ЭТОСИЗМ

скачать книгу бесплатно


Любое общество основано на определенном наборе общепринятых условий, правовых норм, утвержденных единомышленниками. Мы манипулируем различными вариациями слов социализм, коммунизм, капитализм, марксизм, свободный рынок и даже либертарианизм, надеясь, что это может сделать нас счастливее. Давайте выразимся яснее: ни один человек не должен быть в более выгодном или невыгодном положении при защите социальных прав, свободы коммерции и торговли, а также политической свободы. На Латыни это можно выразить одним словом “Aequitas” – означающее равенство, справедливость, равномерность, единообразие, игру по правилам и беспристрастность. На русском, мы бы сказали, равноправие.

Я не хотел бы

Греческий мудрец, был воплощен в вызывающем страх панегирике Евгения Евтушенко. Основываясь на моих предыдущих missio Dei, я хотел бы выразить колоритное презрение к нашим положенным нормам. Евгений стремился быть не самим собой, а кем-то другим. Возможно, Публий Теренций Афр и Жан Максимильен Ламарк одновременно. В его работе отображено смешение боли и традиционной радости, что ломает практические границы суждения.

Кто такой Джо М. Секимоньо? Конголезские корни, произведен в Америке, глобально бутилирован, сборщик удовольствий и мук, а также идеологический мамби (нонконформист), рабочий, преднамеренно противопоставленный фанатичным обстоятельствам существования.

“Я пишу то, что мне нравится”, сказал Стив Бико. Я пишу то, что я глубоко ненавижу. Каким-то образом, мы оба подразумеваем одно и то же – социально-экономическую несправедливость. Мои многословные пьесы могут однажды оказаться взаимосвязанными с многочисленными петициями других мятежников, чтобы сформировать поток восстаний. Я приношу свою правду и несогласие не для восхищения аудитории, а для того, чтобы призвать к современной порядочности, чтобы добавить свой голос к возмущенной толпе испытывающих отвращение к современным социальным и политэкономическим концепциям. Я больше не изучаю сосредоточенно современную литературу, как раньше, когда был невинным юнцом. Я мог бы не переживать и упоминать меньше ушедшие надежды или происходящие ужасы. Продолжая жить, теперь я все время регулирую свою точку зрения. Это ужасная диета для мозга; однако, это то, что нужно, чтобы распознать правду и достоверность.

Я воздерживаюсь от того, чтобы быть, как все. Я горжусь наличием толстой кожи носорога, которая защищает меня от обыденного вздора. Я отчаянно безапелляционен и плохо связанные аргументы вызывают у меня аллергическую реакцию. Кроме того, я часто в разногласии с общественным строем и божествами меня окружающими. Как полтергейст, я прихожу в восторг от дестабилизации психологической и мыслительной узости мышления, точно также, как и любой другой формы фанатизма или софизма. Инсинуации между младшим Гарви Маркус Мосиа и Вильгельмом Эдвардом Бургхадт дю Буа, вызывают у меня лишь зубной скрежет. Тем не менее, я не предал бы ни одного из них, чтобы положить 300$ себе в карман.

ПЕРЕДИСЛОВИЕ

Релевантность неортодоксальной экономики, более чем когда-либо ранее, находится под угрозой. Определенное количество программ по альтернативной экономике уже было расформировано. Если организации, вовлеченные в эту школу экономической мысли, останутся верны своему подходу и не скорректируют свои цели, продолжая выпускать экономистов стремящихся стать успешными теоретиками, а не мыслителей, которые станут законченными прагматиками и рассудительными людьми, то их роль в этом глобальном конкурентоспособном научном сообществе станет просто не актуальной. Конец неортодоксальной экономики, возможно лучшее, что может быть для возрождения институционализма или, даже лучше, институциональной адаптации и пропагандирования Этосизма – более здравого и релевантного морального направления.

Действовать

Бездействие – ироничная смерть

ГЛАВА ОДИН

Что такое любовь?

“[…] это – особенность человеческого разума, который ее осознает, и выражает идеи. Это очень близко связано с телом”.

— Антон Вильгельм Амо

Руководствуясь принципом абсолютной открытости, я должен чистосердечно признаться в своем наиболее мрачном заблуждении. Я однажды заплатил (не мне заплатили) рубинами, чтобы вкалывать младшим матросом на ржавеющем пиратском судне. Работа не продлилась долго. Отсутствие у меня покорности не подходило для путешествия. Поскольку команда преследовала меня с удавкой, я спрыгнул с судна и переплыл через глубокое море. Я позже узнал судьбу тех заманенных новичков, которых оставил позади. Лодка плыла к крохотному, затуманенному острову, где эти подхалимы схоластически избивались и практиковался содомский грех, пока они не превращались в идеологических зомби. Тогда, перед восходом солнца, ими жертвовали в месте поклонения священным богам острова: Карлу Марксу, Альфреду Маршаллу, Фридриху Хайек и Джону Мэйнард Кейнс, а для афроамериканцев, сэру Уильяму Артуру Льюису. Такой ужасающий прозелитизм бесспорно превращает сочувствующего Мумина в безнравственного угнетателя или яростного хищника. Итог циклического ада.

По стечению обстоятельств, как только я достиг суши, мое здравомыслие и добросовестность не сделали мою жизнь легче. Я всегда выслеживался как ведьма толпами софистов и анархистов. Они стремились кастрировать, а затем сжечь меня на кресте из-за того, что публично просил избавиться от капитализма и моей вражды с социализмом и коммунизмом. Я был готов ожидать, что люди, убеждения которых отличаются от строгих экономических общепринятых взглядов и исламских экономических афер, сочтут мои выражения исключительно радикальными, но ересь?

Подчас, они просто оглушали меня самодельными снарядами, заполненными ерундой. Я бы тихо сочинял сейчас сонеты Бен-Барка аль-Махди, если бы не смог прийти в сознание и был пойман. Вместо этого я прибавляю свой голос к возмущенной толпе, выступающей против современных концепций социальной и политэкономики.

К сожалению, мои обескураживающие затруднительные обстоятельства действительно возносят мои доводы к проникающим в сознание децибелам. Это причиняет мне боль, сознаваться, что моя проповедь против преобладания социального, коммерции и торговли, а также политических обязательств, унаследованных от фабрик 18-го века, вторжений и пародий, проходит странным звуком вместо тревожной сирены.

Это действует настолько ободряюще, когда кто-то, наслаждается ритмом моей композиции и в состоянии отличить сигнал от шума. С радостью и смирением, я выражаю благодарность одному проценту, тех кто расшифровал мой гнев и понял мою декламацию, в отличие от других девяноста девяти процентов отстающих. Вы добавили свои голоса к моему, и внезапно люди начинают обращать внимание!

“Eu sunt negustor de ideia.” (Я – продавец идеи.)

— Константин Нойка

Если Вы предварительно прокатились на аттракционе экономического Джихада – мой призыв к окончанию определяющих нас устаревших социальных аксиом – Вам была раскрыта ужасная сумятица, происходящая в моей голове. В независимости от количества попыток, я просто не смогу заставить себя, когда-либо в жизни принять отсутствие толерантности или предубеждение. Я целиком и полностью за смертную казнь, когда дело доходит до наказания марионеток и лицемеров, которые размахивают своими интеллектуальными атрибутами, чтобы поощрять и поддерживать социально-экономический геноцид. Их присутствие заставляет меня всего дрожать от гнева. Я чувствую себя вынужденным или заглушить их, или эмоционально выбросить.

Чему там можно поучиться, из моей первой литературной борьбы? Коммунизм был экспериментом, соизмеримым по масштабам с экспериментом Франкенштейна. И был отвергнут, когда значение человека придало законченный вид понятию разумный и распространилось в большей части красного мира.

Крохотное число циничных богатых детей и бывших покровителей холодной войны еще должны привыкнуть к фактическим доказательствам недостатков присущих коммунизму. Ошеломленные размахом двадцать первого века и глубиной социального и политического искажения времени, эти патетические коалиции предъявляют обвинение навязчивой неолиберальной программе, оскверняя межнациональную политику и порывы стран третьего мира. Они неслышно отстаивают утратившую иллюзии кубинскую и вьетнамскую элиту. С той же тошнотворной искренностью они высказывают недоверие социопатическому режиму Северной Кореи и его садистским, гигантского размера исправительным лагерям.

К той же самой пирамиде глупости я причисляю социалистические карикатуры, тех, кто привел бы в качестве показательного примера Францию. Социалистический фасад этой зашоренной нации продолжает существовать благодаря помощи западных стран (точнее их коллективной формы собственности) и эксплуатации своих “бывших” колоний. Более того, антииммиграционная политика Франции подтверждает, что ее социализм – просто пародия. Рвотный рефлекс у меня вызывает нынешний социализм Ближнего Востока, и я оставляю за собой право снять завесу тайны с исламской экономики по причинам, которые для Вас, читатель, откроются.

Что там можно сказать об остальной части мира, которая раскапывает скептицизм в современной коммерции и торговой изобретательности и расширяет возможности для новых подходов? Плыть против течения – путешествие в одиночестве.

Так, позвольте мне сказать откровенно, капитализм канонизировали, абсолютно не заслужено. Викторианская схема, которая сделала унижение банальной рутиной для простых смертных, теперь клонит земной шар к краю пропасти. Все же ни один здравый ум или заслуживающая доверия личность ни появились, чтобы подталкивать к своему исключению из нашего потока сознания.

Схемы экономистов полны устаревшими аксиомами, выдающими себя за здравый смысл. Это может вызвать только одну реакцию – отрицание. Печально, что большинство их полусырых понятий основано на наблюдениях, существующих только в фантазиях экономистов, и все же, они продолжают оставаться неоспоримыми. Это выводы приводят к началу сомнительной политики, полностью уничтожающей возможность достойного существования для миллиардов людей на этой умирающей планете.

Если вы тщательно присмотритесь к этим воинственным, интеллигентным евнухам и узколобым мятежникам, и притворщикам, сможете выяснить самостоятельно, что их трактаты – всего-навсего, способ обрисовать в красивых диаграммах и изогнутых моделях распространяющееся повсюду неравенство социальных классов. Большинство трендовых экономических настроений, не что иное как шумиха для шикарного крепостного права (или я должен использовать надлежащую терминологию “полномочия на само-порабощение”).

Увы, общественность неправильно восприняла эти философские образцы академического осуждения глобальной социальности, коммерции и торговли, а также политической несправедливости. В результате каждый Том, Дик, Гарри, и Генриетте абсурдно верят в капитализм и наивно полагают, что он или она в маленьком шаге от выигравшей стороны в инклюзивной социально-экономической несправедливости.

Надлежащее внедрение “лучших торговых условий” или “самодостаточности” добавляет к лозунгу определенное je ne sais quoi, что заглушает враждебные дебаты по социо-политико-экономической несправедливости и наполняет меня энтузиазмом, как минимум на две секунды. Внезапно, непреклонная реальность проникает в действительность, рушит мой оптимизм и понемногу усиливает отчаяние. Каждый раз, когда общественность с яростью и угрозами активизируется, из-за незначительных структурных регуляторных ультиматумов (т.е. стандартные рабочие часы или минимальная зарплата), я чувствую отвращение.

Неоднозначная тема социально-экономического неравенства, усиливает радикальные движения ради изменения нравственных ориентиров человечества. Диспаритет и несправедливость – два характерных элемента данного неравенства, оба втиснуты под один огромный зонт. Социально-экономический диспаритет представляет собой унаследованный дефект любого общества, который требует структурных изменений для достижения баланса. Несправедливость в любом виде, преднамеренно дискриминационная социальная конструкция, требующая социального покаяния и исправлений, чтобы избавиться от зла.

Если поместить эти два рассуждения, диспаритет и несправедливость, в шаблонную аналогию, то диспаритет классов vs социо-политико-экономическая несправедливость, тоже самое, что гражданские права vs отвращение к рабству. Отсутствие ясной моральной критической черты между положенными в основу социальными условиями и систематической бесчеловечностью, пятнает реальную суть исследований политической экономики. Фактически представляющих собой необходимое условие при оценке гражданских прав.

“Некоторые читатели были сильно мной возмущены, когда больше не могли признать свою область, свою организацию”.

— Жак Деррида

Когда пишете книгу, которая должна усваиваться медленно, не уловку или пиар-ход, Вы должны охотно принять свои недостатки и смириться с заносчивостью. Однажды мне сказали, что ни один здравый ум не захочет прикоснутся к моей резкой обличительной речи. Рыбак, который прошептал мне на ухо, что только один процент реки полезен для него, укрепил мою веру.

Если Вы, один из возмущенных читателей (и вдобавок к этому еще и, вдохновенно инертное создание), задающееся вопросом “что, черт возьми, такое, Этосизм?”. К концу этой книги, я уверен, Вы не сможете прочесть лекцию в комнате, полной капиталистов агностиков или перенаправить оставшихся марксистских ягнят подальше от обрыва обещаний. Вам потребуется более чем один неторопливый заезд на этом аттракционе.

Если Вы ожидаете, что прочтете Артхашастру двадцать первого века, Вас ждет монументальное разочарование. Я никогда не чувствовал себя кем-то, кто особенно много о себе возомнил. Я вынужден с медлительностью библиофилов, заострить Ваше внимание на факте, что мой антидот для нынешней глобальной социо-политико-экономической справедливости, уходит от сильно отравляющих лозунгов кокетливой политической экономики. Эта книга полагается на уверенность, что мы станем цветом, полом, формой, и не различающими классов, когда у нас появится повод стереть в пыль наши глобальные корыстные общественные конвенции.

Предмет искусства – это coup d’essai вызывающий сентиментальность в людях. Он может быть полон характерных особенностей, провоцируя различные эмоции, в зависимости от расстояния, с которого за ним наблюдают. В отличии от любой другой формы выражения, эссеист дает читателям полное право и ответственность добавить к искусно составленному предложению свой голос, dеcor и удар сердца, который они сочтут наиболее подходящим. Инициатор колебаний, вечно удерживаемый заложник в мозге товарищей и незнакомцев, который неосмотрительно ранит или пытается дискредитировать единственное, что осталось писателю – мысль.

Я обнажаю душу тщеславию, агонии и восхищению, существующему в различных частях земного шара. Впоследствии, я изолирую свое сознание, чтобы распознать чувства. Пусть мне не хватает ловкости пальцев, чтобы умело играть на музыкальном инструменте, мои слова – моя музыка. Я сочиняю партитуру. Дело за Вашей бравурностью и мужеством, чтобы дотянуться до инструмента, который Вы выбрали и исполнить серенаду всему остальному миру.

Для художника высшая степень похвалы — это слеза. Как антагонистический писатель, я работаю в области, заставляющей читателей, чувствовать отвращение к современным социальным конструкциям. Я не буду изображать меланхолию с ламентациями Нины Симон: “Пожалуйста, не позволяйте мне быть неправильно понятым”. Я не позволю меценату и очернителям охотиться и подавлять меня как Льва Троцкого, как крысу. Любая попытка пробить мое сознание и освободить Альфреда Вилли или Руди Дучке будет тщетна. Я прошу о том, чтобы 33 полосы плоти, были вырваны из моей груди, затем шеккеменя, так как я иду на запад и пересекаю реку Стикс что бы поцеловать М'Балья Камара.

В этой книге содержится две волны мыслей, следующие одна за другой. Временами я вкладываю накопленное годами в одну фразу. А иногда, секунда озарения даёт рождение множеству страниц. Однако, учтите, я не упокоюсь с миром до тех пор, пока мой мозг не будет подан, как трапеза пяти пятилетним детям племени Караваи, сидящим на грудах статуэток Каролин Брайант Донхэм и Труганини, пристально смотрящим на портрет Джианджианкомо Фелтринелли в то время, как им исполняет серенаду слепой датский комедиант, поющий “Кон те Партиро”. Пять дней спустя, пепел моих останков и то, что осталось от банкета должно быть развеяно вокруг Катеура, Парагвай.

“Что касается обвинений против меня, я не беспокоюсь. Я вне их нерешительной лживой морали, и таким образом, я вне забот”

— Фунмилайо Рэнсем-Кути

Сейчас, Вы смело погрузитесь в смертельно опасное путешествие, в мое интуитивное ощущение. Этосизм частично посвящение Антону Вильгельму Амо, жертве фанатичного академизма и его собственной схоластической странности, которая заставила его заплатить максимальную цену — лишение актуальности. В данный момент, мне доставит огромное удовольствие заставить Вас прочесть имя остроумного философа — Роберт Гук. И пусть Исаак Ньютон, сейчас перевернулся в своей могиле. Делая это, Вы спасаете мою принципиальность.

Чтобы высказать свою благодарность за Ваше понимание или интерес, я собираюсь сильно стучать в окружающие Вас массивные стены, освобождая от иллюзий, пока Вы не пробудитесь и не будете готовы помочь мне выгнать безрассудных демонов, проживающих в каждом обычном смертном. Вырастить Каина.

Возможно, я предпочел бы более спокойный маршрут в этой поездке, обворожительно декламируя устоявшиеся теории, создающие основу для течений социальной и политической идеологии. Но я отказываюсь воздержаться от злоупотребления моего права на сознание. Отказаться от любой из моих выводящих из себя особенностей и распылить свою личность, нельзя сказать, что невыполнимо, это совершенно исключено. Как бесстыдный диссидент, я живу с ощущением потребности закончить предложения, начатые храбрыми протагонистами или разрушить контекст конформистов.

Мой совет Вам и любому с несколькими нейронами реагирующему на эмпатические раздражители, если был укушен змеей со знаком доллара в конце ее хвоста — не бегайте кругами подобно курице с отрезанной головой. Продолжайте читать эту беспощадную книгу. Это — сорбент, чтобы избавить Ваше сознание от лжи. Во имя человечества, каждый должен быть умерщвлен, чтобы умереть, так и не одержав победы над всеобъемлющим абсурдом.

Этот литературный опыт, заправленный аяуаска, наполнит Вашу нервную систему появлением Томаса Кларксона. Попытка откусить большой кусоккапитализма, коммунизма или перегруппированных позиций социализма и выплюнуть его в полыхающий костер не предпринята напрасно. Нет лучшего времени, чем двадцать первый век, чтобы пошатнуть опору в полемике о глобальном неравенстве, путем детального рассмотрения социально-экономической несправедливости.

Что, решительным образом, можете Вы или я достичь? Боритесь с цинизмом. Безотлагательность и упорство, существенные условия. Мы хорошо экипированы, чтобы искоренить распутность в распределении богатства и подготовить почву к альтернативе викторианского оправдания несправедливости. Несмотря на боль, всегда помните, что никто не появляется из ниоткуда. За каждым всегда есть история. То же самое относиться и к идеям. Ни одна ни рождается на пустом месте. Вопрос предшествует каждому ответу, ну или, по крайней мере, должен. Храбрость — несомненно, самая прославленная из всех достоинств. В тоже время для созданий, подобных мне, поощрение наиболее побуждает из всех пороков. В жизни нет ничего более ценного, чем проявление внимания.

Глава два

Хорошие все Дни

“Осенний дождь, осенний ветер, заставляют умирать от грусти.”

— Цю Цзинь

В каждом возрасте и части мира, мы слышим скорбные сетования “жизнь была проще и лучше в те дни”. Для возвращающихся к исходным, радостно ценимым геометрическим функциям, используемым для оценки человека, птицы и животного, сведения прошлого должны обогатить современные обстоятельства для развития замысла человечества. Но, античность рассматривается сквозь выражение блестящих умов самых глубоких моментов, наполненных сильными заблуждениями. Ораторское великолепие может находиться на слуху у историков и быть кратко записано на стене с привнесением желаемого. Для религиозных структур и монархов, массовая печать, критическое суждение доказательств, а также пути и средства для выискивания обманщиков — первородные грехи человеческого рода.

Я испытывал судьбу с историей одиннадцать раз, и природа уступала, мать природа преклонялась на одно колено, и каждый раз у Европы неуклонно складывался достойный ответ. Это мог быть результат космического вмешательства в мой мыслительный процесс или котел выплескивающегося, ранее подавляемого гнева. Панорама хронического изложения событий человечества делает Европу очевидной отправной точкой центральных тенденций. Европейцы украсили фольклор и народные обычаи, что в наше время вызывают зависть и почитание у целого мира.

Было время, когда причуды этой большой площади земли между Азией и Атлантическим океаном были частично дикими и частично глуповатыми. Живые особи расчленялись для исследования функций человеческого тела. Зловонный запах, как полагали, вызывал хламидию. Знахари-шарлатаны приобретали богатство и почести, утверждая, что владеют скрытым пониманием и мастерством сверхъестественных явлений. Европейские мужчины выучивали назубок магические заклинания, чтобы вызывать похотливые мысли у своих будущих спутниц. Мужчина похищал, осквернял, и досаждал той, которая, по его предположению, станет светом его жизни, пока она не начинала верить в его иллюзии и не уступала, чтобы стать его. Это были общепринятые средства связать себя узами брака. Предшествующие любовники матери, как полагали, передавали свои черты ее детям не путем оплодотворения. Невежды были безукоризненными созданиями. Предсказывание судьбы по лицевым уродствам считали точной наукой. Бесчеловечность была великодушным жестом в превосходной степени. Население обвиняло мигрантов в том, что они приносят болезни и преступления. Публичное зрелище разрывания человека на части было кисло-сладким удовольствием.

В период времени, когда господство империи или цивилизации достигало наивысшей критической точки, традиции максимально деградировали, и это было привычным стечением обстоятельств. У каждой цивилизации есть свое специфическое моральное разложение. Месопотамским невестам приказывали заниматься сексом со случайными незнакомцами, прежде чем их мужья касались товара. Не было исключений в несправедливом отношении к бедным и побежденным у Египтян, Ацтеков и Чжоу. В Чжун Го воспевались мерзкие рецепты пыток, а “Убийство Цыплят, чтобы Потрясти Обезьяну” было общепринятой тактикой. Персы дошли до кастрации сыновей своих врагов, в то время как ирокезы просто стерли с лица земли Нейтральную Конфедерацию. Каждое общественное празднество непримиримого триумфа сражения, образцово включало массовое изнасилование жен и дочерей побежденных. У Маори был другой подход, они держали на пляже в клетке захваченных женщин и детей, пока те умирали в невыносимой боли, а мужчин съедали.

Некоторые безнравственные поступки переступали границу, используя те же оправдания, что и самая старая социальная структура, и асимметричное разделение труда — рабство. Во многом, рабство соткали в единую ткань, в равной степени богатство империй и психоз обществ. Люди захватывали людей по наиболее прискорбным причинам, которую только можно вообразить: зверская феерия, принудительный труд или предметы потребления. Викинги совершали набеги на английские побережья из-за легкой добычи. Королевство Ойо усовершенствовало нападение конницы, чтобы захватывать рабов быстро и ловко. Везде под солнцем, дети рабов должны были стать не чем иным как рабами. По большей части рабы были прислугой. Местные сообщества не обостряли их навыки охоты, исключительно, чтобы сделать их жизни легче. Некоторых похищенных ждал зверский конец, чтобы потворствовать кровожадным богам.

Дьявольским образом, каждая нация продемонстрировала осведомленность, что инвестиции рикошетом отображаются на производительности и увеличении занятости. Конфуций яростно боролся, чтобы сохранить китайские институты рабства, поскольку они шли на спад.

Рабство долго не базировалось на цветовых оттенках. Африканские злодеи, как король Дайого, открыли дух африканизации в работорговли. Султанат Омана играл основную роль в окрашивание в черный этой зловещей торговли. Их действия в конечном итоге приводят к исчезновению понятия, что черные были людьми. Аппетит конкистадоров и страсть к рабской торговле было чудовищем иного вида. Чтобы избежать смещения лаконичности и увеличить понимание, я должен упомянуть, что много испанских мудрецов противились использовать вероломный термин торговля. Тем не менее, они не чувствовали раскаяние, когда европейцы покупали африканцев, которых держали в клетке и продали другие африканцы, или ребенка, назойливо предлагаемого его родителями.

Вариации явного сумасшествия в истории указывают на универсальность массового проявления идиотизма и его распространения. Во всех уголках мира восхищались тиранами и социопатами. В случае предоставления возможности решить, кто должен диктовать общественный строй, старое общество неизменно выбирало абсолютных психопатов. Мазохистские наклонности превозносили самых беспощадных в правителей, мудрецов и пророков. Подвергать сомнению осознание просвещенных философов или выдвигать на первый план провинциализм в их литературной работе, не лишено достоинства. Доброта и угрызения совести, как основные признаки правителя, серьезно не рассматривались.

По всему миру не было никакого различия в стандартах бесчеловечности. Эссеисты связывали события, в которых они принимали участие, приукрашивая правду и совпадения. Угнетатели и угнетаемые рассматривали бесклассовость как абсурдный социальный идеал. Если у одной страны было больше золота, чем у другой, то она неминуемо была более состоятельной, или была разбита и ее золото, разворовывалось терроризирующей ее империей. Наилучшим путем к национальному процветанию, было накопление рабов, а также золотых и серебряных слитков. Исходя из этого, все наши предки, кажутся, откровенно жадными садистами.

“Я получил приказ от своего Бога, вести людей к Богу, Наивысшему. Те, кто хочет прокладывать этот путь просто должны следовать за мной”

Шейх Амаду Бамба

Аниций Манлий Северин Боэций задался вопросом: “Если существует Бог, то откуда зло? И откуда добро? Если никакого Бога нет”. Если золото — корень всего зла, действительно ли оно идеальный предлог, для нищих, осуществлять злые деяния? Теизм вынужден использовать внушительную рациональную основу для своих божественных ценностей, по сравнению с чем-либо еще. Трусливый ханжеский разговор о том, как стать резко всеведущим. Их логика жизненного подчинения сообществ всемогущему существу, увязла в шутовстве с самого начала. Смертные не были осведомлены, что благоразумие не является предметом замысловатых способностей, требующих быть показанным в тонкости материи. Разжигающие войны империи и жестокие группы, избивали и порабощали сообщества обвиняемые в нравственном вырождении. Это виденье было больше, чем вера. Это было распоряжение с небес. Если Вы совершили злодеяния, чтобы выиграть сражение, то Бог был на Вашей стороне, и он хотел именно этого. Идеальная логика победителя.

Пылко написанные проповеди использующие яркие образы, очаровывают всех, кто их слышит. Яркие жизненные моменты и импровизированные рассуждения, произнесенные во время стихийных бедствий, были повторены священниками и шарлатанами, используя тот же самый драматический тон, чтобы загипнотизировать наивное стадо. Голос рокового могущества был в словах, составляющих добро и зло. Типичные отправные точки теологии определили новые божественные границы и поменяли местами характеристику святых и дураков. Во все времена в религиозном послании идеологическая чистота была центром усилий. Массам было сказано, где должна находится мудрая лояльность. Духовенство шло вне противоборствующих сторон. Вас осуждали как атеиста, если выражали сомнения касательно правдоподобности древних священных писаний. Было невозможно избежать старческих религиозных догм, которые приводили к преувеличению достоинств божества.

Благовидные причины оправдывали сильное влияние богословия на диалектическое мастерство. Наука о медицине была бы бесполезна среди людей, избавленных от болезней. Религия, как сатира, подпитывалась нагнетанием ситуации о естественных недостатках и неудачах общества. Длительные периоды процветания также были ее попутным ветром. Когда общество было в стадии изменений, она сияла с еще большим блеском. Отчаяние из-за которого убегают от реального времени и пространства, угроз апокалиптической ярости и страха перед сверхъестественным, подавляет естественный разум. В Шангри-ла, лишенном преступлений, волнений, и беспорядков, все еще были пророки и богословие. Теизм включил в себя космическую область и горизонт обучения.

Развитие городов и расширение торговли разрушили чары язычества. Вердикт не физической механики человеческого существования заявил преимущество своей идиосинкразической интерпретации Создателя или Создателей и сверхъестественных сигналов. Не было ни малейшего чувства меры в разуме религии бытия “d’?tre” и нелепых манифестах. Слова заслуживали порицания, как средство передачи уполномоченного богами кровопролития. Приверженность к безумному и циничному объяснению намеков богов требовала или абсолютный самообман, или отсутствие юмора. Высмеивание их несуразного руководства или инакомыслие, не допускалось. Духовные картели загипнотизировали крестьян на уровне желаний и заменили непокорных правителей благородными уступчивыми лакеями.

Богословие насыщало атмосферу этого времени. Человечество поверило в фальшь и легенды по— детски искренне. Поиск естественной причины был отчаянным. Безрезультативная критика исторических работ была настолько же аматорской, как и медицинская практика. Время от времени религиозные интриги действительно объединяли утешающие позиции, благоприятствующие уравновешенному представлению о спорных вопросах. Только те, кто достиг предусмотренной степени чистоты, смогут избежать мучений загробной жизни, по большей части, было их движущим теологическим требованием. Одинаково непомерное требование “Бог на моей стороне” способствовало и подстрекало неразумных в их рационализации унижения своих врагов путем обезглавливания, эвисцерации, сожжения и иных креативных бесчеловечных методов. Так же, как в любом доминирующем сегменте древнего образа жизни, религиозные институты полагались на насилие и принуждение для своего существования.

“История — мелодрама на теме паразитизма, характеризуемая сценами, которые или захватывающие, или унылые, в зависимости от обстоятельств и многих внезапных сценических трюков.”

Макс Симон Нордау

Портретная живопись или ловушка ведического напева. Поза, голос и жестикуляция, могут быть утеряны навсегда, если не следить достаточно за выражением намерения. Напряжение апатии человекообразных останавливает развитие, связанное с беспокойством. Просыпаясь со ртом полным крошечных пальцев, мы волнуемся больше о нашей кончине, чем о боли, которую мы причинили. Наука, которая не может достигнуть соответствующей функциональности, заслуживает того, чтобы быть списанной как псевдонаука. Горькая правда заключается в отсутствии специальных средств проверки социальных и политических ответов и выпадов, ожесточающих мир. Аппетит рода людского к страданиям других и разделыванию акта чистого альтруизма, так же старо как сама жизнь.

Слабовольные учения нашли счастье в своих православных мыслительных процессах и темах. Ранние идеалисты стремились уничтожить несовершенные принципы, считавшиеся человеческой натурой. Смелое исследование стимулировало характер и благосостояние стран, и было нацелено на разрушение апатии. Научные труды Лаффема Бартелеми, убеждающие процветающих французов заботиться о бедных, выдержали резкую цензуру и обвинения. Также, в период этой эпохи везде популяризировались философские аспекты идей социального и политического реформирования. Смелые осуждения Осман дан Фодио обращения с крестьянами гнусных правителей, изменили субконтинент. В призыве к совести богатых или убийстве деспотов, они подталкивали наивные души к невероятному вздору.

Конфликты между и в пределах профессии так же стары как мир. В то время как весь мир менялся с течением восемнадцатого века, ссоры фанатиков производства и поборников сельского хозяйства происходили из-за положительной дискриминации могущественных правителей Европы и их философских обязательств. Среди свирепых философских сражений, моральным чувством изгнания несправедливости, ни больше, ни меньше, пренебрегали. До тех пор, пока доктрина науки не была четко сформулирована, справедливый вердикт был невозможен. Политическая экономика Адама Смита для политиков — способ заботится об обществе или помогать индивидуумам в обогащении. Стюарт Милль позже добавил предложение. Бесцеремонная правда встряхнула западные конгрегации того времени. Их работы остаются неисчерпаемым кладезем знаний.

Дети подражают своим старшим братьям и сестрам. Что на земле вдохновляет отпрысков политической экономики, экономистов, действовать, так как будто их предшественники были дезориентированы своей сверхчувствительной осведомлённостью свойственной их периоду времени и обстановке? Ничто не происходит внезапно. Что казалось естественным и захватывающим постепенно было захвачено корыстолюбивыми существами. Политическая экономика стала свидетелем вспышки скептицизма. Они нарушили строй начиная с армии наивно сочувствующих, которые приветствовали иные каноны и школы мысли, чтобы издать законы против политического и этического регресса, несмотря на плату внушительной цены за ограниченность интересов. Начинающие, отвергали сочувствие в своей фальшивой философии, что капиталистами рассматривалось как подвиг. Убедительным аргументом было то, что чистое предательство продлевало отчаяние бедных.

В начале, для экономистов поиски признания и уважения не состояли из всего-навсего отшлифованного красноречия. Они были скорее заинтригованы, чем обязаны, искажать галантные просьбы политических экономистов и человеческий импульс, чтобы быть зачисленным в гангстерские группы. Призыв перехода к дикой аналитической стороне был желанием поддержать аутентичность в том, что Томас Карлайл и Джон Рескин порицали как мрачная наука, или, как они напрямую заявляли, наука геев. Ажиотаж или иллюзия дефицита были валютой, злоупотребляемой философами— мошенниками политической экономики. Считалось, что талантливые создания появлялись редко. Поэтому, люди не могли быть равными. Правда была так проста. Ради человечества исключительные и выносливые (некоторые) мужчины должны были постоянно править незрелой и беспомощной массой. Группы мудрецов прямо подтвердили, что базар не должен путем уловок синхронизировать ритм стоимости предметов потребления. Это должно быть ответственностью промышленных магнатов. Циничную и деградирующую идею на публике, клеймили как ложную. Однако, только, между нами, это была другая история. Даже учитывая, что они не получали похвалы или восторженных отзывов за распыления человеческих отходов на холсте, они получили странных сторонников.

Полное отступление сознания сбило ценность человекообразных к запасам мышц и ртам. Экономика, или то, что было коммерческой и торговой субкультурой, процветала за счет политической экономики, отклоняя уместность человеческой души. С этого момента, в экономике, празднование мозговой преждевременной эякуляции стало модой дня. Рукописи ранних веков, включенные в устные традиции, едва заслуживали доверия.

Действительно ли другие общества в любое из времен тщательно исследовали капризы людей, в то время как торговали их потребностями и желаниями? Дефицит сообществ в транскрипции или вечных текстах приводятся другими как доказательство их неспособности рассуждать. Потоки, прибывающие из западного полушария, производя рев и требуя от вновь прибывших лояльности к нефигуральному, чтобы поймать явление, выпущенное сложностью общественных действий, заполненных новым искусством, экономикой и жестокими ублюдками. Экономисты были более полны энтузиазма в своих отвратительных принципах, чем политические экономисты в благонравных желаниях. Когда деклассированные интеллектуалы уставились в прошлое своими серыми линзами, они утверждали, что наблюдают помахивание невидимой мягкой рукой Адама Смита. Это, вполне, мог быть средний палец Бартелеми де Лаффема.

“Культура порождает прогресс и без этого невозможно требовать от людей никакого нравственного поведения”.

— Хосе Васконселос Кальдерон

Оценивать если мир сегодня более абсурдный или глупый, чем он был раньше, не легкая задача. Печаль смертных грехов все время овладевает обычными душами. Простая истина — если Вам интересно прошлое, лучше всего обратить свой взгляд в историю. Коллекционеры редко применяли этот критический тест к своему материалу. Традиции должны быть разрушены. Помешательство древнего мира должно стать ярче с каждым исследованием как фактор, способствующий взлету и падению цивилизаций. Учитывая диалогическую природу истории человечества, интертекстуальность оправдана передавая осуждение прошедшим временам. Последовательное отвращение, гнев, расстройство, ненависть, амбивалентность и апатия в отношениях человечества с прошлым внушили полноценную ложь, вводящие в заблуждение факты и условность контекста. Это общее согласие заставляет прошлое предстать более миловидным и оживленным. Импульс приукрашивания старых времен был постоянно в моде. В некоторый момент истории, мы могли бы осознать, что утаиваем вызывающие отвращение идеологии, отказываясь бросить вызов нашей ностальгии. Да, Казанова был насильником!

Мы пришли к тому, чтобы стать свидетелями отчетливого перемещения жизни человечества в сторону философской интерпретации. Существует динамизм и дополнения между прошлым и настоящим, нежели просто неопределенные совпадения. Улучшение оценки прошлого позволит другим интонациям быть услышанными. Если суровая бедность, пандемические болезни, войны, невежество и духовная эксплуатация — основные параметры измерения человеческого прогресса, то был ли прогресс? Что есть такого в наше время, что не проявляет ощутимого влияния религии на нас? Барды и гриоты не нашли место среди великих историков мира. Милитаристы и жестокие психопаты, все еще являются образцами для подражания. Действительно ли мы готовы отступить назад и сделать неправильную вещь правильной?

Туата Де Данан появилась из ворот ада, преподавала учения ирландских Друидов и ушла в тот же самый земной проход. Сумасброды наводнили социальную и политическую экономику бессердечностью и преобразовались в невидимых монстров, живущих сегодня в нашей водопроводной воде. Их вроде бы свежие теории как монотеизм или разделение труда просто перестроенные, давнишние понятия или общественные предубеждения, а также чувства эпохи. Эти грабежи выжили или из-за склонности человеческого тела к невидимой, автоматической обработке информации, или потому что не было модной инновационной защиты для неясной социальной конструкции.

В эти дни, в научных кругах контекст и сочетание эмоций, времени и пространства получили дурную славу. Политические экономисты – прохвосты, построили великолепный мост от старых предрассудков к новым, который до сих пор является магистралью рассуждений и держится долгое время, даже после того, как любой идиотичный принцип времен давно превратился в руины. Закон невидимых форм наш глупый оптимизм. Меркантилизм — мальчик для битья в истории экономики. Из намерений создателей или общественных предрассудков эпохи, “caput mortuum” – это то, что показывают хитрые экономисты. Не то, чтобы запах и замаранные сущности, исчезли. Это мы стали аносматическими.

Все мы знаем истории о ком то, кто не хотел врать и был приговорен к сожжению. Акт великодушия приходит после предотвращения ужасов. Слезы катятся по бледным лицам, от восхищения мертвыми тиранами. Связь колонизации угнетаемых и угнетателей меркнет по сравнению с жестоким современным симбиозом оскорбленных и обидчиков и из-за паритета между жертвами и злодеями. Те, кто страстно стремится к свободе в поганых странах, выделяют колонизацию гордо, с вожделением.

До нынешнего тысячелетия, Чжун Го — нация географически дезориентированная, и не может разобраться, как преодолеть то, что является страной чуть ли не верховной на всей земле. Люди из поганых стран в поиске виз на Запад, поют мелодию “Mowhee” что хотят улучшить своих соотечественников, когда они всего лишь хотят жить в европейском обществе. Средний класс освобождает себя, в то время как продолжает двигаться по кругу к расистскому, женоненавистничеству, и ксенофобному порядку. Контроль взрослыми мужчинами чрезмерно значительной части власти все еще является само собой разумеющимся понятием. Каково наказание старых белых мужчин, незаконно присваивающих работу своих студентов, к которым сами предвзято относились? Нобелевские премии.

Поскольку мы завершаем эту главу, печальная мысль приходит к нам на ум, наша жажда беспрерывных злодеяний неутолима. В силу самой своей природы человеческая восприимчивость к сочувствию, приобретенная в результате бедствий, повторно и грубо уничтожена. Никто не смеет предавать солидарность или разоблачать временный застой в экономике, потому что это разрушит очарование невиновности. Мы еще не начали расхваливать новых героев для новых моральных принципов. Духовность скорее подчеркивает твердую приверженность шокирующим деталям, чем подражанию жизни. Публика издевается над мерзкими записями негодяев и обрушивает гнев на кратковременных божеств, которые давно признали себя побежденными и возвратились в ад. Консолидация богов, конечно, испытывает ностальгию по времени, когда земля не была населена людьми; Старые добрые времена.

Глава три

Тупой еще Тупее

“Почти неразрешимая задача, не позволять ни власти других, ни собственному бессилию, изумлять нас.”

— Теодор Визенгрунд Адорно

Лига нападающих на конституционное сомнение в жизни, маргинализировала главный двигатель креативности. Вернувшиеся с того света продолжают разрушать мудрость человечества в ее обновленном зачаточном состоянии. У щупалец постоянной идиотской доктрины есть одинаковое разрушительное социальное влияние по всему миру. Циничные догмы всегда исходят от самодовольства. Попытки погрузить подлость в забвение не должны быть восприняты как акт героизма. Никто не заслуживает аплодисментов, за то, что принял порочного психосоматического монстра. Я, сам небезгрешен.

Было время в моей жизни, когда моя терпимость основывалась на наивном стандартном отклонении безумия. Я был просто невежлив с марионетками, которые гордятся демократизацией трущоб. Я проявлял сверхчувствительности к имбецилам, которые клянутся, что не различают ни расу, ни пол. Мне следовало бы использовать в качестве боксерской груши лица идиотов, которые выдвигали идею выделить каждой семье по свинье, чтобы улучшить уровень жизни в разоренных войной регионах. С другой стороны, это было сложно, в то время, понять, что все психогены скрыты в одном фанатике. Нужно время, чтобы подслушать разговоры по всей социально-экономической пирамиде, чтобы фактически поднять глобальное опустошение и самосознание до несвойственного уровня.

Не бойтесь ходить в любое уважаемое ателье знаний, независимо, где оно расположено, на Западе, Востоке, Севере или Юге. Вы будете пораженыцианотичным оттенком диалектической бессмыслицы. В этих лабораториях грядущие финансовые цари, а также центральные фигуры международных организаций, обращают в свою веру концепцию предельного здравого смысла. Их бесполезная модель написана из уравнений параноидальных деспотов и ненасытных шутов. При этом подход производной функции частичного правосудия затмевает психологическую нестабильность, сдерживающую рост этих бедных стран. Патетические предположения формируют интерпретацию социальных норм, коммерции и торговли, и добавляют политический нейтралитет к моральной развращенности. Нет никакой потребности, беспокоиться по поводу зловония этой инфантильной концепции. Беспрецедентное овладение искусством предубеждения — морально безупречно.

Огромное количество энергии тратится на разрушающий нервы звон “увеличение заработной платы влечет за собой автоматизацию супермаркетов и сокращение рабочих мест”. Такие заявления оказались абсолютно ошибочными. Прекращение рабства коричневых и темных людей, детского труда (в дополнение к сокращению рабочих дней), а также выплаты и льготы сотрудникам, продемонстрировало, что человеческое достоинство и трудовые успехи эксплуатации рабочего класса не являются взаимоисключающими. Я ненавижу минимальную зарплату больше, чем высокомерные и поверхностные миллиардеры. Там, где они и я призываем к отмене минимального оклада, я хочу разрушить устаревшее представление, что те, кто проживают в низах, имеют меньшую стоимость. Я все еще не нашел солидарности со своими идеалами. Понятие минимальной зарплаты сделало шизофрению распределения богатства очень функциональной. Улучшение труда, достигнутое без порабощения роботов, является открытым лицемерием в худшем случае или простым несоответствием в лучшем. Необходимо, поработить роботов для замены человеческих мышц и нерешительности, чтобы сломать кандалы обязательств минимальной зарплаты.

Что можно сказать об уходе знаменитостей в выдуманный мир исполняемой роли, для сражения с ощутимым социальным вызовом? Два больших пальца вверх для выражения отношения к корпоративизму. Этот модный переход гипнотизируют общественность, раздувает ужасающее псевдооснования “для блага” и поддерживает абсурдность. Овации, устроенные этим шутам, не приносят ничего кроме крушения надежд миллиардов душ в темном мире и идеализированных гетто. Это невыносимое зрелище не пробуждают здравый смысл и стойкость в крайне убогих странах и пригородах. Когда все ставки сделаны, оскорбления и страдания побуждают сочувствующих людей и перебежчиков к жестоким крайностям. Религия и оружие! Не должно стать неожиданностью для любого хорошо уравновешенного мозга, что неравенство служит дальнейшему разжиганию гнева у тех, кто испытал несправедливость, и дает повод для шокирующих антифонов.

“Написать историю так же важно, как и сотворить историю. Если писатель не остается верным создателю, то неизменная правда выступит в качестве, которое приведет человечество в замешательство”.

— Мустафа Кемаль Ататюрк

Я сыт по горло тем, что во всем мире мы превозносим как великих предпринимателей Эндрю Карнеги, Дж. П. Моргана, Джона Д. Рокфеллера и Корнелиуса Вандербилта. Эти презренные человеческие существа были коронованы как Люди Направляющие Весь Земной Шар на Правильный Путь. Их раздутая доброжелательность стала кредо сигарных— капиталистов в рационализации расширения золотых ворот чистого зла, и декриминализации жадности. Голоса, осуждающие их злую тактику, сами являются целью для осуждения. За это надругательство, я должен отдать должное своей современной амнезии, когда дело доходит до промышленной революции. Нет никакой потребности приобретать лопату, чтобы раскопать след негуманности оставленный после их злых деяний и подвигов. Они консолидировали высшую власть и влияние, настойчиво запасая драгоценные камни и собирая ненужный престиж.