершенно не собиравшегося охотиться на каких либо и даже породистых собак. –Не пристало королю питаться собачатиной и в случае крайней нужды, голода, и то он только до голубей и пирожных опустится, – в короле взыграла его королевская гордость и кровь. Но безумный вид главного ловчего определенно внушал беспокойство, и король, дабы не будить лихо, пока оно тихо, ухватился за лук и стрелы, и приготовился, если что, пустить стрелу в спину этому опасному ловчему.

–Вон, она! – вновь заорал ловчий, рукой указывая куда-то в чащу леса, в которой королю кроме чащи, так ничего и не увиделось.

– Да чего ты ждёшь! – обдал короля своей яростью ловчий. – Да стреляй же, ты, скотина! – звоном языка колокола оглушила короля эта бестактность главного ловчего, и король задрожав, сквозь пелену наступившего умственного затмения, отпустил натянутую тетиву. После чего, то что последнее он увидел, так это было ошарашенное выражение лица главного ловчего, уж точно не ожидавшего ничего такого из произошедшего, а именно точного попадания стрелы короля, так и того, что местом цели была выбрана его задняя тыловая часть.

– Что? Как? Где я? – очнувшись лёжа на мягкой постели из сена, приподнявшись на локти, смутно понимая или вернее совсем не понимая, где он находится и что происходит, заметив там, вдали, не слишком отчетливо видную фигуру, слившуюся со светом, исходящим со стороны всё той же фигуры, с трепетом в голосе, полный жалости к себе попытался спросить и не расстроить эту незнакомую фигуру король. Но фигура не спешила отвечать на все эти мольбы короля, чем ещё больше разволновала и встревожила его.

– Может она (А почему она, а не он, ну во-первых, так будет верней лингвинистически, а во-вторых, было бы желательней, чтобы это была она – в случае опасности подмысль короля работает вовсю королевскую голову) не знает, что я король и поэтому не спешит выразить своё почтение. – Попытался утешить себя уже взмокший от страха король.

– Вы меня слышите? А ? – не слишком громко, чтобы не расстроить эту фигуру и не слишком тихо, чтобы всё же быть услышанным, проговорил король, и к своему неповоротливому состоянию и ужасу заметил, что фигура, чья чёткость, так и оставалась вне фокусировки расстроенных всеми этими событиями его глаз, вдруг повернулась в его сторону, и после паузы, которая скорей всего была потрачена для того чтобы более внимательно рассмотреть это ничтожество, которым сейчас себя видел и причислял король, начала потихоньку приближаться к нему.

– Мама. – Вскрикнул про себя король и, не выдержав вида приближающейся действительности, крепко сжал свои веки. Но к его удивлению, затаённости и страстному желанию, острый меч не вонзился в его столь чувствительное к внешним воззваниям и влияниям, ещё не готовое к смерти тело. А вместо этого до его уха донеслось тихое пожелание:

– Вот ты и попал.

После чего неизвестная фигура, чей голос был достаточно сильно знаком королю, видимо решив, что король благодаря своему занимаемому высокому положению, достоин большего, вместо быстрой смерти выявила желание предложить ему альтернативу, а именно долгую мучительную борьбу, правда, почему-то только за чужую жизнь.

На что король, несмотря на его зависимое от себя (одновременно величества и ничтожества) и своего положения (на сеновале) положение, проявил политическую ловкость, и сообразно своему высокому статусу, попытался оказать сопротивление, которое заключалось во всё том же состоянии его полной отрешенности от происходящего. Где он, придерживая свои глаза закрытыми, попытался таким известным издревле способом противостоять неизбежности, где он вроде был как бы не при чём и в тоже время совсем не не при чём (таковы уж все и во все времена политики).

Что, надо признать честно, принесло свои плоды, и король можно сказать, не потеряв ничего существенного, кроме разве что его именной жемчужной серьги из уха, как он потом обнаружил, похлопав себя по всем местам и в том числе по ушам (ну, а честь, так эта субстанция неопределимая и не имеющая своё свободное хождение среди королевских особ). Что, конечно же, слегка огорчило короля, не привыкшего ни с кем и ничем чем-то делиться, но потом он, уразумев, что голова осталась на месте, решив, что лучше потерять часть, чем всё основное, тут же и успокоился.

Что же касается самого этого противостояния, вылившегося в некое подобие борьбы, то о ней можно судить, либо, исходя из её качественных характеристик, с её ожесточением, которого было мало заметно, либо по количественным характеристикам, где по длительности противостояния можно было определить степень вовлеченности, возможности и заинтересованности противника в победе. И уже исходя из этого, сделать соответствующие выводы и определить победителя. Ну, а сколько продолжалась эта борьба за почему-то называемую чужой, другую жизнь (хотя знающие люди, не долгая думая и, не вдаваясь в расчёты, могут с предельной точностью озвучить пределы этих внимательных минут), то это для будущего не столь важно, а важно лишь то, что спустя своё положенное время, наследник проявил свою королевскую вежливость (которая она у него в крови) и ровно в срок озвучил себя через крик и объявился на свет.

Что поначалу привело короля, почувствовавшего шаткость своего трона, в крайне волнительное положение, заставив с подозрительностью посмотреть на довольную королеву. После чего король, явно науськанный мамашей, уже было хотел позвать палача, как выпавшая из одеяльца наследника, пропавшая у него в виде жемчужины серёжка, своим звоном об пол звонко отдалась в сердце короля. Ну, а после этого происшествия, королева, обдав ледяным взглядом стоящего перед нею на коленях короля, уже с полным своим, подтвержденным наследником правом, могла всех презреть.

– И хотя все указанные примеры относятся к разным временам и эпохам, всё-таки главная суть была уловлена при всех этих различиях в подходах. Так в первом случае появление новой жизни способствовало укреплению брака, во втором позволило понять, что такое ответственность, ну а в третьем, оно повлияло на ход дальнейшего развития целого королевства. И из всего этого, с должным пониманием вырисовывается первостепенное значение явления в мир того или иного поколения, чья необходимость появления на этом не заканчивается, а наоборот, только начинает набирать свой требовательный оборот, – глубоко вздохнул Алекс, вслед за прочитанным, исписанным мелким почерком листком бумаги, который, надо заметить, всегда вздыхает, когда его перегибают по линии сгиба, служащей для того чтобы, либо же перейти от этой прочитанности к новой, ещё пока что ожидающей своей участи слов, либо же, согнувшись в три погибели, отправиться в карман пиджака или брюк до следующего поветрия в голове этого никуда не спешащего читателя.

Сам Алекс не последовал ни одному из предложенных вариантов действий и, перевернув этот всего лишь памятливый лист бумаги, повествовавший о своей размазанной буквами жизни, не стал вчитываться в эту свою виртуальную памятливость, в которой ещё столько места занимал рассказ того фантаста, чья скупость высказываний была разбавлена его нескупостью – в чёткие ряды выложенных на этих нескольких страницах листов бумаги слова. Что ж поделать, раз таковы в большинстве своём все писатели, косноязычные в гостях при разговоре и красноречивые дома на бумаге.

– Что же касается меня, – после того как Алекс уселся на свободное место в автобусе (Алиса, сославшись на что-то своё важное, сказала, что его вскоре нагонит), фантаст продолжил свой памятливый рассказ в голове Алекса, – то я не могу похвастаться столь дальновидными предположениями на счёт своей значимости появления. Но это и не столь важно, когда перед нами стоит более важная задача: понять главную необходимость именно нашего появления в тот или в иной период времени.

Фантаст сделал паузу, чтобы своим временным, через пущенную вход и в зубы сигарету задымлением, убедив прослезиться, а, может, даже и достигнув большего – кашля слушателя, тем самым заставить его пробраться мыслью до глубины своих пока что только лёгких.

– Что же касается меня, – вновь повторился фантаст, – то я назвал бы себя плотью от плоти или, используя технические термины, одним из элементов в общем ряду выпуска 19** года, который, используя терминологию, применимую в данных случаях, будет называться не партией, а, как принято среди людей, поколением 19** года. Правда, надо заметить, что со временем вся эта терминологическая детализированность поистерлась, и грани различий между этими, столь разными одушевлёнными и неодушевлёнными продуктами перестали ощущаться. Ведь взятый на вооружение новый принцип взаимоотношения с миром, где определяющим мир стала приставка «Нео», изменил весь характер взаимоотношений между этими различиями (по наличию одного элемента души).

Так, к изначальному примеру, слово партия из своей товарной неодушевленности, давно уже перешло в значение Нео-одушевлённого элемента жизни, вобравшего в себя столько много, что иные разговоры, ведущиеся в разрез с курсом партии, могут привести тебя к тому, что ты перестанешь быть одушевленным, а станешь Неодушевлённым элементом жизни. А вот значение слова поколение, наоборот, всё чаще употребляется в значении неодушевлённого товара, который всё больше стал одушевляться, тогда как человек употребляться и овещеваться.

Эта же приставка «Нео», впитав в себя все передовые помыслы и желания потребителя, окультивировала его, и стала путеводной звездой для него в этом мире потребления, которым теперь он и сам стал. Так в мире образовался свой новый культ молодости, где теперь правил и заправлял всем страх перед тем как бы не показаться устаревшим, что, в свою очередь ускорило сроки устаревания продукта до максимального, и теперь зависевшего лишь от зевания потребителя и не зевания поставщика самого продукта потребления.

Хотя, возможно, всё дело обстояло с точностью наоборот, и производитель как раз не давал возможности раздумать и зевнуть потребителю, который оказывался перед свершившимся фактом, и новое поколение продукта, вышедшего на рынок, уже с укором смотрело на его, уже однозначно устаревший гаджет, с которым ходит только самая последняя модель (теперь все девушки признанного за стандарт красоты вида, носят свою именную Неодушевлённость). Ну а если ты не хочешь быть самой последней моделью, то тогда просто обязана иметь и фотографировать в зеркало своё надутое одиночество (теперь вам понятно, почему у них губы надуты, они надувшись таким искусственным образом, выражают свои природные эмоции) только через глазок этой последней модели поколения Нео.

Но всё-таки все эти Нео-последствия, именно и есть следствия, а не причина. И, как я считаю, то эту проблему, как и эту свою дефектность моего поколения выпуска, надо искать в предыдущем времени, где, возможно, и скрыто всё то, что повлекло наш экстренный отзыв отсюда, из жизни. Но ввиду невозможности установления истины путём одного лишь анализа, то, я думаю, что если будет возможно применить этот мой аналитический подход к любому времени, то можно будет хотя бы частично приблизиться к пониманию общих принципов, на каких строится вся эта круговерть поколений.

А ведь если более пристально, прямо цепляясь за каждое слово, которое есть часто прямое и ещё чаще не прямое отражение сущего – вещи или предмета, то можно многое для себя уяснить. А между тем, всё и так лежит на виду. И если посмотреть на мир с обобщающей точки зрения, то, пожалуй, можно сделать вывод о том, что мир по своей общей сути, делится на две общности, разделённые по наличию или не наличию определяющей их сущности – души. Ну а дальше не сложно составить классификационную модель мира, и всё то, что не обладает этой внутренней отличительностью, душой, тем самым записывается в «что», в вещи. Тогда как те, имеющие при себе эту одухотворённость, имеют право отвечать на вопрос «кто?» и определяются за живое. Естественно, не все организмы находятся на одном высоком уровне развития и они, исходя из их душевности, а также наличия разума, образуют свои подклассы.