banner banner banner
Конструктор счастья
Конструктор счастья
Оценить:
Рейтинг: 5

Полная версия:

Конструктор счастья

скачать книгу бесплатно

Конструктор счастья
Сергей Александрович Печев

Пропавшие без вести, бесследно покинувшие свои дома – они в притонах и пыльном запахе освежителя воздуха, в героиновой зависимости и порно. Сотни тысяч голов транзитом между странами, чтобы стать частью механизма. Они отдаются людям в виде почек и маленьких сердец.«Конструктор счастья» – мы способны продлить жизнь вашего ребенка. Торговля органами, усыновление – любая категория услуг и товаров до 18 лет. Мои 25% от суммы сделки, оплачиваемое проживание, плюс сопутствующие затраты.«Конструктор счастья» – соберите счастье своими руками.

Sergey Pechev.

«Конструктор счастья»

1.

Я открываю глаза и чувствую приятный запах освежителя воздуха. На высоте 8000 метров я нахожусь настолько близко к Богу, что он способен различить мои просьбы. О чем я прошу? Прошу ли я?

Вечный вопрос.

Я хочу лишь одного, чтобы этот самолет упал вниз, чтобы в бесформенном остатке кишечной массы и жареного металла, люди вряд ли обрели мой лик. Я хочу раствориться в бурлящей бездне химикатов и пассажирских кресел. Я хочу укрыться в кровавой тени тех, кто остался чист перед миром и воскресными походами в Церковь. В их ореоле, за знаком их святости, трагедия скроет мои грехи, и Бог простит меня. Он простит всех нас.

На высоте 8000 метров, я смотрю в иллюминатор. В мои глаза врываются пики скалистых гор, мелкие вереницы дорог, что спутываются в один сплошной ком аварий и просьб. Их сменяют облака, и я, в металлической оболочке, словно на экскурсии в театре мечты, проникаю в рай, чтобы лично встретиться с Богом и его сыном, с ангелами, которые поют оды заходящему солнцу. Меня наполняет теплом, словно я обрел неповторимый остров блаженства.

Таких, как я, сюда не пускают.

Эта мысль входит в душу, превращаясь в острые бритвы, которые рвут мое нежное мясо.

Облака сменяет пыль больших городов, бережные лучи солнца, и я отвожу глаза. Мне стыдно смотреть в этот мир и видеть в нем свое отражение. Он слишком чист для меня.

На высоте 8000 метров я мечтаю, чтобы у нашего самолета отказали двигатели.

Отправьте меня по Стиксу. Мне не нужна лодка. Положите мое тело на деревянный плот, обставьте его свечами и пустите по реке. Я недостоин почести. Отправь меня, как мертвую собаку, чье тело выгрызают мухи. Я так же ужасен внутри, как и снаружи.

Рядом со мной – Молли.

Она закуталась в теплый плед, хотя температура в салоне вполне пригодна для нашего существования. Я вижу лишь ее старые морщинистые руки, хотя ей всего двадцать восемь лет. Молли укутывается глубже в серый плед, и ее сухие губы теряются за сплетениями шерсти. Поношенная кожа обтягивает мышцы ее лица, отливая золотым налетом болезни. Лишь большие глаза очаровывают восторгом. Они наполнены двумя синими бассейнами. Восход в ее глазах так очевиден, по мелким красным рекам, которые впадают в океаны. В них можно утонуть. Бог, спусти меня в Ад по столь загадочным дорогам, и я смогу тебя простить. Я прощу всех вас.

Молли смотрит в меня.

Я смотрю в Молли.

Мы видим жизнь и то, как бьются сердца.

Я перевожу взгляд на ее лицо. Редкие ресницы и вязаная шапочка, которая скрывает лысую голову.

Молли больна. У Молли СПИД.

По небольшим ямочкам на ее щеках я понимаю, что она улыбается. Ее губы скрывает плед, и я не вижу их. Молли аккуратно кладет голову на мое плечо и закрывает свои глаза.

Молли осталось не больше года по подсчетам врача, у которого мы были на приеме несколько месяцев назад. Ее внешность умирает, и лишь глаза, как панацея, замедляют эту смерть.

На высоте 8000 метров меня беспокоит совершенно другая вещь. Небольшая холодильная камера, сделанная под коричневый чемодан.

Когда ты летишь первым классом, транспортировка груза становится формальностью. Особенно, если учесть купленных бортпроводников и нескольких пилотов. Они ведь не знают, что внутри моего чемодана, а значит, совершенно чисты в своей совести, перед Богом. Деньги убивают человеческое любопытство. О грузе знают лишь я и Молли. Я бы предпочел этого не знать. Слышишь меня?

На высоте 8000 метров меня беспокоит маленькая почка, что находится внутри холодильной камеры.

Чемодан оббит мягким коричневым материалом. Велюр? Замш? Лишь холодная ручка выдает его содержимое, его истинное предназначение.

Маленький Ричард ждет свою почку. У Алисы умер сын, ей необходимы деньги. Инверсия человеческой судьбы, и на высоте 8000 метров я исполняю их мечты. Я подобен Богу, и слишком далек от него, вплоть до Люцифера. Ведь, и он был когда-то красив. Я тоже был красив.

Маленький Ричард ждет свою почку. У Алисы умер сын, ей необходимы деньги. Я лишь помогаю им обрести желаемое. Никаких имен. Зачем я знаю их?

Ответь мне, Молли.

– Красиво тут – говорит Молли.

– Где? – я улыбаюсь, мне нравится слышать ее голос.

– На облаках. Я хочу жить тут. Когда меня не станет, я хочу любоваться самолетами и думать, что в них летаешь ты. Твои глаза направлены на землю, а я смотрю и жду, когда ты приедешь ко мне. Я буду ждать, правда. Ты ведь приедешь ко мне?

– Обязательно – я легонько сжимаю ее руку.

Молли знает, что таких, как я, сюда не пускают. Она знает, но верит. На высоте 8000 метров она верит, и Бог ее слышит.

Я продаю людей. Людей до 18-ти. Усыновление, продажа органов, сведение клиента и заказчика на нейтральной территории – это все я.

Категория до 18-ти. Продажа любой части человека, либо приобретение ребенка в совокупности органов и жизни.

В холодильной камере под моим креслом 100 000 долларов. Вряд ли когда-нибудь за почку Вам предложат большую цену. Единственное, что может на это повлиять – редкая группа крови. В четверг я доставил в Будапешт 160 000 долларов – стоимость здоровой печени. Я – курьер, мои двадцать пять процентов с каждой сделки, не считая оплачиваемый отель, дорогу и проживание.

Вы не увидите по телевизору реальные цифры людей, пропавших без вести. Режим скрывает все, что не может контролировать.

Бог, расскажи им о реальности, в которой купить человека так же просто, как кофемолку, либо втулку для унитаза. Поведай миру о том, как людей разбирают на органы, продают в качестве рабов и проституток. Расскажи им об усыновлении и о том, как родители отказываются от детей за 2 000 долларов. Раскрой им глаза на то, что новорожденные дети идут в комбайн донорской крови, органов. Покажи врачей, которые раздирают детские трупы, чтобы существовать в этом мире. Бог, чего ты ждешь? Ты меня слышишь? Расскажи миру о том, какое я чудовище. Поведай Земле, людям, твоим созданиям, как директора детских домов продают воспитанников под видом их побега. Покажи грязь, которую не транслируют по ТВ. Обозначь человека, как дорогой товар, как велюровые простыни, как золотую подвеску.

Бог, расскажи им о мире, и прости их. Прости всех нас.

В ответ, либо благодарность, мы простим и тебя.

2.

Я открываю дверь в гостиничном номере. Комната «Люкс» с двуспальной кроватью и мини баром. На красных шторах виднеются узоры, что сплетаются в бесконечный рисунок Дали. Они скрывают темноту, пока хвойный запах врезается в наши ноздри.

Я закрываю дверь в гостиничном номере.

Здесь так чисто.

Бежевые стены удерживают на себе портреты известных людей, которые были здесь, нюхали кокаин и спали с молоденькими овечками, слишком падкими на деньги. Да и мне ли судить о человеческой алчности? Мне?!

Приятный свет двух настенных ламп, что находятся сразу над изголовьем кровати, касаясь длинными веревочками дубовой мебели, падает на красные подушки, заставляя их менять свой окрас. Мягкое покрывало, а на нем неизвестный шедевр. Все мы безлики в общей массе. Письменный стол пахнет лаком, а широкий плазменный телевизор транслирует новый выпуск новостей. Говорят о преступности, о красивой жизни, о богатстве, о госслужащих – они говорят обо всем, кроме того, как пропал маленький Роберт, что «сбежал с детдома». Рассказывают о войне на востоке, о политических угрозах, но ни слова о Роберте и его печени в теле маленькой Луизы, о глазных яблоках для Моники, о костном мозге для Макса.

– Выключи это, пожалуйста – Молли отдает мне черный пульт с сотней кнопок.

Раньше я нажимал на кнопки лампового телевизора. Две кнопки – вперед, назад. Человечество проникает в прогресс, но совершенно не облегчает жизнь.

Я нажимаю на кнопку.

На экране проявляется темнота, которая сменяется анимационным фильмом о жизни диких зверей. Задорная музыка. Я хочу спросить у Молли, оставить ли мне это, но, обернувшись, я вижу лишь ее голую спину, которая пополам рассечена шлейкой белого лифчика. Я вижу следы и шрамы, пока черная юбка ползет вниз, к коленям, оголяя попу. Белые трусики. Молли возбуждает меня. Однажды, мы переспали. Это случилось до того, как у нее обнаружили СПИД. Теперь я просыпаюсь в постели с ней и не могу насладиться ею. Хотя, я научился заменять наслаждение теплотой тела Молли, нежными складками морщин, сухостью ее ладоней. Она снимает вязаную шапочку и бросает ее на дорогой ковер.

Комната «Люкс». Мы всегда снимаем самый дорогой номер в гостинице. Желание выжать максимум? Уединение на последнем этаже под большими окнами?

Я так и не ответил на эти вопросы.

Молли поворачивается ко мне лицом и улыбается. Я люблю ее улыбку.

– Я ужасна? – в ее глаза проникает грусть.

– Прекрати такое говорить – отвечаю я.

В этом приятном свете, возможно, слишком сладком и приторном, я вижу, как небольшие трещинки ее кожи заполняются красным оттенком, словно в ней пылает рассвет. Мелкие изъяны, сигаретные шрамы, нестандартная полнота бедер – все это приобретает иные очертания, пока две настенные лампы обливают комнату лучами солнца. В этом восходе я утопаю, пока Молли хлопает большими глазами, а на ее лице рисуется улыбка. Я люблю ее улыбку.

Молли расставляет руки, демонстрируя тонкие вереницы вен болотного цвета, словно я вновь оказался на высоте в 8000 метров. Она подмигивает и падает назад, приземляясь точно на кровать.

На экране зеленый удав и оранжевый слон. Мультипликация успокаивает ее.

– Оставить?

– Да – тихо отвечает Молли.

Я бросаю пульт от телевизора, и, словно под разрядами постоянного тока, он прыгает на поверхности мягкой двуспальной кровати.

Я смотрю в окно, держа в руке бутылку водки из мини бара. За нее придется платить. Не мне, поэтому плевать. Я делаю большой глоток, чувствую, как водка обжигает десна и горло, пока мои усталые глаза изучают огни неонового города. Тысячи машин на дорогах в бездну, миллионы людей и сотни клубов для отморозков. Их жизнь бесформенна, бесполезна. Кто-то пытается выспаться перед воскресным походом в Церковь, где Бог примет их на шаг ближе, чем было задумано. Остальные качают детей, учат и пишут дипломные работы, смотрят матчи НХЛ, либо НБА. Ночь играет усталостью, и дети засыпают, пока янтарный город мучается бессонницей. Смогу ли уснуть я? Кто его знает.

Еще один глоток.

За окном не видно звезд. Их убивает свет неоновых табличек. Щелк, щелк, щелк – и небо прячет изумруды под колпаком облаков. Люди спешат, люди готовы бежать, люди бегут, люди оставляют за собой лишь память на несколько лет. Пустая оболочка сменяется талантом, шедевры подменяют большинством – кадр за кадром, жизнь за жизнью. В потоке бесконечности генофонда мы обретаем покой. Одно я знаю наверняка – я глуп, а незаменимых нет.

Обжигающий водопад в полости рта.

За окном видны машины. Крыши мелких домов осыпает свежий дождь. И небо плачет от своей никчемности, ведь дети больше не летают в космос. Пыльный воздух города умирает, и мелкие капли дождя зависают в пространстве, обволакивая отблески последних звезд, чтобы сохранить их в памяти до земли. Бензиновые лужи меняют узоры от подошв и окурков.

Молодость.

– Иди ко мне – я слышу голос Молли.

Шторы скрывают капли дождя, и я остаюсь одиноким в собственных мыслях. Я слышу, как они стучат в мое стекло в номере «Люкс», но не открываю им путь, заставляя умирать на пыльном окне.

– Иди ко мне – повторяет Молли.

От штор пахнет хвоей. Я вижу лишь тень, и этого достаточно, чтобы проникнуть вглубь собственной души.

Я ложусь в мягкую постель. Молли прячется под одеялом, и я вижу лишь ее лицо. На мне синяя рубашка и черные брюки. Уже давно я не раздеваюсь, когда сплю рядом с Молли. Это случилось еще до того, как у нее обнаружили СПИД. Я уснул пьяным в куртке и ботинках, она даже не притронулась ко мне. Это вошло в привычку. А, как известно, привычки губят людей. Теперь я лежу в брюках и синей рубашке, пока Молли все глубже проваливается под одеяло, пряча от меня свои сухие губы.

На экране вновь новостной блок. Они рассказывают о нефти и долларе, о забавном случае в российском зоопарке, о промышленности и мировой экономике, но ни слова о Кэли, которая лишилась маленького сердца, ни буквы о Бобби, который пропал неделю назад. Его не обнаружат, ведь Бобби стал частью Кэролайн, Мипси, Саймона. Детский конструктор «собери сам».

– Переключи, пожалуйста – произносит Молли, и я вижу, как ее глаза наполняются глубиной.

Я нажимаю кнопку. Экран принимает темноту, а после меняет ее на футбольный матч. Красивый газон стадиона, громкие английские песни.

– Дальше – говорит Молли, и ее глаза закрыты.

Я нажимаю кнопку. Темноту меняют слезы актеров и актрис, пока на молочном снегу растворяются капли красной, горячей крови.

– Дальше.

Темнота приносит яркие гирлянды и мультипликационные лица, воссозданные из пластилина и анимации.

– Оставь – Молли открывает глаза.

Мы лежим рядом, она под одеялом в нижнем белье, я на кровати в брюках и рубашке. Между нами сантиметры ткани, миллиметры плотного воздуха. Я смотрю в потолок, украшенный резаными узорами, и вижу в них сплетения ночного города и линии судьбы, словно на моей ладони. Я помню, как Молли предсказала мне смерть, а на следующий день у нее обнаружили СПИД. Ироничное совпадение.

– Сделаешь обо мне мультфильм, когда меня не станет? – Молли улыбается.

Я касаюсь ее грубой ладони.

– А что ты хочешь в нем увидеть?

– Я? – Молли бросает наивный взгляд, как у ребенка, либо преданной собаки – Я хочу, чтобы в нем кружили бабочки. Они будут лететь к горячему солнцу и таять, словно плитка шоколада. Я хочу, чтобы их следы оставались на бутонах синих цветов. Пусть они остаются в поле, на тонких листьях зеленых деревьев. Я хочу, чтобы они стремились к солнцу, но так и не смогли коснуться его лучей. А над ними, за пеленой облаков, я буду наблюдать за изменением чистой красоты. Ты же сможешь найти меня?

Я закрываю глаза и слышу слова Молли. Я внимательно изучаю ее голос, пока слова не начинают прыгать в тональности боли и символизма. Сон нежно окутывает мой разум. В один момент, сновидения перестали спрашивать разрешения на стоянку. Они настигают меня в метро, в самолете, поезде, на улице и общественных праздниках. Под звуки парада меня выключает от реальности, втаскивая в липкий анабиоз, слишком приторный, чтобы в нем существовать вечно. Сны приходят и отпускают вновь. Я больше не в силах их контролировать.

Нарушение сна?

Нарколепсия.

– Я хочу, чтобы меня нарисовали лучшие художники и принесли в жизнь опытные мультипликаторы. Понимаешь? – продолжает Молли, пока я засыпаю – Я буду жить за пределами облаков. Помнишь? Там, куда так редко входят самолеты, откуда совершенно не идут поезда. Нарисуй меня за облаками, как я люблю ангелов и жду твоего возвращения. Создай обо мне мультфильм, где ты умираешь. Ты умираешь, а я обнимаю тебя за плечи.

Нарколепсия. Ею страдает 1 человек из 1000. Я особенный? Либо проклятый объект вселенной?

Внезапные засыпания, синдром тряпичной куклы, галлюцинации при пробуждении и перед сном – все это я. Человек, словно синоним болезни, мертвый в своем развитии.

Нарколепсия появилась в моей медицинской карте 4 года назад. Что произошло за это время? Я засыпаю в метро и просыпаюсь на конечной станции, я не могу нести пакеты в руках, оставляя их на заснеженном покрывале февраля, я вижу трупы маленького Роберта и более взрослой Сарры у себя в постели, когда открываю глаза.

– Я обнимаю тебя за плечи и растворяюсь в тебе – продолжает Молли, пока я засыпаю – Мы встречаем восход, когда ночь обволакивает Землю, и провожаем закат, когда людям необходим свет. На облаках инверсия жизни и интерпретация добра в райских садах. Создай мультфильм и приходи ко мне. Ты придешь?

Я уже не слышу ее слов. Они доходят пыльными отголосками, проникая в перепонку по средствам скалистого шума. Знаешь, этот момент, когда горы создают эхо, пронося твои слова сквозь поколения. Перед глазами я вижу те самые облака, о которых говорила Молли, самолеты, что разрывают крыльями свежую вату небес, ее лик и наши объятия.

Нарколепсия, и я засыпаю, ожидая автобус на остановке. Я сплю, когда меня выбрасывает в космос, закрываю глаза, отдыхая в голубой лодке на озере моего дяди. Я сплю там, где людям это делать нельзя. Я освобожден? Особенный ли? Один из тысячи!

Я чувствую нежность ее голоса, миллиметры слоеного воздуха между нами, грубость кожи, мечты и радость, наслаждение и любовь.

Нарколепсия, и я засыпаю.

3.