скачать книгу бесплатно
Оранжевая рубашка смертника
Сергей Иванович Зверев
Битва за Пальмиру. Российский спецназ в Сирии
В центре Дамаска взорван автомобиль. Случайным свидетелем теракта оказался капитан спецназа ГРУ Борис Котов. В его руки попала сумка одного из сообщников террористов с уликами, изобличающими секретный центр боевиков. Группа спецназовцев отправляется в рейд, чтобы ликвидировать центр. В результате жестокого боя Котов попадает в плен к террористам, где среди прочих содержится сирийский адмирал. Именно от него зависит судьба мирных переговоров в регионе. Вырвать его из лап убийц становится для Котова вопросом жизни и смерти.
Сергей Иванович Зверев
Оранжевая рубашка смертника
© Зверев С., 2017
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2017
* * *
Глава 1
Средиземноморское побережье Турции. Курорт Белек
В 40 километрах на восток от города Анталия по побережью протянулись пляжи элитного турецкого курорта Белек. Двадцать километров самых дорогих отелей и вилл, чистых песчаных пляжей, лазурного моря, тенистых сосновых и эвкалиптовых рощ, высаженных почти два столетия назад. Состоятельных людей сюда привлекал целебный воздух, напитанный незабываемым ароматом сосновых рощ, и высококачественный уровень обслуживания. Каждый отель был уникален по своей архитектуре, каждый располагал огромными бассейнами, SPA-центрами и фруктовыми садами.
Расположенный на территории национального заповедника, курорт предлагал изумительные верховые прогулки к водопаду Манавгат и по парку Каньон Кепрюлю. Сюда съезжались любители рафтинга, парасейлинга[1 - Рафтинг – спортивный сплав по горным рекам и искусственным гребным каналам на многоместных надувных судах (рафтах). Парасейлинг – это полет на парашюте (парасейле) за катером.], других водных видов спорта. Но самое главное, курорт имел отличные поля для гольфа, которые проектировали лучшие дизайнеры Европы. Сегодня Белек считается самым популярным гольф-центром мира. Или считался.
Почти пустынные пляжи, стопки белых пластиковых лежаков, пустынные дорожки вокруг бассейнов отелей. На одном из шести кортов двое пожилых шведов неумело играли в теннис, то и дело попадая мячом в сетку. Трое мужчин расположились у бассейна в плетеных креслах под цветными тентами и молча наблюдали, как официант расставляет на столике коктейли и вазы с фруктами. Даже он, вымуштрованный, как и весь персонал отеля, выглядел каким-то одиноким и унылым. Сделав обязательный полупоклон-полукивок головой, официант покатил по дорожке свою тележку в другую часть территории, где две зрелые дамы лениво плескались у бортика бассейна.
Двое из мужчин в креслах имели типичные европейские лица, а третий выделялся среди них чуть смуглой кожей и характерными арабскими чертами. По-английски он говорил бегло и чисто, но больше, как казалось, мужчина с арабскими чертами предпочитал молчать. Не потому, что ему нечего было сказать, а потому, что его собеседниками были специальный представитель ЦРУ в Ближневосточном регионе бригадный генерал Алан Фердисон и сотрудник внешнеполитического ведомства США Джордж Бартон. То и дело поправляя очки в тонкой оправе на худом интеллигентном лице, Бартон делал внушение своим собеседникам с видом терпеливого и мудрого учителя колледжа.
– Ваше ведомство, генерал, – пристально глядя на Фердисона, говорил он, – в лице комитета начальников штабов, и ваше порождение, в лице генерального секретариата НАТО, действуют, увы, как на танковом полигоне. А это политика, это область тонких инструментов и чувствительных рук хирурга. Это же все очень откровенно.
– Перестаньте, Джордж, – усмехнулся генерал. – Вы определяли стратегию, а не мы. Вам нужны были нефтеносные районы и полный контроль над ними, вам нужны были лояльные правительства и преданные режимы. А наше дело – вскинуть руку под козырек и сделать всю грязную работу. Мы вам давали информацию, вы принимали решения и докладывали в «Овальный кабинет»[2 - Овальный кабинет (англ. Oval Office) – имеется в виду рабочий кабинет президента США в Белом доме.].
– Стратегию разрабатывали мы, – терпеливо ответил Бартон, разглядывая скуластое загорелое лицо генерала, – но ошибки в оперативной информации, ошибки в оценке последствий делали не мы.
– Ситуация меняется постоянно, и со скоростью сверхзвукового самолета, – упрямо возразил генерал. – Невозможно просчитывать шаги участников кризиса на столько шагов вперед, как бы вам этого хотелось. Никто не верил, что Россия решится на применение своих воздушных сил в Сирии. Да, их президент явно не хотел отдавать Сирию вам, политические волки. Но что он сделает это столь решительно… А вы настаивали. Настаивали, несмотря на то что Россия в 2008 году в Грузии показала, что не боится уже никого.
– Господа, – неожиданно подал голос араб, почти не отрываясь от соломинки, торчавшей из стакана с коктейлем, – увольте меня от ваших споров. Вы это могли сделать и раньше, до того, как вызовете меня сюда.
Бартон открыл было рот, но промолчал, лишь недовольно потер вспотевшую переносицу. Фердисон взял со стола пачку с сигаретами и поднес к носу, вдыхая запах.
– М-да, – наконец произнес генерал и выудил двумя пальцами из пачки сигарету. – Шалуб, собственно, прав. Сейчас обсуждать эти вопросы просто бессмысленно, поскольку решение принято опять же в Белом доме. Скажите, Ахмед, действительно моральный и боевой дух вооруженного ополчения сейчас настолько слаб, как это пытаются показать русские в средствах массовой информации?
– Не может боевой дух ослабнуть у тех, кто сражается за веру, – жестко ответил араб.
– Я вас умоляю, – пробормотал Бартон и принялся наливать себе в бокал сок.
– Я имею в виду фанатиков, – спокойно ответил Шалуб. – Дезертируют наемники, которым не платят или платят с большой задержкой. Дезертируют те, кого загнали в ряды боевиков насильно или обманом.
– Вот видите, – кивнул Фердисон, – Ахмед все понимает, он в той среде варится. Это информация из первых рук. И он не фанатик, он объективен в своих оценках.
– Вы давно получили американское гражданство, Шалуб? – спросил вдруг дипломат.
– Я – гражданин по рождению. Гражданство заслужил еще мой отец. Вы не знали?
– Ахмед Шалуб имеет звание майора по нашему ведомству, – подсказал Фердисон. – Неужели вы думаете, что я привел бы сюда простого агента-наемника? Итак, наша задача – сорвать Женевскую встречу.
– Совершенно точно, генерал. Поскольку коалиция и наши российские партнеры, как и их сирийские друзья, так и не сошлись во мнении, кого считать террористами, а кого борцами за свободу, мы должны остановиться на тех группировках в среде оппозиции, на которых может распространяться наше влияние. Или влияние наших политических союзников.
– Турции? – снова спросил араб со странной интонацией.
– Я вас умоляю, – снова усмехнулся дипломат. – Анкара играет свою роль, и играет ее прекрасно. Эрдоган даже переигрывает, но это нам на руку. Он увлекся и забыл свое место, но пока это не важно.
– Саудовская Аравия, Йемен, – затягиваясь сигаретой, заговорил Фердисон, – выбирайте любого спонсора. Важны не участники встречи в Женеве, важна причина, по которой они эту встречу покинут, как капризные подростки. Нужна хорошая диверсия.
– Наконец-то, – хмыкнул Шалуб, потягивая коктейль и глядя на голубую воду бассейна.
– Вы должны использовать ситуацию, – предложил дипломат, – чтобы сорвать переговоры по мирному урегулированию ситуации в Сирии и одновременно внести раскол в назревающие союзнические отношения между Францией и Россией. Белому дому очень не нравится, что у берегов Сирии торчит авианосец «Шарль де Голль», что с его палубы взлетают боевые самолеты, которые атакуют наземные цели без согласования с заинтересованными сторонами.
– Зачем вы допустили эти террористические акты в Париже? – спросил Шалуб. – Это было лишним. Европа и так трещит по швам из-за наплыва мигрантов отсюда и из Африки. Это вы здорово придумали. Вам бы еще стоит вложить в уста Оланда, а лучше госпожи Меркель слова, смысл которых сводился бы к тому, что русские бомбят, поэтому люди и бегут из Сирии, что тут гибнут тысячи и тысячи мирных граждан.
– Мы подумаем и об этом, – спокойно пообещал дипломат. – А сейчас я хотел бы обсудить основные положения будущей операции. Акция должна иметь далеко идущие последствия, всем должно стать понятно, что оппозиция Асаду не только в Латакии и Ракке, она есть и в Дамаске. И все эти плакаты с портретами Асада – не более чем политика режима, а истинные патриоты сражаются.
– Да, это будут сирийцы, – пообещал Шалуб. – Мы с генералом решим, кого нам перебросить из лагерей в Ираке на запад Сирии. Однако, господа, я понимаю несчастного Эрдогана.
– Вы о чем, Ахмед? – спросил генерал.
– Я? – Шалуб поднялся, поставил стакан на столик и сбросил с плеч купальный халат, обнажив крепкое спортивное тело. – Я о том, что президент России пообещал, что Эрдоган не отделается только одними помидорами. Вы выбрали прекрасное место для конспиративной встречи, господа, – опустевший из-за ответных российских санкций турецкий курорт.
Он подошел к краю бассейна и нырнул, вытянув вперед руки. Его загорелое тело вошло в воду почти без всплеска. Бартон откашлялся и слегка недовольным тоном заявил:
– Я, конечно, понимаю, что этот ваш агент мастер своего дела.
– Да, красиво он вошел в воду, – усмехнулся Фердисон, бросая окурок в пепельницу.
– О, господи, да я же совсем не об этом, генерал! – раздраженно отозвался дипломат.
Сирия, провинция Латакия. Аэродром «Хмеймим». База российских военно-космических сил
Полковник Сидорин в песочного цвета летнем обмундировании стоял возле экрана с указкой и комментировал изображение. В отдельном модуле штаба, отведенном военной разведке, шла речь об одном из командиров повстанческих оппозиционных отрядов Гиясе Турае, прославившемся тем, что он часто самолично казнил заложников, пленных. И делал это всегда на камеру, глумливо позируя чувством безнаказанности. В средствах массовой информации многих стран Гияса Турая стали называть Гияс-Палач.
Капитан Котов смотрел на экран, где одетый в черное Гияс Турай разглагольствовал о том, что продажные европейские и американские политики и толстосумы вынуждают его делать то, что он делает – вести непримиримую борьбы за свою родину. А заодно они вынуждают его резать головы заложникам, демонстрируя этим свою преданность воле Всевышнего.
Взмах ножа, и тело, одетое в оранжевый балахон, падает к ногам палача, кровь толчками бьет из распоротой артерии на шее. Это уже восьмой кадр, который демонстрировал командирам своих оперативных групп полковник Сидорин. Майор Стрельников курил и щурился, глядя на сцены убийства. Капитан Белобородов чуть постукивал пальцами по крышке стола. Выглядело это нетерпеливым жестом офицера, который только и ждет команды броситься на поиски этого вурдалака.
– Прошу обратить внимание, – говорил полковник, – на постановку его руки во время нанесения смертельной раны.
– Левша, – констатировал Котов. – И еще у него какая-то травма локтевого сустава.
– Он весь какой-то травмированный, – проворчал Стрельников. – И шея у него плохо поворачивается.
– Молодцы, – похвалил Сидорин, – заметили. Скорее всего, это последствие ранения, полученного палачом два месяца назад, когда он попал под наши бомбы на одной из баз здесь, в Латакии.
– Я понимаю, Михаил Николаевич, – сказал Белобородов, – четкого изображения у нас нет, только в маске или размытые кадры фиговой съемки. Но, может, поймать парочку тех, кто его лично знал, да составить с ними фоторобот.
– Нет времени, мальчики, – покачал головой полковник. – Приказ получен ликвидировать его срочно. Но желательно взять живым и передать властям для справедливого правосудия.
– Если говорят «желательно», – вздохнул Котов, – то это следует воспринимать как приказ.
– Следует, – кивнул полковник и снова повернулся к экрану, на котором Турай был снят во время разговора с соратниками, затем запечатлен идущим с группой товарищей, потом идущий один. – Всмотритесь в эти кадры. Видите, как он чуть сутулится во время ходьбы. Так сутулятся очень высокие люди, но рост Турая не более ста восьмидесяти сантиметров. Причина в нарушении осанки, возможно, из-за занятия, связанного с долгим сидением за столом. Он был чиновником в сельскохозяйственном департаменте. Только потом, когда начались волнения, вдруг проявил свою гнусную натуру.
– Ну, понятно, – вздохнул Котов и пододвинул к себе карту на столе. – Тогда я возьму со своими ребятами южную часть провинций Хама и Алеппо. Я здесь работал и знаю местность.
– Не думаешь, что Турай давно уже в самом городе? – спросил Белобородов, склоняясь к карте. – Если сейчас начнется наступление на севере Латакии и с юга перебросят сюда пару танковых батальонов, то Алеппо возьмут штурмом за неделю. Наш клиент, скорее всего, спрячется в городе.
– Мне кажется, он не дурак, – покачал головой Стрельников, туша окурок в пепельнице. – Из всего, что мы о нем знаем, он не дурак. Зачем ему в капкан лезть?
– Я согласен с Олегом, – подойдя к столу, сказал Сидорин. – Невооруженным глазом видно, что сирийским войскам надо срочно занимать пространство вдоль турецкой границы, чтобы перекрыть поток помощи с территории Турции боевикам.
– Да, – ухмыльнулся Котов, – это и козе понятно. Этот Турай – парень хитровыкрученный. Он рисковать не любит. Такие вот, которые с садистскими наклонностями, очень любят жить и всегда отличаются здоровой и расчетливой трусостью. Когда армия Асада подойдет к Алеппо, Турай будет не по ту сторону, а по эту от линии соприкосновения сил. Где-нибудь на берегах озера Расум.
Сирия, провинция Алеппо, западнее города Эль-Хаммам
Наползали сумерки. Самое неудобное время для наблюдения на расстоянии. Ночной бинокль еще не поможет, а в обычном все начинает сливаться с серым цветом камней, машин, людей. И даже небо здесь с наступлением сумерек начинает казаться серым.
Котов лежал на холме, раздвинув ветки куста, и смотрел вниз, где в двух километрах в развалинах давно брошенного селения копошились люди. Их было не очень много, всего человек двадцать. И еще двое заложников, причем одна из них – женщина. Котов не сомневался, что эта группа и есть те люди, за которыми он охотился. Гияс Турай, приезжавший в Алеппо по каким-то своим делам, возможно, для встречи с кем-то из высокопоставленных командиров вооруженной оппозиции, именно здесь, если это был действительно он, остановился на ночлег. И в последней машине его колонны оказалось, как догадался Котов, двое заложников, две жертвы, которым только что бросили оранжевые балахоны. Значит, на рассвете их казнят, это было очевидным. И значит, этой ночью нужно Турая брать.
– Ну что они там? – К Котову подполз его заместитель, старший лейтенант Белов, и улегся рядом с биноклем. – Черт, не видать ничего. Они что, этих к казни готовят?
– Похоже на то, – отозвался командир.
– Обидно будет, если мы дело сделаем, а это окажется не Турай. Куда нам с освобожденными пленниками деваться? Это же такая обуза. Ладно бы, оба мужиками были, а то бабу еще с собой таскать придется.
– Грубый ты, Белов, – усмехнулся Котов, положив руки под подбородок. – Не видишь и не ценишь прекрасного. Баба! Женщина… к тому же, может, и красивая. Журналистка, скорее всего.
– Кстати, о красоте, командир, – пряча улыбку, заметил Белов. – Почему мне на помощь никогда красивые девушки не бросаются, а за тобой Мариам вон как тогда под Сурумом сиганула.
– Фу, – поморщился Котов и несколько раз провел ладонью по своим коротким светлым волосам, чуть взъерошив их. – Как-то ты, Сашка, о возвышенном и в таких выражениях. Сиганула!
Белов хорошо знал своего командира. И это движение ладони по волосам… Так капитан делает всегда, когда смущен, когда напряженно размышляет, ищет ответ, планирует операцию. Чего это он по вихрам себя гладит, если к Мариам равнодушен. Половину ночи он под разбитым БМП с ней сидел, а она первая бросилась через простреливаемую зону к нему, узнав в неизвестном Котова через оптический прицел снайперской винтовки.
– Вообще-то она хорошая девчонка, – проговорил он в пространство. – Только странная какая-то. И из группы снайперов чем-то неуловимо выделяется.
– Тем что она русская, – неожиданно ответил Котов.
Белов поперхнулся, откашлялся в кулак и с недоумением уставился на командира:
– Не понял. Как это, русская? В каком смысле?
– Наполовину русская, – тихо засмеялся Котов, снова поднося бинокль к глазам и разглядывая лагерь боевиков среди полуразрушенных стен старого поселка. – Ее отец, контр-адмирал Назими, в молодости учился у нас в Питере в Военно-морской академии.
– И нашалил? – многозначительно спросил Белов.
– Почему же сразу «нашалил»? – спокойно возразил Котов. – Встретил русскую девушку, женился на ней. А когда пришло время возвращаться на родину после окончания, она уехала с ним. Обычная история для иностранных студентов, курсантов и слушателей академий в нашей стране. Любовь, она знаешь, цвета кожи и этнической принадлежности не видит.
– И ты, я вижу, тоже тяготеешь к Мариам, невзирая на этнические различия.
– Да ладно тебе, – как-то очень поспешно ответил Котов. – Просто… мы с ней просто друзья. К тому же она мне жизнь спасала.
– Ну да, – покивал Белов головой, – ну да. А мать-то скучает, наверное, по землякам. Мог бы и навестить, сделать приятное. Оба из Питера…
– Нет у нее матери, Сашка. Умерла лет пятнадцать назад. Назими для нее и отец, и мать. Знаешь, какие у них трогательные отношения с отцом? Мы когда там под БМП с ней лежали, она много чего успела рассказать о себе. У них с отцом просто какая-то связь мистическая.
– Это как?
– Представляешь, у него номер флотского кортика заканчивается цифрами, которые совпадают с датой ее рождения. Она говорит, что не может погибнуть на войне, потому что ее защищает сила оружия ее отца.
– Да, бывает, – вздохнул Белов и приложил следом за командиром к глазам бинокль. – Ни черта ведь не видать. Придется еще минут двадцать ждать, когда основательно стемнеет, чтобы использовать ночную аппаратуру.
– Подождем, – спокойно отозвался командир. – Ночь длинная. Все равно атаковать будем под утро. Часика в четыре. Предложения есть?
– А как же, – с готовностью ответил Белов. – Поскольку близко подойти нам даже в темноте не удастся по открытой местности, мы подползаем на расстояние метров двадцати и замираем. Одна группа с восточной стороны, вторая – с западной. Снайперы блокируют транспорт на случай, если кто-то вырвется к машинам и попытается уехать. Ну, и дорабатывают на местности особенно ретивых и тяжело вооруженных. Начинаем с Лысакова. Лишай отвлекает внимание часовых ослиными криками – он отменно умеет это изображать, два Макса подбираются с восточной стороны, одним броском преодолевают расстояние и завязывают схватку. Снайперы кладут оставшихся часовых, западная группа атакует со своей стороны.
– Красиво, но не пойдет. В темноте мы можем и заложников вместе с террористами перестрелять. Но самое главное, что и Турая тоже. А я Сидорину обещал его «тепленьким» привезти. Надо вызвать всех наружу.
– В смысле? – не понял Белов. – Поднять шухер, чтобы они сами вышли?
– Ну да.
Белов некоторое время молча смотрел на командира, потом перевел взгляд на лагерь боевиков и окружающую местность. Снова приложив бинокль к глазам, старший лейтенант стал водить им по местности, подолгу замирая на отдельных участках. Котов понимал, что сейчас его заместитель что-то планирует, измеряя дальномером расстояния, значит, идея появилась.
– Машина, – наконец изрек он. – Судя по тому, что они никакой аппаратуры не устанавливали, никаких датчиков движения, инфракрасных и тому подобного, наши парни смогут метров на двадцать подобраться к стенам. Потом пускаем машину, которая с включенными фарами станет ездить поблизости, как будто ищет дорогу или кого-то. Пока у них все глаза будут на неизвестных…
– А если еще наглее? – предложил Котов.
– Что, прямо совсем внаглую? – усмехнулся Белов. – Ладно, тогда машина у нас забуксует и будет страшно рычать двигателем. А Зима будет на всю пустыню орать по-арабски на нерадивого водителя, который машины засадил по самые оси, и на помощников, которые никак ее не могут вытолкнуть. Думаю, втроем они такой шум изобразить смогут. Пару фраз ребята заучат, чтобы орать можно было втроем.
– Вот это уже лучше, – согласился Котов. – Пару минут часовые будут смотреть за светом фар, потом кто-то пойдет докладывать командиру. А спустя минут двадцать они поднимут «в ружье» всех, потому что неизвестно, кто тут в ночи шумит.
– Я даже думаю, что Турай отправит разведчиков, – предположил Белов. – Это минус три или четыре человека.
– Обязательно пошлет. В тылу у противника не послал бы, а на своей территории пошлет обязательно. Поэтому рвать мотор Зимин будет вон на том бугорке, – показал влево Котов, – после того как вторая группа займет позицию между машиной и лагерем. Они и перехватят разведчиков. А снайперы с холмика будут через прицелы ночного видения держать лагерь и подыгрывать Зимину. Лейтенанту придется одному прыгать и скакать там. Увы, он у нас единственный штатный переводчик, квалифицированно ругаться по-арабски он один умеет.
– Я где? Иду со штурмовой группой?
Вопрос был резонный, но капитан ответил не сразу. Задача была поставлена командованием строгая – только живьем. Если они в процессе этой операции Гияса Турая случайно застрелят, то это будет означать почти провал. И Котова подмывало самому идти с основной группой и руководить захватом. Но, с другой стороны, его долг командира, руководившего всей операцией, заключался в том, чтобы находиться со второй группой, второстепенной. Он должен был видеть весь ход боя со стороны, должен был принимать решение при малейшем изменении ситуации.
– Конечно, – равнодушно ответил Котов, – кого же я еще туда пошлю? Ты ведешь основную группу, я со второй прикрываю и поддерживаю тебя. Слежу за обстановкой в целом.
Оставив на наблюдательном пункте лучших снайперов, а значит, самых внимательных и «глазастых» Алейникова и Крякина, офицеры вернулись к своим бойцам. Котов коротко обрисовал ситуацию, набросав на листке бумаги схему строений и порядок действий. Когда он объяснял задачу лейтенанту Зимину, бойцы старательно сдерживали смешки, соблюдая субординацию, но роль переводчика действительно была вполне комичной. Правда, смеяться над лейтенантом быстро расхотелось. За эти почти три месяца работы в Сирии все члены группы капитана Котова убедились, что их переводчик, выпускник МГУ, вполне боевой и толковый парень. Он многому уже научился, участвовал наравне с другими в боевых операциях, а не только помогал допрашивать пленных и переводить найденные документы.
