скачать книгу бесплатно
Дом, стоящий там. Роман
Сергей Курган
Мистический триллер. Веселая молодежная компания собралась в загородном коттедже, чтобы отметить новоселье. Они рассчитывают хорошо провести время. Но уикенд оборачивается кошмаром. Тень ужаса, пришедшего из давних времен, нависает над домом у озера…
Дом, стоящий там
Роман
Сергей Курган
Death was in that poisonous wave,
And in its gulf a fitting grave.
Е. А. Рое[1 - Таилась смерть в глухой волне, Ждала могила в глубине. Эдгар А. По. / пер. Г. Бена/ (англ.).]
Фотограф И. С. Ковальчук
© Сергей Курган, 2017
© И. С. Ковальчук, фотографии, 2017
ISBN 978-5-4485-7687-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1: «ЧЕРВОТОЧИНА»
…Я медленно, но упорно спускался все ниже и ниже по крутой, мрачной лестнице. Темнота постепенно все более сгущалась вокруг меня, и фонарик, который я нес в руке и которым я пытался подсвечивать себе путь, становился все более и более бесполезным. По мере того, как я спускался, воздух делался холодней, и какая-то промозглая, всепроникающая сырость пропитывала затхлую, душную атмосферу подвала. Лестница уходила все ниже, и постепенно я начал смутно, казалось, на пределе чувствительности, ощущать какой-то трудно уловимый запах. Между тем спуск продолжался. Я неясно, почти подсознательно чувствовал, что нахожусь на большой глубине под землей, но где именно, и почему я должен спускаться все ниже, я не знал. Все же призрак какой-то догадки теплился в моем невыносимо утомленном мозгу, но мне все никак не удавалось поймать эту постоянно ускользающую мысль. Мне почему-то казалось, что в тот момент, когда я вспомню всё и пойму причину моего пребывания здесь, безмерный, леденящий ужас навалится на меня, мерзкий липкий страх задушит мое и без того с трудом работающее сознание; и я защищался, отбивался от страшной мысли, как только мог.
Между тем я продолжал спуск. Как долго я уже спускаюсь, и что это за сила или что это за необходимость, которая так упорно и повелительно гонит меня дальше, несмотря на нарастающий ужас? Оглянувшись вокруг себя, я заметил в тусклом, неверном свете фонарика, что стены теперь покрыты слизью и плесенью. Сырость и холод становились все более пронизывающими, а запах, такой неясный вначале, усиливался и как будто сгущался. И вот уже отвратительный, тошнотворный смрад ударил мне в ноздри, а холод пронизал меня насквозь, до самых костей. Вместе с тем, какой-то едкий желтоватый туман заклубился перед моими глазами. Где я? Что я здесь делаю? Как я тут очутился, и самое главное, что это за запах и почему здесь так холодно, так дьявольски холодно и сыро, как… ну да, конечно! Как в могиле!
В могиле?! Все закружилось у меня перед глазами, ключ, так долго замыкавший мое сознание, повернулся в замке, и я вспомнил! Воспоминания вихрем пронеслись в голове, и ужас, подлинный, великий, абсолютный ужас охватил все мое существо. Зловещий желтый туман заклубился со все нарастающей стремительностью и стал принимать видимые формы…
О Боже! Я почувствовал, что задыхаюсь; словно огромная, тяжелая каменная плита всем своим чудовищным весом навалилась на мою грудь, и не дает сделать ни вдоха. Я хочу кричать, о! как я хочу кричать, дико, пронзительно! Но вместо этого я издаю лишь жалкий хрип – хрип предсмертной агонии. И тогда, как бы подтверждая худшие мои опасения, победно и мощно раздается погребальный звон… дзоннн… дзоннн… дзоннн…
* * *
Дзинннь! Дзинннь!
Телефон надрывается на столике. Как долго? О, черт! Это был сон! Последние темные ошметки ночного кошмара спадают с меня. Сбросив оцепенение, я вскакиваю с дивана и хватаю трубку. Сердце колотится, как бешеное. С трудом, чужим, непослушным голосом я выдавливаю из себя:
– Алло …, – выдох.
– Хэлло, Серж, – бодренький, взвинченно-веселый голос.
Я окончательно возвращаюсь к действительности. Однако, ну и контраст! … Это Билл, то есть, конечно, Игореша. Почему только к нему прилипло это идиотское…
– А-м-м – это ты. Привет акулам пера.
– Что это с тобой? Так тяжко дышишь. Может, ты с женщиной спал? И я тебя снял горяченького, на самом интересном…
– Не болтай глупости.
– А, значит…
– Ты разбудил меня. Я видел какую-то гадость. Еле продрал глаза, думал, что задохнусь.
– О! Кошмары мучают! Сколько раз я тебе говорил – не следует на ночь накачиваться «Курвуазье».
– Окстись! Какой на фиг «Курвуазье»? Ты еще скажи «Хеннесси» или «Реми Мартен».
Мне стало смешно.
– У меня нет таких бабок, чтоб упиваться французскими коньяками. Да и когда?
– Wow! Это у тебя-то нет бабок? А у кого тогда они вообще есть? Ты ж вроде бизнюк!
Я почувствовал прилив раздражения. Опять он за свое…
– Послушай, представитель свободной прессы. Сколько раз тебе можно объяснять, что бизнесмен – это тот, кто пашет, как папа Карло 12 часов в сутки, а если надо, то и 24, а не сидит в офисе в окружении факсов, сейфов и длинноногих секретарш и не шляется по презентациям, выжирая там «Мартини» и «Джонни Уокер».
– Эка как тебя проняло! Ты еще скажи, что ты пролетарий.
– Ага. Умственного труда.
Билл хихикнул.
– Но ассортимент-то ты, как я погляжу, знаешь неплохо, – съязвил он. – И он какой-то не пролетарский. Или как?
– Это так, общая эрудиция.
– А, ну-ну. Аскет ты наш! И что ж ты видел во сне? Женщину с фосфорическими глазами, которая превращается в змею? Кажется, у тебя когда-то было что-то такое.
– У тебя везде бабы.
– Вай, как нехорошо! Я и забыл, что говорю со святым отшельником, пустынником. Что ж ты, божий человек, о женщинах совсем не думаешь? Поди, одни могилы с крестами на уме?
Я почувствовал, как меня пробирает холод. Сон, оказывается, еще меня не отпустил.
– Что звонишь? Обычное утреннее недержание или дело какое?
Тишина в трубке.
– Что молчишь?
– Да вот думаю, обижаться на тебя или нет? За «недержание»?
– Не обижаться. Это научный факт.
Билл расхохотался.
– Ладно, проехали. Дело-то есть. Оччень даже неплохое. Думаю, тебе понравится. Отвлечешься от дум тяжких. И, кстати, насчет женщин…
– Не тяни. Что там у тебя?
– Предлагается небольшая туса на лоне природы, так сказать. Птички поют, ну, в общем… И все такое прочее.
– Пикник в лесу? Извини, но погода…
– Не бойся, – Билл засмеялся. – Знаю я тебя! Ты у нас любишь комфорт. Ну, так этого добра будет достаточно.
– Не понял. О чем речь?
– Тут один кекс, Славик, – да ты ж его знаешь! – короче, отгрохал себе коттедж, так приглашает на новоселье; ну, жрачка, девочки, все такое, несколько дней, может, четыре или даже пять. Халява, в общем, – санаторно-курортное лечение.
Я вспомнил этого Славика. Не могу сказать, чтобы я знал его хорошо, но такие-сякие контакты у нас были. Бизнесмен, представитель французской фирмы. Деньги, и, судя по всему, не малые, у него водились. Как-то раз он окликнул меня на улице – когда я обернулся, то увидел его вылезающим из вишневого BMW. Я сразу обратил внимание, что машина совсем новая.
– Где это?
– Километров 30 от города. Всего ничего. У лесочка, даже пруд выкопали. Бабки у него нехилые.
– Пруд? С лебедями, или, может, с фламинго? Павлины в парке и ручная пума?
– Ну-ну, зависть гложет. Тебе как-то не к лицу, ты ж у нас отшельник, святой человек. А зависть же смертный грех. Смотри, не попадешь ты в святые. Там конкуренция ой-ей-ей!
Пока Билл трепался, я быстро все обдумал. Лето, у меня передышка, никаких особо срочных дел как будто не намечалось. Выпивка – бог с ней, но пожрать, как следует, да еще на лоне природы… Правда, погода не ахти, но, в конце концов… Потом, девочки… а почему бы и нет? Четыре-пять дней на полном пансионе. А там видно будет – где пять, там и неделя. Такое дело…
– Хорошо, я еду. Святые тоже люди. Не все коту пост, нужна и масленица.
– Опаньки! Я так и думал. И правильно, не пожалеешь. Вижу, барометр пошел на подъем. И все моими трудами. А ты, неблагодарная бяка, еще и обзываешься!
– Я – благодарная бяка. Поэтому спешу сообщить: молодец, хороший мальчик. На том свете тебе зачтется.
– Ну, с этим я не тороплюсь.
– Да-да, само собой. Когда едем?
– А едем мы, mon ami[2 - Друг мой (фр.)], послезавтра. Так по-утряне и попилим, да не на своих двоих, а с ветерком, на би-би.
– Как, уже послезавтра?
– А что? Какие проблемы? Надо срочно ликвидировать дела, написать завещание, прощальный привет родным?
Меня покоробило. Терпеть не могу подобных разговоров. Может, это суеверие, но мне всегда в таких случаях делается как-то не по себе.
– Не мели чепухи.
– Что-то я сегодня у тебя одну чепуху мелю. Или как? Или куда?
Я почувствовал укол стыда.
– Не обижайся, дружище, – сказал я как можно сердечнее, – Не люблю я таких разговоров.
– Ну-ну, ладно, ладно. Я не в обиде. Черт с тобой. Но уж больно ты суеверный, перекреститься не забудь и скажи «Свят! Свят!» Ладно, короче, я тебе звякну завтра вечерком, лады?
– Лады. Позвони часов в десять, о'кей?
– О'кей! Готовься, студент. Только слишком много вещей не набирай. Пировать едем. Так что банки с тушенкой из НЗ отменяются. Извини, тороплюсь, надо бежать. Так что, пока, до завтра.
– До завтра. Мерси за приглашение.
– Не за что. Бывай!
– Бывай!
Я повесил трубку. Странно, но меня это приглашение как будто не сильно и обрадовало. В другой раз я был бы еще как доволен, ведь это, в сущности, то, чего я бы и хотел, но… Странно. Какая-то пустота внутри и, как бы это сказать, словно червоточина.
Впрочем, это все, наверное, тот сон. Медленно спускаюсь все ниже и ниже по крутой, мрачной лестнице… Тьфу, чертовщина какая-то!
Я тряхнул головой, сбрасывая наваждение, поднялся с кресла и пошел варить кофе.
Глава 2: «ЗНАЧОК ИЗ СТАРИННОЙ БРОНЗЫ»
Целый день я был занят делами, так что у меня не было даже времени подумать о предстоящей поездке. Отпуск отпуском, но дел, как ни удивительно, набралось порядком. Не раз и не два за день пришлось мне смотреть на часы. Дела, дела, текучка, которая постоянно засасывает. Да, безусловно, необходим отдых, перемена обстановки. К тому же, новые знакомства, которые, как знать, могут оказаться очень полезными. Что же касается флирта… Нет, это не было по моей части, хотя… Впрочем, нет.
С юности, еще со школьной скамьи у меня ничего не ладилось с прекрасной половиной человечества. Другое дело Билл. Тот, напротив, имел потрясающий успех. Выбор у него был всегда, и немалый. Он был постоянно в центре внимания, этот предмет тайных воздыханий наших Джульетт. Вокруг него плелись яростные интриги классного и внеклассного масштаба, именно из-за него по большей части разыгрывались душещипательные драмы в духе «чувствительных» романов, и не одно сердце разбилось на мелкие кусочки, как большая стеклянная колба, опять-таки по его милости.
Отблеск его успеха падал и на меня. Я как бы присутствовал при развитии его романов, причем иногда – в самом буквальном смысле этого слова. Что привлекло его во мне? Почему мы сдружились? Возможно, ему был необходим этакий верный оруженосец, наперсник, которому можно поверять тайны своего сердца? Впрочем, думаю, все было куда проще и банальней: ему нужен был кто-то, перед кем он мог бы покрасоваться, покуражиться, похвалиться своими амурными успехами, причем, этот кто-то не должен был быть ему конкурентом, хотя бы потенциальным. Я подходил для этой роли идеально. Ко мне он никогда не ревновал своих подружек. Не знаю уж, почему так получалось, но я не привлекал их внимания, и если бы кто сказал Биллу, что мы можем оказаться соперниками, он бы просто рассмеялся, как он умел, – грубо, со своеобразным циничным шиком. Но все же однажды это случилось.
Элла /так я буду ее называть/ появилась в нашем классе лишь за два года до окончания школы. Она была крупной, красивой брюнеткой с роскошными, пышными волосами. К тому же она была умна и не лезла за словом в карман. Не удивительно, что многие ребята были от нее без ума. Не трудно сообразить, что прямо противоположные чувства она вызвала у наших милых дам. Те просто готовы были разорвать ее на клочки, и, дай им волю, наверное, так бы и сделали. Излишне говорить, что я тоже влюбился в нее по самые уши. Но что было уж совершенно удивительно, так это то, что она явно замечала меня. Сначала я не мог в это поверить. Мне все казалось, что я ошибаюсь, принимаю желаемое за действительное, но со временем я стал все больше в этом убеждаться. Лишь чуть позже я сообразил: она ведь появилась в нашем классе только сейчас и, конечно, не могла знать, какая за мной закрепилась репутация, и потому была непредвзята. Впрочем, в конце концов, все вернулось на круги своя, но я забегаю вперед…
А тогда… Тогда я был счастлив и в то же время немало смущен – я чувствовал, что тут что-то не так, но против фактов идти было трудно, и я поверил.
Это была моя первая любовь. Я ходил все время, как пьяный, и вообще я смутно помню, чем я занимался в то время. Помню только, что от переизбытка чувств я стал писать стихи, причем все больше какие-то сумрачные, не отвечавшие моему тогдашнему настроению. Больше того, я даже сочинил целую поэму, правда, она была совсем не длинной, но все же была, раза в три длиннее прочих моих опусов. Называлась она «Исповедь». Как сейчас помню ее начало:
Мое сердце разбилось о стены
Крепости, которая называется «Ты».
Оно пробито тысячью пуль
Мелких обид и больших ударов.
Не отбрасывай только его прочь!
Не наступай на него,
Оно еще не умерло.
