banner banner banner
Оправа для бриллианта, или Пять дней в Париже. Книга первая
Оправа для бриллианта, или Пять дней в Париже. Книга первая
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Оправа для бриллианта, или Пять дней в Париже. Книга первая

скачать книгу бесплатно

Оправа для бриллианта, или Пять дней в Париже. Книга первая
Сергей Курган

Этот роман увлекает, затягивает, как в водоворот… Мистика и тайна, история и современность, изящные диалоги и легкий флирт, красочные и малоизвестные подробности о замках, городах и вещах, а главное – о людях, которые творили историю. И об алмазах – царственных камнях, подсвечивающих все это своим дивным светом… В Париже может произойти все, что угодно! Влюбленность? О! Намного больше того – соприкосновение с невероятным! Чудеса с продолжением…

Оправа для бриллианта, или Пять дней в Париже

Книга первая

Сергей Курган

Оформление обложки И. С. Ковальчук

© Сергей Курган, 2017

ISBN 978-5-4485-6500-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Моей жене Инне, с любовью

Cogito, ergo sum.[1 - (Лат.) Я мыслю, следовательно я существую.]

    Декарт

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

«ДРУГОЙ ПАРИЖ»

ГЛАВА 1

«МАДОННА В ГРОТЕ»

Их четверо: четыре фигуры, расположившиеся среди скал и как бы вписанные в треугольник, на берегу озера или пруда – у самой воды. Темный колорит – в основном коричневые тона, местами светлеющие до зеленоватых, местами – почти чернильно-черные, как вода, которая плещется у их ног. Хотя нет, не плещется – она как будто совершенно стоячая, неподвижная. Но самое странное – это пейзаж на заднем плане: скалы не то, чтобы нависают, а, скорей, буквально парят в воздухе – как такое возможно? Что это? Где он это видел? Во сне? Или это – просто фантазия? И там, на заднем плане, – опять вода, – на такой-то высоте? Или здесь не высоко? Но почему-то совершенно невозможно отделаться от ощущения, что это где-то в вышине, вероятней всего, в горах.

Кто они такие? Мадонна – это понятно. Но младенцев почему-то два. Надо думать, один из них – Христос, а второй кто? И кто тот юноша справа, чья мантия выделяется на общем коричневом фоне ярким красным пятном? Какая странная картина! И ведь это – тоже

Леонардо да Винчи. И картина эта значительно больше и, пожалуй, намного интересней, чем «Джоконда». Почему же возле нее никого, кроме Ани, нет, в то время как у «Джоконды» – не протолкнешься?

Аня оглянулась, бросив взгляд в сторону «Моны Лизы». Как и положено мировой знаменитости, возле нее толпа: все щелкают фотоаппаратами, снимают на видеокамеры. Вдобавок – еще и пуленепробиваемое стекло. Ни у каких других картин здесь, в Лувре, насколько она успела заметить, больше такого нет. Да что говорить – многие приезжают в Париж и приходят сюда, в Лувр, прежде всего для того, чтобы увидеть ее. Хотя, что там смотреть? Картина небольшая, близко к ней не подойти, да еще и эта защита от психов…

Аня снова повернулась к Мадонне: а здесь спокойно, никакого ажиотажа. И ведь ясно написано – Леонардо да Винчи. Аня точно не помнила, но, кажется, где-то читала, что от великого итальянца осталось совсем немного картин, и поэтому все они – на вес золота. Но эту, похоже, мало кто знает. Зато уж «Джоконду» знают все, даже люди от искусства далекие. Может, эта дамочка с ее пресловутой «загадочной улыбкой» – просто хорошо раскрученный брэнд?

– Да, да. Именно – «раскрученный брэнд», – прозвучал у самого уха по-русски хорошо поставленный глубокий баритон. – И еще как раскрученный – профессионально, с размахом. Французы всегда умели подать товар лицом: они и теперь верны себе. Согласитесь – это же надо уметь: прогорклые заплесневевшие сыры представить миру как величайший деликатес. Люди вообще мало изменились за последние пару тысяч лет: обирают, как и прежде, только под красивым соусом. Теперь это продают под брэндом «туризм», хотя некоторые предпочитают называть это «безумием белого человека».

Аня изумленно оглянулась – за самым ее плечом стоял худощавый усатый брюнет неопределенного возраста. В целом он выглядел довольно молодо, но на висках серебрилась седина.

Он что, читает мысли? Или она произнесла это вслух? Нет, кажется, только подумала…

Мужчина иронично смотрел на нее, в его серо-голубых улыбающихся глазах словно плясали чертики. Отлично сидящий костюм, уверенная осанка и, особенно, речь, тон: все это выдавало аристократизм. Да, именно аристократизм, но какой-то немного необычный, словно не из этого мира. Впрочем, Ане за те двадцать четыре года, что она живет на свете, еще ни разу не случалось общаться с аристократами, так что – кто его знает? Может, они такими и должны быть. Возможно, это потомок русских дворян, давно эмигрировавших из России? Однако внешне он совсем не походил на русского – скорее что-то южное. Романское? Не поймешь. А с другой стороны, речь: совершенно без всякого акцента, словно только что из Москвы. Хотя… Вряд ли из Москвы.

– Просканировали меня, – это прозвучало не как вопрос, – и каковы выводы?

Тон и выражение лица незнакомца при этом нисколько не изменились. Аня смутилась. Смутилась, ну надо же! Но вопрос этот оказался для нее совершенно неожиданным, а под этим взглядом она определенно чувствовала растерянность – незнакомец словно смотрел сквозь нее, как сквозь стекло. А, может, это оттого, что он будто бы прочел ее мысли? Или, правда, прочел?

– Скажите, – собрав волю в кулак, спросила Аня и посмотрела незнакомцу прямо в глаза, – Как вы догадались, о чем я думаю?

Аня приготовилась выдержать его взгляд, не отводя глаз. Что за дела?! Не хватало еще раскиснуть! Но тут взгляд незнакомца смягчился, «рентген» потух.

– Это было не трудно, – мягко ответил он. – Вы долго рассматривали картину, а затем оглянулись на «Джоконду». После чего вновь посмотрели на «Мадонну в гроте» и слегка покачали головой.

Вот так все просто? Но ведь он не только понял, о чем я думаю, – спохватилась Аня. – Он точно повторил мои слова!

– Вас шокировал этот «раскрученный бренд», я понимаю, – продолжил между тем он. -Но и это тоже – не фокус. Расхожее выражение. Внимательно пронаблюдав за вами, догадаться было не слишком проблематично.

– Я думала, что в Лувре смотрят на картины, а не на посетителей.

Кажется, это было сказано чересчур резко. Или нет?

– Это – кто как, – ответил незнакомец невозмутимо. – Кто как. Мне порой интереснее смотреть как раз на посетителей. Тем более посетительниц.



А, вот он, значит, куда. Неужели опять все то же? Какая тоска! А ведь все началось так интригующе. Казалось, в этот раз будет, наконец-то, по-другому…

– Нет, не то, – он словно вновь прочел Анины мысли. – У вас удивительный профиль, и мне почудилось в нем нечто знакомое… У вас определенно очень изящные черты, но вы это наверняка слышали пятьсот раз, так что это набило оскомину. Я хотел сказать о другом.

Вот как? Так что же? Значит, все-таки?..

– Эти картины я видел уже так много раз, что знаю их лучше, чем обстановку своей гостиной. Наблюдать за вами, напротив, было весьма увлекательно. По крайней мере, меня это развлекло – небольшой этюд, я бы сказал.

– Странные у вас развлечения. Зачем вы в таком случае вообще пришли сюда? Неужели только для того, чтобы практиковаться в этих своих этюдах? Или вы так знакомитесь?

– Меня тоже всегда раздражал этот прямо-таки маниакальный интерес к портрету третьей жены синьора Джокондо из Флоренции, – сказал незнакомец вместо ответа. – И, должен признаться, мне «Мадонна в гроте» тоже нравится куда больше. Или вот, скажем, «Дама с горностаем», то есть портрет Чечилии Галлерани – он несравненно ярче и выразительней. Даже его ранние вещи, например, «Благовещение», гораздо интересней. Но, однако же, Леонардо всегда таскал Джоконду с собой, куда бы он ни направлялся. Выходит, она что-то значила для него, и значила немало… Впрочем, я догадываюсь.

– Третья жена? Это вы о Джоконде? – спросила Аня, совершенно позабыв о том, что только что собиралась вступить с незнакомцем в жесткую перепалку. Этот человек говорил о Леонардо, как о старом приятеле, и это сбивало с толку, но вместе с тем определенно интриговало…

– Вообще-то ее звали Лиза Герардини – Лиза дель Джокондо – по мужу, Франческо дель Джокондо. Для него это был действительно третий брак. Две первые жены бедолаги умерли, прожив в замужестве с ним всего год.

– Что с ними случилось?

– Ничего особенного – обе умерли родами.

– А дети?

– И дети тоже.

– Какой ужас!

– Ну, почему ужас?

Незнакомец смерил Аню долгим взглядом.

– Хотя сейчас… Да, пожалуй. Но тогда это было совершенно обычное дело. Смертность рожениц, равно как и младенческая смертность была тогда очень высока.

– А эта, третья, Лиза?

– О, с ней старине Франческо повезло – она родила ему сына – Пьеро, потом – дочь. Правда, дочь умерла, но это ерунда. Главное, что сама Лиза выжила и родила ему еще одного сына – Андреа. В те времена во Флоренции это было более чем достаточным поводом, чтобы заказать портрет жены.

«Джоконда» («Мона Лиза») 1503г. Худ. Ленардо да Винчи. Лувр. Париж.

– И он заказал его Леонардо?

– Именно. Это было как раз, когда…, – незнакомец осекся, будто неожиданно подумав о чем-то. – Короче, это было в 1503 году, как раз когда Леонардо пришлось вернуться во Флоренцию.

– Вернуться? Он что, был родом из Флоренции?

– Он родился в городке Винчи под Флоренцией. Собственно, это явствует из его прозвища: Леонардо да Винчи, то есть, Леонардо из Винчи.

– Так это не фамилия?

– Нет, фамилии тогда еще не вполне устоялись. Хотя именно в Италии они появились впервые.

– Но что значит «пришлось вернуться»? И откуда?

– Из Милана, после того как там свергли герцога Лодовико Сфорца, который был главным заказчиком нашего дражайшего Леонардо. Леонардо там, как теперь говорят, нарубил немало бабла.

– Вот прямо так – «бабла»?

– Прямо ли, криво ли – в конце концов, а что вы хотели? Думаете, наш величайший гений всех времен и народов помышлял только о высоком? Беззаветно служил искусству, и все такое? Не смешите мои тапочки! Он был тот еще проходимец, впрочем, как почти все итальянцы.

Манера нового знакомого не то, чтобы сильно шокировала Аню – она выросла вовсе не в семье рафинированных интеллигентов – а скорее, несколько удивляла, казалась странной. Словно бы что-то с чем-то не вязалось. Впрочем, все равно – не важно, – подумала она. – Главное, это интересно. И, похоже, становится все интереснее и интереснее…

– Проходимец? – удивилась Аня. – Леонардо да Винчи?

– Ну, да. А что вас, собственно, удивляет? Если он был гением – а он им, несомненно, был – то разве из этого следует, что он был бессребреником и средоточием всяческих добродетелей? Впрочем, пусть не проходимец, если угодно. Скажем так, авантюрист. Да и вообще, искусство никогда не было для него главной сферой деятельности.

– Я знаю, что он был еще инженером, изобретателем. Но мне всегда казалось, что, прежде всего он все-таки был художником.

– Вы ошибаетесь. Впрочем, как многие, и даже большинство. Тем не менее, это ошибочное суждение. Отнюдь не живопись была его главным mеtier.

– Как вы сказали? Главным…

– Ремеслом. Французского, стало быть, вы не знаете. Живете в России?

– Нет, в Германии.

Он не удивился, восприняв это, по-видимому, как должное, только спросил:

– А где в Германии, если не секрет?

– Не секрет. В Вормсе. Это в земле Рейнланд-Пфальц.

– Да-да, я в курсе, – холодно отозвался он. —«Die sagenumwobene Nibelungenstadt am Rhein. Die Mutter der Reichstage[2 - Овеянный легендами город Нибелунгов на Рейне. Мать имперских сеймов. (нем.)]», и так далее, и так далее. Брунгильда, Кримхильда, белокурый Зигфрид. Фафнир[3 - Перечислены персонажи Песни о Нибелунгах, в том числе дракон Фафнир.] и ребята. Понимаю.

– Вы и немецкий знаете?

– И немецкий, и всякие прочие. Я вообще полиглот.

– И на скольких же языках вы говорите? – спросила Аня с раздражением.

– О, на многих! Долго перечислять. И не обижайтесь. Я вовсе не хотел на вас «наезжать». Но поверьте, избегая пояснений, вы сбережете много времени.

«Императорский" Собор Санкт-Петер в Вормсе. Германия.

Ох, какие мы! Все же неприятный осадок от прозвучавшего в его голосе снисходительного превосходства у Ани в душе остался.

– Вы бывали в Вормсе? – спросила она сдержанно.

Пожалуй, получилось уж слишком холодно, прямо-таки морозно.

– От вашего тона может замерзнуть Преисподняя, – ответил он и почему-то расхохотался. На них стали оборачиваться.

– Извините, – бросил Анин собеседник. – В славном городе Вормсе я бывал. Уж приходилось… – он задумался.

– Впрочем, – встрепенулся он, – вернемся к нашему другу Леонардо. Так вот, повторю: живопись не была его главным ремеслом. Об этом, между прочим, свидетельствует хотя бы то, что он оставил после себя всего-то какую-нибудь дюжину картин. По крайней мере, если говорить о тех, чья атрибуция достаточно надежна.

– Атрибуция? – удивленно повторила она незнакомое слово.

– Да. Этот термин означает «установление авторства». Видите ли, далеко не все картины, приписываемые или приписывавшиеся Леонардо, действительно были созданы им. Им лично. Например, небезызвестная «Мадонна Литта», что хранится в вашем Эрмитаже. Так вот, ее на самом деле написал Джованни-Антонио Больтраффио, один из учеников Леонардо, правда, по рисунку мэтра. Хотя везде написано, что это Леонардо.

«Мадонна Литта». Эрмитаж, Санкт-Петербург. Худ. приписывается Леонардо да Винчи, но предположительно Дж.-А. Больтраффио.

– В «нашем» Эрмитаже? А вы разве не русский?

– Я-то? – он задумался. – Не то чтобы. Я бы сказал, скорее нет, чем да.

– Но вы говорите по-русски совсем без акцента.

– А, это конечно. Я вообще к языкам способный. Наследственность, знаете ли.

– Говорят, у меня тоже есть способности к языкам. От мамы.

– Ну, у меня от папы. – Он усмехнулся. – А что касается Леонардо, то он в Милане, правда, написал несколько картин, а также оставил после себя «Тайную вечерю». Надеюсь, вы о ней слышали?

– Я видела ее. Правда, только на репродукциях. Но уж вы-то наверняка видели ее в оригинале, не так ли?

– Разумеется, – спокойно ответил он, не обращая внимания на вызывающий тон Ани. – И все же, в основном он там занимался совсем другими вещами.

– Какими?