скачать книгу бесплатно
Прогулки эти своенравные.
И, отлетая в холод Севера,
Смущая сон Великороссии,
Звучали шелестенье веера
И пения многоголосие.
«Красавица мелькнувшая тревожит…»
Красавица мелькнувшая тревожит
И жизнь спустя… Такую красоту
Завоевать случается, быть может,
Да только не удержишь на лету.
Но пируэт запомнишь стрекозиный,
Потом отлёт… Когда-нибудь пойму,
Что красота, как говорят грузины,
Принадлежать не может одному.
«Улицы эти – подъёмы и спуски…»
Улицы эти – подъёмы и спуски,
В тучах луна,
В этих дворах разговор не по-русски,
Запах вина.
Хоры, танцоры, горластые дети,
В дымке холмы.
Припоминанье о пламенном лете
В буднях зимы.
Бедность и бред старика-живописца,
Прелесть швеи,
Праведник, с властью решивший погрызться,
Ветра струи.
Скука сатрапа, блаженство гуляки,
Споры, пиры
И ожиданье подруги во мраке
После игры.
Гул декламации в недрах подвала,
Эти года
Жизни в легенде… Как это пропало?
Скрылось куда?
«Снится клёкот в тех теснинах…»
Снится клёкот в тех теснинах,
Где когда-то в гору шёл,
Где над мглой руин старинных
Бодрый носится орёл.
Башен рушащихся – выше,
На поток бросая тень,
Над скалой, где в тесной нише
Замер розовый олень.
Над молчанием суровым
Громоздящихся высот,
Над твоим имперским словом,
Что теченьем унесёт.
«Уж не взойти на перевал…»
Уж не взойти на перевал
И не увидеть с крутизны
Мир, где когда-то побывал,
Куда порой уносят сны.
Внизу одно селенье есть,
Чей камень вихрями продут.
Там кровную лелеют месть
И кровника полвека ждут.
Там он кому-то в грудь вонзил
Неистовую сталь свою,
И осыпается кизил,
Роняя красную струю.
«Поездки в октябре к долинам…»
Поездки в октябре к долинам,
Где толпы топчут виноград
И переполнен духом винным,
И долог хоров звукоряд.
Так, созревая в общем гаме,
Растёт гармония, она
Босыми создана ногами,
От Диониса рождена.
И неизбывен воздух пьяный
В том заколдованном краю,
Где я бродил, торгуя праной.
Теперь остаток отдаю.
«Покуда шла торговля праной…»
Покуда шла торговля праной,
Легко усваивались там
От яств и зрелищ привкус пряный,
И воли не было мечтам.
Ведь приняли тебя всецело
И угощали так тепло,
Но превращалось то и дело
Твоё искусство в ремесло.
И старый лагерник, встречая
Тебя подобьем чифиря,
Той незабвенной чашкой чая,
Гневился, стало быть, не зря.
Лишь он испытывал досаду
И всё же верил, зоркий страж,
Что сочинишь ты «Илиаду»,
Под вечер «Сумерки»[24 - Название сборника стихов Евгения Боратынского.] создашь.
Март-апрель
Вновь вино в грузинской грузной бочке
Забурлило пенною волной
Оттого, что новые росточки
Показались на лозе родной.
Старенькое деревце лимона,
Что зимой томилось взаперти,
Несколько помедлив церемонно,
Всё-таки решилось зацвести.
Лоза
Лоза крепка и плодовита,
И мускулиста, и сильна.
Кистями спелыми покрыта,
Рожала много раз она.
Ещё возникнут эти грозди
И за столом сойдутся гости,
Так будет до скончанья дней…
А под землёй в тяжелых, длинных,
Давно закопанных кувшинах
Неистовствует мысль о ней.
Арагва
Казалось, не забыть всего,
Что видели в горах вы,
Но вот уж спуск и торжество —
Звенящий гул Арагвы.
Она бежит меж берегов,
Взрываясь от досады,
И в тесном русле – жемчугов
Ворочает громады.
Раскатом грома станет гуд,
Прервётся рокот струнный,
За белой пеной побегут
Ревнивые буруны.
И эта встряска, этот пляс
Под бубны и диплипит[25 - Грузинские керамические литавры.],
Весь долгий путь, томивший вас,
Забвением засыпет.
Гомбори[26 - Гомбори – перевал на пути из Картли в Кахетию.]
В странах кунжута и риса
Всё-таки не позабудь
Осень в краю Диониса,
Красный в Кахетию путь.
К сёлам, что радостным винам
Дарят свои имена
И, проходя по долинам,
Воздух поит допьяна.
Путь оборвётся, и вскоре,
Но посылаются вслед
Красные листья Гомбори
Из убегающих лет.
II. Переводы
Бесики (ХVIII в.)
Черные дрозды
Два дрозда в черной клетке, эти черные двое,
Два дружка, однолетки, столь проворные двое,
Оба голосом чистым, пересвистом кериба[27 - Кериб – народный сказитель, певец.]
Сразу сердце умеют ухватить за живое.
День весны двухголовым, звонким встретивши зовом,
Этим ирисам, розам и фиалкам лиловым,
Носят радостно вести о цветенье все новом
Двое в бархате черном, двое в блеске суровом.
Неразлучные вьются два старательных братца,
