скачать книгу бесплатно
После этого случая множество бутылок исчезло в глубоких карманах и черных пакетах тех, кто успел унести ноги, не испугавшись пьяного ора и крови, а то, что не пережило падения, вместе с мусорными пакетами отправилось на свалку. Вскоре Салима навестили сотрудники правоохранительных органов. Ходили слухи, что он остался на свободе, но деньги на создание и расширение своей «франшизы» пришлось потратить на обратный билет домой и «разрешение» на выезд. В магазине до сих пор пахнет спиртом, водка просочилась в пол. Эла осталась работать одна и совсем скоро забыла о Салиме и Мурке, будто никто из них никогда и не был ей нужен.
Сережа вышел из магазина и забежал во дворы. Из кармана пальто торчало горлышко. Путь был длинным, Сережа и так опаздывал. Пробегая мимо детских площадок, где брошенные совочки и машинки завалило песком, раздавался свист и мат. Наступил холодный вечер, алкоголь захватил город. Подростки прятались у подъездов, углы покрывались теплой мочевиной. Романтика царила ночью. Сережины брюки покрылись грязью. Он срезал через холмы, падал на лестницах, спотыкался между домами в темных туннелях. Кто бы знал, что так придется бегать, попотеть? Пролетела родная школа, остался позади детсад, а за ним и университет. Он подбежал к единственному подъезду дома и набрал номер квартиры:
– Але, – раздался голос.
– Баланьезе, – сказал Сережа.
– Охуенно.
Лифт медленно поднимался вверх. Одна из ламп перегорела, большинство кнопок сожжены годы назад. На стене все кому не лень вырезали имена. Лэйла, Женя, Маша… И Сережино там было. В сердце, прям над Мишей. Сережа поморщился. Вспоминать прошлое ему не хотелось, уж больно было. Обидно. А вспомнить-то было что; настолько личное и тайное, что если кто узнал бы – не поверил бы и не простил. На лестничной клетке уже ждал с сигаретой в зубах Слава.
– Здорова!
– Привет, – ответил Сережа; обнялись. – Ну что, как там жених?
– Да потихоньку. Только это нифига не мальчишник, как я думал. Семья еще добро не дала.
– Да фиг с ним, главное-то, – Сережа вытащил из кармана бутылку и протянул ее Славе.
– Оп, неплохо. Там у нас таких еще штуки три. Но эта посолиднее будет. Так что все круто. Пойдем?
– Ага.
Приоткрыв дверь в квартиру, в глаза Сереже ударил обжигающий дым. Из комнаты доносилось минимал-техно, с кухни – запах жареного мяса и томатов. В ванной заливали водой пиво. Удивительно, как в крохотной однушке уместилось столько человек. Сережа повесил куртку на торчащий из стены гвоздь. Друзья встретили его воем. Миша поднялся с кресла и сказал:
– Привет, дорогой.
Сережа не нашел лучше способа выразить свою радость, как обнять его. Парни засмеялись, но без язвы, а от одобрения. В его объятиях чувствовалось прощение, они оставили себя вчерашних, чтобы остаться близкими завтра. Многое их связывало, даже слишком многое, а теперь Миша будет принадлежать только ей. Он никогда не уезжает, он не улетает на другой свет, но Сережа не переставал нервничать и волноваться. Мужчины со смехом воспринимали «магию» штампа в паспорте, делали тосты за «массовую шизу» на стороне женского населения, искренне верующего в силу формальностей. Сережа скрывал, что верит в это тоже.
Накрыт был стол. Щедро, как в последний раз. Чипсы, сосиски, хлеб, баклажанная икра, колбаса, макароны, шпроты, сигареты. Каждый поделился тем, чем мог. Они никогда богато не жили. Отдельный столп – красный угол под иконой. Там собрался в кучу крепкий алкоголь. Мальчишник начался давно, в нескольких бутылках собирался воздух. Сережа посмотрел на марки – все дешман, так любимый друзьями Миши. Светиться с дорогой водкой Сережа стеснялся, потому решил убрать ее до тех пор, пока все не перестанут различать вкус и цену. На кухне был бардак, там была мужская рука. Посуду бросили отмокать на завтра, последний все отмоет. Сережа вернулся в комнату и сразу же услышал в свой адрес:
– Серега, давай тост! – завопили за спиной.
– Может, потом?
– Когда потом? – ответили ему. – У тебя друг потом уже женится.
– Хорошо-хорошо, вы налейте мне только.
Миша подошел поближе. Посмотрев на него, Сережу пробрала дрожь. Так они и познакомились в школе, на стадионе. Сережа сидел на скамейке и кидал перочинный ножик в землю. Без него нельзя было выходить из дома. Уроки давно закончились, а домой идти было опасно: около его дома в то время собирались местные подростки-металлисты, напивались и били друг другу лица. Слащавого Сережу они приметили давно, и их не стыдило, что он был еще ребенком. За спиной зашуршали кусты, и из них с красными от ягод губами вылез Миша. Увидев у Сережи в руках ножик, тот испугался.
– Ты им обращаться-то умеешь? – спросил храбро Миша.
– Хочешь покажу? – ответил Сережа; ему стало страшно, он не понял, зачем это сказал.
– Давай, – ответил Миша.
– И вот так мы познакомились, – продолжил Сережа, – очень много лет назад, но недостаточно много, чтобы забыть друг о друге.
– Не обошлось без крови, – тихо сказал Миша и парни засмеялись.
– Что я могу еще сказать, – Сережа протер глаза и продолжил. – Ты разбиваешь мне сердце не впервой. Я всегда тебя прощал, ты возвращался. Это было глупо с моей стороны, но с таким другом, как ты, мне хотелось быть полным придурком. Теперь у тебя есть она, за кем надо ухаживать, беспокоиться, беречь. Воспоминания – это все, что останется у нас, я попытаюсь отпустить, но не знаю, смогу ли. Но я надеюсь, что ты всегда будешь помнить. Всегда! Что, если что, рядом буду я, дурак. Ну…
– Сережа, блять, – Слава шмыгал носом, его губы дрожали. – Давайте выпьем. Я сейчас сдохну.
– УРА! – закричали друзья.
Миша не отпускал глаз с Сережи. Он не сомневался, что никто, кроме него, не понял то сообщение, которое Сережа зашифровал в словах; те воспоминания принадлежали только им двоим. Когда мальчишник разбился на компании, и все изрядно выпили, зашатались поддатые, Миша подошел к Сереже. Тот упивался печалью.
– Ты чего?
– А ты как думаешь?
– Понятно все, но не на людях.
– Миша, ты мне в любви клялся, а теперь…
– А теперь я все понял, блин. Все, закрыли вопрос. Ты навсегда будешь моим другом, самым близким, это так. Но иного между нами не будет.
– Да, конечно, – Сережа нахмурился, – узнали бы они, так ты бы другим языком заговорил.
– Даже не думай! – прошипел через зубы Миша.
– Не буду! – ответил Сережа и выпил.
Ему разом поплохело. Обида стиснула зубы. Сережа дрожащими руками потянулся к сигаретам. Один на кухне, он спрятался от остальных, желая сжечь прожитые с Мишей годы. Как одноклассники на них показывали пальцем, как после школы они у него друг друга изучали, прятались от посторонних глаз за гаражами, играя в ножички, руки резали, смешивали коньяк с чаем на выпускной, первый раз употребляли, выносили дорогое с отстойных вписок. И парочки на улицах, кто прячутся от лишних глаз – и они на их на месте были; раскрывали друг другу тайны, откровенничали, не сожалея. А теперь раз – и этого и не стало. «Конечно, – думал Сережа, – это по-детски; он есть, он остается, просто более они не вместе и вынуждены молчать об этом, но почему?» Он воображал, как заходит в комнату, расталкивает пьяных, силой хватает Мишу и целует так сильно, как никогда раньше. После плачет, умоляет передумать и тот, как и положено хорошему кино, соглашается. Но жизнь не кино, по крайне мере – не то. Поэтому Сережа выпил еще рюмку и, не привлекая внимания, забрал свои вещи. Ветер подгонял его домой. Спина, как назло, заболела. На память осталась надпись в лифте, сколько лет она еще продержится?
Миша проснулся в полдень, самый первый. Глаза поначалу не хотели открываться, и не было сил заставить их. Сбоку от него лежал владелец квартиры. Слава сидел в кресле и храпел. За окном вовсю работали заводы, и в дальние пути собирались корабли. Миша перелез через соседа и побрел в ванную. Его лицо распухло и покраснело, синяки под глазами стали темнее. На него было стыдно смотреть. Запах изо рта мог убить живности на километр.
Он сел за кухонный стол и закурил. Голова болела, но не сильно. Бывало и хуже. Он пытался выкинуть Сережу из головы. Чувство вины давно испарилось, стыда никогда не было. От отравления ли это или от воскресшего спустя годы чувства вины ему нездоровилось? Миша протер ладонью окно, за ним чище не стало. Он отвел взгляд на микроволновку и удивился, как быстро течет время. Вот он женится, а там и до детей недалеко, а ведь несколько месяцев назад ходил с парнями в леса пугать прохожих, творить проказы, ходить на вписки. Ради Светы, от искренней любви к ней, он не будет скучать по прошлому или, как говорили друзья, «прервавшейся молодости».
Сигарета выпала из рук. Он забыл о встрече с ее родителями.
Если квартира выглядела после попойки как свалка, то после она напоминала свалку после урагана. Одежда летела в стороны, утюг слишком долго включался, а потом попросту сгорел. Миша набросился на спящего владельца квартиры:
– Родной, у тебя одежда глаженая есть?
– Ммм?
– Ты прости, но это очень важно. Есть одежда? Очень надо!
– А, ты, – он громко зевнул, – обоссался что ли? Дай поспать.
– В шкафу есть?
– Шкаф, да. В коридоре, – ответил хозяин квартиры и, чавкая слюнями, уснул.
Миша сорвал с себя прокуренные брюки и рубашку. Раньше он не замечал своего запаха, а если и чувствовал его – тешился им, наслаждался тем, что он мужчина. Открыв шкаф, Миша чертыхнулся. Одежды там почти не было. Черные спортивки с тремя полосками, белая рубашка, кепка-гопарька. Миша оделся и посмотрел в зеркало. «Ходячий стереотип, – подумал он, – но ладно». Если кепка прикрывала вьющуюся шевелюру и от нее был хотя бы один плюс, то спортивки казались ему ущербными, а рубашка чересчур большой. Но делать было нечего. Миша выбежал на лестничную клетку, но вдруг понял – с пустыми руками в гости к родителям будущей жены приходить нельзя. Он захлопнул дверь. Денег на карточке не было, в карманах звенела мелочь на проезд. На двести рублей подарок взрослому человеку не сделаешь. Миша завис на кухне и вспомнил, как Сережа хвастался Славе дорогущей водкой, которую он купил по пути на мальчишник, но никто пить ее не стал, ибо к тому моменту гости были не в состоянии продолжать вечер. Миша открыл морозильник и бросил в пакет из «Пятерочки» ледяную бутылку.
Автобус шел прямо до дома Светы. На Мишу косо смотрели старики, он огрызался желтыми от сигарет зубами в ответ. Он научился не теряться в спальном районе, большом бетонном муравейнике. Несколько метров от супермаркета, направо от сожженной машины. Вдоль изрисованной электростанции срезать через детскую площадку, перелезть через забор, и вот, он уже в дверях. Ухоженный подъезд с консьержкой, цветы, красочные поделки детей. Он поднялся на этаж Светы и постучался в знакомую дверь.
– Кто там? – раздался любимый голос.
– Светос, это я.
Дверь открылась и Света прыгнула в его объятия. Она долго боялась знакомить Мишу со своими родителями, консерваторами от мозга до гостей, людей ученых. Пока отец Миши надрывался в порту, а он сам зарабатывал на продаже втридорога вещей из Китая, его мать сидела дома. Несколько лет она не выходила на улицу и передвигалась по квартире в инвалидной коляске. По ночам Миша слышал, как она плакала и винила Бога за свои беды. На нее времени ни у кого в семье не было.
– Света, ты превосходно выглядишь.
– Спасибо, – она неловко покраснела; на ней висело легкое бардовое платье, шею подчеркивал крест на цепочке. – Ты почему опоздал?
– Мальчишник был.
– Ужрался, да?
– Я почти не пил.
– Врешь и не краснеешь, дурында. Пойдем, познакомлю тебя с родичами.
Она взяла его под руку и повела его в столовую. Миша знал квартиру вдоль и поперек, он часто наведывался к ней. Мясо на столе давно остыло, родители не стали ждать и приступили к трапезе.
– Мама, папа. Познакомьтесь с Мишей.
Сложно передать то удивление, которое застыло на их лицах. Он им сразу не понравился. Папа Светы поднялся и протянул руку:
– Борис Иванович. Рад знакомству.
– А я-то как рад, вы не поверите, – Миша пожал его руку и удивился тому, как крепко он вцепился. – Света про вас много рассказывала.
– Да? Про вас она ничего не говорила.
– Значит, вы ее молодой человек, – заговорила мать.
– Ну да, – смущенно ответил Миша, – и будущий муж.
– Понятно, – разочарованно ответила мать.
– Это Алиса Григорьевна, – представила Света, – Давайте обедать, да?
– Отличная идея, – вырвался из неловкости Миша. – Я как раз взял апперитивчика.
Миша вытащил из куртки бутылку водки и триумфально поставил ее на стол.
– Мы не пьем, – холодно сказала Алиса Григорьевна.
– Оу, – смутился Миша, – тогда я, в морозилку уберу, что уж…
– Я сама, – Света выхватила из его рук бутылку, – а ты садись, накладывай себе.
Родители не переставили смотреть на Мишу с осуждением. Они не хотели мириться с выбором своей дочери. Хоть она и отмалчивалась и про Мишу говорила только хорошее, им было неприятно видеть его рядом со своим чадом. От него воняло табаком, и изо рта доносился вчерашний кутеж. Выглядел – лучше бы не выглядел, как опущенец недостойный. В столовой повисла тишина, прерываемая чавканьем и редким кашлем.
– Очень вкусное мясо, мама, – сказала Света.
– Угу, – промычала она.
– Михаил, а чем вы на жизнь зарабатывайте? – спросил Борис Иванович.
– Я предприниматель, – гордо заявил Миша, – продажами, рекламой.
– И что продаете?
– Вещи из Китая втридорога.
– Хотя бы не наркотики, – прошептала Алиса Григорьевна
– Мама! – возмутилась Света, – ты чего?
– Отличная шутка, Алиса Григорьевна.
– Вы что-то про замужество говорили… – продолжил Борис Иванович.
– Не что-то, а конкретно. Мы со Светой планируем жениться.
– Что?! – закричала Алиса Григорьевна.
– Вы спешите, мне кажется, – напряженно сказал Борис Иванович.
– Мы подали недавно заявление… – не успел договорить Миша; Света пнула его под столом.
– Планируем, да, – уточнила Света.
– Всмысле? – удивился Миша. – Ты разве им не сказала?
– О боже, боже – бормотала Алиса Григорьевна.
Незаметно они начали ругаться между собой, пререкаться. Как бы не пытался Миша убедить родителей Светы, как сильно он ее любит, они пропускали это мимо ушей. Они боялись за будущее своего ребенка. Увидев, с кем она собирается его связать – страх захватил их разум. Началась агрессия, оскорбления. Родители прошлись по всем Мишиным грехам, о которых они знали, а знали они ровным счетом ничего. Им хватило первого впечатления. Света пыталась заступится за любимого, но она не могла. Стоило ей открыть рот, как ее перекрикивали; сложно сопротивляться влиянию родителям, если тебя растили под гипер-опекой. Миша отвечал хамством; как хищник, он скалил зубы и огрызался. Истинные сущности вылезли из родителей; людей, кто видел любовь не иначе, как дисциплину и ограничения, жестокую любовь. Миша не отставал, переходил на мат и огрызался.
– Он еще и алкоголик! – вопила Алиса Григорьевна. – Света, как ты могла с таким связаться?
– Да не алкоголик я! – кричал с кухни Миша.
– Разве мы тебе чего-то не давали? – продолжала Алиса Григорьевна. – Что тебе не хватало в жизни?
– Мама, не в этом дело, – рыдала Света, – совсем не в этом.
– Ты смотри, вот-вот, за водкой полез. В семье он так будет решать вопросы? Бьет – значит любит, да?
– Да не собирались мы женится! – крикнула Света.
