скачать книгу бесплатно
– Да, Наталья Андреевна мне рассказывала, что ее муж полюбил другую, они развелись.
Чичерин с иронией посмотрел на меня и спросил:
– Олег Васильевич, а вы помните, как можно было получить развод в Российской империи?
– Кажется, если супруги не имели детей в браке, – пожал я плечами. – Возможно, предусматривались еще какие-то случаи.
Вот уж чего-чего, а условия для развода в Российской империи меня никогда не интересовали. Знал, что брак был церковным и, соответственно, церковь старалась ограничивать количество разводов. Но в случае с Наташей бездетность подходила, и я уверен, что это и стало поводом.
– Да, если супруги бездетны, это причина, – кивнул Чичерин. – Но самой распространенной причиной развода было прелюбодеяние одного из супругов. Если муж или жена подписывали необходимые документы, соглашаясь, что совершили супружескую измену, все делалось достаточно быстро, а нет, то вызывались свидетели, дело могло тянуться до бесконечности, все это пропечатывалось в газетах, на суд общественности выносилось столько грязи, что иногда муж стрелялся, а жена травилась, не дожидаясь завершения процесса. В большинстве случаев мужья признавали свою вину, даже если виновницей являлась супруга. Понимаете?
Еще бы не понимать. Все-таки на измену мужа даже в мое время смотрят как бы сквозь пальцы. Мол, ему можно сходить налево, а женщине нет. А кому из мужчин хочется выносить на всеобщее обозрение, что ему наставили рога? Если жена изменяет мужу, то он неудачник, импотент и сам виноват.
– Но дело в том, – продолжал Чичерин. – Что по законам Российской империи, супруг, уличенный в прелюбодеянии, не мог повторно жениться, а муж Наташи как раз и встретил новую любовь, решил жениться во второй раз. К тому же, он хотел начать новую жизнь, покончить с революционным прошлым. А Наталья Андреевна, добрая душа, подписала все необходимые бумаги, признавшись в том, чего не совершала. Она же девочкой совсем была, двадцать лет. И родителям пришлось очень тяжело. Мало того, что дочь ссыльная революционерка, так еще и в газетах написали, что она падшая женщина. Андрей Анатольевич собирался уйти в отставку, но его убедили этого не делать, а направили в наше посольство во Франции, правда, с понижением в должности. Наташа же из гордости ничего никому не хотела объяснять, даже родителям. Разве что мне… Но это позднее, когда мы сотрудничали с Жоресом. Может, не стоило вмешиваться, но я обо всем рассказал Андрею Анатольевичу. Наталья Андреевна на меня даже обиделась, но потом простила.
Чичерин замолк, а я немного поломал голову – зачем он мне все это рассказывал? Открыл какие-то жуткие тайны? Никаких, абсолютно. То, что Наташка человек гордый и станет верной женой, я и так знал. А еще… Нарком что-то такое сказал, может, не столь и важное, но выбивающееся из моих знаний о Наталье. Что именно, я пока не понял, зато в голову пришла интересная мысль.
– Георгий Васильевич, вы глава дипломатической миссии. Это не посольство, где полномочный посол – первый после бога, но все-таки, почти одно и тоже… Вы же можете зарегистрировать наш брак с Наташей? – поинтересовался я. – А не то вернемся в Москву, а там меня куда-нибудь зашлют или Наталью Андреевну куда-то отправят.
– Увы, – развел руками Чичерин. – Посольство, равно и наша миссия, имеет право зарегистрировать брак, но у меня нет самого важного атрибута – гербовой печати.
Я хотел сказать, что мы с Натальей Андреевной можем довольствоваться и подписью наркома – что мы, бюрократы какие-то, но спросил о другом:
– Если у вас нет печати, значит мы не сможем заключить мир с Польшей?
– Олег Васильевич, – удивленно вскинул брови Чичерин. – Никто и не собирался прямо сейчас заключать мир. Мы должны все хорошенько обсудить, прийти к какому-то разумному компромиссу. Польша, как вы знаете, требует назад Львов и Галицию. Они уже даже согласны заплатить часть царских долгов – сумма смешная, не то сто, не то двести тысяч рублей, но важен сам факт.
– Я бы предложил Польше взять на себя свои долги, с условием вернуть Галицию лет через пять.
– Почему через пять, а не через семь? – поинтересовался Чичерин. Но как-то вяло.
– А можно даже и через три, – хмыкнул я. – Мы же не знаем, сколько времени понадобится товарищам для создания Львовской народной республики.
– Простите, какой республики? – не понял нарком.
– Львовской народной или Галицийской демократической, – охотно ответил я. – Это уж как решат наши польские, а еще лучше – русинские товарищи, мечтавшие обрести независимость и не желающие войти в состав буржуазной Польши. Возможно, провозглашение народовластия совпадет с началом вывода Красной армии с их территории. Советская Россия добросовестно исполняет свои обязательства по договору с Польшей, но она не сможет заставить граждан братской республики добровольно войти в состав другой страны, верно? Владимир Ильич сам писал о праве наций на определение.
Чичерин в раздумчивости прошелся по кабинету.
– А знаете, Владимир Иванович (ух ты, оговорился-таки!) ваше предложение заслуживает внимания. Можно на его основе составить проект. Особенно если мы согласимся официально признать оккупацию Галиции. Можно даже прописать – территория, принадлежащая Польше, но временно оккупированная РСФСР. Но как это обосновать срок в пять лет? Поляки потребуют немедленного вывода нашей армии.
– Можно обосновать сроки оккупации части Польши как гарантию безопасности РСФСР, как необходимость контролировать западную часть от возможной агрессии белой армии – мы же еще не подписали мир с Крымом. А можно вообще ничего не объяснять, все списать на царские долги. Дескать, мы согласны признать Польшу в тех границах, которые она контролирует на сегодняшний день, за исключением Галицкой области, должной служить гарантом возвращения нам десятой части царских долгов. Получается, французы и англичане, вкладывали деньги в промышленность Царства Польского, а компенсировать их издержки должны мы?
– Боюсь, переговоры о мире затянутся на несколько лет, – усмехнулся Чичерин. – Десятая часть – слишком много. Мы уже подсчитывали, что вложения европейцев в промышленность Царства Польского составляла не более миллиарда рублей золотом. Даже если Польша и согласится возместить часть долгов, она не станет платить их России, а предпочтет отдавать их напрямую кредиторам.
– Ну и что? Мы за это время заключим мир со Слащевым, отодвинем финнов подальше от нынешней границы, а потом уже можно вернуться и к польскому вопросу. Опять-таки, даже если Польша станет что-то возвращать, мы должны быть в курсе. Иначе, где гарантия, что та же Франция, получив деньги с Польши, не захочет получить их еще раз?
– Спасибо, Владимир Иванович, то есть, Олег Васильевич. Пожалуй, я составлю проект договора о мире и отправлю в Москву, а копию передам польской стороне. Пусть члены Политбюро решают, как быть.
– А Скородумов не увидит этот проект? – поинтересовался я.
– Не волнуйтесь, не увидит.
Глава шестая. Тазик для умывания
Вечером мы с Натальей прогулялись вдоль Сены, полюбовались на книжные развалы и парижских букинистов, напоминавших не то художников, не то профессоров-вольнодумцев – через одного в беретах, с длинными бородками а-ля Ришелье. Правда, мне теперь в бородках мерещились либо Феликс Эдмундович, либо Лев Давидович. Зашли в кафе, заказали вино и кофе.
