Альбом

скачать книгу бесплатно

– Давно его не слушал. И как второй альбом?

– Не хуже первого.

– Эпик! Я обязательно послушаю. Вот только зарплату получу, сразу диск куплю. Как там, кстати, Честер? Не сторчался?

Оставалась ещё в Лёньке самоирония.

– Нормально вроде, – ответил я. – Музыку пишет, поёт. Читал в интернете, что у него проблемы с алкоголем, но он богатый человек, так что о нём есть кому позаботиться. Надеюсь, он выкарабкается, как и ты.

– Да… – протянул Лёнька.

– Остановка «Кафе “Новинка”». Следующая остановка – «Улица Гастелло», – объявила водитель.

– Пора выходить, – сказал я.

– Да… – повторил Лёнька, но не шелохнулся.

– Так вставай! На «Гастелло» же уедем.

Лёнька продолжал сидеть. Я схватил его за плечи и сильно встряхнул. Он взвизгнул и вытаращился на меня.

– Чего смотришь? Давай! Выходим! – крикнул я и, подняв Лёньку за шиворот, вытолкнул в проход.

Мы выскочили в закрывающиеся двери. Лёнька без сил лёг на лавочку.

– Что с тобой? – спросил я.

– Сейчас пройдёт… – Он тяжело дышал. – Это от таблеток. Подожди.

– Опять?

– Да брось ты! Эти врач прописал. Какие-то жёсткие. Хожу после них как овощ…

– А хотел как Честер, – вырвалось у меня.

– Да… – подтвердил Лёнька и прикрыл глаза.

Он пролежал так минуты две. Потом сел и попросил ещё время. Я нетерпеливо ходил вокруг остановки. Наконец Лёнька встал, и мы неспешно пошли к дому. Я спросил, как он себя чувствует. Лёнька сказал, что плохо, что последнее время часто болеет, поэтому постоянно на таблетках.

– От чего таблетки?

– То тело разваливается, то с головой проблемы, – ответил Лёнька, как мне показалось, с иронией.

Я спросил, можно ли от всего этого вылечиться. Лёнька сказал, что нет, и подытожил:

– Просрал я жизнь.

– Жалеешь?

– О многом жалею. Кто я теперь? Сам видишь.

– Вроде ничего.

– Не будем притворяться. – Лёнька остановился. – Сделаем передышку?

– Конечно. Нужна помощь?

Я сделал шаг к Лёньке, но он отрицательно махнул рукой и, прислонившись к тополю, сказал, что у него режим, а в это время он уже давно должен баиньки, поэтому ноги ватные и еле ходят.

– Ещё и таблетки эти новые. Какие-то сонные.

– От чего таблетки? – повторил я вопрос.

Пауза.

– От головы, – ответил он серьёзно.

– А что с тобой?

Пауза.

– Как Кифа умерла, я с катушек слетел. Употреблял всякую дрянь. Пил. Пожёг всё внутренности. В голове неразбериха. Психический дом. Видения. Голоса. Как обычно это бывает.

Пауза.

– Но сейчас такого уже нет, – заверил Лёнька. – Теперь у меня только обычные мысли. Много мыслей. Мне приходится думать за троих.

– Думать за троих? – не понял я.

– Не смейся только, – ответил Лёнька.

– Я и не собирался.

– Меня три.

Пауза.

– Три сразу?

– Почему сразу? Я же не псих, – ухмыльнулся Лёнька. – По очереди. Я веду три полноценные умственные жизни. – Это было сказано гордо.

– Слушай, а это не опасно? – спросил я. – В смысле, переутомление, нагрузка на психику и всё такое прочее.

Лёнька тихо рассмеялся и сказал, что, во-первых, это интересно, во-вторых, полезно, а в-третьих, совершенно безопасно, потому что он переодевается сам в себе и не трогает окружающих.

– Позавчера, например, я был тем, кем был раньше. Помнишь, с копной волос, в узких джинсах и тенниске без верхней пуговицы? Да… молодой перспективный парень. Вся жизнь впереди. – Лёнька улыбнулся. – Вчера я был Честером. Помнишь, как на плакате в моей комнате? С пирсингом на лице, белыми короткими волосами и татуировками. Весь такой из себя известный. Модный. Талантливый. Кумир молодёжи. Икона стиля. Рол модал, одним словом. – Лёнька выпятил грудь и потряс плечами. – А сегодня я – это я. Тебе повезло. Сегодня я полностью отдаю себе отчёт. Пойдём?

Мы двинулись вперёд. Я переваривал сказанное Лёнькой, а он, видимо, думал о своём или переодевался сам в себе в одного из трёх. «Какая-то шиза», – подумал я и с опаской посмотрел на Лёньку.

– А что врач? – спросил я. – В смысле, он в курсе?

– В курсе.

– И что говорит?

– Говорит, что здоровье у меня хоть и плохое, но жить можно, если бы не…

– Если бы не что? – Я внимательно посмотрел на Лёньку.

Мы шли по тёмной аллее в коридоре из тополей. Впереди показался наш дом. Лёнька ответил:

– Мы поженились с Кифой, когда с ней уже всё было ясно. Там целый букет у неё был: СПИД, гепатит и далее по списку.

– А ты? – Я остановился.

Лёнька прошёл вперёд.

– Я тоже. Только я – мужик. У меня иммунитет сильнее, – ответила его спина. – Не волнуйся, от меня не заразишься.

Я превозмог брезгливость и догнал Лёньку. Мы были уже с обратной стороны нашей хрущёвки. Оставалось обогнуть её.

– Как же так вышло? – спросил я.

– Как обычно у наркоманов. – Лёнька усмехнулся. – Когда бабушка выгнала меня, я сначала у Кифы жил, но не сошёлся с её отцом. Восточный человек, постоянно ругались. Нам пришлось переехать к знакомому Кифы, около психушки. Они лежали вместе. Звали его Миндаль. Он был контуженный после Чечни. Как напьётся, бежал врагов искать в ресторан «Душанбе», но вообще добрый мужик был. От передоза недавно умер. Кроме нас у него ещё двое жили. Итого пятеро. Для кого-то отбросы, а нам хорошо было вместе. Прошлое как-то забылось. И ты, и детская площадка, и даже эта сраная кличка Маня. У Миндаля-то меня все Парком звали. Так прямо и говорили – Лёнька Парк, потому что я так им представился. Музыкой там никто не интересовался. Да и не до этого нам было. Главное – что мне нравилось быть Парком. И я был им. А мог быть Лёнькой Честером, да хоть Лёнькой Папой Римским.

– А сейчас ты кто?

Лёнька задумался:

– Сейчас я тот, кто хотел когда-то быть Честером.

Мы вошли в подъезд и поднялись на второй этаж. Лёнька остановился у своей двери, обитой жёлтым дерматином.

– Вот я и дома. Был рад увидеться, – сказал он.

Я положил руку на Лёнькино плечо.

– Я тоже… был рад увидеться, – повторил я за ним, но вдруг почувствовал страшную неловкость и добавил: – Могу я чем-то помочь?

– Нет. Спасибо.

– Хоть чем-то, Лёньк?! Мне это было бы приятно и несложно. Всё-таки мы… друзья… лучшими друзьями были.

Он вытащил пачку «Тройки».

– Может, привезти что-то из Москвы?

– Не нужно.

– Может, деньгами?

Пауза.

– Мразь ты! – крикнул Лёнька и толкнул меня со всей силы.

Я отлетел к перилам и, ударившись о них спиной, осел на пол.

– Ты что? – простонал я. Лёнька схватился за голову.

– Извини, – прошептал он, – извини ради бога!

Я поднялся, держась за поясницу.

– Всё нормально, Серёг? – спросил Лёнька.

Я сказал, что да. Тогда он резко вытащил ключ и вставил его в замочную скважину, но вдруг обернулся и спросил:

– А ведь не эпик?

Я отрицательно покачал головой:

– Совсем не эпик, Лёнька. Ты был достоин большего.

Он понимающе кивнул.

– Привет бабушке! – сказал я, но Лёнька ничего не ответил, а ночью повесился.

Ровно на десятилетие Hybrid Theory. Не знаю уж, совпадение это или нет, но, как мне потом рассказала бабушка, в тот день Лёнька вернулся домой поздно и в подавленном настроении. Есть не стал и сразу лёг на кровать, отвернувшись к стене. Уже за полночь вдруг оделся и вышел на балкон покурить. Простоял там долго, пока не кончились сигареты. Обувшись, сказал, что пойдёт за новой пачкой и потом заскочит в подвал, где в той нашей каморке обустроил себе мастерскую с верстаком. Бабушка, раз такое дело, попросила его захватить пустые банки. Говорит, ничего не заподозрила, потому что в последний месяц Лёнька проводил в подвале всё свободное время, собирая макеты танков и кораблей.

Но Лёнька так и не вернулся, и в пять утра бабушка пошла его искать. Ещё горели фонари. Под ними проплывали редкие алики с пустыми глазами и предчувствием утра. Бабушка заглянула в подвальное окно – света не было. Она пошла в ларёк. Ей сказали, что Лёнька заходил около двух, но больше не появлялся. Бабушка продолжила поиски, но его не было ни у «Новинки», ни на барахолке, ни даже на детской площадке. Тогда бабушка решила всё-таки проверить подвал: мало ли, свет отключили. Говорит, ожидала найти его под кайфом, а нашла висящим на потолочной скобе – с моргающей гирляндой параллельно телу. Под ногами табуретка. На верстаке листок бумаги и карандаш. Записка гласила:

«В моей смерти прошу никого не винить. Я сам виноват, что не стал Честером. В остальном всё было эпик, но так будет легче для всех. Любимая бабушка, прости за электрический чайник. Я очень тебя люблю, но ухожу за Кифой. Простите меня все!

Лёнька Парк, подпись, 24.10.2010».

Похороны прошли буднично. Как и предполагал Лёнька, его смерть принесла больше облегчения, чем горя, а мне так даже льстило, что наша последняя встреча толкнула его на самоубийство или, по крайней мере, стала последней каплей. Я считал и считаю, что мой друг всё правильно сделал, избавив мир от бесполезного, разрушенного себя. Иногда способ смерти становится важнее самой смерти, даже жизни. Понимаю, что это звучит цинично, но мне есть с чем сравнивать. Я помню Лёньку сильным, в расцвете, а тогда, в троллейбусе, его уже не было. Он перестал существовать, поэтому физическая смерть стала лишь формальностью, но нужно отдать ему должное: ушёл Лёнька красиво – с высоко поднятой головой. Максимум, что он мог выжать из всей этой ситуации.

* * *

Вдруг начался грибной ливень, а я застыл у забора, отделяющего парк от теннисных столов. Только что все они были заняты, а теперь игроки бросились под крышу в кафе. Когда на площадке никого не осталось, я зашёл под раскидистый дуб. Уставился на стену воды и подумал, что спустя семь лет за Лёнькой последовал Честер. Тем же способом. Возможно, по тем же причинам. Я машинально потёр шею и придушил себя. Больно и глупо. Я решил, что никогда бы не смог удавиться: слишком люблю жизнь, – но кончался альбом, и вместе с ним – дождь. Мне стало тошно, и я выбежал из-под дерева, чтобы хоть немного помучиться. Стоял и мок, а когда показалось солнце, я посмотрел на небо и крикнул со всей силы:

– Райская музыка!

Сергей К.

Черновик: Таганка, лето 2019

Чистовик: Реутов, май – июль 2021