скачать книгу бесплатно
Нужно искать электрический шкаф, вырубить питание, под покровом темноты пробраться в комнату за таинственной дверью.
Что будет если отключить питание в огромной автоматической жизнеобеспечивающей системе?! Что будет со всеми коровьими внутренностями? Будут ли страдать зверушки? Я об этом не думаю.
Желтый треугольник с молнией в середине. Я нашел тебя. Электрический шкаф был с обратной стороны здания под козырьком на улице.
Только вот проблема. В шкафу нет большого рычага. За серой металлической дверкой сотни тумблеров, тысячи разноцветных проводков. Но не одного рубильники. Ни одного большого рычага, который вырубил все и сразу.
Первая мысль – окатить водой. Где взять воду?
Вторая мысль – выключать все тумблера по очереди.
Первый тумблер – перестала шуметь вентиляция. У меня мало времени, скоро придут проверять.
Второй, третий, четвертый… при выключении десятого посыпались искры, запахло жареным пластиком. Слышу хлопок закрывающейся двери. Пора уходить.
Оббегаю здание. В голове «В ту ли сторону побежал, чтобы не встретится с теми, кто пошел проверять».
Угадал. Впереди никого. Забегаю внутрь, свет не горит, включаю фонарик на телефоне. Воняет адски. Воняет, как хомяк, который в моем детстве упал со стола в высокую фарфоровую вазу (мы нашли его спустя неделю, по запаху).
Жара с улицы ворвалась в здание. С подвешенных внутренностей стекает белая и желтая жидкости.
Дергаю ручку интересующей меня двери. Сенсация, я иду.
В этой комнате тоже темно. Бегаю лучом фонаря по стенам. Тут тоже подвешены органы, на столах лабораторная посуда, повсюду трубочки. Свечу на внутренности, ловлю флешбэки, дежавю, зови как хочешь. Мне 15 я на уроке биологии перед нами три манекена, первый – скелет, второй – кучка внутренних органов, третий обтянутый мышцами.
Ну вот, в этой темной комнате я свечу на манекен номер 2. Манекен из детства на странной молочной ферме.
Ужас, омерзение, подступающий ком к горлу. Сдерживаюсь, не блюю.
Вспоминаю слова Бартона о потенциале метода, об эндорфинах, и стволовых клетках. Сукин сын доит людей.
Перевожу луч фонаря, на следующий стенд с органами. Он поменьше. Почти вдвое меньше. Достаю детский ботинок из кармана брюк. Взгляд обратно на внутренности. На ботинок. На внутренности. Комок подполз к горлу. Мой желудок опорожняет содержимое на лакированные туфли.
Из руки выпадает ботиночек. Нащупываю кольт за ремнем. Я убью его. Стало плевать на сенсацию, на статью, на славу и деньги.
Громкий звук удара. Ударили меня. Чувствую боль на макушке головы, темно в глазах. Я падаю.
Это не конец. Я не потерял сознание. Я держу себя за голову и кричу, вспоминая чью-то мать. Оборачиваюсь. С гаечным ключом в руке, стоит очкарик Бартон. Он с удивление смотрит на меня, потом на ключ, потом снова на меня.
– Ты не вырубился?
Я морщусь от боли и кричу: – Нет, это только в фильмах так просто. Тебя что никогда не били? Нужно бить сильнее, намного, намного сильнее.
Зря я даю советы человеку, который хочет меня убить.
Бартон смотрит на меня как испуганный мальчонка. Даже не верится, что он смог провернуть это все. Похитить людей, распотрошить их, и слепить из них коллаж.
Я достаю кольт из-за пояса и стреляю ему в ногу. Грозный враг повержен. Он плачет и держится за коленку, Будь калибр чуть больше – не было бы за что держаться.
– Как ты мог умудриться похитить трех человек, если не смог со мной одним справится?
Он плачет и рассказывает о своих планах, раскаивается в грехах, так чтобы все стало понятно зрителю.
Он все говорит и говорит. Диктофон работает, и на этот раз я его слушаю.
Он сделал заказ на умирающую девочку, наемнику из городских трущоб. Её, как раз выписали из больницы, чтобы она побыла немного дома перед концом. Наемник оказался не очень опытен. Ему пришлось устранить свидетелей – родителей девочки. Он привез всех сюда в надежде на дополнительную плату. Отец был серьезно ранен и не выжил бы. А мать, как опасного свидетеля – нельзя было отпускать.
Он все рассказывает и рассказывает. Я прошу его остановиться. Я набираю 911, говорю адрес и часть этой истории. Ту часть, где про пистолет и пропавшую семью. Я прошу его продолжить.
Глаза Бартона становятся больше линз его нелепых очков. Он просит о помиловании. Он не просит отпустить его. Он просит пристрелить его.
Говорит, что осознает весь ужас содеянного, говорит, что не мог остановиться, устоять. Соблазн неизведанного, чистая наука. Говорит, что он монстр и заслужил смерти.
Видимо считает, что тюрьмы не заслужил. Не заслужил нести ответственность.
Справедливо будет его застрелить, или сдать полиции? Убив его, я поступлю как герой? Или помощник злодея.
Я решил не убивать его. Раз он боится тюрьмы больше смерти, туда ему и дорога.
Каждому тяжкому преступнику нужно дать выбор между казнью или пожизненным заключением. И вынести вердикт обратный его выбору.
– Люди не животные, нельзя с ними так… – Странность фразы сбивает меня с толку. Я уже не верю в то, что говорю. Но в одно я верю точно. Я говорю: – Девочка – сукин ты сын – маленькая девочка… ты чудовище, не говори мне о науке, о благой цели.
Он перебивает: – Вы не заметили? В отличие от коров, людям я оставил мозг. Я поддерживаю жизнь в их сознании. Счастливую жизнь. В отличие от нас.
Я не размышляю над его словами. Я лишь слышу их. Мысленно я уже даю интервью на вечернем шоу за проявленный мной героизм.
– Эти люди… девочка умирала от рака легких. Без моего вмешательства она бы умерла в течении недели. Только представьте, какая жизнь началась бы у этой семьи. – он сделал драматическую паузу.
Я по-прежнему фантазирую о будущем успехе.
Он продолжил. – У вас есть дети?
Я его не слушаю, но улавливаю вопрос в его голосе и по инерции отвечаю. – Да, да.
Он говорит: – Я желаю вам никогда не познать их смерти. – по его щекам льются слезы.
Делать вид, что слушаешь собеседника и вовремя поддакивать – это опыт. Делать вид, что слушаешь и задавать нужные вопросы в нужное время – это талант.
– Я спрашиваю: вы потеряли ребёнка?
– Дочь.
Дулом моего кольта я указываю на подвешенные органы. Я спрашиваю: – Лучше так? Если бы мог выбрать судьбу дочери, ты бы выбрал это.
Он начинает плакать, реветь как ребёнок. Сопли в его носу надуваются пузырем. Всё мое внимание поворачивается к нему.
Он говорит: – Я и выбрал это. У неё была болезнь. Врачи не могли ей помочь.
Как бы далеко вперёд не шагнула медицина, будет болезнь, которую не смогут вылечить. Всегда будут умирать люди. Умирать дети.
Он продолжает: – Я не сдался. Я забрал её из больницы. Я пытался помочь. Даже наступила ремиссия – опять драматичная пауза. – Дальше кома, вечный сон.
Его рассказ полностью увлек меня. Ещё никогда я так не сопереживал другому человеку.
Он вытер слезы, сопли и продолжил: – После смерти её матери ей всегда снились кошмары. Я хотел помочь ей… хотя бы… – он расплакался.
– Я подключил её к аппарату, который помог мне управлять её мозгом. Я призывал выработку гормонов счастья, стимулировал ту область головного мозга, которая отвечает… в общем я стал контролировать её сны. Я видел их. В них была она, её мать и я. Мы были вместе. Мы были счастливы.
Так продолжалось какое-то время. Я искал способ вылечить её, а она, спокойно смотрела сны о лучшей жизни. Болезнь разрушала её тело, это повлияло бы и на мозг. В конце концов, от него пришлось отказаться. От тела. Не целиком конечно, а только от того, что испортила болезнь. От того, что ей больше не пригодится.
Он ухмыльнулся. – От неё я оставил меньше, чем от них. – он указал в сторону висящих органов. – Они сейчас в лучшем мире, и я не о загробном.
Мозг моей дочери в итоге погиб, но я верил, я знал, что смогу помочь другим людям. Мне нужно было лишь закончить исследования.
В одной руке я держу кольт, в другой диктофон. Оба нацелены на подстреленного безумца.
– С помощью финансирования правительства моей программы ферм я продолжил исследования систем поддержания жизни. Кстати – он засмеялся – Первым прототипам… первым коровам я оставлял мозг, и возбуждал в них счастливые сны, знаешь, они давали больше молока, чем их безмозглые собраться. Забавно.
– Серьёзно? Даже сейчас, в этот момент, вы находите что-то забавное.
– Перед смертью много что становится забавным. – Опять драматическая пауза. Когда же еще, кроме как перед смертью, делать драматические паузы.
Пауза затягивается. Я трясу перед его лицом кольтом, затем диктофоном. Он не реагирует.
Он мертв.
Приехавшая полиция сказала, что он умер от потери крови.
– От маленькой дырки в колене? – спросил я.
Женщина в синей рубашке с погонами на плечах ответил мне: – Этого вполне достаточно, мы же не в фильме, где герои выживают после ранений, а если ранена рука или нога, так про нее вообще могут забыть через минут 20 и герой жив-здоров.
– Он не был героем.
– Что, простите?
Я повторяю: – Вы сказали в фильме герои выживают… героем он не был. – теперь и я делаю драматическую паузу. – И не был он монстром. Просто… человек.
1 Знакомство
Как же хорош этот кофе. В наше время, чтобы тебе подали в заведении алкоголь нужно заказать его в сранном кофе.
Напротив меня сидит девушка. Красивая девушка. Я время от времени смотрю на неё, чтобы поймать её взгляд.
Она не смотрит.
Продолжаю редактировать статью про ферму. Новость была бы бомба. Мог бы получить награду от города, всё-таки остановил преступника.
Громкое преступление против человека и самой природы.
Но нет, дело решено было замять, и придать цензуре пару моментов. Например, то: что усач получал финансовую поддержку правительства; что он, убив три человека, ставил на них эксперименты. И то, что я его пристрелил. В колено. Убил подлеца прямо в его злое колено. И от моей сенсации, ничего не осталось. Премию мне обещали за принесенные неудобства во время командировки и за молчание.
Слово с каждым годом всё свободнее и свободнее.
Всемирная слава ни на шаг не приблизилась. И, чтобы не топить тоску в мерзком, отечественном алкоголе из государственных магазинчиков – приходится заказывать этот странный кофе.
Поймал взгляд девушки напротив. Прядь её светлых волос ниспадает на лицо, слегка прикрывая глаза. Как же это горячо. Я слегка краснею и улыбаясь, опускаю взгляд в свою чашку.
Думал, что будет наоборот.
Нужно подойти к ней. Ну же, не будь тряпкой, просто подойди познакомиться. Скажи привет …
– Привет. Это же вы? – девушка, сидевшая ранее напротив, указывает пальцем на голограмму, проецируемую ее глазом. Маленький, головной проектор.
Она смотрит на меня все тем же сексуальным взглядом сквозь голограмму газетной статьи. Надеюсь мое смущение не заметно.
– Это ведь вы? – это моя статья с моей фотографией. Заголовок гласит: "В легальном борделе вместо секс-кукол работали живые путаны. Разоблачение Артур Кренц"
Девушка с усмешкой говорит: – Неужели до вас никто не заметил?
Не понимаю, она шутит или насмехается? В любом случае – она смеётся, это уже хорошо.
– У вас же государственная редакция? Вас начальство в такие командировки отправляет за счёт налогоплательщиков?
Аура очарования начинает спадать. Ясно понимаю – смеётся она с меня. Нужно парировать. Только ничего не лезет в голову.
Вяло выстреливаю: – Это один из тех случаев, когда хобби превращается в работу. – что за бред я несу? Она смеётся в голос. Не понимаю это хорошо или плохо.
Она говорит: – А ты забавный, Адам Кренц, разоблачитель. Она подсаживается рядом. Я кричу: – Гарсон, ещё кофе с коньяком.
Проходящий мимо бородатый парнишка-официант в белом фартуке кивает.
– Забавное имя, Гарсон. Он твой знакомый?
– Ты не смотрела «криминальное чтиво»?
– А это тот старый фильм. Нет, не смотрела. – она отпивает принесенный кофе и немного морщится.
– Ух, а в этом кофе многовато коньяка.
– Коньяка не бывает многовато. Увы, но в магазинах не продают хороший, импортный алкоголь, а местного производства пить невозможно.
– Ну, тогда давай – она подняла чашку – приятно познакомится, Адам Кренц.
– Взаимнооо… – я тяну последний слог, чтобы она подсказала, так просящееся в это предложение, её имя. Но она говорит, что её имя не так важно.
– Важно лишь наше знакомство, Адам. – она ударяет своей кружкой мою и выпивает. – Так что там за хобби, за которое тебе платят?
