скачать книгу бесплатно
– Говоришь, земляк двадцать восьмую школу закончил? В каком году?
– Точно не скажу. Где-то в конце девяностых… Да! Он не один. Мало того, что гол как сокол, за ним баба увязалась. Деревня деревней, из-под Владимира. Познакомились в электричке, она его на жалость берёт, пугает, что на панель пойдёт. В общем, странный человек. Убогий, тихоня, тонет в будничной суете. А башка варит.
Винтроп не комментировал. А на прощание сказал: – Такие дела, что каждый месяц буду залетать.
Пребывая на политическом мелководье, в томительном ожидании славных дел, когда путинский режим рухнет, Соснин всё более увлекался общением с Суховеем.
Матёрый Винтроп, обкатав Соснина в Москве, хорошо изучил его, отведя ему должную роль в будущей российской игре.
Но и Дмитрий, немало покрутившийся среди людей из американского «аналитического» сообщества, неплохо их понял. А потому оценил потаённый смысл вопросов о Суховее. Винтропа заинтересовал бедствующий русский эмигрант со свежими мозгами. Однако Боб свято блюдёт заповеди своей службы: сперва проверь, с кем имеешь дело. «Они поднимут списки выпускников двадцать восьмой школы», – подумал Дмитрий.
Между тем Валентин стал чаще заглядывать к Дмитрию – с пустыми руками и вечными извинениями за нарушение этикета. От угощений отказывался, но в избытке пил чай, громко прихлёбывая и отдуваясь. Говорили прежде всего о России. Валентин стойко утверждал, что в девяностые Запад втянул страну во всемирную экономическую паутину, и в чужой игре России ничего не светило.
– Политика снова взяла верх над экономикой, – сокрушался он. – Эти чёртовы санкции заставили Россию рваться из мёртвой хватки глобальщиков, начать свою игру. Как Запад не просчитал этот вариант, ума не приложу!
– И что будет? – допытывался Дмитрий.
– Да всё будет о’кей, Запад дожмёт. Но теперь это сложнее, появился китайский фактор. Россия попытается продать себя дороже.
Не понял.
– А чего не понять? Олбрайт требовала расчленения России на полсотни кусков, ибо несправедливо, что огромные природные богатства принадлежат одной стране. А теперь её позиция неприемлема. Что означал бы распад России? Отпадение земель за Уралом? Они войдут в орбиту Китая! Отсюда усложнение игры: сменить власть в Кремле, взять Россию под внешнее управление, но не допустить распада страны.
После таких бесед Дмитрий задумывался. Он был человеком дела и не обладал аналитическим даром. Но уж что-что, а извлекать выводы из услышанного умел прекрасно. И прикладывая их к своей судьбе, искал выход из комфортного вильнюсского заточения. Его деятельная натура жаждала событийных эмоций.
Однажды Валентин пришёл в неурочное время, утром.
– Плохие новости, Дима. Вчера звонит тётушка, говорит, приезжай, дорогой, у меня инфаркт, может, последний раз свидимся. А на какие шиши я в Томск полечу? По телефону позвонить не могу – роуминг дорогой, а партнёр плату задерживает. Мобильный счёт пустой.
В башке Соснина сразу щёлкнуло – на такие дела он был мастак! Предложил:
– Звони с моего мобильника.
Суховей благодарно кивнул. Видимо, на помощь и рассчитывал, потому зашёл утром, чтобы в Томске не наступила ночь. Медленно, с расстановкой продиктовал номер, и Дмитрий услышал старческий женский голос:
– Аллё-ё…
– С вами будет говорить Валентин. – Соснин быстро передал телефон.
– Бабуня, ты что меня огорчаешь? – ласково сказал Валентин. – Всё будет в норме, держись. Сейчас прилететь не могу, я в Вильнюсе. Ну, в Прибалтике. Что врачи говорят? Почему в больницу не взяли? Ты отлёживайся, перемогайся. Я ещё позвоню. Держись, дорогая, держись.
Отдав мобильник, тяжело вздохнул:
Неужто не придётся с тётушкой увидеться? Единственная родня. Эх, жизнь! Удручающе всё это. Сижу здесь, как в зиндане.
Говорить было не о чем, не то настроение, и Валентин, поблагодарив за помощь, умотал. А Соснин подошёл к зеркалу и хитро подмигнул себе: двух зайцев убил – и Валентину порадел, и в своём телефоне сохранил номер его тётушки. Будет о чём доложить Винтропу.
Для Боба томский телефон действительно стал приятным сюрпризом. Он переписал его на одну из маленьких бумажек, которые носил в верхнем кармане пиджака. Вечером они распрощались до следующих встреч, но утром неожиданно раздался звонок:
– Слушай, возникли обстоятельства, которые требуют задержаться в Вильнюсе. На что тут можно убить пару дней простоя?
Дмитрий лихорадочно перебрал в уме здешние прелести и, зная нелюбовь Боба к осмотру музеев, посоветовал:
– Единственный нестандарт – район Ужупис с местной богемой.
– Ладно, годится, – сказал Винтроп и попрощался. Но вдруг словно вспомнил: – Да! А как поживает твой Сухой? Так, кажется, фамилия?
– Вы имеете в виду Суховея?
– Да-да, Суховей.
– Всё так же. Тётушка сильно хворает.
– Слушай, а может, ты меня с ним сведёшь? Кстати, что он о тебе знает?
– Пожалуй, ничего. Вопросов не задавал, а мне зачем заплывать за буйки?
– Та-ак… Значит, скажи ему, что стажировался в Штатах, а я был преподавателем. И должен пролётом быть в Вильнюсе. Встречу организуй в нашем кафе, и чтоб он был со своей бабой. Но предупреди, что могу не прилететь. Если всё пойдёт по плану, Суховею сообщишь послезавтра днём.
Звонок Винтропа застал Соснина за домашним завтраком: он перешёл на самообслуживание. Но нажав «отбой», отвлёкся от кофе и, скрестив руки под головой, улёгся на канапешку. Его не мог не встревожить повышенный интерес к Суховею, и первой эмоцией была ревность. Но он осознавал: к Валентину интерес совершенно иной, чем к нему, Соснину. Выстраивая цепь событий, понимал, что номер томского телефона сыграл решающую роль в вильнюсской задержке Боба и в желании познакомиться с Валентином. Видимо, по школе двадцать восемь всё сошлось, однако этого мало. Вот телефон тётушки – это да! Можно быстро проверить, есть ли тётушка, больна ли? Соснин уверенно отгадывал действия другой стороны. И вместе с отгадкой пришло успокоение: Валентин не конкурент, он нужен для чего-то иного. Более того, при удачном раскладе землякам придётся работать в паре, где у каждого своя роль. Винтроп слишком важный человек, чтоб терять время впустую.
Допив холодный кофе с сырной булочкой, Дмитрий снова растянулся на канапешке. Теперь предстояло обдумать, как ловчее уговорить Суховея на поход в кафе, да ещё – с его тёхой-матёхой. Глаша может взбрыкнуться, а они нужны вдвоём. Не выполнить поручение Соснин не мог.
Всё тщательно взвесив, написал Валентину: «Намечаются неожиданные события. Удобно, если через час заеду?»
Суховей, разумеется, согласился, и Дмитрий, по традиции с маленьким тортиком, на такси помчался по знакомому адресу. Войдя в скудную комнатушку, не здороваясь, громко воскликнул:
– К нам едет ревизор!
Валентин побелел от неведомой опасности, а Глаша вылупила глаза, с ужасом повторила:
– Ревизор?
Дмитрий рассмеялся, разрядив напряжённую атмосферу, попросил чаю, удобно устроился на хлипком стуле и начал заготовленную заранее сагу.
– Валентин, у тебя, насколько я понял, биография короткая, а у меня уже набралось кое-что. Я не говорил, что три года стажировался журналистом в Америке.
– В Америке? – изумлённо ахнула Глаша.
– Ну ты даёшь! – восхищённо поддакнул Валентин. – И молчал?
А ты не спрашивал, чего я буду тебе Америкой тыкать. Но сейчас не обо мне речь. Как ни странно, – о вас.
Нагнетая нетерпение Валентина, положил в рот кусочек торта, глотнул чаю и только тогда начал:
– В Томске я работал в городской газете, помнишь такую?
– А как же! – торопливо откликнулся Суховей. – Еженедельник. Знатно обком бомбил.
– Так вот, газета выиграла американский конкурс по оформлению и меня пригласили в Штаты. Три года там мыкался. Магистратуру закончил.
Глаша, подавленная новостью, помалкивала, а Валентин не спускал с Дмитрия глаз, гадая, куда повернёт разговор.
– Так вот, – продолжал Соснин, – в университете был преподаватель с русским языком, Боб Винтроп. Потом я узнал, что в годы перестройки он работал в московском офисе «Вестингауза». В общем, сложились у меня с Бобом добрые отношения. Отменный мужик и уважает Россию.
Соснин сделал паузу, снова хлебнул чаю.
– Отучился я в Штатах, но вернулся уже не в Томск, а искал работёнку в Москве. У меня же английский в совершенстве! С языком да аусвайсом магистра удалось устроиться на приличное место, и жизнь, хотя потряхивало на ухабах, покатилась вперёд. Но это к делу не относится.
– Какому делу-то? – не выдержала Глаша.
– Вот нетерпеж! – хохотнул Дмитрий. – Не ставь телегу впереди лошади.
– Не поставлю, я деревенская.
– Так вот, живу в Москве и вдруг звонок: привет, это Боб Винтроп, по делам в России. Может, свидимся? Ну, я с радостью. И выяснилось, что Винтроп, владеющий русским, получил должность в каком-то московском офисе. Общались мы часто, стали друзьями, хотя он намного старше. Но в Америке это не имеет значения.
Дмитрий ждал, что Валентин начнёт задавать вопросы, а тот молчал, не сводя глаз с рассказчика. «Разогрев прошёл по плану, пора переходить к сути», – решил Соснин.
Короче, братцы, мы с ним года два пивко попивали. Потом срок контракта вышел, он улетел. Но иногда по скайпу перемигивались, а во-вторых, изредка он по делам фирмы объявлялся в Москве. После Киева я в Вильнюс смотался, о чём Бобу сообщил. И представляете?.. – Дмитрий выдержал интригующую паузу. – Вчера получаю известие, что он снова в Москве и на обратном пути в Штаты хочет навестить меня. Если без форс-мажора, будет здесь послезавтра.
И снова не выдержала Глаша:
– А нам-то чего? Ну прилетит эта американщина, как его… Боб. А мы что?
Дмитрий откинулся на стуле и, глядя в глаза Валентину, сказал:
– Винтроп обзавёлся в Москве большими связями. О себе говорит мало, но, чувствую, стал крупной птицей. Посолиднел, богообразный, неторопливый. Удивляюсь, что про меня не забыл, американцы, они, знаешь, дружат по принципу «нужен – не нужен». А Боб, он в этом смысле нетипичный, это я ещё в Штатах понял. Так вот, ребята, если ничего не сорвётся, мы сговорились с ним поужинать. – И с пафосом завершил: – Хочу вас с ним познакомить!
А потому приглашаю на ужин.
В комнате настала тишина. Первой опомнилась Глаша:
– А я там к чему? Мне чего там делать?
– Ну, как тебе объяснить? Если Валентин будет один, это как бы деловая встреча. А дела-то нет. Я просто хочу вас с Бобом свести, вдруг он поможет Валентину работу в Москве подыскать? Связи у него, говорю, огромные. А коли вы вдвоём, я вас представлю, как своих друзей, земляков. Ты, Глаша, пожалуешься на житьё-бытьё. Он это любит и понимает. А я попрошу помочь. Мой замысел в том, чтоб знакомство вышло неофициальным. Глаша будет ныть. Ты, Валентин, по-крупному говорить умеешь. Чем чёрт не шутит… Валь, ну чего молчишь? Понимаю, шанс хилый. Но зачем от него отказываться?
– Спасибо, дорогой, – расчувствовался Валентин. – Но всё это неожиданно, непривычно. Не знаю, как себя вести.
Будь самим собой. Только с Глашей беседу проведи, чтоб не выскакивала со своими кричалками.
– А чего я? – отозвалась Глаша. – Какая есть, такая есть. А ежели лишняя, то не пойду, пусть один идёт. Глядишь, чтой-то наклюнется. Пользы не будет, но вреда тоже нет.
– Всю игру ломаешь, – разозлился Дмитрий. – Валентин, уйми её, серьёзное дело намечается. Я гарантий дать не могу, но грешно шанс упускать.
– Ладно, поговорю с ней, – согласился Валентин. – Чтоб маслом кашу не портила. А вообще-то задачку ты задал сложную. Первый раз такое. И – с американцем! Да ещё с Глашей. Мы вдвоём нигде не ходили.
– А куда ходить-то? По ресторанам, что ль? – процедила неугомонная Глаша, и Соснин понял, что у них будет «сурьёзный» разговор. Сможет ли Валентин её обломать? Характером она посильнее этого мямли.
Прощаясь, Дмитрий снова предупредил, что вопрос решён не окончательно. Вдруг Боб не прилетит? Поэтому он сообщит, состоится ли ужин.
Вернувшись домой, опять вытянулся на канапешке и стал соображать дальше. Это была его метода: он не продумывал задачу целиком, от начала до конца, а решал по частям, этапами, пошагово. Это помогало, не обмозговывая весь комплекс дел, сосредоточиться на одном эпизоде, зато мысленно репетировать его до мельчайших деталей.
Теперь, когда подготовительная часть завершена, предстояло выстроить план ужина. Лучше, если они с Бобом встретятся раньше, всё обговорят, а потом появится Суховей. Правда, сразу выскочил побочный вопрос: а что, собственно, обговаривать?
Задача поставлена чётко: познакомить!
Дмитрий понимал: если встреча состоится, больная тётушка у Валентина и вправду есть. Но в чём интерес Винтропа? Валентин со своей светлой башкой в общественном смысле – абсолютный ноль. Чего же Боб вцепился в него и задействовал механизмы для проверки его биографии? На этот вопрос Соснин ответить не мог. Но застольный разговор придётся вести ему. На чём сделать акцент?
Впрочем, этот вопрос был из лёгких – о бедственном положении Валентина. Хотя его вдохновляли вовсе не благородные земляческие чувства. Именно этот ракурс позволит Винтропу направить беседу в то русло, какое он считает нужным.
Ещё раз мысленно «провернув» в башке предстоящий ужин, Соснин утвердился в своей проницательности и «отключился» – вернее, включил телевизор.
Боб позвонил в десять утра, сказал по-английски:
– У меня всё о’кей. Что у тебя?
– Тоже о’кей. Остаётся согласовать время.
– Встретимся в кафе в пять часов.
Но Суховею Дмитрий написал лишь в три: «Прилетел! Договариваемся так: в половине шестого ты с Глашей придёшь в кафе у башни Гедемина. Там реклама мигающая, все знают. Мы будем вас ждать. Кстати, Глашу уговорил? Я предупредил Боба, что хочу познакомить со своим другом и его женой».
– Я не сторонник таких авантюр, – ответил Валентин. – Глаша будет. Но за жену выдавать не стану. Какая она мне жена? Как получится, так и получится. По формуле «Продаётся как есть».
«Бывают же такие неудачники, как этот Суховей, – подумал Дмитрий. – Мало того, что у самого жизнь не сложилась, так ещё и дуру на шею посадил».
Винтроп в очередной раз удивил Соснина.
Когда у Суховея и Глаши прошёл шок от знакомства с вальяжным, крупным, солидным американцем – настоящий дядя Сэм! – когда были соблюдены протокольные требования по части обоюдных рекомендаций со стороны Соснина, Боб вдруг – именно вдруг! – сказал, обращаясь к Валентину:
– Знаете, чем американский менталитет отличается от русского? У русских личные отношения слишком зависят от совпадения взглядов. У нас этого нет. Мы с Дмитрием давние друзья, и хотя сегодня расходимся в оценках, это не сказывается на взаимных симпатиях. Пока вас не было, мы перекинулись мнениями, и выяснилось: он считает, что Россия Путина идёт к краху, а я, наоборот, вижу признаки возрождения. Я профи в экономической сфере, мне виднее. – Добродушно улыбнулся. – Исходя из вашей с Дмитрием дружбы, бьюсь об заклад: вы единомышленники.
Суховей неопределённо пожал плечами, отмолчался.
– На президентских выборах ваше общество консолидировалось. Я люблю Россию, верю в её будущее. Я прав, Валентин, что вы стоите на воззрениях Дмитрия?
– Понимаете ли, мои мозги так устроены, что не воспринимают постановку вопроса в общем виде, – не очень вежливо и снова уклончиво ответил Суховей. – Я мыслю конкретно и уж точно не готов кидаться в спор при первом знакомстве. «Молодец! – мысленно похвалил его Соснин. – Я-то понимаю, что Боб его разводит, прощупывает, а Валентин принимает эти штучки за чистую монету, но тактично дал понять, что оптимизма не разделяет. Однако же пора и мне вступать».
– Боб, конечно, мы с Валентином единомышленники. И его судьба говорит, что мы более здраво оцениваем ситуацию. На работу устроиться невозможно. – На какую работу?
– Да хоть какую! Вот мне бы серьги по пуду – работать не буду, – глуповато решила показать себя Глаша.
– Подождите, подождите, – покачал головой Винтроп. – Если вы, Валентин, скептически относитесь к власти, чему же удивляться? У русских протест иногда принимает изощрённые формы. Я беседовал с человеком, который возмущался отсутствием в ваших суворовских училищах туалетов для трансгендеров. Согласитесь, для современной России это чересчур. Есть люди, готовые жаловаться по любому поводу. Вот власть и выбирает, кого брать на службу.
– Извините, ради бога, но мне на власть плевать. На любой службе я исполнял бы свои обязанности, и всё. А что у меня в мозгах – хоть туалеты для трансгендеров! – кому какое дело? Мы по-русски – без закуски, потому и меры не знаем. Кстати, служба – дело государственное. А я-то к любой умственной работе готов, тщетное не замышляю.
– Пристроить бы его, скажем, в почтовое ведомство где-нибудь под Москвой, – взял быка за рога Соснин. – Главное, твёрдая зарплата, пусть небольшая. Он на стороне слегка приварит, как сейчас.
