скачать книгу бесплатно
– Ему плохо, – повторил Скворцов.
– Я поняла, – сказала сиделка. – Ему плохо, – она отвернулась от Скворцова и стала набирать что-то из ампулы в шприц.
Скворцов вышел из-за ширмы; через пару секунд вышла сиделка. Она деловито подошла к Виноградову, ухватила левое предплечье «шестьдесят шестого», пригвоздила к кровати и стиснула, выцеливая набухающую вену.
– Нет! – закричал Виноградов. – Убери ее!
Скворцов ударил ногой в пол. Сиделка остановила движение руки и посмотрела на Скворцова. Скворцов и сам не знал, что делать.
– Но вы же – мучаетесь! – воскликнул он.
– Убери!
Скворцов сделал движение кистью; будто что-то отбросил. Сиделка ушла за ширму.
– Почему?
– Я… должен… страдать… – прохрипел Виноградов. – Такова Его воля.
– Чья? – не понял Скворцов.
– Господа нашего. Иисуса Христа, – был ответ.
– Борис Михайлович! Я – атеист.
Виноградов ощерился. Обнажились желтые от налета зубы и почерневшие десны.
– Да? Атеист? Тогда – молись! Чтобы Он не наказал тебя так же, как меня.
Тело Виноградова выгнулось дугой. В наступившей тишине отчетливо послышался скрежет зубов; такой громкий, будто бы «шестьдесят шестой» перемалывал собственные челюсти.
18
Митя развел руками; в правой он сжимал искривленный кинжал с заржавленным лезвием.
– Никого нет. Чего ты так испугалась?
– Я не испугалась. Здесь кто-то был.
– С чего ты взяла?
Марина подошла к двери, отделяющей гостиную от комнаты отца.
– Смотри! Дверь была открыта вот так, – переместила ее на небольшой угол. – А сейчас она открыта вот так, – Марина вернула дверь на место, торжествующе посмотрела Митю; мол, какие тебе еще нужны доказательства?
Митя пожал плечами; фокус с дверью не произвел на него должного впечатления.
– Ладно, – не сдавалась Марина. – Стул рядом с тобой. Он стоял вот здесь, – Марина переставила стул.
Митя немедленно на него сел, положил кинжал на стол.
– Называется, приехал в Питер! У меня – сумасшедшая сестра.
Митя покосился на кинжал; на всякий случай снова взял его в руки.
– Я – не сумасшедшая, – возмутилась Марина. – Это – от отца. Когда работаешь с историческими документами, учишься обращать внимание на каждую мелочь. Это становится второй натурой, понимаешь?
– Ты – тоже историк?
– А кем я еще могу быть? Я – папина дочка!
Марина отвернулась, сложила руки на груди и стала глядеть в окно.
Стул за ее спиной скрипнул; тоненько пропел паркет. Митя подошел к Марине, обнял за плечи.
– Успокойся! Хорошо?
– Да, – Марина кивнула. – Хорошо. Давай займемся делом.
Она вернулась к столу, достала из сумочки конверт. Мысль о том, что предстоит привычная и очень важная работа, принесла успокоение.
– Мне потребуются прозрачная основа, легкий клей из рыбьих костей и пинцет.
– Пинцет – это я понял. Ты им выщипываешь брови. Он наверняка лежит в ванной. А где взять остальное?
Марина с улыбкой посмотрела на Митю.
– В кого ты такой кудрявый? Ты – правда мой брат?
– Не уверен, – на полном серьезе отвечал Митя. – Но я сын твоего отца, это точно.
19
Командор и Анна уютно расположились в углу зала; за столиком, таким маленьким, что им поневоле приходилось сидеть, едва не касаясь друг друга коленями.
Перед каждым стояла чашка, посередине – блюдце с палочками корицы. Анна украдкой наблюдала, как командор взял одну и обмакнул в кофейную пенку; немного подождал, потом – откусил размоченный кончик.
– Ну, как? – спросила Анна.
– По-прежнему. Великолепен, – ответил командор.
– Как тридцать лет назад, – уточнила Анна.
– Наверное, не стоит об этом вспоминать, – мягко заметил командор.
Но Анна его не услышала. Или – сделала вид, что не услышала.
– А я – помню. Все до мелочей. Наш госпиталь в Африке. Стены из лиан. Стены! Одно название. Можно было просунуть руку.
– Да, – после некоторой паузы отозвался командор. – Стены дырявые. И крыша из чего попало, – судя по тону, командор не числил эти воспоминания по разряду приятных.
– И эти воинственные племена, – продолжала Анна. – Убивали всех. Приходили и уходили, пока не появились вы. Солдаты удачи.
– Пули и гранаты сильнее копий и стрел, – сказал командор.
– У нас в госпитале – прибавилось работы. А стены остались такими же.
Анна увидела, что командор уже сгрыз одну коричную палочку и подвинула блюдце поближе к нему, хотя едва ли в этом была необходимость; сделала машинально, желая проявить заботу, но тут же смутилась и с преувеличенной серьезностью принялась размешивать свой кофе, нервно постукивая ложечкой по краям чашки. Повисло неловкое молчание.
– Как вам мой русский? – спросил командор.
– Что? – не сразу поняла Анна.
– Я могу выйти на улицу и разговаривать с людьми?
– У вас – хороший словарный запас, – поспешила похвалить Анна. – Но есть небольшой акцент. Певучий.
– Испанский?
– Да, но можете не опасаться. Здесь его примут за грузинский. Это не страшно.
– Я старался. Учил язык.
Командор довольно кивнул и захрустел новой коричной палочкой. В этом занятии не было ничего возвышенного, но Анна поневоле залюбовалась.
– Габриэль! – сказала она. – Ваш профиль нужно чеканить на золотых монетах.
Командор едва не поперхнулся.
– Анна! Господь с вами! На монетах изображают властителей. А я… Нет, ну что вы?
Теперь уже смутился командор: разве можно остановить влюбленную женщину, если она опять, как и тридцать лет назад, начала лепить в своем воображении идеальный образ?
На помощь пришел Валентин: неожиданно, но весьма кстати.
– Есть! – воскликнул он. – Входит в контакт!
Командор отложил палочку и поспешил к экранам.
20
Виктор увлеченно разглядывал витрину. На деле же его интересовали вовсе не итальянские костюмы и шелковые галстуки, красовавшиеся на безголовых манекенах, а отражение противоположной стороны улицы. Конкретно – дубовая дверь под неоновой вывеской «Корсар». Минуту назад за этой дверью скрылся месье Жан.
Виктор поднес руку к уху, поправил гарнитуру. Тонкий провод тянулся к мобильному телефону, лежавшему во внутреннем кармане куртки. Телефон был напрямую связан с командным пунктом, а через него – с миниатюрным передатчиком, спрятанным в ухе вора; Валентин, командор и Анна (Ким так и не вышел из мастерской) могли слышать все, что происходит.
– Сколько с ним человек? – спросил Виктор.
– Трое, мамочка, – беззаботно ответил вор. – Всего лишь трое. Все вооружены. Столик – на одиннадцать часов от входа.
– Принял. Я снаружи. Страхую. Работай, – Виктор отошел от витрины.
– Мамочка! – захихикал вор. – Что бы я без тебя делал? Целую!
Виктор со скучающим видом фланировал по вечерней улице. Позади него, в пятидесяти метрах, горели красные округлые буквы, складываясь в слово «Корсар». Ресторан «Корсар» принадлежал Петру Сергеевичу Силантьеву, известному в криминальных кругах под кличкой Сильвер.
21
Сильверу перевалило далеко за шестьдесят, и выглядел он соответствующе: как человек, много повидавший и переживший на своем нелегком веку.
Нависнув над темным столом из мореного дуба, Сильвер потянулся к запотевшему графинчику с водкой, налил рюмку. Перед ним стояла тарелка с селедочкой, на ржаном хлебце и под горчичным соусом; справа от хлебца лежали кольца красного лука, замаринованные в лимонном соке, слева – меленькая, с крупный горох, картошечка, приготовленная в золотистом мундире.
За столом, вполоборота, лицом к дверям, сидели трое громил в черных кожаных куртках; Сильвер был слишком консервативен в привычках и не собирался менять порядок одежды, заведенный в девяностые. Громилы по глоточку цедили пиво и по очереди курили, пуская дым в сторону, чтобы не досаждать хозяину.
Сильвер, не торопясь, выпил и так же размеренно, со смаком, закусил. Впрочем, плавность его движений была обманчивой; желтые, с черными точками по краям радужки, глаза внимательно следили за происходящим. Естественно, он не мог не заметить странного типа, который только что вошел в заведение; чесучовая пара, канотье и галстук-шнурок; того и гляди, запоет что-нибудь из репертуара Утесова. Или – из «одесского цикла» Розенбаума.
Типчик был странный, и даже – более, чем; но он выложил перед подошедшим официантом крупные купюры; от желтых глаз Сильвера, прикрытых, как у варана, морщинистыми веками, не укрылась внезапная гибкость халдейской спины; официант отошел от столика, пятясь задом и почтительно кланяясь.
Сильвер наблюдал, что будет дальше.
Официант принес поднос с бутылкой самого дорогого коньяка; и четыре широких хрустальных бокала из резервного фонда, приберегаемого для самых особых случаев. Типчик небрежно сунул официанту еще одну купюру, и тоже – крупную. Официант ушел, оставив поднос и полотенце.
Странный посетитель зацепил взглядом один из бокалов, схватил его и долго протирал, пробуя хрусталь глазом на свет. Потом – повесил полотенце на предплечье, взял поднос и направился к Сильверу.
Сильвер негромко кашлянул. Громилы напряглись. Тот, что сидел ближе всех, встал и шагнул вперед, чуть-чуть отодвинув полу куртки, – так, чтобы была видна рукоять пистолета.
Месье Жан остановился и склонил голову, адресуясь непосредственно к главному.
– Кто ты? – спросил Сильвер.
– Человек, которого завораживают сила и власть, – был ответ, и Сильверу он понравился.
Снова раздался негромкий кашель; «ребята» были вышколены так, что слов не требовалось, но телепатией пока не овладели.
Второй громила забрал из рук вора поднос, первый – быстро охлопал субтильное телосложение пришельца и квалифицированно заключил.
– Чистый!
– Что надо? – спросил Сильвер.
Месье Жан вернул себе поднос и снова поклонился.
– Разрешите, в знак моего глубокого уважения и искреннего восхищения, преподнести вам этот скромный дар.
Сильвер прикрыл веки; месье Жан поставил поднос на стол, ловко открыл бутылку и плеснул коньяк в бокал. Вор зажмурил глаза и провел бокалом перед носом; выражение блаженства на его лице сменилось гримасой отвращения.
– Фу-у! Что за пойло? Прошу прощения, этот напиток вас недостоин. Собственно, он недостоин называться напитком.
Сильвер нахмурился.
