banner banner banner
Красные листья Гомбори. Книга о Грузии
Красные листья Гомбори. Книга о Грузии
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Красные листья Гомбори. Книга о Грузии

скачать книгу бесплатно


Муж в отъезде. Злые нравы.
Духи гор со всех сторон.
И цепные волкодавы
Воют путникам вдогон.

Долог путь в реке по горло,
Путь в камнях, по глыбам льда.
Нам дорога ноги стёрла,
День и ночь вела сюда.

Вот, однако, эти сакли,
Где толпа с утра пьяна.
Вот мы сели и обмякли
От ячменного вина.

И похищенной невесте
Поздравленья шлём, отпив.
От преданий кровной мести
Красный в сумраке отлив.

Из новых стихов

Руставели

Весна родная, млечно-алычовая,
Монастыри на кручах, облака…
Твоей души владычица парчёвая
Вошла в твои реченья на века.

Созданье сберегут священножители,
И образ твой, столетьями храним,
Окажется сокровищем обители.
Не зря пришёл ты в Иерусалим.

И в святости твой облик увеличится,
В твою державу превратится храм,
Где твой кумир, царица и владычица
К твоим припала праведным стопам.

Галактион[20 - Галактион Табидзе(1892–1959). Его первая жена Ольга Окуджава была расстреляна в 1941 г.]

А ведь настолько невзлюбил собратьев,
Уж так их презирал, что напоказ,
Давно брезгливость прежнюю утратив,
Мог выпивать с расстрельщиком не раз.

Потом с усмешкой слышал разговоры.
Грустил об Ольге и не прятал слёз.
В ломбард однажды после пьяной ссоры
Пиджак с высоким орденом отнёс.

Всё снился голос предрассветно-ломкий,
И в двери стук, и револьверный ствол.
Он всё собрал и, завязав тесёмки,
Две пухлых папки положил на стол.

В одной – «Стихи», в другой – «Стихи для этих»;
По толщине одна другой равна.
И знал, что будет жить в тысячелетьях,
В них вывалился, прыгнул из окна.

Ираклий[21 - Ираклий Абашидзе (1909–1992) – грузинский поэт.]

В мой сон через метель утрат
И декорации спектаклей
Пришёл поэт-лауреат,
Герой труда и друг Ираклий.

Ну, да, при нём я не тужил
В безумстве жизни, шедшей кругом,
И переводчиком служил,
И был советчиком и другом.

Он едок был и так угрюм,
Но широка была натура,
Любил я этот хищный ум,
Меня угадывавший хмуро.

Вот входит через много лет,
Такой суровый и бывалый.
Ещё с лица не стёрся след
Времён террора и опалы.

И вспыхнули в душе моей
Года его карьеры ранней —
И разрушение церквей
И неуклонность покаяний…

И в сердце – юный непокой,
Как будто жизнь ещё в начале,
И долгий разговор такой
С тем, кто на звездной Ортачале[22 - Ортачала – старинный район Тбилиси.].

«Привык я пить вино…»

Привык я пить вино,
Внимая их рассказам.
От бывшего давно
Ум заходил за разум.

Бурлили в той дали
Пиры всё изобильней,
А судьбы протекли,
Как виноград в давильне.

За семинарский бред
И матери побои
Им всем держать ответ
Пришлось перед тобою.

И уточнялся счёт,
Как схимника минея,
А время всё течёт
И всё поёт, пьянея.

Всё заплатил сполна
Тот город под горою,
И полная луна
Стояла над Курою.

«Там были души женские поглубже…»

Там были души женские поглубже,
Они гостей прочитывали тут же
И знали, кто и для чего пришёл.
Покуда муж звал за накрытый стол
И в тостах изощрялся балагуря,
Ломилась в дом невидимая буря.
Глаза спешили (хоть чужому – пусть!)
Свою тревогу высказать и грусть,
Не выразив ни тени своеволья…
И длился разговор среди застолья
С хозяином – горячий и живой,
И молчаливо-искренний – с женой.

Местный колорит

Цветы, верёвки бельевые,
Детей крикливая игра
И связки перца огневые,
Всё это – в тесноте двора.

Судьба, лишившая простора,
В кругу соседского тепла
Завмага, опера и вора,
И живописца собрала.

Обед. Несут вино, закуску
На общий стол со всех сторон…
А там девчонка гладит блузку,
И солнцем высвечен балкон.

И к ней-то, нежной и воздушной,
Летит над смесью голосов,
Над перебранкой добродушной,
Влюблённого призывный зов.

И вот сбегает по ступеням
Она, желанна и легка,
Овеянная нетерпеньем
Автомобильного гудка.

Звиад

И по лицу большие слёзы
Размазывавший кулаком,
С экрана он, лишённый дозы,
Вещал, что с истиной знаком.

Вопил, что лучше этой власти
Не будет в мире ничего,
Был даже искренен отчасти,
И время вынесло его.

И на одном из первых сборищ,
Суливших голод и отстрел,
Шептался с дамою, злословящ,
И зорко в сторону глядел.

А мы в толпе стояли рядом,
Он быстро головой повёл,
Меня обдал скользящим взглядом,
И этот помнится укол.

«Изнурённый ненужной интригой…»

Изнурённый ненужной интригой
Уходил я в иные круги,
Где кричали попутчики: «Прыгай!»
И велел провожатый: «Беги!»

Я, изведав отвагу и негу,
Над провалом бежал по бревну,
И, скатившись по вечному снегу,
Прожил жизнь за минуту одну.

Пусть в долины пришлось возвратиться,
Но уже до скончания дней
Этих горцев гранитные лица