Весна сменяет зиму

скачать книгу бесплатно


– А почему бы отцу не прийти в гости к сыну? О привет Галия! – кинул Мурзан выплывшему из мрака женскому силуэту. – Чего вам не спиться?

– Поспишь тут, товарищ, когда два Маута в четыре ночи шарохаються!

– Мы с сыном уйдём в кабинет и не станем вам мешать. Отдыхайте. А то внукам скоро в школу вставать.

Отец с сыном удалились в кабинет и прикрыли дверь. Не смотря на долгое отсутствие, всё здесь было, как и несколько месяцев назад, все бумажки лежали на своих местах, везде была протёрта пыль, и цветы на подоконнике политы.

Маунд уселся в кожаном кресле, что противно заскрипело. Вытянул ноги и откинул голову, отец присел, напротив, на маленький, гостевой диванчик, чёрного цвета.

– Будешь чаю? – спросил сын.

– Да не надо чаю, я бы чего покрепче, да и к тому же за столько времени на фронте ты уж наверняка позабыл, где у тебя чай! А водка у тебя всегда в шкафу стоит, я тебя знаю. – усмехнулся Мурзан. – Только давай чистую, без вкусов. Терпеть не могу все эти фруктовые извращения.

– Ну да ты прав. Давай лучше водки. Тем более, когда мы в следующий раз посидим как отец с сыном, всё чаще ты товарищ главнокомандующий, а я товарищ генерал. – сонно буркнул Маунд и вынул из шкафа продолговатую бутылку с синей этикеткой, в другой руке он держал две хрустальные стопки.

– Это твой выбор, сын, ты сам решил служить стране. А отечество превыше семьи. Ты же знаешь наш девиз «Муриния превыше всего». А это значит мы должны любить её более чем семью. Более чем себя.

Маунд наполнил стопки, они чокнулись и под звон хрусталя опустошили их.

– А у меня разве был выбор? – проталкивая водку в желудок, сказал Маунд. – Я сын вождя котивов, легендарного Мурзана Маута. Я не имел права быть каким-нибудь учёным или писателем. Мне нужно соответствовать. К тому же брат мой не разделяет наших убеждений. Ты, кстати, не в курсе, где он? Как поживает? Ведь по любому твой пёс Партер следит за ним.

– Не знаю и знать не хочу, он хуже врага. Он предал нашу фамилию. – голос Мурзана задрожал, и было видно как неприятна ему эта тема. – Я последний раз видел его на второй день войны, он был, как всегда озлоблен на меня, прыскал и пытался читать морали. Щенок. Думает, что знает, как правильно жить и править в свои не полные три десятка. Мы с ним разругались, и я пообещал его отправить на восток с глаз по дальше, что бы больше никогда его не видеть. Он попросился покинуть страну, сказал, что не в силах терпеть всё, что я творю.

Мурзан скривил лицо и показал наглядно, как сильно хотел бы его удушить в младенчестве своего нелюбимого сына.

– И ты ему разрешил?

– Да, я ему разрешил. – сказал Мурзан и тяжело вздохнул. Его это сильно волновало.

– Куда он уехал?

– Я дал добро на Ангилию. Там достаточно наших агентов. Они присматривают за ним, как могут. Партер знает своё дело. По последним данным он устроился, в какую-то газету редактором, сменил имя и фамилию. Так, что я его теперь даже сыном не считаю. Будь он проклят и будь проклят тот день, когда мы с твоей матерью задуматься решили о втором ребёнке. Лучше бы родилась дочь. Плевать на предателя. Ты лучше расскажи как там мой любимец?

– Ты про Мурзана младшего? – спросил Маунд, прекрасно зная про кого, говорил отец.

– Ну не про тебя же! Дубина. – повеселев ответил он.

– Да ты, наверное, даже лучше меня знаешь как он. Я их давно не видел. Я скучаю по ним. Они мне напоминают жену, в их лицах и голосах я вижу и слышу её. Как же мне её не хватает. А Мурзан молодец, учиться на отлично. Умным будет, не то, что его отец.

– Отец у него, что надо. Поискать ещё таких. – тут же оборвал его Мурзан и плеснул ещё водки.

– Если я ещё выпью, я усну. Прям здесь на кресле буду дрыхнуть. А ты пей дальше.

– Ты знаешь, как солдаты наши бодрость поддерживают на фронте?

– Пьют этот сраный рикетол?

– Почему же сраный? Это так-то достижение наших учёных биологов. Они синтезировали состав рикетола больше трёх лет! Это целое достижение. А ты называешь труд тысяч людей сраным! Благодаря ему наши солдаты могут перебороть сон.

– И получить от него зависимость. – подытожил Маунд и протяжно зевнул.

– Мы в жизни много от чего зависим. И таблетки для бодрости это не самое страшное.

Маунд всё равно отказался от ещё одной стопки и отодвинул её в сторону. А отец тем временем накатил очередную и заметно окосел от алкоголя на пустой желудок. Посидев пару минут в тишине Мурзан спросил то, ради чего пришёл.

– Ты не держишь на меня зла за Берк?

– В смысле? – протяжным, сонным голосом переспросил Маунд.

– Я в том смысле, что, не держишь ли ты на меня зла из-за того, что я назначил тебя руководить Беркской операцией?

– Ну как тебе сказать, отец. С одной стороны я считаю, что достоин, руководить операциями на главном фронте, гетерском. А эта операция в Берке имеет региональное значение, и вряд ли я заработаю славы и почёта, покоряя слабое царство, на отшибе мировой карты. Когда как военачальники вроде Тармы будут бить врага на направлении главного удара. С другой стороны я же сам ляпнул про этот проклятый Берк, да и как я могу противоречить тебе. Голова в нашей стране ты. Я лишь рука, выполняющая приказы. Хотя лично я бы предпочёл руководить на гетерском направлении. – чуть взбодрившись, сказал он и потянулся в кресле.

Мурзан опрокинул ещё одну рюмку и поднялся с дивана, слегка покачиваясь, подошёл к большой карте мира, что висела на стене кабинета.

– Вот смотри, сын, на карту. Видишь мурино-гетерскую границу? Сколько от этой границы до Фавии? Правильно, почти 1500 километров. Как ты думаешь сколько нужно Фавии и её союзникам для полной мобилизации своей армии? Да пару месяцев, как не больше. А пока основные силы медивов не подтянуться к фронту, я спокоен. Гетерцы сломлены и не способны к наступательным действиям. В борьбе с ними в данном времени я могу довериться генералам и похуже тебя. Даже таким как Тарма. А ты, сын мой, способен сплотить и организовать мурино-ульянский корпус и моментально вывести из войны Беркское царство. В тебе я уверен, что ты не будешь катать вату, и сломишь врага в короткий срок, когда как другие могут увязнуть в этой маленькой войне и создать у нас под боком угрозу, что будет сковывать наши действия на основном фронте.

Мурзан активно жестикулировал у карты, показывая наглядно, как силы его сына сомнут беркцев.

– И когда ты расправишься с угрозой с юга, дав понять ульянским лежебокам, что мы в котивском союзе ум и сила, тогда, сын мой, ты вернёшься на гетерский фронт. Но не каким-нибудь командиром южного фронта или северного, а главным. Ты поведёшь все силы котивской нации на запад, за тобой пойдут все. И Тарма с ему подобными, будет под твоим началом. Мне нужен приемник, тот, кто не развалит и не посрамит мои победы и достижения. Тот кто поведёт котивскую нацию вперёд, после того как меня не станет. Но это потом. А пока ты должен покорить Берк. Я в тебе уверен. А ты?

Маунд не ожидал услышать таких слов от отца. Грядущие перспективы взбодрили его мозг, а в тело вернулась бодрость, словно подействовала таблетка рикетола. Он налил себе водки и обратился к родителю.

– Каковы будут мои полномочия в Беркской операции?

– Безграничные. Семьсот тысяч солдат, вся армия Ульяна и сто тысяч наших. Весь южноморский флот и авиация. Выше тебя, буду лишь я. Пусть это будет репетиция молниеносной войны на западе. И помни, мне нужна лишь победа. Можешь оставить на месте этого царства пепелище, пустыню. Но добудь мне молниеносную победу. И тогда ты сможешь стать вторым человеком в Муринии.

– А позволительно ли уничтожать целое царство ради амбиций стать правителем, отец? – спросил Маунд и выпил.

– Не смотри так мелко. Смотри глубже! Что такое для мира с его миллиардами жителей, какое-то царство? Что мир потеряет, если на его месте будет пустыня? Ничего. К тому же люди редко понимают язык дипломатии, дипломатию придумали импотенты. Тысячелетиями мир строился на принципе силы, ума и хитрости. В древние времена наши предки, захватив город, сжигали его и вырезали всё мужское население. И такой город вырастал вновь уже обновленным, не способный к сопротивлению. А, что бывало, когда правители древности поступали иначе? Они оставляли очаг будущего сопротивления. Так и сейчас. Мы должны показать беркцам силу, дабы они поняли, что нам можно лишь подчиниться. Будь я дипломатом, Маунд, я бы сгинул ещё в первую Катаканскую войну. А я не дипломат, я лидер, вождь, воин. Таким же должен быть и ты.

– И я буду таким, отец!

– Я дам тебе неделю отпуска, проведи его с детьми. Забудь на эти дни обо всём. Будь отцом в эти дни, а через семь дней возвращайся в строй. Мне нужна победа.

– И я добуду её для тебя.

– Не для меня, а для страны, для нации. Муриния превыше всего.

Глава 10

На дворе была зима. А в мире война. Сложно сказать, что правило в умах сильного мира сего в эту студёную пору, страх или жажда власти. С многочисленных трибун, из каждого телевизора и приёмника в уши людей лилась пропаганда. Политики на заседаниях, ведущие в телепрограммах и офицеры в казармах вбивали в умы населения незамысловатые идеи превосходства и величия своей нации и презрение к врагу. Ничего не менялось в этом мире веками, всегда приёмы у правителей были одни, а народ, сбившись в послушное стадо, с удовольствием поглощал воинственные речи демагогов и просил добавки. И вот уже вчерашний школьник, что не мог понять, чем отличается медив от котива, готов был брать в руки ружьё и с остервенением выжигать огнём города и страны. И уже ни кто не вспоминал о том, что мир был всего в одном шаге, нужно было лишь протянуть руку и поставить пару подписей. Но, увы.

Война не была в диковинку в этом мире, едва набралась бы пара мирных десятилетий, когда стоял относительный мир. Но теперь было всё иначе, человечество всё глубже и глубже погружалось в трясину всеобщей войны на уничтожение, под звон оркестров и патриотичные песни будущего пушечного мяса.

Итак, шел уже шестой месяц войны. В Гетерский союз с востока вошли три мощные группировки муринской армии. Маут был верен своей доктрине победы во что бы то не стало, и от того позади наступавших ярко полыхали города и сёла.

Гетерцы были не важными воинами, и к тому же потерпев ряд сокрушительных поражений в Муринии, воевали из рук вон плохо. Не помогали и многочисленные советники из Фавии и Ашабаша. Всего за месяц ожесточённых боёв зимней компании они уже откатились на сотню километров от границы, сдав котивам несколько провинций и областей. Новый царь союза Виллам Лесо как мог боролся с разложением армии, не стесняясь проводить суровые репрессии в отношении трусов и предателей. Но, пожалуй, самый суровый подход он избрал в отношении гетерских котивов, которых принудительно сгоняли в лагеря на западе гетерии. Это вызвало восстание в Дарлии и множество кровавых инцидентов с тысячами убитыми. Виллам спасал ситуацию как мог в ожидании полномасштабного вмешательства союзников.

Северный фронт муринской армии, под командованием генерала Тармы, отдыхал после последнего боя за город Кубр. Бой дался нелегко, гетерцы как могли спасали важный промышленный центр, где располагались заводы по переработке метала и оружейные фабрики влиятельного промышленника Отту Брекерна. Но прямолинейность хмурого Окера сломила не стройные ряды врага, и тот вынужден был покинуть Кубр после недели боёв.

Город, как и многие другие взятые муринцами, был практически уничтожен. Некогда процветающий промышленный центр был подвергнут интенсивной бомбардировке, пожары бушевали несколько дней, множество горожан погибли, а те кто чудом уцелел бежали на запад. Муринцы же праздновали очередную победу и оплакивали убитых.

На захваченной оружейной фабрике царило оживление, не смотря на позднюю ночь и сильный снег с дождём, что бил в лицо и был омерзительно холодным. Солдаты-победители, словно мародёры, шныряли по опустевшим цехам и домам, в поисках чего бы то ни было полезного. Провизия явно не поспевала за наступавшими. В котелках бойцов становилось пусто. А голод не давал о себе забыть.

У обломков заводского цеха, вдоль железной дороги, лежали покорёженные вагоны сошедшего с рельс поезда. По всей видимости, в него на ходу попала авиабомба и, оставив на месте тягача огромную воронку, состав разлетелся по заводской территории словно игрушка в руках ребёнка. Среди корявого железа лежали сотни трупов гетерских солдат, их немного припорошил вечерний снег. Эти молодые ребята мчались в грузовых вагонах на подмогу защитникам оружейной фабрики, что держали наступавших котивов из последних сил. Но некий, точный муринский пилот, хотя, скорее всего это была трагическая случайность, прервал их путь почти у самой цели, поразив поезд. Кто не погиб в крушении почти наверняка погиб в тот же день в бою за фабрику.

Среди обломков и тел копошились многочисленные муринские солдаты. Среди них выделялся худой капитан, что был во главе этой группы мародёров. Он шарил по карманам убитых солдат, что ехали в этом эшелоне. Находки были скудными, но иногда попадались полезные вещички. У одного он нашёл в сумке несколько мясных консервов, с другого снял новенькие кожаные сапоги, которые убитый даже не успел разносить. Находил и мелкие безделушки, украшения из драгоценных металлов которые можно было обменять у местных на еду и медикаменты. Также очень ценились у солдат ампулы с обезболивающими препаратами, которые нередко использовались не по назначению. Капитан перевернул очередного мертвого солдата, совсем молодого, которому на вид было не больше двадцати и начал его обыскивать. В карманах ничего не было, в рюкзаке тоже ничего, кроме кружек и ложек, парень в надежде снял с пояса медива фляжку, открыл и сделал пару глотков.

– Твою мать! Опять вода! Сраная вода!

– А ты Чак чего ждал? Выпивки? – усмехнулся Орен, который занимался тем же. – Медивы не пьют! Они трезво мыслить любят! Тем более этот совсем юнец.

– Да не ври ты! Они пьют по хлеще наших! Помнишь когда мы взяли городок, который сразу после границы был, ну этот Гродень или Гордень, не помню короче. Так мы там у каждого второго мертвяка во фляжках была выпивка! Да ещё какая! На ягодном спирту! Просто отменная штука! А у этих только вода! А на кой она мне! Вода и так уже третий день с неба льётся вперемешку со снегом!

– Ищи лучше чего бы пожрать! А то мой желудок уже за другие органы взялся!

– Орен! У тебя кроме желудка и жопы, нет ни каких органов! В первый ты ешь, а вторым думаешь!

– Ну тебя Зит во второй орган! Нам собственно других органов в нашем положении и не нужно. Что солдату нужно для счастья? Поесть да поспать!

– И не говори друг! Я бы поспал сейчас с вечера до вечера! А потом бы налил в бокал терпкого вина, вышел бы на балкон и закурил сигаретку!

– О-го-го! Чак! Вернись с небес на землю! Ты куда замечтался-то? Нам бы сейчас хотя бы пару часиков вздремнуть! А то не сегодня-завтра опять к Брелиму попрём!

– Наподдаём врагу в Брелиме и на отдых домой! Надеюсь, война на этом и закончиться!

– Было бы хорошо! А то да Фавии далеко топать.

Капитан Зит, так и остался в армии генерала Тармы. Его роту пополнили свежими бойцами, и вместе с ними капитан вошёл в Гетерский союз. Он принял участие в десятках боёв. Больших и маленьких. Получил несколько ранений и успел немного отдохнуть в госпитале, после чего принял участие в крупном сражении за город Броль, в котором познал все прелести окружения и неравного боя, после же он вновь вместе с армией Тармы двинулся к Брелиму. После одного из боёв за безымянную высоту, Чак узнал, что теперь он не сотрудник горохраны, а полноценный офицер муринской армии, так как Маут издал указ о переходе всех воюющих сотрудников горохраны в состав действующей армии. Раны часто тревожили его, гноились и кровоточили, пару раз ему помогал местный санитар, но толку было мало. Больше всего его беспокоил осколок в бедре. Но, не смотря на все, он был на хорошем счёту у командира батальона, майора Марта. В последнем бою Зит отличился, его рота обошла с фланга батарею вражеских орудий и, захватив ее, открыли огонь с тылу по врагу. За это Март хотел представить Зита и ещё несколько солдат к медали «За преданность и героизм», но Тарма отклонил просьбу, сославшись на множество подобных случаев. Зит довольствовался лишь нагрудным знаком отличия второй степени.

Зит привык к войне, она не казалось ему чем-то мерзким и противным, его вполне устраивало данное положение вещей. Это казалось ему куда интересней, чем разъяснять проституткам и бандитам, что они портят имидж города и страны. Тяжело было привыкнуть лишь к смерти своих солдат, которых ему приходилось оплакивать после каждого боя. Во многом ему помогал его хороший друг, Орен, который умел вовремя поддержать и взбодрить расстроенного капитана.

Обыскав солдат, Чак и Орен залезли в вагон и начали шарить в нем, но там тоже уже все обобрали до них. Единственная находка, которая привлекла внимание Чака – это наручные часы какого-то офицера, но повертев их в руках оказалось, что они сломались.

– Бедные солдатики, совсем повоевать не успели. – закурив сигарету, прохрипел Орен, оглядывая десятки трупов лежащих возле вагонов. – Им же лет по двадцать, а то и меньше, бедняги, даже не постреляли толком.

– Орен, кого ты жалеешь? Тебе жалко, что они наших не поубивали. Мочить их гадов надо, чем больше, тем лучше! Больше потерь у врага, меньше у нас. – с презрением к убитым, буркнул Чак.

– Гетерчане, из них солдаты слабые, думали нас сломить за пару недель, а теперь едва ли свою страну удержат, но говорят фавийские дивизии уже приближаются, аккурат под Брелимом видать и встретимся.

– Я вот, что-то побаиваюсь этих фавийцев, говорят, у них есть такая техника, что ни одна наша пушка не берет, мне один офицер говорил, когда в Анбарских княжествах воевал, видел бронированные чудовища, которые ни один снаряд не брал. Эти танки врывались в их позиции, и отовсюду лилось пламя, а когда они выжигали всех из него выбегали солдаты и добивали оставшихся. – закуривая сигарету, сказал Чак.

– Звучит страшно, но как он тебе рассказал это, рас эти танки всех выжигали, врёт наверно, сказочник очередной. Я бы таких агитаторов сдавал куда следует! А ты как ребёнок поверил.

– А я-то, откуда знаю, сойдёмся в бою, проверим. Хотя я бы хотел такое чудище сжечь! Может тогда на повышение пойду. А то заколебали вы меня уже все. Как-никак теперь мы полноценные муринские офицеры, а не горохрана. Глядишь через год другой не ротой, а дивизией командовать буду.

– Как мы без своего капитана-то? Все к тебе привыкли, некоторые даже любят, хотя как можно любить такого бездарного капитана как ты? – сказал Орен и засмеялся.

– Не смешно. Пошли лучше в барак, передохнём маленько, всё равно здесь ловить больше нечего, всё до нас обчистили.

– И то верно, пошли, хоть поспим, во сне не так жрать хочется.

Они собрали награбленное, Зит переодел сапоги и, закинув подранный рюкзак за спину направились в сторону бараков, в которых они ночевали.

Генерал Тарма, к большому сожалению Маута, так и не сменил тактику боя. Он по прежнему в каждом из боев нёс огромные потери, порой даже большие чем противник. В виду этого его корпус двигался крайне медленно, и это раздражало командующего. Северный же фронт стремительно рвался к Брелиму, сминая все на своём пути, генерал Мерис, недавно получивший эту должность показывал себя великолепным стратегом. Он уже одержал ряд грандиозных побед, и пленил более ста тысяч вражеских солдат. Его успехи крайне задевали самолюбие Тармы, который осознавал своё шаткое положение в генералитете и в случае серьёзного поражения его не спасли бы даже связи в партии.

Во время, когда разрабатывался план наступления на Гетерский союз, Маут не уточнял, кому именно нужно взять Брелим, тем самым он давал стимул двум генералам, и Тарма явно не справлялся с задачей. Если Мерису до вражеской столицы оставалось чуть более ста километров, то Тарма отставал от него более чем в двое.

Солдаты же довольно устали, каждый бой давался им крайне тяжело, всем хотелось передохнуть. Они уже трое дней толком не спали и не ели, силы были на исходе, да и боеприпасов оставалось совсем не много. Положение складывалось довольно скверное, о наступлении пришлось забыть и ждать провизию и подкрепления.

Зит со своим другом добрались до бараков и с усталостью легли спать, В бывшем цеху оружейной фабрики было темно, душно и скверно пахло. Чак с усталостью повалился на свой матрас и тупо уставился в, потемневший от сажи полевых печек, потолок. Кругом все кряхтели, храпели и кашляли. Многие болели, и Зит очень боялся подхватить какую-нибудь заразу, которые в обилии блуждали среди солдат. Тем более с ранениями его здоровье было довольно слабым.