скачать книгу бесплатно
«Еще один день в ожидании неизвестно чего, – мрачно подумал он. – Сколько я еще смогу продержаться? Месяц, полгода? Рано или поздно они дожмут меня и заставят уволиться. Так стоит ли ждать худшего, когда все в моих руках? Не проще ли самому написать рапорт об увольнении и уйти с гордо поднятой головой?»
За дверью в коридоре послышались женский и мужской голоса.
– Где для техничек тряпки брать, ума не приложу, – проговорила Галина, завхоз райотдела. – Раньше, при советской власти, хоть какое-то снабжение было, а сейчас одна разруха. Они там, наверху, что думают? Что технички из дома тряпки приносить будут?
– Галя, давай на ветошь транспарант пустим, – заявил на это старшина милиции, постоянно помогающий ей управляться с делами. – Демонстраций все равно больше не будет, так зачем добру пропадать?
– Вдруг спохватятся? Мало ли что. Сегодня нет демонстраций, завтра будут.
– Ну, ты, мать, сказала! – Старшина усмехнулся. – Демонстрации-то, может, и будут, но кто же со старыми плакатами на площадь пойдет? Все, дедушка Ленин больше не в авторитете. Его портрет, который мы прежде на колесиках возили, теперь можно смело на тряпки пускать. Галя, ты не дрейфь раньше времени! Если замполит бучу поднимет, то составим акт, что всю праздничную агитацию крысы повредили. С них какой спрос? Никакого. Пошли, старушка, глянем, что можно на благое дело пустить.
Андрей приоткрыл форточку под потолком, закурил.
«Нет и еще раз нет! – уже, наверное, в тысячный раз решил он. – Сам я рапорт на увольнение подавать не буду и продержусь в милиции столько, сколько смогу. В любом варианте зарплата мне хоть и в урезанном виде, но капает, а после увольнения я превращусь в хромоногого безработного, которого даже сторожем в детский сад не примут. Нет уж! Сидеть у Лизы на шее я не буду. В конце концов, увечья я получил на государственной службе, вот пусть и…»
Невеселые размышления Лаптева прервал звук незнакомых шагов. За три месяца сидения в полуподвале Андрей научился различать по ним практически всех, кто заглядывал в хозяйственный отсек райотдела.
«Кто это? – с недоумением подумал он. – К старшине, что ли, пришел?»
Долго гадать не пришлось. По-хозяйски распахнув дверь, к Лаптеву вошел лейтенант с эмблемами следственных органов в петлицах.
– Чего, помираешь? – вместо приветствия спросил незваный гость.
«Вот так начало! – удивился Лаптев. – Если дело и дальше так пойдет, то придется мне трость об этого нахала обломать».
Незнакомому лейтенанту на вид было лет двадцать семь. Он был среднего роста, худощавый, голубоглазый, русоволосый, гладко выбритый. На его форменном кителе гордо алел ромбик.
«Он, как и я, окончил высшее учебное заведение МВД», – подумал Андрей, но дальше развить логическую цепочку не успел.
Бравый лейтенант бесцеремонно сел напротив Лаптева на единственный свободный стул и начал рассказ, поначалу малопонятный и странный:
– У меня есть сестра. Она преподает русский язык и литературу в школе. Как-то на уроке у нее произошел забавный случай. Вызывает она к доске ученика рассказать наизусть отрывок из «Песни о соколе». Выходит этот парень, смущается и начинает нести отсебятину: «Чего, помираешь?» Сеструха говорит, что весь класс вповалку лежал от смеха. Я призадумался и сказал: «Послушай, Валя, а паренек-то не виноват! Алексей Максимович Горький выдумал какую-то абракадабру, а вы заставляете детей учить ее наизусть. Посуди сама. Уж – это небольшая змея, которая питается в основном лягушками и кузнечиками. Зачем уж полез высоко в горы, где нет болот с лягушками, да и полей с кузнечиками? Высоко в горах одни камни. Что там ужу делать? Голодать?»
– Не знаю, – неожиданно для себя ответил Лаптев.
– Никто не знает! Едем дальше. Предположим, уж свихнулся и в состоянии помутившегося рассудка полез в горы. Тут к нему прилетает некий израненный сокол, который дрался неизвестно с кем и непонятно из-за чего. Дальше начинаются чудеса. Этот сокол-дебошир вместо того, чтобы сожрать ужа и подкрепиться перед смертью, начинает вести со змеей философские беседы. Для чего? Ладно бы сокол был пьяный и ему было без разницы, кому мораль читать, но он ведь трезвый! Довольно странная сказка, не правда ли?
– Я никогда не рассматривал творчество Горького с зоологической точки зрения, – проговорил Андрей.
– А зря! – заявил лейтенант. – Иногда, чтобы понять суть вещей и событий, надо присмотреться к ним с другой стороны, взглянуть на проблему с неожиданного ракурса. При расследовании уголовных дел…
– Ты где учился? – перебил его Лаптев.
– В Хабаровске.
– Там все такие?
– Вовсе нет, всяких хватает. – Лейтенант оценивающе посмотрел на собеседника, скептически причмокнул. – М-да! Отсутствие ультрафиолета…
– Зачем пришел? – грубо перебил его Лаптев.
– Тебя не интересует свежий взгляд на творчество Максима Горького?
– Хочешь, я сейчас о твою голову трость обломаю? – с нескрываемой угрозой спросил Андрей.
– Замечу, ты не первый, кто хочет проверить прочность моего черепа.
– Так! – Лаптев приподнялся с места.
– Не советую этого делать! – насмешливо сказал странный гость. – По комплекции мы примерно равны, но у меня с нижними конечностями все в порядке, а ты без палочки ходить не можешь. Андрей, если мы сейчас подеремся, то победа будет на моей стороне.
«Этот щенок осведомлен о моих проблемах со здоровьем», – подумал Лаптев.
– Колись, змееныш, что тебе от меня надо? – зарычал Андрей.
– Мне – ничего. Тебя хочет видеть мой босс, великий и ужасный Роман Георгиевич.
Андрей напрягся так, что судорога свела больную ногу.
– Я не ошибся? Со мной хочет поговорить Самойлов? – спросил он.
– Именно так! – подтвердил лейтенант.
Лаптев посмотрел поверх гостя, пытаясь понять, зачем его может вызывать начальник следственного отдела городского управления.
– Самойлов хочет поговорить со мной о каких-то старых делах, в раскрытии которых я участвовал в качестве опера, или как заместитель начальника городского уголовного розыска?
– Роман Георгиевич в должности с июля прошлого года, а ты как раз в это время выбыл из игры. Как источник информации по уголовным делам ты для Самойлова неинтересен.
– Скажи, а почему бы твоему боссу не вызвать меня по телефону, через дежурную часть? К чему такие сложности?
– Вопрос не ко мне, – заявил лейтенант и развел руками. – Мое дело маленькое. Приехал, объявил, откланялся.
– И все же? – настойчиво пробубнил Лаптев. – Зачем я нужен Самойлову?
– По великому секрету могу шепнуть как своему лучшему другу. Он хочет позвать тебя к себе в отдел.
– Кем? Следователем? – не поверил своим ушам Андрей.
– А кем еще, начальником, что ли? – сыронизировал молодой нахал. – До начальника следственного подразделения ты еще не дорос.
– Во сколько он меня будет ждать?
– В половине шестого у гаражей будет стоять потрепанная «копейка» зеленого цвета. Машина конченая, убитая, но пока еще ездит. За рулем буду я.
– Сам доеду! – жестко отрезал Андрей.
– Ой-ой-ой! Какие мы гордые! – выдал лейтенант. – У тебя внезапно выздоровела нога? Оставь свою прыть до лучших времен.
– Жаль все-таки, что я об тебя в самом начале трость не обломал.
– Успеешь! – заявил лейтенант. – Кстати, пора нам познакомиться. – Он встал, протянул руку через стол. – Виктор Воронов. За глаза все зовут меня Ворон. Я на кличку не обижаюсь. Ворон – птица мудрая.
– Скажи, Виктор, у вас наметилась острая нехватка кадров?
– Отнюдь! Желающих пока хватает. Но, как говорится, не всякому овощу место на столе! Я думаю, Самойлов осмотрелся на новом месте и решил сформировать свою команду из людей надежных и проверенных, на кого можно положиться в трудную минуту. Со мной в одном кабинете работала женщина. Следователь так себе, ни рыба ни мясо, хотя по званию аж целый майор. Роман Георгиевич эту особу в областное управление на прошлой неделе спихнул, на повышение. Судя по всему, ее должность он для тебя приготовил.
На душе у Андрея полегчало. Нахальный лейтенант принес ему обнадеживающую весть. Работа следователем, конечно же, не сахар, но Андрею уже настолько опостылело одному в затхлом подвале сидеть, что он был готов на все, на любую службу, связанную с раскрытием преступлений.
– Ворон, ты на всякий случай запомни. – Андрей сделал паузу, подождал, пока лейтенант посмотрит ему в глаза, и продолжил, четко проговаривая каждое слово: – Ворон, если ты еще раз вспомнишь о моей больной ноге или просто поинтересуешься, как у меня здоровье, я придушу тебя собственными руками, отсижу и выйду на свободу с чистой совестью. Даже не так! Я на суде расскажу твою версию «Песни о соколе», и меня оправдают.
– Сработаемся! – заявил Воронов и усмехнулся.
После его ухода Андрей поднялся в следственный отдел, поболтал с мужиками о том о сем и аккуратно расспросил о необычном госте.
– Самойловский любимчик, – охарактеризовал Воронова следователь райотдела. – На земле ни дня не работал, сразу в городском управлении осел. Паренек он дерзкий, самоуверенный, но умный и хваткий. Ему для расследования самые запутанные дела дают.
«В том, что он нахал самоуверенный, я уже убедился, – припомнил недавнее рандеву Андрей. – А вот что отменный работник, не знал».
В половине шестого вечера Лаптев отыскал у гаражей зеленые «Жигули». За рулем был Воронов, но уже в гражданской одежде.
– Поехали! – сказал он.
Автомобиль тронулся с места и тут же заглох.
– Ты где такую колымагу нашел? – сразу повеселев, спросил Андрей.
– У папани покататься взял. А ты подумал, что это служебная тачка?
Со второго раза двигатель завелся. Воронов вырулил в проулок, потом повернул на проспект.
– Андрей, это правда, что ты всю воровскую верхушку в городе знал? – осведомился он.
– Мало кто из них в живых остался. Ты ведь наверняка помнишь, какие разборки были в начале года. Едва ли не все старые воры на кладбище переехали, а кто из молодежи сейчас рулит, я не в курсе. По-твоему, какую линию мне предложит Самойлов? Организованную преступность?
– Вряд ли. Роман Георгиевич считает, что вся эта организованная преступность – временная пена, которая сама собой сойдет. В чем-то он прав.
– Самойлов считает, что воры в законе не имеют веса в преступном мире?
– В своем замкнутом мирке они, конечно же, короли, а вот если взять повыше, то там все по-другому. Кого из авторитетов ты хорошо знал?
– Сергея Мухина по кличке Муха-цокотуха. Его вотчина – центральное городское кладбище.
– Представь себе такую ситуацию. Некий уважаемый человек, к примеру, владелец «Южсибсоцбанка» Анатолий Лотенко, дает объявление: «Сто тысяч долларов тому, кто принесет мне на блюде голову господина Мухина». Сколько, по-твоему, после этого Муха проживет?
– Не больше суток. Свои же подручные зарежут.
– Вот тебе и ответ на вопрос об оргпреступности. В наше время деньги решают все. Лотенко ничего не стоит нанять небольшую армию и перевешать на столбах всех авторитетов в нашем городе. За ним стоит сила, а за ворами – понятия, которые не могут быть аргументами в заранее проигрышном деле. Я думаю, что для начала Роман Георгиевич тебя на кражи посадит, но это фигня. Ты соглашайся на любую линию, а там я тебя натаскаю.
Андрей ничего на это не ответил.
«Десять лет назад я пришел работать в уголовный розыск, начал с простого опера в райотделе, дослужился до заместителя начальника городского ОУР и в одночасье все потерял, – раздумывал он. – Сейчас мне предстоит согласиться начать все заново или окончательно вылететь на обочину жизни. Я за начало! Черт с ним, пусть моим наставником будет этот самоуверенный юнец. Предложит Самойлов должность следователя – не откажусь, на любой оклад пойду, лишь бы снова оказаться в деле, а не сидеть в подвале, как крыса в норе».
6
Начальнику следственного отдела Самойлову было тридцать восемь лет. Он был высокого роста, атлетического сложения, с благородными чертами лица. Особый шарм ему придавали красиво поседевшие виски. Ведь ранняя седина относительно молодого мужчины всегда считалась признаком большого служебного опыта и житейской мудрости.
До августовского путча 1991 года Роман Георгиевич ничем особым не выделялся, в карьерном росте через ступень не прыгал, но после этих событий его имя стало в милицейских кругах нарицательным. «Прет в гору, как Самойлов», – частенько слышалось в прокуренных кабинетах и на товарищеских посиделках после работы. Отчасти это высказывание было верным. Прославившись во времена путча, Роман Георгиевич, к всеобщему удивлению, отказался от вышестоящей должности, предложенной ему в областном управлении, но все остальные почести принял с холодным достоинством российского офицера, лично участвовавшего в защите свободы и демократии.
Едва ли не с лейтенантских времен Самойлов всех, кто был младше его по званию или по должности, называл на «ты». Лаптев не стал исключением.
– Заходи, садись! – по-свойски поприветствовал начальник следствия Андрея. – Как дела? Про ногу не спрашиваю, вижу, что хромаешь. Устраивайся поудобнее. Разговор у нас будет обстоятельный. Виктор, ты не уходи далеко. Как Андрей освободится, отвезешь его домой.
– Я у себя буду, – недовольно буркнул Воронов и скрылся за дверью.
– Андрей, давай перейдем к делу, – заявил Самойлов. – Расскажи мне обо всем, что произошло с тобой с лета прошлого года.
Лаптев вытянул под столом больную ногу, откинулся на спинку стула, кивком спросил разрешения, закурил и сказал:
– В августе меня отправили в командировку в Москву, а очутился я в Томске[1 - Подробнее об этих событиях рассказано в книге Геннадия Сорокина «Кровавый обман».]. Уже на месте мне сообщили, что я буду участвовать в составе специального отряда МВД СССР в расследовании убийства директора секретного научного института. При отъезде я думал, что меня вызывают в столицу по ворам в законе работать, а оказалось иначе. Словом, до сентября месяца никто не знал, где я нахожусь и чем занимаюсь. Из Томска нас перебросили на небольшой островок посреди Оби. Там развернулись события, прямо как в американском боевике. Оказалось, что со сталинских времен в этом закрытом институте ученые мужи работали над выведением гибридного человека…
– Андрей!.. – перебил Лаптева Роман Георгиевич. – Если что-то в твоем рассказе будет касаться государственных секретов, то просто опусти этот момент. Я пойму, о чем идет речь.
– После ликвидации института его деятельность перестала быть секретной. Все наработки сгорели или перестали иметь научный интерес, так что я каких-то особенных государственных тайн не разглашу при всем желании. Итак, нас привезли на остров, где путем скрещивания человека и обезьяны пытались вывести гомункула. С самого начала мы поняли, что руководство института много лет дурачило наше родное МВД, докладывало наверх об успехах в лабораторных исследованиях, хотя ничего подобного не было. Но есть один момент, из-за которого на острове разразилась самая настоящая война. Это так называемый окончательный диагноз, то есть научно обоснованное заключение о невозможности получения потомства от человека и обезьяны. Многие государства проводят исследования по выведению гибридного человека. Эта работа требует вложения огромных финансовых средств. Окончательный диагноз позволит прекратить бесполезные опыты и сэкономит приличные средства из государственного бюджета. Как только мы собрали материалы по окончательному диагнозу, так на острове начался бардак. Выяснилось, что украсть научные секреты хотят командир нашего отряда и еще один офицер-техник. Этот тип через своего брата собрал всех окрестных бандитов и устроил нам кровавую баню. Из всех участников отряда в конечном итоге в живых остались только я и прапорщик-спецназовец. Пулю в ногу я получил уже после сражения неизвестно от кого.
– Тяжко пришлось на острове? – с пониманием спросил начальник следственного отдела.
– Не то слово! – ответил Андрей. – Пару дней мы держали в здании института оборону, прямо как в легендарном доме Павлова. Я в эти дни столько стрелял из автомата, что синяк с плеча полмесяца сходил. Сразу оговорюсь, не знаю, сколько человек я убил или ранил. Там, на острове, не до подсчета было. В какой-то момент у нас не осталось ни сил, ни средств для сопротивления. Мы спаслись с острова бегством в последний момент. Если бы остались на ночь, то сейчас я не сидел бы перед вами. – Лаптев помолчал, вспомнил, как они переправлялись через реку, и продолжил: – Мы бросили все на острове и пешком пошли через тайгу и болота к ближайшему аэродрому. По пути прапорщик, которого я считал своим другом, сбежал, оставил меня, раненого, умирать в лесу. Одна местная жительница кое-как поставила меня на ноги. Потом я, уже один, дошел до заброшенной взлетно-посадочной полосы и потерял сознание. Очнулся я только в Томске, в госпитале, а окончательно пришел в себя в конце сентября, уже здесь, в нашем областном центре.
– Андрей, не скрою, я разговаривал с врачами, которые лечили тебя, но из их объяснений ничего не понял. Вроде бы ранение у тебя было не смертельное, так почему же через два месяца лечения… – Самойлов замялся, подыскивая подходящие слова.
Он не знал, как корректно объяснить собеседнику, что его, еще живого, все стали считать покойником.
– В госпитале у меня обнаружили неправильно сросшийся перелом ноги в месте ранения, – прервал неловкую паузу Лаптев. – Так, что еще было? Пневмония, омертвление мышечных тканей ноги, но все это ерунда! По моему мнению, я потерял жизненную энергию во время перехода через ядовитые болота. Местные жители рассказывали об этих болотах разные неправдоподобные ужасы. Я в эти сказки, конечно же, не верил, но оказалось, что зря. Иначе чем можно объяснить, что я без видимых причин начал угасать на глазах у всех? Потерю жизненной энергии лечить доктора еще не научились, вот меня и списали раньше времени. Если бы не жена!.. Я убежден в том, что это она вытащила меня из могилы.
– Какие-нибудь особенные лекарства?
– На всякие диковинные китайские и тибетские препараты моя супруга потратила все семейные деньги, все золото с себя продала, в долги влезла, а толку никакого не было. Я умирал. Уже начались предсмертные галлюцинации. Настал момент, я забылся на несколько дней. Когда очнулся, открыл глаза, увидел, что рядом с кроватью сидит жена, держит меня за руку и беззвучно плачет. Как бы объяснить, что дальше было? Она плачет, по щекам текут слезы, а через ее руку в меня втекает жизненная энергия. Она в прямом смысле слова отдала мне частичку своей силы. Этого хватило, чтобы у меня появилась тяга к жизни. Дальше все пошло само собой. Я начал поправляться, к началу весны уже настолько восстановился, что смог пережить разговор с коллегами из областного аппарата. Вот где было испытание на прочность! Приходят перед выпиской ко мне два кадровика. Поговорили они со мной о здоровье, о перспективах дальнейшей работы и, когда я расслабился, предложили написать заявление на увольнение по собственному желанию. Я чуть в ступор не впал. Говорю им: «Ранение ноги я получил не в пьяной драке, а во время служебной командировки». Они мне в ответ: «Какой командировки? Кто тебя туда посылал? Мы тебя в Москву направляли, а ты в Томске очутился». Тут-то я и сел, где стоял. Ситуация получилась пакостная. Она напомнила мне мытарство супруги по высоким инстанциям. Когда жена в сентябре прошлого года начала искать меня, ей в руководстве областной милиции сказали примерно так: «Женщина, что вы от нас хотите? У нас после путча министр внутренних дел застрелился, половина его заместителей уволена или в тюрьме сидит. Кто вам про мужа правду скажет? Ищите его в Томской области. По госпиталям спрашивайте, а мы вам ничем помочь не можем. Мы его в эту командировку не посылали». Как только я понял, куда кадровики клонят, сразу крепко призадумался. Дело ведь можно повернуть так, что я приехал на остров по собственной инициативе и строчил там из автомата по живым людям неизвестно для чего и непонятно из каких побуждений. Согласитесь, ситуация такая, что хуже не придумаешь. Приказа о моем откомандировании и оправдательных документов о ранении нет. В итоге получается, что я не выхожу на работу в течение шести месяцев неизвестно по какой причине.
– Да, дела, – протянул Самойлов.
– Мой разговор с кадровиками напоминал сценку из жизни в Средневековье. Представьте старинный город, готические церкви, помост на площади, на нем плаха и палач с огромным топором. Вокруг помоста толпятся зеваки. Заводят осужденного, ставят на колени, и палач ему по-дружески говорит:
– Ты голову-то на плаху ровнее клади. Удобнее же будет.
Осужденный в изумлении спрашивает:
– Кому удобнее?
