скачать книгу бесплатно
Беглый дедушка
Сергей Николаевич Тихорадов
Эта смешная книга написана для тех, кто еще растет, несмотря на солидный возраст. Британские ученые установили, что человек неплохо растет и после пятидесяти. Разумеется, это взрослая книга. Точнее, это история про маленького мальчика, который попал в дурацкие приключения. И все потому, что иногда маленькому человеку бывает нужен дедушка. Дедушка лучше кота, с ним можно и поговорить, и попасть в переплет. Но во взрослой жизни, кроме "можно", есть "нужно". О дедушке нужно заботиться. Британские ученые установили, что заботящийся о дедушке человек взрослеет быстрее. Разумеется, в этой книжке мальчик взрослеет достаточно весело, в рамках жанра. Действие происходит в Сиреченске, родном городе Тихона из книжки "Тихон". Описанный в книге мир чуточку нереален, но всего лишь чуточку, как и наш.
Сергей Тихорадов
Беглый дедушка
Глава 1
Мама знает, что она похожа на маму из Простоквашино. По крайней мере, у нее тоже темные волосы. Таких мам называют «брюнетка», но я не люблю это слово из-за унизительной буквы «к». Будто «брюнет» – это солидно, а «брюнетка» – что-то маленькое, сделанное из брюнета путем обрубания лишнего. Мама ни из кого не сделана, она сама по себе красивая, и практично живет в брюках. Слава Богу, не в джинсах, как и я.
Таких мальчиков, как я, джинсы старят. А я и так выгляжу взрослым, даже когда молчу. Таким солидным, как я, и очки не нужны. Одно время я думал, что мне бы пошли очки без диоптрий, как у докторов в Индии. Там человек в очках считается жутко солидным, и доктора специально заказывают для своих носов очки с простыми стеклами. Ничего, помогает.
Но я не стал просить себе такие очки: не хотел быть похожим на Гарри Поттера. Моя любимая книжка не про него, я люблю перечитывать на досуге книгу не для всех: «Бегство от удивлений», Анфилова Глеба Борисовича.
Сначала в нашей жизни ничего удивительного не случилось. Всё было, как прежде. Зима закончилась и начиналась весна. Сначала слабая, а потом уже заметная невооруженным, как сказала мама, взглядом.
– Мама, – спросил я, – а почему «невооруженным»? Я сразу подумал про войну, прости. Но разве есть смысл смотреть на весну в снайперский прицел?
– Насмотрелся, – огорчилась мама, – фильмов насмотрелся всяких. Почему обязательно в прицел, может быть – в микроскоп?
Я задумался, чего бы ответить, но она тоже задумалась, и сказала первой:
– Впрочем, микроскоп ведь не оружие…
– Прицел тоже не оружие, – сказал я, – Он прицел, очки для снайпера.
– Значит, просто так говорят, и всё, – радостно согласилась мама, потому что не любила спорить, – Давай об этом как нибудь потом или никогда, хорошо?
То есть мы ней договорились – и всё. Это было как всегда, и куда важнее, чем выяснять какую-то иную, более важную, чем мы с мамой, правду. В том числе и про весну.
А весна продолжалась. Чем ниже к земле смотреть, тем заметнее она была. Видеть проносящихся высоко над головой птиц было еще холодно, но листья на уровне глаз были уже скорее зелеными, чем жёлтыми. И скоро станет настолько тепло, что можно будет лечь на траву и тогда станет заметна не только весна, но и приближающееся лето.
Лето тоже поначалу будет казаться слабым, совсем маленьким, приблудившимся. Придётся его выхаживать, как деда или кота.
* * *
Так уж вышло, что деда своего мы подобрали.
– Приблудился, – сказала мама.
Она это по-доброму сказала, потому что вообще была добрая и хорошая. С такой мамой нельзя было не подобрать котёнка, воробышка или деда. Вот мы деда и подобрали.
Приблудившийся по весне дед занял несколько квадратных метров, и для котят и самых маленьких воробьев места в нашей «двушке» не осталось. Невелика она была, наша «двушка».
– Всё, – сказала мама, – у тебя теперь есть свой дед, поэтому никакого кота.
Но я никогда не пожалел, что мы с мамой подобрали именно деда, а не какого-нибудь мокрого зверёныша. Зверёныши милые, верные, иногда забавные – но они не люди. А дед – люди, одна штука. Помню, так на ценнике было на рынке: «Хурма в ассортименте, 1 шт». Это означало, что хурму давали за деньги поштучно. Именно давали, а не продавали: вы же не говорите продавцу «продайте мне»?
Итак, приютили мы, вместо кота, деда. С дедом сразу стало куда забавнее жить, потому что у него была одна особенность – он не помнил, кто он. Странно, он этой особенности не боялся! Мама моя доктор, она объяснила, что у деда такая умственная болезнь, недостаток такой – не бояться того, что себя не помнишь. Нормальный человек должен чего-то кое-как иногда бояться, чтобы лучше сохраниться для бестолковой старости – а вот дед этого полезного недостатка был лишён напрочь. Когда Бог раздавал людям недостатки, деду не досталось этого страха. Нельзя сказать, что ему вообще недостатков не досталось, но вот страха «не знать себя» на него не хватило точно.
Некоторые другие страхи у него сохранились. Горячую сковородку он не хватал голыми лапами, и в окно не выпадал сгоряча. Впрочем, этаж у нас не девятый, если бы и выпал разок… Коты же выпадают, и ничего.
Э, снова я деда с котом сравнил. Сейчас объяснюсь.
Поскольку из-за деда мне не досталось кота, я иногда всё-таки воображал, будто дед и есть кот, только очень большой и странный. Например, он почему-то не ловит мышей – которых у нас и так не было; не пьёт из блюдца на полу – но ему никто и не предлагал; и не ходит в лоток с песком – впрочем, этого бы и не хотелось. Да и лотка у нас тоже не было. Зачем нам кошачий лоток, если у нас дед? А насчёт поиграть, так с этим было всё нормально, поиграть дед любил. Возможно, он играл бы и с бантиком на верёвочке, только я ему не предлагал. Не проявлял, так сказать, инициативы.
Вот сижу я сейчас и думаю – как много инициативы я не проявлял, оказывается. Прояви я её, многое вышло бы иначе. А с другой стороны – разве вышло бы так по-приключенчески, как вышло само, когда я ничего не проявлял?
А дед проявлял многое. Но об этом потом. Сначала я расскажу, откуда наш дед взялся. А то прыгаю из прошлого в настоящее, и наоборот, под влиянием нахлынувших чувств. Ух ты, как красиво сказал, по-взрослому! Значит, откуда взялся наш дед… Раньше я говорил, что он приблудился, но это не совсем точно. В слове «приблудился» всё-таки есть лёгкий намек на жалость. Мол, кто-то потерялся, или загулялся, а потом прибился, притерся к более крепко стоящему на ногах, способному приютить непутёвого гуляку. Так кот бездомный может прибиться к человеку с жильём, например. В истории с дедом сначала я к нему приблудился ненадолго, а потом уже дед стал полноценным членом нашей с мамой неполной семьи.
Это мы-то с мамой крепко стоим на ногах, что ли, раз к нам деды прибиваются?
Кстати, отец у меня умер. Именно поэтому я про него не пишу, а не потому, что он лётчик-испытатель, погибший во время испытаний секретного самолёта. Так некоторые мамы говорят про отцов, которые сели в тюрьму посидеть, или просто ушли. Мой не ушёл, и не сел, и он не был лётчиком. Он заболел и умер совсем недавно, когда мне было восемь лет. То есть четыре года назад.
Кто-то из взрослых сказал, что я завис в восьмилетнем возрасте. Это не так. Я не завис, я развиваюсь, взрослея не по дням, а по часам.
А недавно мы встретились с дедом. Дело с дедом было так.
Вы же помните, как на нас накинулся вирус, и мы отправились всей планетой на карантин? Сидя дома, я изображал участие в учебном процессе, «крайне пассивное участие», как говорила мама. Сама же она тем временем спасала людей. Измаявшись от собственной бесполезности, я пытался ей помогать и не скажу, что совсем неуместно. Иногда очень уместно выходило.
Глава 2
В тот день мы с Матрасом нагло сбежали из дому. Вернее, сбежали с уроков, потому что дистанционка! Сбежали только потому, что нельзя было сбегать. В этом моя мама была виновата. Зачем ей было рассказывать, как она с уроков сбегала? Что с того, что она это шутя рассказывала, мол, ах, какое детство забавное с ней приключилось, ну надо же. Я все равно подумал, что ей сейчас есть, что вспомнить, когда она уже выросла, а мне не будет, что вспомнить, когда я вырасту. И я решил позаботиться о своём будущем, тем более, что мама сама всегда говорила:
– Серёжа, ты уже сейчас должен начинать заботиться о своём будущем!
После этой фразы полагалось идти заниматься, особенно в карантин. У мамы забота о будущем частенько упиралась в моё сидение и корпение над уроками. Бывало, заглянет ко мне в комнату, улыбнётся довольно – ага, молодец, сидишь над тетрадкой, заботишься о будущем. Мне уже стало казаться, что между мной и моим будущим расположен письменный стол с уроками.
И вот, ушла она однажды на свою, очень тяжёлую в те дни, работу, а я подумал – негоже мне заботиться о будущем исключительно сидя, встал и набрал Матраса.
Я еще не упоминал Матраса?
Матрас был честных правил, не то, что некоторые. Вдобавок к его честности, у Матраса имелся живой отец, который мог запросто отпустить Матрасу вполне ощутимого леща, невзирая, как говорится, на лютый ювенальный закон. Так и говорил:
– Сынуля, щас огребёшь, полосатый, невзирая на грядущие последствия…
Матрас не против был огребать, потому что батька был, в общем-то, справедливый, а Матрас был без комплексов и с адекватной самооценкой – лещ не задевал его лично, только телесно, да и то вскользь, потому что Матрас уворачивался, хохоча, а мог и вообще убежать. Отец лютовал недолго, мирно так лютовал, по-семейному, как родной закон. Мебели не крушил, матом не изъяснялся, дружков не водил – просто ворчал и, в самых редких случаях, выписывал полосатому сынуле леща. Кстати, само это прозвище – Матрас, пристало к Матрасу именно из-за приговорки его отца «полосатый». У него многие были «полосатыми». Мы пытались выяснить, что за полоски в виду имеются – вдоль позвоночника, как у заключённых, или поперёк, как у моряков?
– По диагонали, – рявкнул на нас обоих отец Матраса, – брысь оба!
Такой полосатости ни у кого не нашлось в Википедии, и мы решили, что диагонально-полосатым может быть неровно свисающий с кровати матрас. Именно так вылёживался от вполне себе дворянской скуки Матрас – распластавшись поперек дивана и спустившись башкой вниз, до пола, за что отец его банил, когда заставал, объявлял лодырем и гнал за стол корпеть и учиться. Матрас ссылался на классиков, но толком не мог объяснить отцу, что такое «барин», и чем он отличается от «дворянина». И приходилось ему брести к своей личной преграде между ним и будущим – к примерно такому же письменному столу, как у меня. Так что, Матраса вполне можно было застукать и за учёбой. Иногда.
Вот, вроде как описал Матраса, которого я набрал, заботясь о своем будущем.
– Корпишь, карантинная душа? – спросил я мудрёно, с выражением, совсем как дяденька, читающий классиков по телевизору.
– Корплю, – признался Матрас, – и читаю маленько.
Я сам много хороших книжек прочёл. Включая «Трёх мушкетеров», о которых не все из моих менее развитых ровесников даже слышали. И кое-что из толстого двенадцатитомного Жюля Верна успел прихватить, который жил на книжной полке в моей комнате. Я твёрдо знал, что и его всего прочту, уже совсем скоро. Из-за хороших книг я честен, благороден и прям с друзьями.
– Как откорпишь, – прямо сказал я Матрасу, – ползи ко мне. Наври там, что не ко мне, а то не отпустят.
Матрас нагло хихикнул в телефон:
– На планете карантин, если кто не знает. Всякие перемещения строжайше запрещены. Сейчас выползу, Серый, жди.
Без меня у Матраса были бы огромные проблемы с инициативностью, а со мной не было.
Однако, надобность переместиться ко мне требовалось оправдать, и я задумался – чего бы такого провернуть нам с Матрасом, чтобы он не сказал, что зря полз?
Хотя и ползти-то ему было всего ничего.
Первое: взять фонарик.
Второе: спуститься со своего восьмого на первый.
Третье: открыть копией ключа вход в подвал.
Четвертое: пройти в подвал.
Пятое: включить свет слева на стенке.
Шестое: закрыть дверь за собой.
Седьмое: запереть дверь на ключ.
Восьмое: постоять побояться пару минут.
Девятое: выключить свет.
Десятое: сделать несколько шагов вниз по лестнице.
Уф-ф… Пожалуй, хватит так досконально. А то мне самому как-то не по себе, так и представил себя в подвале.
После той двери перед Матрасом была ещё одна дверь, за которой начинался уже сам подвал. Освещение в нём было прекрасное, на лампочках, но включать было нельзя, чтобы взрослые не заметили.
Дальше Матрасу приходилось идти с фонариком по подвалу многоэтажки сквозь пару подъездов в сторону моего дома, потом сгибаться до пола и проползать под стенкой. Раньше, видать, тут были какие-то трубы, а теперь было отверстие, как раз под размеры двенадцатилетнего путешественника. Это я так про Матраса, чтобы солиднее.
А за стеной сразу – раз! – и начинался мой дом, потому что наши с Матрасом дома были сросшимися. Фактически, это вообще был один дом, сверху имеющий форму русской буквы «Г», но по-почтовому дома были разные, мой номер восемь, а у Матраса шесть.
Обычно я встречал друга возле нашей двери в подвал, потому что у Матраса в доме замок на подобной двери был человеческий, внутренний, а на нашей двери болтался здоровый амбарный, так мама его называла. Болтался он с моей стороны, а не со стороны жалко мяукающего из подвала Матраса.
– Давай, открывай скорее! Что я тебе тут, кошак подвальный?
И так всегда. Я его, можно сказать, встречаю, как почетный караул арабского шейха у трапа самолёта, а он торопит, как физрук Иван Севастьянович: «Шевелись, пехота!»
– Сейчас, пехота, – обычно бурчал я, отпирая амбарный замок, – заползай давай. Ничего не нацеплял сегодня?
Пару раз Матрас выползал из подвала обвешанный паутиной, как антигерой из кино про супергероя. Тащить в приличную квартиру, то есть нашу, сей результат паучьего творчества не хотелось.
Глава 3
Сегодняшний, выползший из подвала, Матрас оказался беспаутинным, не особенно пыльным, вполне приличным матрасом. Заперев пустоту подвала на висячий амбарный замок, мы поднялись в нашу «двушку» на третьем этаже девятиэтажной буквы «Г».
Поднялись к нам, заперлись, Матрас сразу сказал:
– Мне до шести, а то устану пыхтеть за партой.
– Что, рыбный день? – спросил я, намекая на возможность получить от бати леща.
–Угу, – грустно выдохнул Матрас.
Сложившуюся в мире ситуацию он воспринимал правильно: как возможность ничего не делать. А не как делать то же, что в школе, только дома. Но его батя – широкие штаны, неувядающая футболка – ситуацию не воспринимал. Для него ничего вообще не изменилось, и Матрасовой жажды свободы он не видел в упор. А бездарные трояки сына видел, и огорчался. Свобода была для него синонимом лени, как-то так.
Если честно, и для Матраса она была тем же, в отличие от меня.
– Свобода – это ответственность, – сказала однажды мама, и я запомнил.
Запомнил, но не понял, что это значит. Однако, взрослым пару раз намекнул, что для меня свобода – это ответственность. Намекнул, и жду, что скажут.
– Ах, какой правильный, какой самостоятельный мальчик! – сказали взрослые, и я покраснел.
Вот так и вышло, что свобода у Матраса была неправильная, но настоящая, а у меня правильная, но придуманная. Ох, намучаюсь я с этой свободой, как пить дать.
Ну да ладно. Выдохнул, значит, Матрас своё «угу», как всегда, и потянулся носом в родной телефон. Он в нём не то, чтобы жил, но всего лишь ел, пил и дышал. Таким Матрасам и нужен живой друг, вроде меня, не особенно замороченный на железяках.
Я знал, что оказываю на Матраса исключительно положительное влияние.
– Оставь ты свою железяку пластмассовую, – сказал я, – У меня план. Приключений хочешь?
– Поначитался, – кивнул Матрас с такой уверенностью, будто это он написал все те книжки, которых я «поначитался».
Когда Матрас так говорил, интонация у него была прямо мамина.
Но телефон он всё же убрал в штанину, широкую, как труба, по которой строители мусор спускают в контейнер, когда ремонт в квартире делают. У нас, когда соседи ремонт делали, такой контейнер под окнами стоял, и чего в нём только не было! Я даже не знал, что у людей в квартирах бывает столько старой мебели на чёрный день. У нас-то с мамой этот, как его… минимализм, только самое необходимое. Зато в квартире просторно.
Матрас, хоть и ходит в широких, как у бати, штанах, всегда начинает с сомнений. Это его жизненное правило. Даже не правило – это его кредо, то есть то, на чём Матрас стоит, как личность. Подошва его натуры, так сказать. А сомневается он потому, что ему необходимо время на прогрев двигателя, как у нашей с мамой машины зимой. Матрас сомневается вслух, тянет слова, нудит – а сам в это время разогревается, готовится к тому, чтобы согласиться.
Потому что если не согласится – будет сам придумывать, чем занять себя в свободное от лени время. А этого он не умеет. За это у нас я отвечаю, не он.
– Я уже всё придумал, – сказал я сомневающемуся Матрасу, – Рванём на лесопосадки, а оттуда за кладбище, в манящую неизвестность.
По лицу Матраса стало видно, что после моих слов сомнения в нём только усугубились, то есть возросли и окрепли. Он пожевал губами, как старый верблюд из городского зоопарка, поглядел на меня задумчиво – плюнуть в этого посетителя, или нет? Мне даже показалось, что он меня сперва сверху вниз оглядел, а потом обратно, словно прикидывал – если плюну, то что мне будет?
Я ему показал на всякий случай кулак – вот что будет, верблюд.
Матрасу понравилось, что эти кулаком я как-бы принял за него решение – не плевать. Он расслабленно выдохнул и заулыбался. Все встало на свои места в его голове.
