banner banner banner
Если он выбрал тебя… Повести и рассказы
Если он выбрал тебя… Повести и рассказы
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Если он выбрал тебя… Повести и рассказы

скачать книгу бесплатно

Если он выбрал тебя… Повести и рассказы
Самая Вагиф

В основе сюжетов моих повестей и рассказов – трагические истории женщин, вступивших в схватку с собственной судьбой. О том, кто вышел победителем, каждому читателю придётся решать самому.

Если он выбрал тебя…

Повести и рассказы

Самая Вагиф

© Самая Вагиф, 2016

ISBN 978-5-4483-4717-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Если он выбрал тебя…

Повесть

Когда Боги хотят наказать нас, они исполняют наши желания.

    Оскар Уайльд

Глава 1. Марзийя

В течение первых десяти лет своего брака моя мать Марзийя родила шесть дочерей, и мой отец колотил бедную женщину каждый раз, когда она возвращалась домой из больницы с очередной новорождённой девочкой на руках. Он страстно мечтал о сыне, и никакие доводы и уговоры родственников, соседей и знакомых не могли разубедить упрямого Шихы в том, что его рожавшая девочек жена была столь же виновата в этом, сколь виновато солнце, поднимаясь на востоке, а не на западе.

После рождения третьей девочки в нашей семье завёлся один обычай. Возвращаясь из больницы домой, мама укладывала туго запелёнутого младенца на старую железную кровать в небольшой, со скудной обстановкой комнате, служившей не только им, но и нам, их детям, в качестве спальни. Затем она отходила от кровати, но не более чем на полметра, и застывала на месте подобно каменному изваянию. Через несколько минут в спальню, мрачно насупив брови, вваливался Шихы и принимался сосредоточенно распутывать и развязывать многочисленные узелки на синей ленте пелёнок, в чьих недрах копошилось крохотное существо – его новорождённое дитя. Узелки эти по известной только ей причине делала Марзийя. Они не желали поддаваться грубым пальцам Шихы, и он яростно чертыхался, а жена от его грозного шипения невольно вздрагивала и с испугом отшатывалась в сторону, но словно магическая сила заставляла женщину вновь покорно возвращаться обратно к кровати. Её тоскливый взор перебегал с мужа на дитя и обратно, и губы тихо шептали какую-то молитву, пока наконец последний узелок не сдавался под напором пальцев её мужа. Шихы мог бы и ножницами разрезать тесьму на пелёнках, но почему-то он предпочитал более долгий путь к своей цели. Странным казалось в его поведении и то, что он уже знал, кого родила ему жена. Последнее движение пальцев Шихы, и маленькие розовые ножки, радуясь неожиданной свободе, взмывали вверх. Из груди Шихы при этом вырывался приглушённый звук, похожий на стон. Но через мгновение, теряя к ребенку всякий интерес, он поворачивался в сторону жены со словами:

– Опять девчонка, – процедив эту фразу, отец одаривал мою мать ядовитым взглядом, отчего та ещё сильнее бледнела.

– Шихы…

– Что – Шихы? Я тебя предупреждал? Говорил тебе, попробуй только родить мне девчонку? Говорил или нет? – и мужчина, резко хватая жену за волосы, тут же награждал её солидным пинком по животу. И ещё на долгие минуты наш дом сотрясался от жалобного женского стона и мольбы, плача испуганных детей вперемешку с бранью разъярённого мужчины.

Добрые полгородка, где проживала моя семья, сопереживала стараниям Шихы завести желанного сына. Телефоны в родильном отделении местной больницы сотрясались от бесконечных звонков с последующими вопросами в те дни, когда Марзийа имела счастье (или несчастье) оказаться там:

– Родила ли жена Шихы? Ещё не родила? А почему?

Когда люди узнавали о том, что у Шихы на свет появилась ещё одна дочь, а не сын, то многие бросались увещевать его, чтобы он не наказывал свою жену за очередной «промах». Хотя без насмешек и шуток тоже не обходилось.

Но ни разговоры о том, что в подобных делах вина лежит в основном на мужчине, а не на женщине, ни рассказы о пророке Мухаммеде, имевшим лишь дочерей, не в силах были предотвратить побои, которыми награждалась моя бедная мать после каждых родов.

Родители Марзийи жили в том же городке. Одно время они потребовали было от Шихы прекратить побои и издевательства над их дочерью, но та ответила им вместо мужа:

– Не вмешивайтесь в дела моей семьи, – и они махнули на них рукой.

Сердобольные соседки тоже пытались заступиться за Марзийю и во время тех знаменитых колотушек, которые устраивал Шихы своей супруге, нередко вваливались в дом и буквально вырывали женщину из его рук. В оправдание Шихы можно сказать лишь то, что в рукоприкладстве по отношению к своей дражайшей половине он был замечен только в таких случаях, как рождение в их семье ещё одной дочери.

Шли годы. Дочери Шихы и Марзийи быстро подрастали. Когда отец возвращался с работы домой, они встречали на пороге: одна дочь несла ему чистое полотенце, чтобы он, помыв руки и лицо, утёрся им, вторая – домашнюю обувь; третья расставляла тарелки на столе и нарезала хлеб, а младшие крутились возле них и помогали. Но Шихы все ещё недовольничал и продолжал мечтать о сыне, который продолжил бы его род.

С дочерями он обращался сухо, никогда их не ласкал, а был строг, и редко им приходилось видеть на его лице доброжелательную улыбку или услышать похвалу в свой адрес. Однажды Марзийя забеременела в очередной раз. Весть эта облетела маленький городок с молниеносной быстротой, хотя сама женщина всеми силами пыталась скрыть свою беременность от чужих глаз.

– На этот раз ты мне родишь сына, – сказал уверенно Шихы. – Семь – счастливое число! А с помощью Аллаха мои молитвы будут услышаны!

Марзийя вздохнула. Она не знала, что некоторые шутники даже заключили между собой пари на деньги после спора на тему, кого родит на этот раз мать шести дочерей. Прошло ещё несколько месяцев, которые пролетели для Шихы в трепетном ожидании. В те времена не было еще аппаратов, определявших пол не рождённого дитя, но Шихы чувствовал, что жена родит ему сына. Он частенько покупал домой мясо, любимые Марзийёй фрукты и постоянно справлялся у жены, хочет ли она поесть чего-нибудь особенного? Немногословного, вечно чем-то недовольного мужчину словно подменили. Он обращался со своей женой непривычно ласково, а по вечерам они, бывало, часами мирно беседовали и смеялись, как в далёкой их молодости, когда они только-только поженились. Девочки сбились с ног, выполняя строгий отцовский наказ – не позволять матери поднимать тяжести и делать по дому и мало-мальски трудную работу.

– Противный выродок! – сердито шептались между собой дочери Шихы. – Ещё не родился, а уже нам столько хлопот причинил! А вообразите, что будет с нами, когда он родится!

И вот в один из чудесных апрельских дней Марзийя отправилась в роддом на такси, специально вызванном по этому случаю её мужем. А уже к вечеру она родила меня – седьмую по счёту девочку. За все годы своего замужества Марзийя боялась не побоев от мужа, не оскорблений в свой адрес, а того, что он свой гнев может вылить на их новорождённого ребёнка. Тем более что на этот раз Шихы не допускал и мысли о фиаско своей заветной мечты о наследнике.

– Шихы убьёт и меня и ребёнка. Он сейчас просто-напросто сходит с ума, – сказала она сама себе и с седьмым ребенком на руках отправилась не к мужу, а в отчий дом, и пробыла у родителей целый месяц. Приняли её довольно прохладно, особенно негодовали невестки – жёны двух братьев Марзийи.

– Она здесь, а вскоре и весь её выводок за ней потянется, – шипели недовольно женщины и мужьям подмигивали грозно, мол, указывайте уже гостье на дверь.

Родители помалкивали. Хотя им и было жаль дочь, но и перспектива содержать её с малым ребёнком на руках была не очень приятной. А если Шихы задумает вновь жениться и детей повыгонит из дома? Они придут туда, где живёт их мать, у которой нет ни гроша за душой, и им, старикам, придётся отдавать им всю свою пенсию и забыть о собственном покое вплоть до самой смерти.

– А помнишь, как я тебя умоляла позволить Марзийи поступить в институт или в техникум? А ты мне и слова не дал сказать тогда, поколотил! «Моя дочь никогда не будет учиться, пока я жив», – сказал ты! Устроилась бы она сейчас на хорошую работу, и самостоятельно зарабатывала бы себе на пропитание! – сердито вспыхивая, накидывалась с обвинениями на мужа мать Марзийи, тётушка Рамина.

Муж её только кряхтел в ответ и тянулся за своей курительной трубкой.

За всё время, что Марзийя оставалась у своих родителей, Шихы ни разу не навестил её, и не позвонил, и не справился о том, как она и не нуждается ли в чём. Иной раз старшая или средняя дочь тайком прибегали к ней на пару минут и умоляли её вернуться, но Марзийя боялась этого делать. Возможно, она надеялась, что Шихы сам её позовет или придёт за ней. Но этого не произошло. Старшие дочери отнеслись к своей новорождённой сестре очень холодно, и между собой дружно считали её виноватой во всех своих бедах и огорчениях. Ещё месяц назад они злились, что скоро у них появится братец, на которого их родители заставят прямо-таки молиться, что им было совсем не по вкусу и обидно. А теперь они сердились на маленькую девочку, из-за которой у них прибавилось хлопот по дому.

Несколько раз к Шихы заходили соседи замолвить словечко за Марзийю.

– Видно, такова твоя доля, дорогой Шихы, смирись. Не ругай жену. Она не виновата. Детей нам даёт Всевышний. Не пойдёшь же ты против его воли? Не ты первый и не ты последний. Сколько на свете людей, у которых нет детей? А у тебя прекрасные дочери, пусть им Аллах даст хорошую судьбу, – говорили они ему, а Шихы молчал. Только это молчание казалось ещё опаснее, чем его негодование и брань.

Однажды старший брат Марзийи довольно чётко намекнул ей, что им и без неё тесновато проживать в отцовском доме, где кроме него, его жены и двоих детей, а также отца с матерью, проживал и младший брат со своей молодой и беременной женой. Марзийя сделала вид, что не обиделась. Собрала свои вещички в сумку, тем более что их было совсем немного, взяла ребёнка, простилась с родными и отправилась к себе домой.

Глава 2. Шихы

Шихы сидел во дворе под раскидистым тутовым деревом, за столом, покрытым дешёвой клеёнчатой скатертью, и курил. Марзийя как мышка прошмыгнула мимо него и, быстро поднявшись по деревянным ступеням на небольшую открытую веранду, примыкавшую к их дому, скрылась в глубине комнат. Шихы резким движением отбросил в сторону недокуренный окурок и тяжёлой поступью вошёл в дом.

Средняя дочь, тринадцатилетняя Гюльзар, стояла у двери в спальню и, не заходя в комнату, о чём-то еле слышно переговаривалась с матерью.

– Несчастье на нашу шею! Уж лучше бы она умерла, не родившись! – услышал Шихы сердитый шёпот девочки.

На её бледном личике с огромными чёрными глазами было написано недетское возмущение, когда она обернулась и увидела отца.

Нахмурив брови, Гюльзар тут же прекратила разговор и слегка посторонилась, уступая ему дорогу.

– Пошла вон! – сказал ей отец.

Девочка фыркнула, но покинула свой пост.

Марзийя стояла, устало прислонившись к стене около детской кроватки, которую Шихы два месяца назад купил для их будущего сына. Делая вид, что и не замечает присутствия жены, Шихы склонился над кроваткой. В это мгновение за ним внимательно наблюдали пара голубеньких как бусинки глазёнок. Именно внимательно, словно то было не новорожденное дитя, а, по крайней мере, годовалый и очень любопытный ребёнок.

– Ишь ты! – ворчливым тоном промолвил Шихы, обратив внимание на сей факт. Но не успел он сказать это, как ребёнок одарил его своей беззубой и очаровательной улыбкой.

Стояла летняя жара и девочка была не запелёнутой, а одетой в распашонку и штанишки. Перед взором Шихы предстало милое пухленькое создание с розовыми щёчками, крошечным алым ротиком, светлыми волосёнками и беленькой, как первый снег, кожей. Дочери Шихы все до одной были темноволосыми и черноглазыми, а эта словно из другого теста слепленной оказалась.

Грозно сдвинутые брови Шихы внезапно дрогнули и разгладились. Его взгляд потеплел, и он хмыкнул.

– Светленькая, и глаза голубые, ну вылитая покойная мать моя, – задумчивым тоном произнёс он, не отрывая глаз от младенца. – А кокеткой будет, да ещё какой. – И вдруг, метнув косой взгляд на изумлённо застывшую жену, он процедил: – Простудится ребёнок, это же дитя, а не взрослый человек, одеялом прикрой!

Вот так впервые появление в доме Шихы ещё одной новоиспечённой дочери прошло на удивление мирно. Этим самым ребёнком, как я уже говорила ранее, была я. Хотя… хотя лучше бы я не рождалась на этот свет! Шихы назвал меня в честь своей покойной матери Ситарой. До этого времени ни одна из остальных его шести дочерей не удостаивалась такой неслыханной чести. Теперь Шихы, приходя домой, не хмурил как раньше свои густые брови. Ведь дома его ждала маленькая и любимая проказница, невозможно капризная, но очаровательная, как цветочек.

– Эта девчонка заставила меня осознать, что отцовское счастье не зависит от того, дочь ты имеешь или сына! – поговаривал он иногда со смущённой улыбкой.

Мне позволялось всё: я могла и шалить, и смеяться в присутствии отца, тогда как остальным дочерям никогда подобная вольность не разрешалась в этом доме. И поэтому некоторым из моих сестёр такое положение дел совсем не нравилось. Особенно шестой дочери Шихы – Ираде. Ей было восемь лет. И она тоже жаждала отцовской любви. Но тщетно. Отец по вечерам любил сажать к себе на колени только малышку Ситару, и лишь ей позволял теребить свои длинные смешные усы. Я звонко смеялась, хлопая в ладоши, когда отец в очередной раз покупал мне новое платьице или игрушку, а Ираде и десятилетней сестре Саре оставалось лишь молча завидовать. Отец не обращал на них особого внимания, разве что приказывал им принести ему чаю.

Так прошло-пролетело несколько лет. Старшие мои сёстры вышли замуж одна за другой. Шихы соглашался на любую работу, даже самую тяжёлую, чтобы справить быстро подраставшим, как грибы, дочерям достойное приданое. Хоть и был немногословным, неласковым отцом, но заботился о нас, как считал нужным. Днём на стройке подрабатывал, ночью – сторожем в школе, а весной и летом ухаживал за садом вместе с Марзиёй, чтобы потом продавать фрукты на местном базаре. Однажды вернулся он со смены, выпил чаю, отказался от еды, пожаловавшись на боль в пояснице, и сказал жене, что приляжет ненадолго.

– Разбуди меня в пять вечера, – попросил он её, и улёгся на кровать, накрывшись с головой старым пледом.

Когда пробило пять часов, жена вошла в комнату, чтобы его разбудить. Окликнула несколько раз по имени, но муж даже не пошевелился в ответ. Марзийя снова позвала:

– Шихы? – и положила ему руку на плечо. В ту же секунду дом огласился её дикими воплями. – Нет! Не может быть! Шихы! Очнись! Открой глаза! Почему ты молчишь?! Скажи хотя бы слово! Не молчи!

Испуганные дети Марзийи немедленно позвали соседей. Женщину с огромным трудом удалось оттащить от уже похолодевшего мёртвого тела Шихы. Так Марзийя осталась вдовой с тремя детьми на руках. После смерти мужа ей пришлось очень туго растить детей без отца. Перебивались, как умели. Марзийя работала то подёнщицей на хлопковом поле, то уборщицей в местной конторе, и бралась за любую посильную для себя работу, чтобы её дети не ходили голодными и раздетыми. На большее у неё сил не хватало. Так, на жиденьком супе и обносках старших сестёр выросли последние три дочери Марзийи и покойного Шихы. Те из дочерей вдовы, что уже успели обзавестись собственной семьёй, были заняты своими детьми и заботами. Но когда к очередной сестре заявились сваты, замужние дочери Марзийи не преминули внести свою лепту в заготовку приданого для неё. Если бы не они, то Марзийя едва ли смогла достойно проводить пятую дочь в дом её мужа. Только об одном она жалела, когда дочери вместе с мужьями и её внуками приезжали в гости, и дом наполнялся радостными голосами и смехом – что Шихы не удалось пожить подольше.

Глава 3. Ирада

Мне, предпоследней дочери вдовы Марзийи, Ираде, недавно исполнилось двадцать пять лет. По неписаным законам маленького провинциального города я уже считалась без пяти минут «старой девой». Всё же я была довольно привлекательной особой: высокой, статной, смуглой и темноглазой. Но стоило нам с Ситарой пойти вместе куда-нибудь, как взгляды и всеобщее внимание обращались на мою младшую сестру, а не на меня. Семнадцатилетняя Ситара, в отличие от меня, была невысокой, хрупкой и синеглазой, с прямыми русыми волосами, достигавшими её плеч. Обычная девчонка. Но стоило ей улыбнуться, заговорить, бросить взгляд, и словно колдовство начинало действовать, – столько в ней было неуловимого, но притягательного очарования. Признаюсь, что этот факт приводил меня в бешенство, и мне казалось, что Ситара, её улыбка отнимает у меня нечто важное, что должно принадлежать мне, а не ей.

Мне часто приходилось отказываться от совместных с ней прогулок.

– Мама, эта противная девчонка ведет себя легкомысленно! – возмущённо жаловалась я. – Мне стыдно за неё!

– Да я ничего не делаю, даже по сторонам не смотрю! – оправдывалась в ответ Ситара, но мать становилась на мою сторону и ругала девушку, поучая её уму-разуму.

– По дороге надо идти с опущенной головой, и не смотреть куда попало и на кого попало!

– А куда же мне смотреть? – обиженно вспыхивала Ситара.

– Себе под ноги! – хором отвечали ей мы с матерью.

В последние месяцы я хожу сама не своя. После нескольких лет отсутствия в родительский дом возвратился мой бывший одноклассник Малик. Отслужив в армии, он долгое время мотался по необъятным просторам великой советской Родины. Но, к счастью для его родителей, им удалось вернуть блудное дитя в отчий дом. Али муаллим, отец Малика, занимал должность бухгалтера в галантерейном магазине, а мать работала медсестрой в родильном отделении местной больницы. Жили они по соседству с вдовой Марзийёй в большом двухэтажном доме с подвалом, бассейном и благоустроенным садом.

Малик был старшим из двух сыновей Али муаллима. С тех пор, как я себя помнила, с самого детства я была по уши влюблена в Малика. А он и не подозревал о моих чувствах к нему. Но и вероятность того, что, узнав, он ответил бы мне взаимностью, была мала – юноша никогда не обращал на меня особого внимания. Но я не теряла надежд и свято верила, что в один прекрасный день он посмотрит на меня другими глазами и подарит мне своё сердце.

Порядочной провинциальной девушке нежелательно часто показываться на улице и в общественных местах родного городка без особой на то причины. Окружающие ведь могут в этом случае подумать о ней что-нибудь нехорошее, неприличное, счесть легкомысленной. Чтобы получить возможность каждый день заходить в галантерейный магазин, где работал продавцом Малик, мне приходилось измышлять тысячи уловок. На какие только хитрости мне не приходилось идти! То с жаром описывала подруге красивое платье, которое я будто бы видела в магазине у Малика, хотя на самом деле там продавали лишь духи, расчёски, брошки да ленты с пуговицами.

Или клянчила у матери деньги на новые духи, или предлагала соседке помощь в покупке набора удивительно прочных ниток.

– Ты такая добрая и хорошая, тётушка Мина, я тебя обожаю! Разве я могу позволить, чтобы ты с твоими-то больными ногами отправилась в этот богом забытый магазинчик? Сама пойду, а ты посиди здесь под деревом и чайку попей. Только что заварила я. И лимона добавлю, как ты любишь.

Тётя Мина благодарно кряхтела в ответ, широко улыбалась и проникновенным тоном говорила Марзийе:

– Хорошая у тебя дочь, ласковая и добрая. Дай бог ей красивого и работящего мужа.

Марзийя в ответ улыбалась, но провожала меня внимательным и цепким взглядом, в котором наблюдательный человек смог бы разглядеть тень явного недовольства, дававшего понять, что она отлично понимала истинную причину моего столь ревностного усердия.

В одно чудесное весеннее утро, а было это в день рождения Ситары, когда ей исполнилось семнадцать лет, мать испекла огромный торт и приготовила отличный, ароматный плов. Приехали в гости даже мои старшие сёстры вместе с мужьями и детьми, и подруги Ситары и Ирады. День прошёл весело, а под вечер кто-то из девушек заикнулся о прогулке по городку. Гулять, в основном, было негде. В единственном парке этого городка целыми днями сидели пенсионеры. Там же находился чайный дом, служивший излюбленным местом для местных мужчин, где они с удовольствием выпивали чай и играли в домино или в нарды, а также делились новостями и даже сплетничали. Одним словом, порядочным девушкам в ту сторону ходить было нежелательно.

– А вы уже были в том магазине, где работает мой бывший одноклассник Малик? – затянула я с невинным видом свою обычную песню.

Решили прогуляться. И то развлечение. На всех девушках в этот день были новые наряды. Почему и не показать себя во всей красе честному народу? Скрепя сердце, мне пришлось взять с собой не только Ситару, но и маленьких племянников, увязавшихся за нами с радостными кликами. Смакуя каждое мгновение прогулки, мы прошли мимо парка с деланным равнодушием на лицах (хотя нам доставило огромное удовольствие видеть, как на нас с восхищением пялятся молодые парни), и неспешным темпом направились к своей цели – небольшому галантерейному магазину на углу соседней улицы. Уже было почти шесть часов вечера. Малик собирался запереть магазин и отправиться домой. Он задержался лишь для того, чтобы немного поболтать с навестившим его приятелем. Они почти одновременно заметили небольшую группу молодых девушек, приближавшихся в сторону магазина. Приятель Малика довольно усмехался и, вытянувшись в полный рост, аж подбоченился, а Малик смотрел на нас так внимательно, словно видел впервые. И вдруг взволнованным тоном сказал:

– Кто эта девушка?

– Кого именно ты имеешь в виду? Их там много, – удивлённо пожав плечами, ответил ему приятель.

– Вон та! – ответил Малик. – Самая красивая.

Приятель хотел что-то переспросить, но не успел. Нас было четверо, не считая нескольких детей. Мы зашли в магазин. Малик поспешил вслед за ними.

– Добро пожаловать, что желаете купить? – голос его дрогнул.

– Здравствуй, Малик, – поприветствовала его я неестественным тоненьким голоском.

Ярко алая помада на моих пухлых губах призывно горела кокетливой улыбкой, а глаза словно пытались что-то ему сказать: тревожно и нежно глядела я на него. Малик в ответ мне машинально улыбнулся. Поспешно выкладывая товары на прилавок, он без остановки что-то говорил, и объяснял, и шутил, вызывая смех у своих юных покупательниц.

– Взгляните на эти духи. Аромат необыкновенный. А вот крем для рук, не желаете посмотреть? Не торопитесь. Смотрите сколько захотите! – повторял он с улыбкой, но никто, кроме меня, не замечал, что руки у него тряслись от волнения.

– Ситара, я тебе ещё ничего не успела подарить. Можешь выбрать себе духи, – милостивым тоном проговорила я, вместе с тем бросая на Малика ещё один долгий и страстный взгляд.

– А можно я заколку для волос возьму вместо духов?

– Да, – проворковала я.

– У твоей подруги сегодня день рождения? – неожиданно спросил меня Малик.

Я нервно хихикнула. То ли от радости, что он соизволил заговорить со мной, то ли от напряжения.

– Что?.. Ах, нет! Это моя младшая сестра!

– Надо же! Вы совершенно не похожи друг на друга! – Малик не сводил глаз от Ситары.

– Да? Все так говорят. Она похожа на мою покойную бабушку. Та тоже была такой же рыжей.

– Она не рыжая, – мягко поправил меня Малик. – У неё русые волосы. Это разные вещи.

Я опустила глаза и замолчала. Меня охватило сильное раздражение, но я продолжала улыбаться. Малик в это время скрылся на несколько минут в смежной с магазином комнатушке, служившей, видимо, складом для товаров, и вернулся оттуда с маленькой коробочкой в руках.

– Позволь мне подарить тебе вот эти духи, – с улыбкой протягивая коробочку Ситаре, сказал он, – мы всё-таки близкие соседи, а у тебя сегодня день рождения. Возьми, не стесняйся!

Ситара растерянно покачала головой и хотела что-то сказать, но я опередила её. Не выдержала.