banner banner banner
Эверлесс. Узники времени и крови
Эверлесс. Узники времени и крови
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Эверлесс. Узники времени и крови

скачать книгу бесплатно

Эверлесс. Узники времени и крови
Сара Холланд

Лучшее молодежное фэнтезиЭверлесс #1
Кто владеет временем, тот имеет абсолютную власть. Семья Герлингов – влиятельные аристократы, по капле вытягивающие минуты, часы, а вместе с ними и жизнь, из крови простолюдинов. Герлингов боятся, их втайне ненавидят, но никто не смеет противостоять им. Никто, кроме нее…

Джулс Эмбер выросла в Эверлессе – родовом поместье Герлингов, считая его своим домом. Но однажды, несправедливо обвиненные в ужасном проступке, Джулс и ее отец вынуждены были бежать, чтобы спасти свою жизнь. Когда отец девушки внезапно умирает, она точно знает: только ненавистный Эверлесс сможет пролить свет на тайну его смерти. Однако возвращение в прошлое может быть опасным, особенно если тебя ждет встреча с теми, кого ты больше никогда не рассчитывал увидеть.

Семейные тайны, опасные интриги, прошлые страхи, старые обиды, забытые чувства и решения, от которых будет зависеть не только судьба девушки, но и само течение времени. Сможет ли она распорядиться им правильно?

Сара Холланд

Эверлесс. Узники времени и крови

Sara Holland

Everless

© 2018 by Glasstown Entertainment, LLC

© А. Сибуль, перевод на русский язык, 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2018

* * *

Моим родителям, за все их истории

1

Многие люди боятся леса, потому что верят в старые сказки о фейри, от которых течение времени навсегда застывает в крови, или ведьмах, способных с помощью заклинаний забрать человеческую душу в белое безмолвие. И дух самого Алхимика, говорят, блуждает в этих лесах, заманивая в ловушку даже вечность одним лишь дыханием.

Меня же эти истории не пугают, потому что в лесах есть и кое-что пострашнее: воры, затаившиеся с грубыми клинками и алхимическим порошком за поясом, готовые украсть время у каждого, кто покинул безопасные пределы деревни. Мы называем их кровососами. Именно из-за них папе не нравится, когда я охочусь, но у нас нет выбора. К счастью, зимой они не могут укрыться в подлеске, а песни птиц не заглушают их шагов.

Кроме того, я знаю эти леса лучше всех. Мне всегда здесь нравилось, особенно то, как переплетенные кроны над головой закрывают солнце и не пропускают холодный ветер. Я бы могла проводить здесь дни напролет, гуляя среди деревьев, мерцающих паутинками чистого льда, проходить сквозь солнечные лучи, пронзающие кинжалами землю.

Фантазии. Я никогда не оставлю отца одного, особенно если он…

– Нет, это не так, – говорю я себе.

Ложь застывает в зимнем воздухе, падает на землю, словно снег.

Я пинаю ее носком ботинка.

Папа говорит, что некоторым деревьям в лесу тысячи лет. Они уже были здесь до рождения всех ныне живущих, даже самой Королевы, даже до того, как Алхимик и Колдунья привязали время к крови и металлу – если такие времена бывали. Эти деревья все еще будут тянуться ввысь, когда нас всех не станет. Корни под моими ногами живут веками не за счет других растений. И их время нельзя забрать вместе с кровью.

Если бы мы только были больше похожи на деревья.

Старый мушкет отца оттягивает спину. Он бесполезен. На мили вокруг не встречается никакой дичи, а всего через несколько часов стемнеет, и рыночные прилавки начнут один за другим закрываться. Значит, мне придется отправиться в город и встретиться с ростовщиком времени. Я надеялась, что охота успокоит мои нервы, подготовит к тому, что я должна сделать. Но мне только стало еще страшнее.

Завтра нужно заплатить за аренду коттеджа в Крофтоне. Как и каждый месяц, семья Герлинг пополнит свои сундуки кровавым железом, утверждая, что мы должны им за защиту. За их землю. В прошлом месяце, когда мы не могли заплатить, их сборщик отпустил нас с предупреждением – папа выглядел больным, а я – такой юной, – но это не было милосердием. В этом месяце он попросит двойную плату, а может, и больше. Теперь, когда мне исполнилось семнадцать и закон позволяет отдавать годы из моей крови, я знаю, что нужно делать.

Папа разозлится, если он еще может соображать.

Еще одна попытка, говорю я себе, встречая на пути маленький ручеек, бегущий между деревьями. Его бег затих, воды замерзли, но подо льдом – блеск зеленого, коричневого и золотого: одинокая извивающаяся форель в каком-то невидимом потоке. Живая, несмотря на слой льда.

Я быстро опускаюсь на колени и разбиваю корку льда прикладом ружья. Потом жду, пока вода успокоится, в надежде увидеть блеск чешуи, в отчаянии посылая молчаливую молитву Колдунье. Эта форель не принесет достаточно кровавого железа, чтобы покрыть долг за аренду, но я не хочу отправляться на рынок с пустыми руками. И не отправлюсь.

Я сосредотачиваюсь, пытаюсь успокоить биение сердца.

А потом – как иногда случается – мир словно замедляется. Нет, не словно. Ветки действительно прекращают шептаться на ветру. Даже почти беззвучное потрескивание тающего снега затихает, словно мир затаил дыхание и ждет.

Я смотрю вниз, на еле заметный отблеск в мутной воде – он тоже замер в дыхании времени. Прежде чем момент ускользнет, я наношу удар, погружая голую руку в ручей.

Ледяная вода обжигает запястье, заставляя пальцы неметь. Рыба не двигается, когда я тянусь к ней, словно хочет быть пойманной.

Когда я хватаю ее скользкое тело, время снова ускоряется. Рыба бьется в моей руке – непослушный комок плоти, и я почти упускаю ее. Прежде чем она успевает вырваться на свободу, я вытаскиваю ее из воды и кидаю в сумку точным, отработанным движением. Секунду просто смотрю, как рыба бьется внутри, заставляя сумку дергаться.

А потом она замирает.

Не знаю, почему время так замедляется, это может случиться когда угодно. Я слушаюсь совета папы и никому не рассказываю об этом – однажды он видел, как у мужчины забрали двадцать лет из крови, просто заявив, что он умеет поворачивать время вспять мановением руки. Ведуний, таких как Калла, в нашей деревне терпят как развлечение для суеверных, пока они платят ренту. Я, бывало, ходила слушать их истории о волнениях времени, замедлениях, которые иногда вызывают разломы в земле и землетрясения, пока папа не запретил мне посещать их лавку, боясь привлечь к нам внимание. Я все еще помню аромат духов – специй, смешанных с кровью древних обрядов. Но если папа чему-то меня и научил, так это не высовываться, а значит, оставаться в безопасности.

Я засовываю руки подмышки, чтобы согреть, а потом снова сажусь на корточки над рекой и пытаюсь опять сосредоточиться. Но рыбы больше нет, и солнце медленно опускает свои лучи-руки сквозь деревья.

Тревога сковывает все внутри.

Нельзя дальше откладывать поход на рынок.

Я всегда знала, что все в конце концов придет к этому, но не перестаю чертыхаться. Повернув в сторону города, забрасываю сумку, с которой стекает вода, на плечо. Я ушла дальше обычного и теперь об этом жалею. Из-за снега мои поношенные ботинки промокают, а деревья не пропускают солнечных лучей, несущих остатки дневного тепла.

Наконец лес редеет, и я оказываюсь на грязной дороге, ведущей в город, которую сотни телег превратили в замерзшее месиво. Я бреду по ней, пытаясь настроиться на посещение рынка. Меня преследуют мысли о ноже ростовщика времени, сосудах, ожидающих, когда их заполнят кровью. А потом кровь будет превращена в железо. Говорят, истощение накрывает, когда он вытягивает время из твоих вен.

Но еще хуже слышать через тонкие стены коттеджа, как папа мечется на своем соломенном матрасе. Самой Колдунье известно, ему нужен отдых. За последний месяц я видела, как на моих глазах он истончается, словно убывающая луна.

Клянусь, его глаза становятся серее – знак того, что время на исходе.

Если бы только не было такого простого объяснения его поведению тем утром, когда он забыл про мой день рождения.

Никогда прежде папа не забывал про мой день рождения. Если бы он только признал, что продавал время, несмотря на все мои мольбы не делать этого, и позволил отдать ему несколько лет. Если бы только Колдунья и Алхимик были настоящими и я могла бы их запереть, потребовав, чтобы они подарили ему долголетие.

Что если – я не могу спокойно размышлять об этом – ему остался всего лишь месяц или день?

В голове всплывает воспоминание о старой крофтонской попрошайке, которая отдала из крови последнюю неделю за миску супа, слоняясь от двери к двери, приветствуя всех в городе и моля о железе на день-другой или хотя бы кусочке хлеба. Сначала она забыла имена людей, потом перестала понимать, где находится, и бродила по полям, вздымая руки к небу, чтобы постучать по воздуху.

Мы с папой нашли ее, свернувшуюся калачиком в пшенице. Она была холодна как лед. Ее время вышло. А все началось с забытья.

При мысли о ней я перехожу на бег. Желание превратить кровь в монету заставляет меня двигаться вперед.

* * *

Крофтон заявляет о своем присутствии сначала столбами сизого дыма, а потом лоскутными крышами, выглядывающими из-за холмов. Узкая дорожка, ведущая к нашему коттеджу, поворачивает на восток от главной дороги задолго до самой деревни. Но я прохожу мимо и иду дальше, на шум и дымы рынка.

Внутри низкой каменной стены, которая окружает деревню, ряды домов жмутся друг к другу, как сбившаяся в кучу толпа, словно близость поможет им спастись от холода, или тьмы, или медленного оттока времени. Люди спешат мимо меня тут и там, их тела скрыты под слоями одежды, головы наклонены против ветра.

Рынок – всего лишь длинная полоса грязной брусчатки там, где встречаются три дороги. Сегодня днем здесь людно и шумно: пришло время платить ренту, и рынок забит продавцами. Мужчины в грубой одежде фермеров и женщины с детьми на спинах спорят из-за рулонов ткани или костей животных, полных костного мозга, и не обращают внимания на нескольких попрошаек, слоняющихся от лотка к лотку, нараспев повторяя: «Час? Один час?. Их слова смешиваются с общим рыночным гвалтом. Воздух потемнел от дыма чадящих маслом костров, на которых готовят пищу.

К магазину ростовщика времени Эдвина Дуэйда выстроилась очередь; папа и я далеко не единственные, кто из кожи вон лезет, пытаясь свести концы с концами. При виде этого у меня сводит желудок: десятки людей толпятся у стен, ожидая, когда из их крови заберут время и превратят в монеты из кровавого железа. Я знаю, что мне нужно присоединиться к ним, но почему-то не могу заставить себя встать в очередь. Если папа узнает…

Надо хорошенько подкрепиться, прежде чем продать свое время и попробовать продать улов, каким бы мелким он ни был.

Я иду к лавке мясника, где моя подруга Амма за прилавком раздает полосочки вяленого мяса стайке школьниц в чистых фартуках, и испытываю нечто похожее на ностальгию вперемешку с завистью. Я могла бы быть одной из этих девочек. После того как папу выгнали из Эверлесса, поместья Герлингов, – ярость овладевает мной при одной лишь мысли об этом – он потратил все свои сбережения на книги и бумагу для меня, чтобы я могла пойти учиться. Когда же зрение его ухудшилось и он потерял работу, денег на книги и бумагу не стало.

Я гоню эту мысль прочь и машу Амме, когда она замечает меня. Подруга улыбается, и шрам через всю щеку становится еще заметнее. Это напоминание о нападении кровососов на ее родную деревню, в котором погиб отец Аммы, а в крови матери осталось лишь несколько дней. Она цеплялась за жизнь достаточно долго, чтобы перевезти своих дочерей в Крофтон, прежде чем ее время истекло. Амма осталась одна приглядывать за младшей сестрой Алией.

Для Аммы – а возможно, и для многих школьниц, столпившихся у прилавка, – моя ненависть к Герлингам может показаться ерундой. Герлинги защищают свои города от кровососов и бандитов, подобных тем, что убили родителей Аммы, регулируют торговлю. Взамен за свое покровительство они ожидают преданности и, конечно же, кровавого железа каждый месяц. Границы Семперы охраняются, чтобы никто не смог сбежать и унести с собой ее секрет, вот почему мы с отцом остались на землях Герлингов даже после того, как нас изгнали из Эверлесса за поджог кузницы много лет назад.

Я помню Эверлесс: его украшенные гобеленами коридоры и сияющие бронзовые двери. Местные обитатели расхаживают в золоте, шелках и драгоценностях. Ни один из Герлингов не станет подстерегать тебя в лесу, чтобы перерезать горло, но они все равно воры.

– Я слышала, они назначили дату на первый день весны, – взахлеб рассказывает одна из школьниц.

– Нет, раньше, – настаивает другая. – Он так влюблен, что не может дождаться весны, чтобы жениться на ней.

Даже слушая вполуха, я знаю, что они обсуждают главную новость, которая, кажется, у всех на устах в последние дни, – свадьбу Роана, объединение двух самых могущественных семей Семперы.

Свадьбу лорда Герлинга, поправляю я себя. Он больше не тот приставучий мальчишка с дырками на месте выпавших молочных зубов, всегда готовый поиграть в прятки с детьми слуг. Как только лорд женится на Ине Голд, воспитаннице Королевы, он фактически станет сыном ее величества. Королевство Семпера разделено между пятью семьями, но Герлинги контролируют более одной трети земель. Свадьба Роана сделает их еще более могущественными. Амма закатывает глаза, глядя на меня.

– Давайте, идите, – говорит она, прогоняя школьниц. – Хватит болтать.

Они убегают прочь, и в водовороте пестрых рыночных красок их лица кажутся такими счастливыми. Амма же, наоборот, выглядит измученной, волосы туго завязаны сзади, под глазами темные круги. Она, должно быть, на ногах с самого рассвета, развешивала и нарезала мясо. Я вытаскиваю из сумки форель и кладу на ее весы.

– Долгий день? – Она уже протягивает руки, чтобы завернуть рыбу в бумагу.

Я улыбаюсь, как только могу:

– Весной будет лучше.

Амма – моя лучшая подруга, но даже она не знает, как плохи дела у нас с отцом. Если бы она узнала, что я собираюсь сдать кровь, то пожалела бы меня или, что хуже, предложила бы помощь. Я этого не хочу. У нее и своих проблем достаточно. Она отдает мне кровавую часовую монетку за рыбу и добавляет полосочку сухого мяса в подарок. Когда я принимаю их, она не сразу отпускает мою руку.

– Я надеялась, что ты придешь сегодня, – тихо говорит она. – Мне нужно кое-что тебе рассказать.

Ее пальцы ледяные, а тон слишком серьезный.

– Что? – спрашиваю беззаботно. – Неужели Джейкоб наконец попросил тебя сбежать с ним?

Джейкоб – местный парень, чья очевидная влюбленность в Амму – предмет для шуток уже долгие годы.

Она качает головой и даже не улыбается.

– Я покидаю деревню, – говорит она, все еще крепко держа меня за руку, – буду работать в Эверлессе. Они нанимают слуг, чтобы помочь с приготовлениями к свадьбе. – Она смущенно опускает глаза.

Улыбка исчезает с моего лица, в груди чувствуется холодок.

– Эверлесс, – повторяю я за ней.

– Джулс, я слышала, что они платят один год за месяц работы. – Ее глаза теперь горят. – Целый год! Ты можешь себе представить?

Год, который они украли у нас, думаю я.

– Но… – В горле ком. Большую часть времени я пытаюсь заглушить воспоминания об Эверлессе и о своем детстве. Но выражение лица Аммы, полное надежды, обрушивает их на меня потоком: похожие на лабиринт коридоры, улыбка Роана. А потом воспоминание о пламени сжигает все остальные. Внезапно во рту чувствуется горечь.

– До тебя не доходили слухи? – спрашиваю я. Ее улыбка меркнет, и я замолкаю, мне не хочется омрачать ее радость. Но я не могу забрать слова обратно и потому продолжаю: – Они нанимают только девушек, красивых женщин. Старший лорд Герлинг обращается со слугами как с игрушками прямо под носом у жены.

– Это риск, на который я должна пойти, – тихо отвечает подруга, выпуская наконец мою руку. – Алия тоже отправляется туда, и Карина: ее муж проигрывает время в азартные игры. – Я вижу злость в ее глазах: Карина ей как мать, и Амма испытывает ярость, видя страдания той. – Ни у кого нет работы. Эверлесс – мой единственный шанс, Джулс.

Мне хочется поспорить еще, убедить ее, что судьба девушки в Эверлессе неблагодарна и унизительна, что все они рано или поздно становятся безымянными вещами, но не могу. Амма права. Служащим у Герлингов хорошо платят, по крайней мере, по стандартам Крофтона, хотя кровавое железо, которое им выплачивают, взято – точнее, украдено – у простых людей, как Амма, я или папа.

Но я знаю, что значит голодать, и Амма не разделяет моей ненависти к Герлингам, не знает об их жестокости. Поэтому я улыбаюсь ей как можно веселее.

– Уверена, все будет замечательно, – говорю я, надеясь, что она не услышит сомнений в моем голосе.

– Только подумай, я собственными глазами увижу Королеву, – вырывается у нее. В то время как папа втайне презирает Королеву, в большинстве семей она сродни богине. Возможно, она и есть богиня: живет со времен Колдуньи. Когда кровавое железо распространилось по венам всех людей, появились захватчики из других королевств. Королева, тогда еще командир армии Семперы, разгромила их и с тех пор правит.

– А Ина Голд, – продолжает Амма. – Говорят, она очень красивая.

– Ну, если она выходит замуж за лорда Герлинга, то, должно быть, это правда, – отвечаю я спокойно. Но внутри все переворачивается при мысли о леди Голд. Все знают ее историю: сирота, как и многие другие, брошенная на скалистых пляжах возле дворца на берегах Семперы как жертвоприношение Королеве. Из-за многочисленных покушений на жизнь Королевы, особенно в начале ее правления, она отказывалась заводить собственных детей или выбирать супруга; вместо этого Королева пообещала выбрать ребенка и воспитать как принцессу или принца. И если они окажутся достойными, то унаследуют корону, когда Королева будет готова передать трон. Возможно, родители Ины были в еще большем отчаянии, чем крестьяне Крофтона. Она привлекла внимание одной придворной дамы, и Королева выбрала Ину Голд в дочери, а два года назад официально объявила ее своей наследницей.

Теперь ей семнадцать, столько же, сколько Амме и мне, но она унаследует трон и королевские запасы времени и будет жить веками. Ее дни будут наполнены пирами, и балами, и вещами, которые я даже не могу представить. Она не будет переживать обо мне и всех остальных, прожигающих свои никчемные жизни за стенами дворца.

Я говорю себе, что эта появившаяся ниоткуда зависть связана именно с королевским наследием, а не с тем, что она станет женой Роана.

– Ты тоже могла бы пойти, Джулс, – тихо говорит Амма. – Мы могли бы там приглядывать друг за другом.

На секунду воображение рисует узкие коридоры для слуг и широкие лужайки, великолепные мраморные лестницы.

Но это невозможно. Папа никогда не согласится. Нас заставили сбежать из Эверлесса, сбежать от Герлингов. Именно из-за них мы голодаем.

Из-за Лиама.

– Я не могу бросить папу, – отвечаю я. – Ты же знаешь.

Амма вздыхает.

– Тогда увидимся, когда я вернусь. Я хочу заработать достаточно времени, чтобы вернуться в школу.

– Зачем на этом останавливаться? – дразню я её. – Может, какой-нибудь дворянин влюбится в тебя и заберет в свой замок.

– Но что тогда будет делать Джейкоб? – смеется она и подмигивает, и я тоже выдавливаю из себя смешок. Внезапно я понимаю, как одиноко будет все эти месяцы без Аммы. Меня охватывает страх, что я больше не увижу подругу, и я крепко обнимаю ее. Несмотря на долгие часы, проведенные за отделением костей и хрящей, ее волосы все еще пахнут как полевые цветы.

– Ну, до встречи, Амма.