скачать книгу бесплатно
Через два часа пёходралом Вика оказалась возле студенческого общежития. Его зодчий любил строгие линии и в погоне за ними достиг резкого контраста со старинным особняком с округлыми формами. Общежитие находилось возле церквушки имени Святого Пантелея и известного всем респектабельного кладбища, засеянного памятниками, под ними ютился прах великих, на берегу просторного озера, в водах которого отражались байковые одеяла и вафельные полотенца на железных спинках кроватей. Комендант общежития среди вафельных и байковых горок посоветовал обратиться в гостиницу.
– Там примут!
Он надел чёрные очки с серебряной цепочкой, закинул её за громадные, чуть ли не в пол лица, уши, чтобы смягчить впечатление от кофты и чемодана абитуриентки.
– Там что, райские кущи? – спросила Вика.
Из общежития она вышла со «стальными» пробками в ушах. Администратор загнал их, чтобы поставить на место зарвавшуюся, чемоданную абитуриентку
Вечерело. Город погружался в часы пик. Они несли несчастье провинциалки. Жизнь обитателей города давала ей основание предполагать, что город живёт в ожидании извержения космического вулкана.
Гостиница обслуживала только интуристов. Сухопарый швейцар с золотистыми галунами отшил отечественную провинциалку, обозвав её деревенской чуркой с фибровыми амбициями, которая вполне может выспаться и в собственном чемодане.
Вика устроилась спать на лавке на свежем воздухе. Чемодан положила под голову. Покрепче завязала шнурки на туфлях с обугленными подошвами. Утром она обратилась в дежурную комнату полиции, как в последнюю инстанцию. На одной из стен дежурки висело круглое зеркало, на полу валялись пуговицы, клочки волос… Вика дрогнула, но осталась. Она продемонстрировала дежурному старшине пустые карманы и попыталась заставить его изъять деньги у носильщика.
– Как это я должен сделать?
Вика предложила прорепетировать.
– Подойди к нему. Покажи ствол. И рявкни: гони бабки, а то пришью.
– Гони бабки, а то пришью! – грянул старшина и тотчас присел.
Чемодан прострогал его макушку. Врезался в сейф. На потолке, словно сердце запульсировала лампочка.
– Гениальная реакция, – констатировала Вика.
– У кого, – тихо спросил старшина.
Неожиданный поворот так притупил его, что он никак не мог сообразить, что за человек с лысой макушкой и поседевшими висками отражается в зеркале, и почему он без стука зашёл в служебку, и от чего собственная макушка моментально полысела, и что это за пятно в цыганской кофте, и как его вытурить?
Действиями старшины Вика осталась недовольна и решила сама изъять деньги.
Знакомого носильщика с проклятым числом она нашла возле гигантского, тяжеловесного, обработанного голубями мраморного памятника революционному императору с протянутой рукой и раскрытой ладонью, в которую прохожие бросали сигаретные и папиросные бычки, будто нищему на подаяние. Она помахала чемоданом и чиркнула о памятник. Мраморный император потонул в искрах. Над головой появился кровавый нимб. Носильщик полез в карман.
– Выбирай свои бабки!
Выборка закончилась крахом. Носильщик ухватил Вику за руку и прошептал, что закричит "грабят", если она не откупится.
– Благодари Бога, что я благородный человек, – сказал он.
– Морду б тебе почистить за такое благородство, – расстроилась Вика.
– Чисти.
Морда носильщика была застрахована.
Он с ходу снял со сгорбленной спины мужика с махорочным лицом два краснокожих с поржавевшими застёжками чемодана и бросил на тележку.
– Трудовому человеку нужно беречь здоровье для государства, – заорал носильщик и двинулся, как танковый трал на дробную старушку. – А тебе, родная бабушка, нужно беречь здоровье для внуков, – гаркнул он, выдернул из рук старушки мелкий узел (белая косыночка, завязанная чёртиком) и бросил на чемоданы махорочного. – А тебе, герой войны, что, здоровье никто не хочет беречь, – рявкнул он безногому инвалиду на тележке и загрузил его вместе с тележкой. – А Вам Ваш чемоданчик вид портит, – носильщик зацепил увесистый, крепко затянутый ремнями баул гражданина в крылатой, вороньей шляпе и тотчас очистил макияжную дамочку от бежевой в цвет шикарных ногтей сумочки, которая портила её танцующую походку.
Вика с восхищением смотрела на носильщика, пока в голове не проклюнулась идея. Возле будки "Чистка обуви», которую оккупировал песенный красавец – кавказец: «Ой – ля –ла, ой – ля – ла, чистим обувь задарма», «отдыхала» пустая тележка. Она взялась за ручки и тотчас почувствовала, как взялись за её плечи.
Недостатка в размышлениях не было. Был недостаток в хлебе насущном. Вика сориентировалась на залохматившегося деда с пузатым рюкзаком, от которого шёл такой аппетитный запах, что она заткнула нос клочками билета для проезда в общем вагоне.
Старик так виртуозно и лихо обрабатывал варённые, жёлтые яйца, что скорлупа веером разлеталась по всему вокзалу, даже вылетала в открытые двери, сыпалась на носильщиков и таксистов, которые сочно матерились, грозились найти яичную сволочь, чтобы припечь, но сволочь не находилась, так как прибывавшие поезда с хлебными провинциалами требовали самого пристального внимания. Вдобавок дед ещё так вкусно чавкал и чмокал, что оголодавшие из – за буфетных жирных цен пассажиры смотрели на него со злобой ядовитой змеи.
– Чтоб Вы сделали, дедуля, – ласково начала Вика, пытаясь намагнитить прожорливого старика на добрый ломоть хлеба с яйцом, – если б узнали, что в этом городе дюже сильно страдает человек.
Прожорливый загнал неочищенное яйцо в рот. Вика выдержала паузу.
– А чтоб вы сделали, дедушка, – совсем ласково заворковала она, – если б узнали, что этому человеку хочется есть?
– Пожелал бы доброго аппетита, – разрядился дедушка и подмял рюкзак под ноги.
– А если у этого человека нет даже копейки на пирожок! – возмутилась Вика.
– Посоветовал бы купить бублик, – припечатал взъерошенный дед и засунул руки в карманы.
– Человек с голодухи умирает.
– А я при чём.
– Яйцеед, – приварила Вика, не ожидавшая такого оборота, – сам гам, а другим хрен дам.
– Руп штука, – огрызнулся старик.
– Да, если б у меня был руп, – запустила со злости Вика, – я б тебя яйцами засыпала выеденный гриб – сморчок.
Прокачала. Самой стыдно стало.
Покинув непобеждённого деда, который принялся за «работу» с ещё большим усердием, Вика закружила, как по заколдованному кругу.
В привокзальном парке она наткнулась на пятнистого дога, который вытаскивал пустые бутылки из – под деревянных на железных лапах лавок и затаривал их в рванные авоськи на боках.
– Креативная собачки, – сказала Вика, когда дог изъял у неё бутылку из- под кофты.
Она вернулась на вокзал. Десятиминутное тщательное наблюдение за упитанными, кадушечными буфетчицами обнаружило потайные карманчики, пришитые с внутренней стороны узорчатых фартуков. Старшина отмачивал раскалённую макушку вафельным полотенцем, когда появилась провинциалка. Он отодвинулся за шкаф.
– Сколько дашь бабок, – сказала Вика, – если я покажу тебе воров.
– Ты что, торговаться пришла? – тихо начал старшина.
Из дежурки её вывели без бабок и посадили на лавку, предупредив: в следующий раз выведут в колодках под ледяной душ.
Вика понадеялась на милость столетней старушки с прогалинами на голове, но та умыкнула к дежурной комнате милиции, из которой старшина вёл наблюдение за Викой в бинокль со стократным увеличением.
Когда в желудке начались сейсмические толчки, провинциалка двинулась к буфетам, которые плотно окружали пассажиров. Она думала сама показать народу потайные карманчики под узорами.
– Что ищем? – спросили Вику, когда она готова была высказать свои наблюдения.
– Жрать хочется!
– Жрать всем хочется, – рявкнула с макаронными губами буфетчица. – Жратву зарабатывают гигантским трудом.
– Я живу среди гигантов, – пробормотала Вика.
Пришла она в себя в медпункте: тесной каморке с лежаком и обедневшими стеклянными шкафами с множеством пыльных полочек, на которых теснились паутинные пузырьки. На электроплитке жарились блестящие шприцы. На подоконнике умирал отощавший фикус. Врач в обдёрганном и замызганном халате, полы которого волочились по полу, напоил горькой микстурой и закрыл потускневшие глаза.
– Это от непривычки, – пояснил он. – Город. Темпы. Деревня – рай.
– От непривычки, – согласилась Вика, чувствуя слабость в собственных опорах, которые могли дать очередной сбой.
– И от впечатлений, – добавил врач. – У нас дворцы, театры…
Он пропустил свою мысль по кругу: теперь в городе был рай, а в деревне – глушь.
– И от впечатлений, – согласилась Вика. – У вас тут носильщики, таксисты…
– Что таксисты, – врач погрузился в дрёму. – Тут мировая культура. А все некогда. Труд, труд…
Срочно нужна была копейка. Вика чувствовала костьми кожу, она была шершавой, как наждак, и думала: скоро кожа протрётся, и она рассыплется, словно куча дров. Под вечер Вика уже видела дыры в тех местах, где кожа обтягивала коленные чашечки.
Она зашла в мебельный магазин и предложила свои услуги двум грузчикам с бусугарным запахом, которые загрузили её трёхстворчатым шкафом.
– Одна я его не утащу! – сказала Вика.
– А вдвоём мы и сами справимся.
Вика побывала в прилегающих к вокзалу торговых точках.
– Дай рубануть, – сказала она мясникам с академическими значками.
– Рубани, – ответили они. – Вон той старушке.
Щёки старушки прилипли друг к другу. Вика отхватила самый лучший кусок: телячью мясистую грудинку.
– Дура, – сказали мясники.
Мясо оказалось у разбитной дамочки со щёками, похожими на ливерную колбасу.
Оставалась надежда на псалмы и баян. Сто пятьдесят псалмов Вика знала, как таблицу Пифагора. На гармошке могла выдать барыню с переборами. Во дворце культуры для железнодорожников (в приплюснутой к земле одноэтажке) Вика выдала барыню.
– Ваня, – махнул стриженный под нулёвку администратор.
С Ваней Вика была незнакома, но то, что он оказался неподъёмным для грошей, она узрела.
Из культурного учреждения провинциалка переместилась в божественное: приземистую церквушку с пустотой внутри, в которой гулко раздавались шаги.
– Самому нужны бабки, – сказал с упитанными телесами поп с запахом ладана и смирны.
Вика вернулась на вокзал.
– Трудно, – сказал знакомый носильщик и отослал её к младшему бригадиру.
Младший выслушал, сказал, что сила нужна и обронил.
– Трудно.
Вика вышла на новый круг к старшему бригадиру. Старший подчеркнул, что бригада испытывает сильнейший дефицит в рабочей силе и тоже обронил.
– Трудно.
Спиральные витки насторожили Вику. Она уже смутно чувствовала иерархию в клане человечков с номерками. К концу дня Вику провели через дверь в стене камеры хранения. Вышла она из неё подавленная. Человек выслушал просьбу претендента на место и обронил.
– Трудно!
– Я не понимаю! – возмутилась Вика.
– Я тоже, – ответили ей, – но такой порядок.
Тайну расшифровал администратор ЖЭКа. Вика пришла к нему, словно тащила в руках собственные кости. На последние гроши она отбила телеграмму, которая взывала о помощи.
Возле вывески "Домоуправление № 1» Вика наткнулась на человека. Его сотрясала тяжёлая лихорадка, которую он пытался завязать в узел на троих. Лицо Вики ему понравилось.
– Не пью, – ответила она и показала на живот, похожий на морскую впадину.
– От этого раньше умирали, – услышала она, – а сейчас новая эпоха.
С надеждой на новую эпоху Вика вошла в кабинет начальника ЖЭКа: продолговатую, похожую на пенал для цветных карандашей комнату. Кабинет плавал в клубах дыма, словно в него впустили восточного джинна. На её голос никто не откликнулся.
– Да он там, – сказали ей в коридоре. – Ты только крикни, зачем пришла. Может он и проявится.
Вика так и сделала.
– А не врёшь? – спросил тусклый голос с одышкой.
Голос был. Домоуправа не было. Он возник из небытия после трёхчасовых заклинаний. Администратор ЖЭКа с хорьковыми глазами усадил её на табурет – единственное, что обладало плотью и кротко сказал.
– Слушаю.
После получасовой жалобы он отвёл её в. самый дальний угол и обронил, что в ситуациях, в который сейчас находится молодая девушка, нужно брать быка за рога. Из дыма вынырнули два бычьих рога, и потрясённая Вика истолковала слова в буквальном смысле.
Под диктовку администратора она начертала расписку, в которой значилась сумма, взятая в долг, и срок уплаты суммы. Расписку администратор сунул в карманчик под ремнём и сказал, что завтра она может приступать к работе.
– А гроши? – спросила Вика.
– Какие гроши? – удивился домоуправ. – Это ты мне должна. – И показал расписку.
