скачать книгу бесплатно
«Вратарь, не суйся за штрафную!» Футбол в культуре и истории Восточной Европы
Сборник
Научная библиотека
«Вратарь, / Не суйся за штрафную! / Поэт, / в политику не лезь!», писал Евгений Евтушенко в 1989 году в стихотворении «Лев Яшин», прочитанном на стадионе «Динамо» перед 60 000 зрителей перед началом матча в честь легендарного вратаря. Отсылкой к этому стихотворению книга отдает дань памяти знаменитому герою не только советского, но и мирового футбола и указывает на значение футбола, выходящее за рамки спортивного зрелища. Сборник обращен как к знатокам и болельщикам игры, так и к читателям, интересующимся футбольной культурой Восточной Европы. В нем собраны статьи об этом массовом виде спорта в литературе, истории, политике, искусстве и повседневной жизни. Книга охватывает пространство России и Украины, Польши и Югославии, Чехословакии, Латвии и Венгрии, Германии и Австрии. Речь идет о легендарных футболистах – Льве Яшине, Валерии Лобановском, Ференце Пушкаше, о футбольных фанатах в Польше и их следах в современном городе, о футболе в кино и о взаимосвязях футбола с архитектурой и градостроительством. В книгу включена подборка коротких литературных текстов авторов из разных стран Восточной, Центральной и Юго-Восточной Европы, большинство из которых впервые публикуется на русском языке.
«Вратарь, не суйся за штрафную». Футбол в культуре и истории Восточной Европы
Обмен вымпелами. Предисловие составителей
Дирк Зуков, Штефан Краузе, Кристиан Любке
На улице Златаричева в центре старого Дубровника есть сграффито, у которого часто останавливаются городские экскурсоводы. Латинская надпись гласит: «Pax Vobis Memento Mori Qui Ludetis Pilla» – «Мир с вами, помните о смерти, играя в мяч».
Обычно местный чичероне рассказывает здесь историю о том, что эту надпись велел разместить приходской священник в назидание соседским детям, которые, несмотря на многочисленные порицания, продолжали гонять мяч и мешать ему. Эту странную и загадочную фразу некоторые считают доказательством на удивление долгой истории футбола в Юго-Восточной Европе. Возникла ли она действительно в 1597 году, как указывает дата в нижней части надписи, сегодня с точностью установить нельзя. Внимательный взгляд на различное написание букв по высоте, наклону и глубине сграффито позволяет, по крайней мере, предположить, что части надписи появлялись в различное время, притом что memento mori заметно отличается от остального текста и, возможно, выполнено другим писцом. Вне зависимости от истории возникновения и датировки, кажется все же убедительным, что перед нами – редкое свидетельство культурной практики игры в мяч, которая предположительно являлась ранней разновидностью футбола.
Ил. 1. Дубровник, ул. Златаричева, 1597 (?). Фото: Марко Вольф
Авторы идеи и составители этой книги, перекинувшие мяч на поле в восточной части европейского континента, qui ludent pilla, имели все основания взяться за эту тему и теперь хотели бы обменяться вымпелами с читателями. Для этого сейчас имеются спортивные и спортивно-политические основания. Да, сборник, посвященный футболу в культуре и истории Восточной Европы, приурочен к году Чемпионата мира по футболу в России. Проведение спортивных состязаний такого уровня важно для имиджа России. Об этом свидетельствовали и соревнования по легкой атлетике в Москве в 2013 году, и Олимпийские игры в Сочи в 2014-м. Кроме всего прочего, мундиаль-2018 пройдет в стране, где эта игра традиционно пользуется огромной популярностью. Лев Яшин, изображенный на официальном плакате Чемпионата мира в России, является легендой мирового футбола. В советское время футбольная сборная добивалась и больших успехов (чемпионы Европы 1960-го, второе место в 1988-м, победа на олимпийских соревнованиях в 1956 и 1988 годах), чего не скажешь о времени постсоветском. Участие в трех чемпионатах мира (1994, 2002, 2014) и в пяти чемпионатах Европы (1996, 2004, 2008, 2012, 2016) было не очень удачным, хотя команда и вышла в 2008 году в полуфинал. На уровне футбольных клубов следует упомянуть об успехах в розыгрыше кубка УЕФА (ЦСКА Москва, 2005; «Зенит» Санкт-Петербург, 2008) и суперкубка УЕФА («Зенит», 2008).
Местом проведения обоих финальных матчей чемпионской лиги УЕФА в 2017/18 году является столица Украины Киев. Последний матч женского футбола[1 - Тема женского футбола не рассматривается в этой книге. См. избранный обзор литературы: Duhra M. Pilkarki okiem PZPN [Polski Zwiazek Pilki Noznej] // Bez Dogmatu [Warszawa], 23 (2016), 110, 27–29. О женском футболе в Германии см.: Hoffmann E., Nendza J. Verlacht, verboten und gefeiert. Zur Geschichte des Frauenfu?balls in Deutschland. Weilerswist, 2005; транснациональные контакты, без Восточной Европы, но с Китаем, предмет публикации: Williams J. A Beautiful Game. International Perspectives on Women’s Football. Oxford, 2007.] пройдет 24 мая 2018 года на киевском стадионе «Динамо» имени Валерия Лобановского, а финальный матч мужчин – 26 мая на киевском Олимпийском стадионе. Речь идет о первом финальном матче кубка Европы на Украине. Эта страна, где пройдут финальные игры Лиги чемпионов, занимает видное место на футбольной карте мира, там и ранее проходили важные игры. По меньшей мере с 2012 года, когда на Украине и в Польше проходил Чемпионат Европы, построены стадионы, отвечающие высоким международным стандартам.
Украинские клубы в последние двадцать лет очень хорошо показали себя в международных соревнованиях. Киевское «Динамо» вышло в 1999 году в полуфинал Лиги чемпионов; в 2009 году того же удалось добиться донецкому «Шахтеру», выигравшему кубок УЕФА. Днепропетровский «Днепр» стал в 2015 году вторым украинским клубом, участвовавшим в финале Европейской лиги. Киев – не только одна из крупных и значительных европейских столиц, это и база знаменитого «Динамо», двукратного победителя Кубка кубков в 1975 и 1986 годах. Киевское «Динамо» поставляло в 1970–1980-е годы ключевых игроков в сборную СССР, наряду с тбилисским «Динамо», также побеждавшим в советское время в Кубке Европы. Возвращение футбола домой, на Украину, связано с Валерием Лобановским (1939–2002), одним из героев мирового футбола, чьи достижения являются частью канонического предания о «рождении современного футбола».
Если можно лишь предполагать, что решение провести заключительные матчи Лиги чемпионов на Украине могло быть связано с намерением установить спортивно-политическое и символическое равновесие на уровне УЕФА с проведением Чемпионата мира ФИФА в России, то связь между футболом и политикой в культуре памяти мы можем проследить и на примере другого важного события футбольного года. Финал суперкубка 14 августа 2018 года УЕФА решил провести в Таллине. Официальное обоснование этого решения – 100-летний юбилей независимости Эстонии. Да и вообще, в формате финальных игр заметна и общая тенденция обращения на Восток: финальные игры суперкубка УЕФА проходили в последние годы в Праге (2013), Тбилиси (2015) и Скопье (2017).
Однако идея и структура нашей книги не сводятся только к пересечениям спорта как такового и спортивной политики. Авторы обращаются к вопросам и темам, которые не первый год ставятся и разрабатываются на междисциплинарном уровне в Институте истории и культуры Восточной Европы имени Г. В. Лейбница (GWZO) в Лейпциге, в Германии, – там, где эта книга и возникла. Это касается вопросов границ и государственных образований, расположенных в обширном регионе, который исторически входил в состав империй и был населен «малыми нациями» (по определению Мирослава Гроха[2 - Мирослав Грох (Miroslav Hroch) – чешский историк, автор основополагающих исследований о роли движения малых народов в создании национальных государств в Центральной и Восточной Европе в XIX веке. См.: Hroch M. European Nations: Explaining their Historical Formation. London, 2015.]). Важен для оптики книги и взгляд на историко-политическое использование укорененных национальных нарративов. Мы старались как можно более дифференцированно смотреть на исторические события, переосмысливая роль личностей, структур или культурного наследия, исследуемого в контексте «изобретения традиции» (Эрик Хобсбаум[3 - Эрик Хобсбаум (Eric Hobsbawm, 1917–2012), британский историк-марксист, автор знаменитых работ о «длинном XIX веке» и «коротком XX». Автор концепции «изобретения традиций», то есть анализа устоявшихся общественных практик ритуального или символического характера, служащих закреплению определенных ценностей и норм поведения. Эти практики, основополагающие для формирования национального государственного самосознания, рассматриваются как «изобретения» XIX столетия. См.: Hobsbawm E. Introduction: Inventing Tradition // The Invention of Tradition / Ed. by Eric Hobsbawm a. Terence Ranger. Cambridge, 1983. P. 1–14.]). Вот один из примеров работы с футбольными реалиями. Трико киевского «Динамо» украсили в сезоне 2016/17 украинским народным орнаментом.
Ил. 2. Киев, НСК «Олимпийский», магазин «Динамо». Фото: Дирк Зуков
Чисто футбольные мотивы появились на памятных монетах, денежных знаках и почтовых марках в качестве элементов визуальной исторической культуры. Большие стадионы – памятники государственной политики. Исторически Восточная Европа славится многообразием и даже пестротой национальных, религиозно-конфессиональных, культурных и языковых явлений. Большое количество спортивных клубов, в том числе и футбольных, исчезло в результате войн, геноцида, депортаций и этнических чисток в ХХ веке[4 - См. также: Энциклопедия изгнаний: Депортация, принудительное выселение и этническая чистка в Европе в ХХ веке / Сост. Д. Брандес, Х. Зундхауссен, Ш. Трёбст. М., 2013.]. В национальных рамках, в которые втискивались как отдельные индивиды, так и клубы в поисках своего места в новых политических системах, возникших после распада империй и возникновения небольших государств в восточной части Европы, отражается основополагающий конфликт между доминирующими государственными нациями, с одной стороны, и меньшинствами, с другой. Появление и все большая популярность футбола сопровождали и определяли в восточноевропейских метрополиях динамику экономического и культурного развития и подъема. Вместе с тем через футбольные перипетии проявлялись и проблемы социальной и этнической интеграции.
Футбол был и остается частью государственной политики в области спорта, особенно в странах соцлагеря после 1945 года. После 1989/91 экономика спорта в значительной степени переходит из рук вчера еще социалистического государства под контроль олигархов-миллиардеров, чей футбольный бизнес приобретает транснациональный размах. Если иметь в виду эти специфические аспекты, то восток Европы превращается в игровое поле, на котором пересекаются и встречаются различные элементы. Актуальность этих явлений доказывает нынешнее стремление национально-консервативных и националистических политических партий и движений в Центральной и Восточной Европе (к примеру, в государствах Вышеградской группы[5 - Вышеградская группа (по-польски Grupa Wyszehradzka, по-чешски Visegrаdskа ctyrka, по-словацки Vy?ehradskа ?tvorka, по-венгерски Visegrаdi csoport), или V4, – это союз четырех государств: Польши, Чехии, Словакии и Венгрии, заключенный в 2004 году в венгерском Вышеграде.]) поставить национальную идентичность выше ценностей единого «европейского дома».
Эти пересечения интересов и напряженность относятся и к области футбола, и к футбольной культуре в целом и происходят не только в исторической перспективе, но и в сегодняшних условиях глобализации. И вновь на примере Украины и футбола в этой стране можно определить линии излома. Укажем на выход профессионального футбольного клуба «Севастополь» и симферопольского клуба «Таврия» из Высшей лиги Украины в 2014 году. Нетрудно заметить и переезд, или бегство, многих футбольных клубов из Донецкой и Луганской областей на востоке Украины. Так, домашние матчи клубов «Олимпик» (Донецк) и «Зоря» (Луганск) проходили вдали от их формальной дислокации (Стадион им. Валерия Лобановского в Киеве и «Славутич-Арена» в Запорожье). Это относится и к донецкому «Шахтеру», который сначала переехал во Львов, а теперь играет в Харькове. Прежний домашний стадион «Шахтера», открытая в 2009 году «Донбасс Арена», считается одним из самых современных стадионов Европы и был еще во время Чемпионата Европы 2012 года местом игр. В результате конфликта на востоке Украины этот стадион был серьезно поврежден обстрелами в 2014 году. В Парке миниатюр на одном из островов Днепра в Киеве он символически изображает Донецк. Внутри модели видны сильно пострадавшие от дождей и непогоды фигурки игроков донецкого «Шахтера» и киевского «Динамо», частично без голов и ног, – так, будто эта миниатюрная копия еще и метафора жертв, которые принесла с собой война на Востоке страны.
Несмотря на частые травмы спортсменов во время матча, несмотря на риторику «единоборства» и «жесткого начала» в спортивной журналистике, несмотря на конфронтационный характер самой игры и на повторяющиеся сообщения о непрекращающейся агрессии болельщиков – несмотря на все это, футболу присуща интегративная сила, которая выражается не только в призывах к честной игре на майках спортсменов. Почти банальным является упоминание о правилах, общих для всех, которые дают точные указания для разметки поля и предписывают, что обе команды должны выступать с одинаковым количеством игроков, так что ни у одной стороны не должно быть преимущества в игре. Такое расположение характерно для военных сражений почти во всех битвах в мировой истории.
Объединяющую силу имеет и символическое действие, указанное в заголовке статьи, которое происходит до начала матча – собственно, вне игры. Речь идет об обмене командами клубными (или национальными) вымпелами у средней линии и в присутствии судьи. Другим ритуальным действом является жеребьевка для определения половины футбольного поля, отведенного той или иной команде, которая указывает направление нападения; впрочем, во втором тайме команды меняются воротами, и символическая симметрия восстанавливается. Вымпелы же, действительно, только перед началом игры передаются капитанами из рук в руки. Это акт, который обозначает не игру, но причастность обеих команд к их городу, стране, даже народу или по крайней мере к их клубу. Обычай обмена вымпелами указывает одновременно на конфронтацию и интеграцию, что означает, что в этом обмене заключена символика (и даже геральдика), связывающая данную команду с ее происхождением, социальной включенностью, местом в пространстве и в соревновании – и даже в данном регионе. Значимым в этом жесте примирения и доверия является то, что обе команды на время игры хранят у себя центральный памятный знак другой команды. С этим символическим актом они частично перенимают часть идентичности другого и интегрируют на это время символы его идентичности. Такое действо не может происходить во время сражения, так как в ходе битвы наклонять флаг перед лицом противника было бы знаком подчинения и поражения. В самом сражении мирного обмена, который означал бы одновременную передачу себя в руки другого, нет. Этот акт является прелюдией – актом мира, столь важным для футбола, хотя встречается он и в других видах спорта.
Ил. 3. Киев, Парк миниатюр, модель «Донбасс Арены» в Донецке. Фото: Дирк Зуков
Футбол не является только предметом исторического анализа (история спорта), спортивного интереса (сравнительная ценность клубов), спортивно-политического расчета (организация), символической конфронтации в едином социально-политическом пространстве (общество) либо в профессиональной (пресса), любительской перспективе (болельщики) или же во влюбленно-энтузиастическом либо экстатическом выражении (фанаты, ультрас). Футбол – это еще и прекрасный и даже значительный сюжет изобразительного искусства, кино и в особенности литературы. В нашей книге помещена тщательно подобраная антология литературных текстов из Восточной Европы. Научные статьи охватывают, помимо «спортивных» тем в узком смысле, и такие, которые связаны с футболом как темой литературы, искусства и кино. Небольшая литературная антология, конечно, не может охватить все написанное на пространстве Восточной Европы. Она собрана для того, чтобы придать вкус, чтобы чувственно, даже со сладострастием приблизиться к футболу. Ведь и спорт, и литература, каждый в своем роде, дают наслаждение – jouissance[6 - Это амбивалентное понятие используется здесь в смысле Славоя Жижека: «The ambiguity of the French expression is decisive here: it can mean „surplus of enjoyment“ as well as „no enjoyment“ – the surplus of enjoyment over mere pleasure is generated by the presence of the very opposite of pleasure, namely pain; it is the part of jouissance which resists being contained by homeostasis, by the pleasure-principle; it is the excess of pleasure produced by „repression“ itself which is why we lose it if we abolish repression» (Zizek S. Less Than Nothing: Hegel and the Shadow of Dialectical Materialism. London; New York, 2013. P. 308).]. Эти тексты должны показать то, что имел в виду Евгений Евтушенко, когда говорил: «Поэзии я учился у советского футбола»[7 - Евтушенко Е. [Интервью в связи с книгой «Моя футболиада» с Анной Шестак] // Бульвар Гордона. 2009. № 38 (230). 23 сентября; http://bulvar.com.ua/gazeta/archive/s38_63284/5643.html (http://bulvar.com.ua/gazeta/archive/s38_63284/5643.html).], и на что указывал Богумил Грабал: «Для прозы футбол является важнейшей игрой»[8 - Hrabal B. Pro prоzu je nejpodstatnej?? hra fotbal // Hrabal B. Sebranе spisy / Miroslav Cervenka et al. [Bd.] 15, Domаc? ?koly. Praha, 1995. S. 45.].
Большинство из этих текстов печатаются здесь на русском языке впервые. Мы благодарим всех авторов за разрешение напечатать их текст по-русски.
Для того чтобы эта книга приняла надлежащий вид, составителям потребовались нескончаемые разговоры и дискуссии. Обсуждались не только шансы и спортивные возможности различных команд в Германии и Восточной Европе. Речь шла прежде и чаще всего о футболе как таковом и о его осмыслении и художественном переживании в науке, литературе и искусстве Восточной Европы. История возникновения этой книги восходит, однако, к 2010 году – году Чемпионата мира по футболу, когда Институт посвятил этой теме свою ежегодную конференцию на тему «Между конфронтацией и интеграцией: Грани футбола как массового феномена в Центральной и Восточной Европе». Интенсивные занятия составителей сборника этой темой начались, однако, после Чемпионата Европы по футболу, который в 2012 году проходил в двух странах – Польше и Украине. Из собственных исследований и работ других специалистов сложился объемистый том, который выходит в Германии под названием «Der Osten ist eine Kugel. Fu?ball in Kultur und Geschichte des ?stlichen Europa» (G?ttingen: Verlag Die Werkstatt, 2018). Составители сборника рады, что избранные тексты этого коллективного труда выходят на русском языке в стране, принимающей Чемпионат мира по футболу 2018 года.
© Sylvia K?gler 2017
Мы хотим выразить благодарность за это издательству «Новое литературное обозрение» и его главному редактору Ирине Дмитриевне Прохоровой.
За переводы текстов с немецкого на русский язык мы благодарны Антону Вознесенскому и Марии Гескиной. В немецком варианте книги наша команда выступает под девизом «Восток – это мяч»[9 - По-немецки Kugel означает как мяч, так и земной шар. – Примеч. пер.]. Для русского издания мы решили предложить другое название, заимствованное из стихотворения Евгения Евтушенко «Лев Яшин»: «Вратарь, не суйся за штрафную: Футбол в культуре и истории Восточной Европы». Стихотворение было написано в 1989 году, за год до смерти тогда уже тяжело больного Льва Яшина. Вместе с тем 1989-й – эпохальный год, когда миллионам людей, совершенно в духе стихотворения Евтушенко о Яшине, удалось прорваться за штрафную линию.
Но наша команда не смогла бы так сыграться, если бы у нее не было многочисленных и деятельных помощников.
Мы хотели бы выразить признательность нашему институту – GWZO в Лейпциге, который очень щедро и действенно поддержал нашу работу. Сердечная благодарность авторам всех статей и нашим коллегам и друзьям, которые советами, подсказками, беседами и часто восторженным отношением к теме подбадривали нас.
Мы благодарим Маттиаса Брекхеймера (книги), Маттео Коломби (nejpodstatnej?? hra), Татьяну Двинину и Вайкко Фрауенштайна (Киев), Анну Форстер (Hrabaliana), Кристину Гельц (Mitropa), Беттину Хаазе (за отличные советы с шестого этажа), Юргена Хайде («polski» kibic), Клару Хорнеманн (приветливость всегда побеждает), Сузанну Йегер (Loba), Еву Томицка-Крумрай (книжная ярмарка), Карлу Леманн (Thea-Erdmute), Валерию и Аттилу Лендел (paprikаs csirke еs «jutalom»), Валерию Лендел вместе с Эникё и Тюнде (ido, t?relem, Boribon), Антуанетт Матейка (авторские права, Грабаль), Грету Паулсен (Endnote «1»), Таню Петрович (Made in YU), Кристофа Шоттес («Die Werkstatt»), Андреаса Тулина (S?dosttrib?ne), Яноша Терей («a legnagyobb kirаly»), Сильвию Кеглер (зеленое поле с меловыми линиями).
Мы благодарны замечательным переводчикам литературных текстов – Анне Аксеновой с румынского (Матейу), Гасану Гусейнову с немецкого (Брайтенбах), Вячеславу Середе с венгерского (Керестеши) и Марине Бородицкой (Ковач), Сергею Скорвиду с чешского (Грабаль), Надежде Стариковой со словенского (Баук), Ларисе Савельевой с хорватского (Ергович), Елене Твердисловой с польского (Подсядло), – которые сумели раскрыть в своих переводах стиль как известных, так и новых для российского читателя авторов.
Перевод с немецкого Марины Дмитриевой
Полматча и целая смерть
Андраш Ференц Ковач
Из наследия Алексея Павловича Астрова…
В Нью-Йорк, Иосифу Бродскому, с любовью
Ясно вижу в тускло мерцающем телеквадрате:
Нам ничего не светит на этом чемпионате.
Здесь и футбола-то нет, только общий звериный вой.
Все комментируют, некому бить угловой.
Некому бить по мячу, да и мяча не видно,
Бьют по ногам, в дуделки дудят ехидно,
Бьют по своим воротам, друг друга не узнают,
И мертвецы на трибунах орут и в ладоши бьют.
Здесь беснуются тренеры, а грозные судьи с усами
Назначают вбрасывание, а могут и вбросить сами.
И свисток разрывается: пусть не твоя вина
И не твой офсайд, а желтую карточку – на!
А за ней поспевает красная… Игроку же,
Что работает головой, приходится хуже.
Вон он корчится на траве, такие дела,
Половина матча – и целая жизнь прошла.
И команда распалась, и никакой победы,
Побеждают лишь грубая сила да будни и беды.
А быть может, и счет – заказной, и все это ложь
Или тайный заговор Лиги почетных лож,
Чьею волей встают и рушатся стадионы…
Так что помни: у этого спорта свои законы.
Ни на той половине поля, ни на другой
Не найдешь ты дом свой, не обретешь покой.
Перевод с венгерского Марины Бородицкой
О стихотворении Андраша Ференца Ковача «Полматча и целая смерть» (Fеlido, egеsz halаl)
Стихотворение было впервые опубликовано в выходящем в Клуже-Напоке (Румыния) на венгерском языке журнале Korunk (21 (2010). № 12. 3.о). В подзаголовке есть отсылка на вышедший в том же году сборник Андраша Ференца Ковача «Наследие Алексея Павловича Астрова» (Alekszej Pavlovics Asztrov hagyatеka), Cs?kszereda [Miercurea Ciuc] 2010, в состав которого входит это стихотворение (69–70.0). Цикл из пяти взятых из сборника и опубликованных в журнале Korunk стихотворений назывался иначе: Андраш Ференц Ковач: «Из наследия Алексея Павловича Астрова…» (Andrаs Ferenc Kovаcs: Alekszej Pavlovics Asztrov hagyatеkаbоl…).
Этот заголовок указывает на фикциональный характер авторского персонажа Алексея Павловича Астрова (переданного в характерной для венгерского языка звуковой орфографии). В сборнике представлено фиктивное литературное наследие Астрова, состоящее из 59 стихотворений. Фиктивными являются и биография Астрова, и тексты, сопровождающие опубликованные стихотворения. На это указывает и обложка книги, на которой хотя и прочитывается полное имя Ковача, но оно помещено в скобках и расположено в нижней части обложки. В книгу включены пять очерков о жизни и творчестве Астрова и нечто вроде послесловия: «Прощание и завершение. (Признание по поводу Алексея Павловича Астрова)» [Bucs? еs befejezеs. (Vallomаs Alekszej Pavlovics Asztrovrоl)]. Это единственный текст, авторство которого «признается» Ковачем. Фиктивное авторство и фиктивное существование Астрова в известной степени «подтверждаются» многочисленными ссылками на литературных классиков, в первую очередь современной русской литературы. Программатична приписанная Марселю Прусту цитата в эпиграфе, размещенном в начале упомянутого уже приложения с очерками: «Un livre est un grand cimeti?re o? sur la plupart des tombes on ne peut plus lire des noms effacеs.» («Книга – это обширное кладбище, на большей части могил которого стертые имена уже не читаются». 99.о)
Андраш Ференц Ковач родился в 1959 году в Сату-Маре (венг. название Сатмарнемети) в Румынии. В университете г. Клуж изучал венгерскую и французскую филологию и работал в течение нескольких лет преподавателем. В 1991–2002 годах Ковач изучал драматургию в Высшей актерской школе в Тыргу-Муреш и был в 1997/98 году художественным руководителем венгерской труппы им. Миклоша Томпы в национальном театре. С 1990 года заведует отделом лирики тамошнего журнала Lаtо, выходящего на венгерском языке. С 2008 года – главный редактор этого журнала. Свое первое стихотворение Ковач опубликовал в 1977 году, а в 1981-м напечатал детское стихотворение – жанр, которому он остается верен до сих пор. Ковач выступал также в качестве эссеиста и литературоведа. Переводит с румынского и французского языков. Его стихи переведены на болгарский, немецкий, английский, эстонский, французский, итальянский, хорватский, румынский, шведский, словенский и чешский языки. Он лауреат многочисленных литературных премий, в том числе премии для дебютантов Румынского союза писателей (1983), премии Тибора Дери (1992, Венгрия), премии Румынского союза писателей (1993), премии Милана Фюшта (1994, Венгрия), премии Аттилы Йожефа (1996, Венгрия), премии Палладиум (2003), а также удостоен лаврового венка как поэт Венгрии (2006) и премии Кошута – высшей награды Венгрии для деятелей искусства.
По-русски одно стихотворение Андраша Ференца Ковача – «Гопник в Европе» – опубликовано в переводе А. Нечаева в журнале «Вестник Европы» (2008. № 22): http://magazines.russ.ru/vestnik/2008/22/ko20-pr.html (http://magazines.russ.ru/vestnik/2008/22/ko20-pr.html).
Штефан Краузе
Эффект Магнуса[10 - Под понятием «эффект Магнуса» здесь метафорически имеется в виду, что как земной шар, так и настольная игра производят ротационное движение в пространстве. Футболисты ударяют по мячу сознательно, чтобы он, описав дугу, попал в ворота или же при передаче не был перехвачен игроком команды противника. Чем сильнее вращается мяч, тем дальше он уходит от прямой. Такой удар называется «сухой лист». Немецкое название этой статьи Der Osten ist eine Kugel использует игру слов: по-немецки Kugel не только обозначает мяч, но и отсылает к форме земного шара. Более точное семантическое различие между мячом и шаром в русском языке делает невозможным перевод слияния двух значений – земного шара и мяча. Официальный плакат Чемпионата мира по футболу визуально воплощает это соединение: Лев Яшин стремится поймать мяч, который напоминает глобус.]. Футбол, пространство, Восточная Европа
Штефан Краузе, Дирк Зуков
Kicker (нем.) – по-русски кикер, фусбол – и образованный от него немецкий глагол kickern, csocsо (венг.) и соответствующий глагол csocsоz, ?????? ??????? [seghani futbol] (арм.), джага, джаги, футбол на маса (болг.), stoni fudbal, kicker (босн.), fotbаlek, kalco, foosball, soccer, stoln? fotbal (чешск.), lauajalgpalli, kicker (эст.), ???????????? (греч.), stolni nogomet, foosball (хорв.), calcio balilla, biliardino, calcetto (итал.), futbolas stalo (литовск.), galda futbols, kicker (латышск.), фудбал на маса (макед.), Wuzeln, Balanka (австр., в Каринтии), pilkarzyki, trambambula (в Лодзи), trambambolo (подкарпат.), michaly (силезск.), chlopki, futbol stolowy, pilka stolowa (польск.), foosball, fusbal, fotbal de masa (румынск.), namizni nogomet, kicker (словенск.), stoln? futbal (словацк.), стони фудбал (сербск.), langirt (тур.), кiкер, фусбол (укр.) – этот не совсем еще полный перечень терминов[11 - Глоссы из отдельных языков легко обнаружить в соответствующих словарях. Какого-то особого анализа всего корпуса для обоснования приведенных здесь высказываний не производилось. Некоторые примеры, однако, были снабжены дополнительными синонимами.], используемых в различных языках (не только в юго-восточно-, восточно- и центральноевропейских) для обозначения распространенной в пивных настольной игры, указывает на известные коннотативные различия в способе называния. В часто употребляемых, наряду с заимствованиями (вроде слов «кикер», «кiкер», «kicker» в русск., укр., босн., нем., эст., латышск. и словенск. языках или «kalco» в чешск. из итал. «calcio» – футбол), уменьшительных формах может как-то отражаться любовь к игре, в которой очарование и эмфаза «большого футбола» сохраняется и в миниатюре, ничуть не уступая ему по эмоциональному заряду. Так, обращает внимание, что наряду с эквивалентами, построенными по одной и той же денотативно-дескриптивной модели «настольный футбол» (stolni nogomet (хорв.), stoln? futbal (словацк.) или fotbal de masa (румынск., где masa – «стол»), нередко существуют и уменьшительные формы, вроде греч. ???????????? (где ?????????? – футбол) или чешск. fotbаlek. Иная идея может стоять за обозначениями вроде венг. csocsо, болг. джага, польск. pilkarzyki (pilkarz – футболист, откуда и pilkarzyk – фигурка [в кикере], что в отношении «настоящего» футболиста имеет уничижительную окраску), chlopki (chlopek, собственно, значит «крестьянин», однако несколько архаично может обозначать и шахматную фигуру), соответственно, trambambula, trambambolo (напрашивается связь с итал. bambola – кукла) или michaly[12 - См. в качестве подтверждения вокабулы michaly (т. е. Михайлы, Мишки. – Примеч. пер.) в этом смысле в издании: Slownik polskich leksemоw potocznych / W. Lubas (Hg.). T. V. L–Na. Krakоw, 2009. S. 174.]. Окончательно установить, не содержатся ли в этих обозначениях элементы прежде всего ономатопеического характера, которые, например, в венг. csocsо могут происходить либо от звуков самой игры, либо от выкриков игроков, и нельзя ли объяснить возникновение слова или названия быстро произведенным игроком движением, нередко с глухим хлопком, звуком отката или же удара, не представляется возможным из-за семантизации обозначений и их образования в жаргоне или в региональных вариантах языка. Что, однако, точно можно заключить из разнообразных названий и обозначений футбола en miniature, помимо выражения восхищения этой игрой диминутивом, так это то, что в уменьшенной копии игры сохраняется ее основополагающий принцип: фигурки касаются мяча (обычно – мячика из твердой резины) главным образом ногами или, точнее, ногой, так как речь идет о прямых, словно свечка, pions, крутящихся на общей штанге, у которых обе ноги, в отличие от их прообразов, до некоторой степени плотно соединены между собой, так что свободное владение обеими ногами, которое так активно пропагандируют футбольные тренеры, фигуркам в кикере не дано изначально. Это означает, в частности, что в отношении этой уменьшенной версии также справедливо то, что установил в своей корпорально-антропологической перспективизации футбола философ Гюнтер Гебауэр:
Футбол – единственная широко распространенная игра, в которой запрещено использовать руки. Он лишает человека его самого ловкого инструмента и вынуждает обходиться вместо того наименее ловкой частью своего тела – ногой[13 - Gebauer G. Das Leben in 90 Minuten. Eine Philosophie des Fu?balls. M?nchen, 2016. S. 27. Эта лаконично выраженная мысль получает развитие в той же главе – прежде всего, S. 36–42.].
Кикер на этом фоне предстает некой диалектической моделью футбола, в каком-то смысле его пародией. Ибо в настольном футболе ловкое владение руками необходимо хотя бы для того, чтобы быть в состоянии производить удары по мячику ногами pions. Вращательное осевое движение фигурок в двух направлениях подражает тому продуктивно-законному отказу от использования рук, но лишь в действительности, ограниченной маленьким ящиком, которым игроки управляют извне и сверху – словно демиурги, созерцающие порожденные ими события. Это уменьшение футбола, характерное масштабирование всех размеров, ограничений и расширений «настоящей игры»[14 - Различие между «настоящей» и «ненастоящей» при этом не отрицает характера игры ни той ни другой, а просто указывает на то, что футбол предшествует кикеру, который является его миниатюрой.] предстает – правда, лишь описанным выше образом – как заостренное редуцирование пределами ящика «большой игры», и без того определенной при помощи известного ограничения. Защитный колпак из органического стекла иногда делает ящик для кикера похожим на диораму. Ниже игрового поля в нем нередко размещается еще и цокольный этаж, своего рода технический отсек для мячиков. По напряжению, динамике и очарованию миниатюра теряет, однако, не много в сравнении с тем, что изображает: вне всякого сомнения, впрочем, благодаря миметической обстановке общественного пространства пивной, паба, которая так прекрасно соединяется с тем, что должна дополнять. Ведь столы для кикера встречаются часто именно в пивных и трактирах – публичных местах, где футбол, который там артикулируется как «классическая», центральная тема, не только проецируют на подвешенных к стене экранах, где в него играют, подражая настоящему в этой ограниченной по динамике форме, порождая коллективный или хотя бы дуальный мимесис, герои-фигурки в котором лишены признаков индивидуальности, лишены личности.
В этом понимании кикер можно рассматривать как метафору пространства: очарование футбола получает в ней выражение в способах (проиллюстрированных здесь на примерах юго-восточно- и восточноевропейских языков) обозначения этой игры. При этом в увязывании игры с Восточной Европой не содержится какого-либо тезиса, попытки набросать историю ее возникновения или установить некую первичную точку отсчета; это делается, чтобы обратить внимание на то, какое значение в футболе отводится генерации пространства. Если кикер при этом еще, кажется, представляет собой некую форму укрощенной и лишь здесь, как в диораме, подлежащей контролю «игры с кожаным мячом», то сам футбол в своих разнообразных последствиях и эффектах, в своем влиянии вовсе не ограничен – мысль эта неявно объединяет все статьи в настоящем издании – игровым полем или пространством стадиона. Точнее сказать, способ проведения, например противостояние двух команд в одной игре и конкуренция многих в каком-то соревновании, всегда является естественной ссылкой и на пространственный момент, который получает выражение в статусе «хозяев» и «гостей» или – с прозаической точки зрения фанатов – соответствующих местных «притязаниях на власть». Помимо характерики и перспективизации пространств футбола, окрашенных социально, локально, межрегионально, глобально, а равно политически, культурно и экономически, здесь проявляются точность и значение понятия пространства для стратегии игры, передвижений на поле, тактики и – в особенности – для каждого отдельного игрока.
Упоминание о значении игрового пространства, выигрыша в пространстве, использования или перекрытия пространств соотносится с уже знакомым и важным в описании футбола тренерами, игроками или журналистами. Это не рассматривается здесь как некий новый факт. Гораздо важнее, однако, на основании этого факта подчеркнуть значительность его эстетического и литературного представления. Ибо в разговоре, например, о таком выдающемся игроке, как Нандор Хидегкути (1922–2002), одном из центральных игроков Золотой команды, сборной того состава, что так неожиданно уступил на финале Чемпионата мира 1954 года в Берне немецкой команде во главе с Фрицем Вальтером (1920–2002), обращает внимание то, что и у Богумила Грабала (1914–1997), и у Петера Эстерхази (1950–2016) благодаря виртуозно-находчивой и тем исключительно успешной – именно в плане пространства игры – манере отмечено его существенное значение для самой литературы. Игрок Хидегкути превращается у них в литературного героя, то есть в литературный icon футбола. Особенностью же Хидегкути как игрока является при этом его мастерство, которое производит впечатление особой формы искусства, что называется игрой в футбол[15 - Гюнтер Гебауэр, правда, ясно указал на одно существенное различие между искусством и футболом: в искусстве важны не отдельные движения, а впечатление от всего произведения в целом, «которое составляют все движения, и сама идея» (Gebauer G. 2016. S. 198; курсив в оригинале). См. также S. 199–205.]. Эстерхази в этой логике прямо называет Хидегкути гением:
А потом был этот случай с Хидегкути. Я должен снова похвалиться: милостью судьбы мне было дано единожды сыграть в одной команде с великим Хидегкути, третьим [гением] «Золотой команды» после Пушкаша и Божика. Он живет (точнее, жил) у нас по соседству; после окончания школы команда учеников сражается здесь против команды родителей и учителей. Он был при этом чьим-то дедом, я – отцом. Ему тогда было уже за шестьдесят, однако не я один открывал рот, глядя на его проходы. Он не делал, впрочем, ничего особенного, просто что-то другое. С моим опытом настоящего футболиста описанного выше уровня я хорошо видел, положим, что здесь можно двигаться туда или сюда, но он просто отступил на шаг (чего разумный человек вроде меня никогда бы не сделал – с этим смог бы управиться только такой вот Хидегкути) и тотчас же создал иное, новое пространство, в котором я тогда тоже разглядел новые возможности. В этом – хороший урок для пишущего: никогда не удовлетворяться тем, что приходит на ум первым, что под рукой, что уже в вашем распоряжении, но всегда создавать что-то лучше, какое-то новое пространство. Вот чему научил меня короткий шаг назад этого пенсионера[16 - Esterhаzy P. Utazаs a tizenhatos mеlyеre [Путешествие в глубину штрафной площадки]. Budapest, 2006. 16. (Перевод с нем.)].
Создавать «новое пространство», в котором для игрока(-футболиста) возникают новые, другие, подчеркивает Эстерхази, возможности, – отличительный признак игровой манеры и способа передвижения в игре даже состарившегося Хидегкути. В результате на восхищенном упоминании спортивного мастерства Хидегкути текст Эстерхази не завершается, оно выходит за рамки чисто описательного жеста благодаря особому значению феномена, который наблюдал рассказчик, для него самого. Передвижение по полю Хидегкути становится при этом не просто достойным подражания действием, к которому может стремиться футболист и которое он хочет принять за правило, но своего рода экфрасисом, а к тому же поддержкой, в которой есть руководство к действию, к действию именно пишущего, хотя per se перемещения игрока тому вовсе не подчинены, а имеют целью успешное развитие игры.
Создание пространства игры, которое, по логике футбола, уже занято и опробовано, обслуживает здесь не только функцию возможности для действия. В гораздо большей степени появление «нового пространства» за счет виртуозного владения мячом, ловкости и особого рода кругозора, обусловленное непосредственно неожиданно-необычным перемещением, заключает в себе также основную проблему, стоящую и перед настоящим исследованием. Это центральный вопрос – после задачи создания представления о «футбольном пространстве Южной и Восточной Европы» и выступающих на нем (футбольных) легендах, которые здесь более детально представлены в двух аспектах: в историческом, в контексте первого большого европейского соревнования футбольных клубов, предшественника Кубка европейских чемпионов с соответствующими форматами последовательности игр – так называемого Кубка Митропы, и – выборочно – в эстетическом, в контексте (литературно-)художественного и поэтического представления футбола, прежде всего – в литературе и кино.
Наблюдение в тексте Эстерхази относительно игры Хидегкути (по сути же – одного-единственного его прохода с мячом) создает предмет исследования, который непосредственно касается футбола, ясно подчеркивает пространственный метод последнего и его espacement[17 - espacement (фр.) – пространственность.]. Однако этим не ограничиваются рамки данного наблюдения, поскольку в нем сжато, посредством одного лишь замечания, признается представленная в литературе и как литература взаимосвязь между искусством футбольной игры и писательством как искусством, которым, как признается в своем романе-интервью «Трюки на носовом платке» (1990, Klicky na kapesn?ku)[18 - Hrabal B. Klicky na kapesn?ku. Romаn-interview. (Ptal se a odpovedi zaznamenal Lаszlо Szigeti). Praha, 1990. В настоящем сборнике впервые публикуются фрагменты перевода романа на русский язык.] Богумил Грабал, он обязан искусству Хидегкути. Впрочем, поэтический взгляд на футбол, которому лишь позднее вторят «Трюки на носовом платке», обнаруживается еще в небольшом тексте Грабала «О футболе» (O kopanе) из сборника «Домашние задания» (1970, Domаc? ?koly). Уже в самом начале прозаической миниатюры, снабженной автобиографическими деталями, говорится, что футбол – «самая важная игра для прозы». Мысль эта соотносится с заключительным положением:
Для прозы футбол – самая важная игра на свете, потому что футбол – игра, в которой побеждает, как правило, не лучший[19 - Hrabal B. Sebranе spisy / Ed. by M. Cervenka et al. [Bd.] 15. Domаc? ?koly. Praha, 1995. S. 45. (Перевод с нем.)].
К тому же подчеркивание выигрыша в пространстве не только обладает правдой, важной собственно для стратегии игры, но вместе с тем обнаруживает идеи организации пространства, естественным образом заключенные в футболе, в особенности в системе лиг и различных соревнований, согласно которым чемпионат или кубок проводится в пределах большего или меньшего пространства, причем хозяин поля часто является участником – так, точно благодаря этому статусу ему не только предоставлены права провести игру на своем поле и участвовать в ней, но и будто бы он к тому же пользуется правом отвечать за свое пространство, словно должен был бы или желал бы его защищать в футбольно-спортивном смысле[20 - Ср. по этому поводу: «И это тоже старо, как мир: деревня мерится силой с деревней, школа – со школой, квартал – с кварталом» (Хейзинга Й. Homo ludens. Статьи по истории культуры / Пер. с нидерландск. Д. А. Сильвестрова).]. Исходя из этого, представление о выигрыше в пространстве Хидегкути благодаря его ловкости можно распространить на Кубок Митропы, или Кубок Центральной Европы, при учреждении которого в 1926 году в Праге итальянские, австрийские, чешские и венгерские делегации спортивных чиновников вели переговоры как о самом Кубке Митропы среди клубных команд, так и о соревновании для национальных сборных, сопоставимом с установленным впоследствии Чемпионатом Европы. Против этого последнего выступила тогда ФИФА. В январе 1927 года Кубок Митропы, однако, был успешно учрежден – поначалу при участии югославских, австрийских, чешских и венгерских команд.
Кубок Митропы и глубина пространства
Когда в 1972 году команда ФРГ, так называемая «команда Уэмбли», впервые одержала победу в матче на британском континенте, победа ее дала жизнь формуле, навсегда занявшей свое место в анналах футбольных афоризмов. Тогдашний корреспондент в Англии, позже шеф отдела фельетона во «Франкфуртер альгемайне цайтунг» Карл Хейнц Борер, восхищался впоследствии пришедшим «из глубины пространства» голом Гюнтера Нетцера[21 - Широко распространенное выражение «Нетцер пришел из глубины пространства» восходит не к Бореру, а к изданию: Netzer kam aus der Tiefe des Raumes. Notwendige Beitr?ge zur Fu?ball-Weltmeisterschaft / Harig L., K?hn D. (Hg.). M?nchen, 1974.]. Бесконечные в принципе конфигурации пространства, которые порождаются изменчивой системой игровой тактики, технологичностью игры и индивидуальностью актеров, в некотором широком смысле тем не менее – лишь один из многочисленных пространственных аспектов, которые можно связать с футболом. Футбольное поле настолько глубоко укоренилось в коллективном сознании, что само может служить мерой пространства, которое можно представить себе кратным площади футбольного поля. В сооружениях стадионов, охватывающих игровое поле, опять же запечатлеваются архитектурные пространства, зачастую легко узнаваемые. Это наблюдается уже сравнительно рано, что демонстрирует, например, открытый в 1931 году стадион во Флоренции, спроектированный Пьером Луиджи Нерви, – шедевр итальянского рационализма, или сооруженный к первому Чемпионату мира 1930 года стадион «Сентенарио» в Монтевидео, который был впервые встроен в окружающий его природный ландшафт и, благодаря башне-донжону, служит издалека различимым градостроительным акцентом. Стадионы являются также пространствами социальными и образуют микрокосм общественных отношений. В пространстве города футбол проникает за пределы стадиона и его ближайших окрестностей, когда группы фанатов обозначают город, отдельные его кварталы и улицы как «свою территорию» или когда отблеск прожекторов заливного света образует над стадионом своего рода световой купол. Футбол, прежде всего – в своей профессиональной форме, имеет влияние на экономические и финансовые пространства, в которых осуществляется оборот, циркулируют инвестиции и трансферы. Очевидно, что именно к этим областям часто примыкают специфические «темные зоны» и «подполья» коррупции.
Помимо того, футбол выступает пространствообразующим фактором и во многих других сферах. В частности, он оказывает влияние на формирование ментальных карт. Так, молодому человеку география Европы может открываться иначе, чем на занятиях в школе, благодаря участию в различных клубных соревнованиях команд вроде «Тромсё ИЛ», «Фламуртари» (Влёра), «Сельта» (Виго) или «Днепр» (Днепропетровск, ныне ФК «Днепр»). Футбол вполне может сделаться моделью освоения мира, «воротами в мир», как то описал Клаус Тевелейт[22 - Theweleit K. Tor zur Welt. Fu?ball als Realit?tsmodell. K?ln, 2004.]. То, что футбол порождает пространства памяти, в которых разными способами картированы и сохранены «места памяти», не нуждается в особых пояснениях. С другой стороны, пространства порождаются или перемежевываются в еще одном, более конкретном смысле, когда определяются (или – буквально – «обыгрываются») структуры, соответствующие системе многочисленных международных, национальных или местных клубов, лиг, групп и соревнований. Так, ГДР, к примеру, в известном смысле продолжает жить (теперь в масштабах всего Берлина) в образе современной Северо-Восточной региональной лиги. Такие страны, как Казахстан, Азербайджан, Израиль или Турция, являются членами УЕФА и, следовательно, принадлежат к европейскому, а не азиатскому союзу ФИФА: так международная спортивная политика порождает альтернативную географию. В сезоне 2017/18 года из-за этого на уровне группы Лиги чемпионов команда «Атлетико» (Мадрид), например, встречалась с командой «Карабах» (Агдам), или, в рамках Европейской лиги, ФК «Астана» играл с ФК «Маккаби» (Тель-Авив). На отборочном турнире Чемпионата мира 2018 года встретились, среди прочих, Азербайджан и Северная Ирландия, которая одновременно является и частью Соединенного Королевства, и самостоятельным членом ФИФА. В связи с играми не в последнюю очередь отмечается огромная мобильность активных болельщиков, фанатов или чиновников, и, следовательно, значительная доля футбола в пространствах сообщения разных уровней – от местного до межконтинентального.
Центральная Европа или перемежевание региона в интересах профессионального футбола
Клаудио Магрис описал Дунай как реку, «которая порождает и связывает воедино Центральную Европу»[23 - Magris C. Donau. Biographie eines Flusses. M?nchen, 1991. S. 19.]. Футбол может также в значительной степени считаться пространственно-характеризующей силой для этого региона в межвоенные годы[24 - Marschik M., Sottopietra D. Erbfeinde und Ha?lieben. Konzept und Realit?t Mitteleuropas im Sport. M?nster [u. a.], 2000. S. 170–284.], именно – тот его особый, виртуозный вид, распространенный в Австрии, Богемии и Венгрии, который в итальянском языке обозначается характерным термином calcio danubiano (дунайский футбол). Разыгранный впервые в 1927 году Кубок Митропы, который многими современниками рассматривался как важнейшее спортивное событие Европы (ныне редко даже упоминаемое), без сомнения был одним из наиболее значительных повседневно-культурных репрезентаций центрально-европейского дискурса. Название его представляло собой акроним немецкого термина Mitteleuropa (Центральная Европа). Официально организованное международным комитетом соревнование именовалось по-французски: «Coupe de l’Europe Centrale». Несмотря на то что главной целью мероприятия, как это провозглашалось его энтузиастами и получало отражение в прессе, было взаимопонимание между народами, поддержание между ними взаимного уважения, главная причина учреждения Кубка Митропы имела все же экономическую природу. Привлекательное соревнование должно было развиваться ради обеспечения финансовой стабильности ведущих, то есть столичных, клубов его главных государств-участниц. В Австрии (1924/25), Венгрии (1925) и Чехословакии (1926) незадолго перед тем был введен профессиональный футбол. Финансирование же национальных первенств или зарубежных турне не представлялось возможным. Исходный пункт идеи прекрасно описывает по-зомбартиански звучащая фраза о «рождении Кубка Европы из привидения дефицита бюджета клубов»[25 - Franta R., Weisgram W. Ein rundes Leben. Hugo Meisl – Goldgr?ber des Fu?balls. Wien, 2005. S. 152.]. Предварительные соображения относительно соревнования подобного рода имели место с начала 1920-х годов, стать реальностью в течение недолгого времени им помогла четкая связь между ведущими функционерами. Движущей силой предприятия был Хуго Майсль. Некогда сам футболист, в качестве арбитра, президента союза, тренера и неутомимого организатора он являет собой центральную фигуру австрийского и европейского футбола межвоенного периода, причем успехам Майсля немало способствовали владение множеством языков и его дипломатический талант[26 - Hafer A., Hafer W. Hugo Meisl oder: die Erfindung des modernen Fu?balls. G?ttingen, 2007.]. Под его эгидой Кубку Митропы предстояло стать первым значительным, образцовым кубковым соревнованием между отдельными клубами, иначе говоря – предшественником более позднего Кубка Лиги Европы и современного Кубка Лиги чемпионов. В качестве трофеев соревнования циркулировали два кубка, один из которых, «Провидение», воспроизводил формы одноименного фонтана на венском Новом рынке (Георг Рафаэль Дорннер, 1737–1739). «Провидение» представляется особенно подходящим для этого соревнования символом, поскольку в плане концепции, коммерциализации, значения и резонанса он должен был отсылать к далекому будущему европейского клубного футбола.
Кубок проводился в 1927–1940 годах, при этом состав стран-участниц многократно менялся. Непременными участницами вплоть до прекращения соревнований после 1938 года оставались Австрия, Венгрия и Чехословакия. Поначалу к ним присоединялись также югославские команды, которых, однако, сменили после 1929 года участники из Италии, остававшиеся важными членами структуры до своего отказа в 1939 году из-за военных действий. К ним присоединялись еще команды из Швейцарии (1936) и Румынии (1937–1940) и снова из Югославии (1937–1940), которые, впрочем, по своему спортивному уровню значили не слишком много. Немецким командам участие запрещалось, поскольку Немецкий футбольный союз формально настаивал на любительском статусе футбола и бойкотировал состязания с профессиональными командами. Кубок Митропы непрерывно изменял правила, и его дальнейшее существование было предметом постоянных переговоров. К тому же в ретроспективе он нередко представляет (спортивно-)политические процессы, проявления солидарности или конфликтов межвоенного периода – к примеру, сближение фашистской Италии с Австрией или Венгрией. Особенно характерно это проявляется уже на заключительном этапе истории кубка – например, в выходе из состава участников австрийских команд после аннексии 1938 года или чешских – в результате немецкой оккупации Богемии и Моравии. В 1940 году из-за начала Второй мировой войны финальный матч соревнований кубка между командами «Ференцварош» (Будапешт) и «Рапид» (Бухарест) не состоялся вовсе.
Ил. 1a и 1б. Фигура «Провиденции». Кубок и фигура на фонтане на площади Неймаркт в Вене. Фото: Австрийская национальная библиотека и Марко Вольф
Футбол как массовое мероприятие и форма искусства
Популярность Кубка Митропы объясняется как раз тем, что футбол, самое позднее – после Первой мировой войны, из спорта высших и средних слоев общества сделался элементом массовой культуры. Опосредованный акустически, в те годы он оказал влияние и на венские размышления Элиаса Канетти о теории масс[27 - Canetti E. Masse und Macht. Hamburg, 1960. (Русский перевод: Канетти Э. Масса и власть. М., 1997.)]. В истории своей жизни (в записи от 15 июля 1927) ученый констатировал, что регулярно становился «свидетелем по слуху» шумовой кулисы стадиона Рапидплатц в венском районе Гюттельдорф:
Однако за те шесть лет, что я прожил в этой комнате, я никогда не упускал возможности послушать эти вопли. Приток людей я мог наблюдать еще внизу, при выходе со станции городской железной дороги. Когда в это время суток он становился полноводнее обычного, я знал, что запланирован матч, и спешил в свою комнату, на обычное место возле окна. Было бы трудно описать напряжение, с которым я следил издали за невидимым матчем. […] Там сходились две массы – это было все, что я знал, – в равной степени возбужденные, говорящие на одном языке. […] Иногда… во все время подобного мероприятия я сидел за столом в центре комнаты и писал. Однако что бы я ни писал, со стадиона от меня не ускользало ни единого звука. […] Подобным образом я принимал эту шумную пищу, и с не слишком далекого расстояния[28 - Canetti E. Die Fackel im Ohr. Lebensgeschichte 1921–1931. Frankfurt/M., 1981. S. 240.].
Весьма вероятно, что Канетти был «слушателем» и первого матча «Рапида» в рамках Кубка Митропы, который 14 августа 1927 года на глазах 18 000 зрителей стадиона «Пфарвизе» венцы выиграли со счетом 8:1 у команды «Хайдук» (Сплит)[29 - О восприятии команды «Хайдук» (Сплит) современниками см. эссе Дино Баука в настоящем издании.]. Резонанс встреч Кубка Митропы в основном оправдывал смелые чаяния клубов. Игры сезона 1934 года, к примеру, смотрело 505 000 человек. Рекордом можно считать финальный матч 1936 года между «Австрией» (Вена) и «Спартой» (Прага), который привлек 100 000 зрителей[30 - См. также: «Метрополия Вена была в то время… центром футбола, становившегося профессиональным (!), решающие встречи команд „Первая Вена“, „Рапид“, „Вакер“, „Адмира“, „Хакоа“ и „Австрия“, как и международные товарищеские встречи Кубка Митропы со „Спартой“, „Богемцами“ и „Славией“ (Прага), а также лучшими венгерскими и итальянскими командами могли собирать десятки тысяч зрителей» (Br?ndle F., Koller Ch. Goal! Kultur- und Sozialgeschichte des modernen Fu?balls. Z?rich, 2002. S. 113).]. Кубок выигрывали исключительно развитые в отношении футбола страны, по четыре раза Австрия и Венгрия, три раза – Чехословакия и два – Италия. Рекордсменом по количеству сыгранных матчей (50) был провозглашен Ярослав Бургр из «Спарты» (Прага), лучшим бомбардиром в истории соревнования стал Дьёрдь Шароши из команды «Ференцварош» (Будапешт), забивший 49 голов.
Помимо подобных рекордов, кубок был «игровым полем» гениев, героев коллективной памяти. Символы (футбольной) культуры вроде Маттиаса Синделара (1903–1939) или Джузеппе Меаццы (1910–1979) в финале Кубка 1933 года встретились к тому же в непосредственном поединке – в матче между «Австрией» (Вена) и «Амброзианой-Интер» (Милан). Именно благодаря их выдающейся игре футбол впервые был определенно воспринят и описан как форма искусства:
Душа, если можно так сказать, была у него в ногах. Они выделывали на бегу столько непредвиденного, внезапного, а удар Синделара по воротам просто стал блистающей вершиной, с высоты которой только и можно было правильно понять и оценить мастерскую композицию всего сюжета, этой вершиной увенчанного[31 - A. P. (Alfred Polgаr). Abschied von Sindelar // Pariser Tageszeitung. 25.01.1939. S. 3.].
Футбол становится, помимо того, объектом изобразительного искусства, выдающийся пример чего представляет собой бронзовая скульптура «Футболист» Рене Синтениса (1888–1965). То, что она была создана в год основания Кубка Митропы (1927), можно считать характерным совпадением. Синтенис уловил завершающий миг удара подъемом ноги с такой точностью, что зритель будто и вправду ощущает рядом с фигурой исходящее от нее динамическое силовое поле. Сила убедительности образа почти позволила многолетнему капитану команды «Вердер» (Бремен), в прошлом – игроку немецкой национальной сборной, Клеменсу Фрицу «узнать коллегу, который играет у „Вердера“ в нападении». Потенциал повествовательности скульптуры Фриц также не оставил без внимания: «Взгляд игрока очень необычен, в нем чувствуется большая сосредоточенность и абсолютная воля к голу. Почти ощущаешь мяч, за которым футболист следит глазами»[32 - Fritz C., Mickein J. Fu?ball und Kunst. Ein Interview mit Clemens Fritz vom SV Werder Bremen. https://www.kunsthalle-bremen.de/blog/fussball-und-kunst-ein-interview-mit-clemens-fritz-vom-sv-werder-bremen/.]. Это справедливо и для русского, соответственно – советского, авангарда, который также использует футбол(иста) в качестве сюжета, но при этом обнаруживает склонность к существенно большей абстрактности, пока в советском искусстве с наступлением социалистического реализма не наступает перелом[33 - Strozek P. Footballers in Avantgarde Art and Socialist Realism before World War II // Handbuch der Sportgeschichte Osteuropas / Hilbrenner A., Emeliantseva E., Koller Ch., Zeller M., Zwicker S. (Hg.): http://www.ios-regensburg.de/fileadmin/doc/Sportgeschichte/Strozek_Footballers.pdf (http://www.ios-regensburg.de/fileadmin/doc/Sportgeschichte/Strozek_Footballers.pdf).].
«Если это настоящий матч Кубка, он должен быть доигран на дипломатическом паркете»[34 - Torberg F. Lieben Sie Sport? // Die Tante Jolesch, oder Der Untergang des Abendlandes in Anekdoten / Die Erben der Tante Jolesch. M?nchen, 2013. S. 493.]
Интернационализация и профессионализация футбола получили отражение в составе команд и в назначениях тренеров. Так, например, «Спарту» (Прага) накануне ее побед в Кубке сезонов 1927 и 1935 годов тренировали, соответственно, шотландец Джон Дик (1876 – после 1931) и венгр Ференц Седлачек (1898–1973), ФК «Болонья», завоевавший титул победителя в 1932 и 1934 годах, – венгры Дьюла Лелович (1897–?) и Лайош Ковач (1894–1973). Частью транснациональной сети профессионалов были также «ориундо» – поколение южноамериканских игроков (чьи предки были выходцами из Италии), немало сделавших для успеха итальянских клубов, равно как и для побед Италии на Чемпионатах мира 1934 и 1938 годов.
Будучи инструментом создания профессиональных сетей и интернационализации, Кубок Митропы служил в то же время и средством установления границ идентичности. То, как спорт вообще открывает пространства символического и как событие на пересечении общественного с частным способствует коллективному самоопределению, можно рассмотреть на конкретных примерах. Это подтверждают «юная» Чехословакия, Венгрия после Трианона, фашистская Италия и утратившая свое гегемониальное положение Австрия. В отношении последней связь между футболом и формированием некой австрийской, не-немецкой идентичности обнаруживается в дискурсах о легендарной «Чудо-команде» (признанной и на международном уровне сборной 1931–1933 годов) и стиле «венской школы»[35 - Suppanz W. «Voll Freude am Sch?nen und am Wirken, aber ohne Sinn f?r das Praktische». Konstruktionen von Identit?ten und Alterit?ten ?ber den «?sterreichischen Fu?ball» // Mapping contemporary history / Franz M. et al. (Hg.). Wien [u. a.], 2008. S. 77–105.].
Процитированное выше изречение Фридриха Торберга никоим образом не следует считать преувеличением. Встречи Кубка Митропы неоднократно оборачивались беспорядками, прерыванием игры и ее «постлюдией» (усилиями клубов или дипломатии). В 1930-е годы за этим нередко обнаруживается национальный унтертон. Сообщения подобного рода были не только местной составляющей новостной хроники больших ежедневных и спортивных газет в странах-участницах (вроде Illustriertes Sportblatt; Nemzeti Sport; Gazzetta dello Sport), но и находили отражение даже в региональной и местной прессе других стран, не имеющих отношения к поединку. Скользящим лучом света выглядит сообщение на первой странице Obermosel-Zeitung от 6 июля 1937 года, в котором изображаются происшествия во время матча «Адмиры» (Вена) против «Генуи 1893»: «Дело дошло до форменных боксерских поединков между командами, на сей раз при участии публики. Задержано множество людей». Хотя упоминаемые события – лишь один пример в длинном ряду подобных уродливых явлений, на сей раз обнаружились не вполне обычные их последствия. Вследствие соображений о безопасности, высказанных президентом полиции Генуи, итальянское министерство иностранных дел запретило ответную встречу, из-за чего комитет Кубка Митропы исключил обе команды из числа участников турнира. Характер события и информационная «дальнобойность» Кубка обнаруживаются также в таких деталях, как специальные почтовые штемпели, изготовленные в связи с финальными матчами пражской «Спарты» с «Ференцварошем» (Будапешт) в 1935 году или с венской «Австрией» – в 1936-м[36 - Bortolato O. Mitropa Cup. Edita in occasione della Mostra Nazionale del Francobollo Calcistico, Ancona. Salsomaggiore Terme, 1966.].
После 1945 года все попытки возродить Кубок Митропы в его прежнем значении не увенчались успехом. Железный занавес препятствовал проведению соревнований, что лишало идею смысла. В 1955 году основанный за год до того УЕФА принял было решение о его проведении, однако учрежденный им же параллельно Кубок европейских чемпионов установил новые рамки взаимодействия политических институтов и надолго оказался в спортивном плане вне конкуренции. Тем не менее вплоть до 1992 года Кубок Митропы в различных форматах влачил свое существование в качестве значительно менее важного соревнования, последним победителем в котором стала команда футбольного клуба «Борац» (Баня-Лука), основанного, впрочем, в год основания самого Кубка. Обладатель последнего Кубка, изначально учрежденного как пространствообразующее событие, происходил, следовательно, из того политического и культурного «федеративного пространства» – Югославии, что находилось в то время в процессе быстрого и все более тесно связанного с насилием распада. После 1955 года турнир был сильнее представлен – правда, скорее как удобный случай завоевать титул международного уровня для европейских команд второго плана. Характерна в этом смысле «политика памяти» ФК «Милан», завоевавшего в перигее блестящей истории клуба Кубок 1982 года, однако сегодня умалчивающего об этом на своем официальном ресурсе в интернете[37 - Taccone S. La Mitropa Cup Del Milan. Prag, 2012. [Публикация в интернете без пагинации.]]. Так престижное массовое событие межвоенного периода в иное время превратилось в заштатное мероприятие, «отражением» которого в памяти оказалось лучше пренебречь.
Футбол и литературное пространство
Вопрос о (его) отражении адресован понятийной паре «литературное пространство – игра в футбол» (по сути, это вопрос об их связи) как вопрос о масштабах этого пространства в Восточной Европе.
Ответа на этот вопрос здесь не предполагается. Он поднимается здесь, однако, вновь через посредство аналитических вариаций способов описания и изображения.
Роман Оты Филипа (род. 1930) «Вознесение Лойзека Лапачека из Силезской Остравы» (1972, Nanebevestoupen? Lojzka Lapаcke ze Slezskе Ostravy) открывается пространным списком действующих лиц, посредством чего паратекстуально задается обстановка места действия – городка Остравы. Обзор выявляет, вплоть до мелких деталей, и социальную структуру. В повествовании она всплывает снова в составе игроков футбольной команды СК «Силезская Острава», расстановка которой также изящно набрана в начале книги[38 - Что интертекстуально пересекается с «Выставкой футбольного клуба „Нюрнберг“ 21.01.1968» у Петера Хандке, ср.: Handke P. Die Innenwelt der Au?enwelt der Innenwelt. Frankfurt/M., 1969. S. 59.] и которая становится своего рода коллективным протагонистом романа. История команды занимает центральное место в романе и охватывает период с 1928 года до послевоенного времени. За рамки этого периода, вплоть до 1968 года, тянутся некоторые сюжетные линии, касающиеся истории города Остравы и отдельных героев произведения. Переименования клуба и его местных соперников СК «Моравская Острава» и СК «Маккаби Моравская Острава» заостренно отражают прежде всего специфическую (футбольную) топографию Остравы. То же справедливо и для населения города, состоящего из многочисленных разнородных групп, и в не меньшей степени характерно для понимания происходящего на местной сцене польско-чешско-немецкого межнационального конфликта, включающего и антисемитские настроения межвоенного периода. Футбольный стадион «Силезской Остравы», «естественно», расположенный на силезской стороне реки Остравницы, является пространственно-нарративным центром гравитации для всего текста, поскольку с ним связаны не только частные истории ансамбля действующих лиц, но и (самым непосредственным образом) рождение главного героя Лойзека Лапачека:
Жалко, что знаменитый матч в первое сентябрьское воскресенье 1928 года я еще не мог видеть сам. Позже уже об этой встрече и обо всех, кто принимал в ней участие, я слышал так много рассказов, что легко мог бы пересказать каждую минуту игры.
Я родился на свет на шестидесятой минуте этого грандиозного матча, после того как с восхитительной передачи Губерта Мушиала Ада Лакубец забил тот решающий гол. Счет стал 3:2 в пользу «Силезской Остравы». Одна тысяча девятьсот тринадцать зрителей, оплативших свои места, где-то среди них и мой отец, наблюдавший за игрой бесплатно, поскольку он был коммерческим директором клуба и пользовался привилегией продавать свои бретцели в перерывах между таймами, заревели: «Гол!»[39 - Filip O. Die Himmelfahrt des Lojzek Lapаcek aus Schlesisch Ostrau / A. d. Tschech. v. J. Spitzer. Frankfurt/M., 1972. S. 14. (Перевод с нем.)]
Вторая сцена рождения Лойзека в заключительной фразе романа («Я начал жить, – повторил я, – я снаряжен для мира, теперь начинается моя личная война, я вступаю в игру!»), его взросление, приходящее через насилие, происходит опять-таки непосредственно на стадионе – месте его появления на свет.
