Амбидекстр. Повесть

скачать книгу бесплатно


По правилам «игры» падающий получал от старослужащего плоской деревянной доской по заднице, что служило для «воспитуемого» очередной командой «зависнуть». Мои «падения» продолжались до тех пор, пока общее время «игры» не подходило к концу. Абсолютно не чувствуя рук, плеч, спины и задницы, я моментально проваливался в сон.

Через пару дней, в солдатской бане, меня подозвал к себе высокий грозный старшина.

– Рядовой, Скорин, кру-гом!

Я выполнил его команду, и моя голая задница оказалась предметом его пристального изучения.

– Солдат, почему у тебя все, что ниже спины, синего цвета? – грозно спросил старшина.

– Падаю с кровати, товарищ старшина! – уверенно ответил я.

– На что падаешь? На станковый пулемет? – удивился тот.

– Никак нет, товарищ старшина! На пол!

В армии было негласное правило – пацанов не сдавать. И этого правила придерживались все, независимо от срока службы. С одной стороны, это казалось бесчеловечным, но с другой – закон был пацанским, а значит – святым для всего мужского коллектива. Кроме того, все прекрасно понимали цель такого «воспитания».

– Шлыков! – громко позвал старшина.

– Шлыков в парной, товарищ старшина! – прокричал кто-то в ответ из моющей свои «бубенцы» группы бойцов.

Старшина положил мне руку на шею и повел в сторону парной. Открыв дверь, мы зашли в наполненное горячим паром помещение. Но я увидел, что здесь только старослужащие.

– Шлыков, Скорин твой солдат?

– Он сиську мамкину потерял, старшина? – улыбаясь, ответил сержант.

– Начиная с сегодняшнего дня ты, пристегиваешь этого бойца к кровати ремнями. До тех пор, пока он не научится спать на ней. И если он или кто-нибудь из молодых еще раз упадет, я буду считать, что приказ не выполнен. Надеюсь, повторять не нужно? – спросил старшина у Шлыкова.

– А если он вместе с кроватью перевернется, я тоже буду отвечать за это?

Все старослужащие, сидящие в парной, во весь голос расхохотались.

– Если он перевернется с кроватью, Шлыков, значит, рядом не было заботливого командира, следящего за крепким и сладким сном молодого защитника Родины, – улыбаясь в ответ, сказал старшина.

Понятно, что никто меня не пристегивал ни в эту ночь, ни в последующие. Просто когда старшина принимал решение снова сходить с нами в баню, меня отправляли в наряд по столовой.

Через шесть месяцев учебки меня вместе с остальными парнями из моего отделения перевели в первую роту специального караула, которая уже располагалась в казармах Арсенала на территории московского Кремля. Именно эта рота несла специальную караульную службу, включая охрану поста №1 – могилу Неизвестного Солдата.

Заступая в свой первый почетный караул на пост №1 в один из знойных июньских дней, я заранее подготовил парадную форму. Думаю, что известнейшие артисты, выступающие на концерте в Государственном Кремлевском дворце, вполне могли позавидовать хрустящим стрелкам на моих брюках. Аксельбант и пряжка парадного ремня были начищены до блеска, и в них можно было смотреться, как в зеркало. В моих сапогах отражались все, кто проходил мимо обувного шкафа, а белые перчатки были накрахмалены до звона. В ночь перед караулом я был слишком возбужден, чтобы просто так взять и уснуть. Утра дождался еле-еле.

«Я стою в почетном карауле! У стен Кремля! С ума сойти!», – восторженно думал я, крепко сжимая левой рукой словно приклеенный к моей ноге ствол самозарядного карабина.

А еще я подумал о том, как было бы здорово, если бы меня прямо сейчас увидели мои брат, мама и бабушка. Конечно, я бы им не помахал, но всем своим суровым видом я бы дал понять, что они и вся наша большая Родина могут на меня положиться.

Спустя час непрерывного и неподвижного стояния на одном месте я вдруг осознал, что вокруг меня кто-то резко отключил свет…

…Когда свет снова появился, я увидел над собой белый потолок. Медленно перевел глаза, и взгляд наткнулся на красивую темноволосую девушку в белом халате возле моей кровати. Значит, это медсанчасть, а девушка – медсестра. Только теперь я понял, что потерял сознание, упал и долбанулся затылком о гранитную плиту мемориального комплекса.

В этот момент я подумал: как же хорошо все-таки, что и брат, и мама, и моя бабушка этим солнечным днем решили остаться дома и не потянули за собой еще пол-России.

Следующим вечером, после моей выписки из медсанчасти командир роты приказал построиться всему нашему подразделению на плацу перед зданием казармы.

– Рота, равняйсь! Смирно! Рядовой Скорин!

– Я!

– Выйти из строя на десять шагов!

– Есть!

– За невыполнение боевой задачи при несении караульной службы объявляю десять суток ареста!

– Есть десять суток ареста! – гаркнул я, не показывая вида, что ошарашен приказом командира.

– Военный билет, личные вещи, ремень передать командиру отделения!

– Есть передать командиру отделения… – уже не так громко ответил я.

Представьте только: стою я перед целой ротой с перебинтованной башкой и думаю: «Ну как так?! Мой первый караул! Ни где-нибудь на острове Русский, среди бобров и медведей, а в самом сердце России! На Красной площади! Скорин! Ты – редкостный неудачник!»

Это был первый и последний подобный инцидент в моей воинской службе. С каждым днем армия выдавливала из меня неуместный романтизм, делая хладнокровнее, мужественнее и ответственнее. Армия научила бесконечному терпению и выдержке: стоять часами без движения в парадной форме в тридцатиградусный мороз или зной оказалось совсем не повседневной, а боевой задачей.

Уже будучи командиром отделения, заступая в суточные наряды дежурным по роте, ночами я стал зачитываться деловой и экономической литературой, которую на сержантские деньги приобретал в старом книжном магазине недалеко от Кремля. В одном из увольнений, пересматривая книжные полки букинистического магазина, я наткнулся на книгу «Голос через океан» английского ученого и писателя Артура Кларка. Это была книга об упертом предпринимателе по имени Сайрус Филдз, благодаря которому в середине XIX века был проложен телеграфный кабель по дну атлантического океана между двумя континентами: Америкой и Европой. История Сайруса Филдза оказалось историей неудач и падений, историей разочарований и бесконечной надежды, захватившей меня целиком…

Ближайшие двое суток я не вылезал из наряда по роте, уговаривая дежурного офицера не сменять меня, чтобы я мог не прерывать чтение более чем на полдня. В конце концов, уже падая на ходу от недосыпа, я передал штык-нож и знак дежурного по роте другому сержанту, закрылся в каптерке старшины и завалился спать.

Думаю, поспал я тогда не более часа.

– Дежурный по роте, на выход! – услышал сквозь сон. Команда дневального означала, что кто-то из офицеров прибыл в расположение роты. Еще через несколько минут в дверь негромко постучали.

– Савва, тебя командир роты вызывает!

– Слышу! – крикнул я.

Подойдя к канцелярии командира роты, я постучал в дверь.

– Разрешите войти, товарищ майор?

– Да, входи, – угрюмо ответил командир роты. – Знаешь, зачем вызвал?

– Никак нет!

– Очередная жалоба на тебя, Скорин. И опять от родителей, – сказал командир. После чего сначала присел на край стола, а после резко вскочив и направив руки в мою сторону, заорал:

– В тебе, вообще, хоть какой-то страх присутствует?! Слово «дисбат» не пугает?!

– Товарищ майор… – задумчиво начал я, – как вы думаете… у инопланетян такое же представление о числе Пи?

– Что?! – растерялся майор и слез со стола.

– На что сейчас-то жалуются? – вздохнув, спросил я.

Еще не опомнившийся от моего вопроса командир машинально взял в руки какую-то бумагу и начал перечислять:

– На жестокое обращение… На создание невыносимых условий службы… На все тоже самое, что и в прошлый раз!

– Товарищ майор, – я смотрел ему прямо в глаза, – разрешите вопрос?

– Еще один дебильный вопрос?!

– Если вдруг война, защищать Кремль будут бойцы Президентского полка или их родители?

– Не передергивай, Скорин! Сейчас не война! В мирное время мой сержант превышает служебные полномочия! У тебя молодняк каждую ночь «крокодилов сушит»! Ты хочешь, чтобы меня с должности поперли за то, что прикрываю твой рассадник дедовщины?!

Командир был прав. Я, действительно, был сторонником неуставных взаимоотношений. Довольно часто был беспредельно жесток со своими солдатами. Меня не трогали ни их жалобы, ни уж тем более слезы. Как у Андерсена, я хотел видеть в них стойких оловянных солдатиков, коими они со временем и становились. Самым страшным взводом первой роты, в который молодежь боялась попасть, был именно взвод Скорина. Между собой они его так и прозвали: «взвод оловянных солдатиков».