скачать книгу бесплатно
Зима подходила к концу. Молодые влюблённые парочки назначали свидания на катках, в театрах, на улицах и проспектах. Вот и он назначит скоро ей свидание в храме для венчания… Не списавшись с другом, забросив все дела, он помчался в поместье к Федюше, дорогой мечтая о своей любимой и ругая себя, на чём свет стоит, за податливость, нерешительность…
Оказавшись в поместье друга, он не застал его на месте. Ивану Сергеевичу сторож объяснил, Фёдора Николаевича надо искать в Москве. Пришлось поворачивать обратно. В белокаменной Иван разыскал фешенебельный дом друга, но и там его не застал. Пришлось вновь остановиться в гостинице «Трегубов и братья» и терпеливо ждать. После обеда он навестил Фёдора Николаевича. Тот оказался на месте. Иван Сергеевич всё ему объяснил и попросил помочь с делом сватовства. Друг удивлённо произнёс:
– Ну и увалень ты, Иван Сергеевич, как я погляжу! Какого дурака свалял! Да ведь она уже просватана!
– Как просватана, когда? – вскричал он с ужасом в голосе.
– Недавно, мой друг, недавно… Ещё попозже бы приехал, так её дочерей бы только сватал! Эх, ты, голова твоя забубенная! В делах смыслишь, а в жизни? – укорил друг.
– А Верочка что же, согласилась? – удивлённо вопрошал он друга.
– А кто б её спрашивал? Согласишься тут поневоле. С матерю плохо, а дяде надоело с ними возиться. С рук хочет сбыть. Так вот дела обстоят!
– Едем немедленно к ним! – потребовал Иван Сергеевич.
– Да ты с ума сошёл, так дела не делаются! – насмешливо ответил Федор Николаевич своему другу.
– Говори быстрее, как дела такого рода делаются, когда невесту у тебя из под носа уводят? Вот почему она не отвечала на мои письма, их просто перехватывали!
– Ну, да, дело нехитрое. А дела делаются так. Она тебя любит?
– Да, любит! – вскричал он тревожно.
– Тогда надо исхитриться, встретить её и объяснить, что мы её просто украдём. Надо спросить, согласна ли она бежать с тобой? А после побега сразу венчаться. Я всё устрою, беру на себя, – заверил его друг.
– Когда её свадьба? – вскричал он в нетерпении.
– На днях, ты вовремя приехал. Садись, пиши ей записку, я отвезу и передам ей. Поеду под видом поздравления с наступающей свадьбой. Быстрее! – давал он распоряжения.
– Ты мне объясни, что сделаешь, где, когда мы её выкрадем, как она нас опознает? – тревожился Иван.
– Ну, хорошо, я сам напишу, ты подпишешь. А то объяснять тебе, да ей, через вторые руки, что-нибудь перепутаем, – решил друг.
– Да, пиши уж, пожалуйста, выручай! – не владея собой, наступал он на друга.
– Не тревожься, не такие дела за свою жизнь обделывали. Самое интересное украсть невесту перед свадьбой, с помпой, чтоб и другим неповадно было насильно девушек принуждать замуж выходить. А можем ещё вот что сделать. Послать к ней Евфросинию девушку – служанку с запиской, вроде, как от подружки, пусть прочитает и даст ответ, – ухмыльнулся он.
– И этот вариант хорош, быстрее, друг, напиши, а то я совсем голову потерял, совершенно уже не соображу даже, что и писать надобно. Всё во мне дрожит, голова кружится, счастье из рук уплывает навечно! – просил он, всё более бледнея.
– Подожди панику наводить, сделаем всё, как надо. На худой конец, поставлю у её дома людей – наблюдателей своих. Только разнюхают приготовление к свадьбе, сразу сообщат, а мы уж тогда и без её согласия выкрадем прямо из под венца. Такое ещё славнее!
– Ой, да о чём ты? Тут не до фокусов и представлений! Жить не смогу без неё и баста! – взревел он.
– А что ж тянул до сих пор, голова твоя садовая? – вновь упрекнул он друга.
– Писал я, писал, да ответа не было. Решил, не подхожу, видимо, ей. Одумалась и замолчала, не отвечает. Кто-то лучший на примете есть, и не осмелился её счастье рушить! Ну, кто я такой? Простой деревенский лапоть, а она девушка, можно сказать, королевских кровей. Как она рассказала мне свою подноготную всю, я ахнул!
– Не надо бы ахать-то. Тюхтя ты. Раз девчонка полюбила, да ты её тоже, тут нечего выяснять, кто кого достоин, играть в пустое благородство. А схватить надо бы её в охапку, да целовать, пока не взмолится и не скажет: «Твоя навек!», – всё поучал он его.
– Не трави, пиши быстрее, да отправляй с Евфросинией. Я погибаю! Хочешь, на колени встану, только спасай! – умолял он.
– Не надо на колени вставать. Пишу, дописываю. Сейчас пошлю с девушкой записку ей от твоего имени! – сдался друг.
Евфросиния, не мешкая, собралась и отправилась в путь на хозяйской тройке. Кучер быстро доставил её до нужного места. Она бойко вошла в ворота, постучалась в дверь. Вышел лакей:
– Кто Вам, барышня надобен? – задал он ей неожиданный вопрос. Девушка без смущения назвалась подружкой хозяйкиной дочки Верочки и умоляла её допустить к ней:
– Она просила у меня фасон свадебного платья, вот я подумала, подумала, да и явилась, посоветовать, какой делать крой. Необыкновенное платье получится. Верочка мечтала только о самом красивом подвенечном наряде!
– Никакой ей уже не требуется наряд!
– Почему никакой? Меня Верочка так просила! Если б Вы знали…
– Потому, что свадьбы, видно, не видать. Верочка три дня тому назад получила записку, тоже, вроде, от подруги. Та приглашала её тоже кое-что прикупить. Наша-то поверила, вышла и пропала. Третий день никаких следов. Мать в слезах и обмороках. Дядя всю полицию на ноги хочет поднять. Пока не объявлялась. Исчезла, как в воду канула! Вот какие у нас дела, – с грустью в голосе объяснял слуга.
– Вы уж простите меня, я не знала о таком несчастье. Куда ж она могла подеваться? Сбежала что ли от жениха?
– Ей, сердечной, не к кому и сбегать-то. Никого у неё на примете не было. Писал один чудак, да мы письма перехватывали, чтоб её не смущать. Чудаков-то ведь полно, а серьёзных-то нет почти!
– Ну, что ж, простите, поеду назад домой, а то и меня могут хватиться. Прощайте! – заторопилась она.
Евфросиния быстро вернулась назад и всё поведала молодым людям. Иван Сергеевич, как стоял столбом, так и остался стоять. Бледный, осунувшийся, с блуждающими глазами, потерянным видом. Онемел не только он один. Друг тоже лишился дара речи. Посидели, помолчали. Вдруг Фёдор Николаевич раздумчиво произнёс:
– Тут что-то не так, или у неё кроме тебя ещё кто-то был, или вмешалась нечиста сила.
– Конечно, вмешалась! У неё непростая родословная. Очень непростая. Один из её предков вёл своё происхождение от французского короля Генриха Второго, приходился ему внебрачным сыном, и являлся отпрыском боковой ветви рода Валуа. Ты представляешь, что это за род такой – Валуа?
– Представляю. Это ж знаменитый род! Во всех книгах у французских писателей классиков о нём говорится!
– И теперь, вообрази, представитель этого рода окончательно обеднел. Женился тоже на нищей, от этого брака в середине восемнадцатого века у них появилась девочка необычайной красоты, но бедная, как церковная мышь. Если родители не имели ничего за душой, откуда у неё что-то могло появиться? Её звали Жанна де Люз де Сен-Реми де Валуа. Бедняжка, титулов много, а денег не было совсем!
– Слушаю и думаю: это длинная история и не к месту, вроде, она тут!
– Да, длинная… Однако, к месту! Иначе, ты ничего не поймёшь.
– Не волнуйся, я и так ничего не понимаю… – пообещал друг.
– Когда расскажу всё по порядку, поймёшь, думаю. Это всё с ней связано! – успокоил он его.
– Когда же ты всё это успел узнать от неё? Ведь днём-то я почти и не замечал Вас вместе! – удивился Федюша.
– А мы ночами исхитрялись, когда Вы все спали. Сидели на веранде и говорили, говорили. А потом решили один раз покататься на лодке по речке, да чуть не утонули. Вот там мы и признались друг другу в любви. Я хотел объявить всем Вам о нашей помолвке, терпения уже не было ждать и тянуть. Но она запретила. Велела не спешить. Она де хочет привыкнуть к мысли, что она моя невеста. Я подчинился. А потом, когда не получил ответа на письма, решил, забыла она меня, выбрала другого. Как я мог тогда действовать? Только ждать… Да вот и дождался. Оказывается и письма перехватывали мои. Вот оно что! Но у неё никого не было из кавалеров, кроме меня. Мы влюбились так сильно, что чуть тогда ночью, в лодке, не стали близки. Она вся трепещет, изнемогает, чувствую, ещё чуть-чуть и она станет моей. Но она опомнилась, стала умолять не прикасаться, мол, в реку выброшусь, стоит на своём. Она и вразумила меня. Я-то сам уже голову тогда терял. Тянуло меня к ней с невероятной силой. Чувствовал – родная мне эта душа! – на глазах у Ивана Сергеевича проступили слёзы. Он отвернулся, вытер носовым платком глаза и продолжал, – Когда всё обстоятельно поясню тебе о ней, может, вместе смекнём, что к чему. А теперь, наберись терпения и слушай. Это важно. Но скажу я тебе, девочка хороша! Люблю я её невообразимо… Без неё погибну. Драгоценная она для меня, понимаешь? Близкая, дорогая…
– Конечно, хороша! А ты думал, один разбираешься в этом? Вон, её же, говорю тебе, уже просватали! – усмехнулся друг.
– Да, сплоховал я! Но не мог я пойти наперекор её воли, я же тебе объяснял. А ты издеваешься! Итак, слушай, продолжаю. Стало быть, в крайне бедном, но очень родовитом семействе, растёт девочка необычайной привлекательности, обаяния, женственности. Что оставалось матери делать? Она понимала, дочка сможет выйти замуж, при их нищенском положении, только за кого-нибудь простолюдина, портного или сапожника, например. Или, если повезёт, то за некого клерка. Такая страшная судьба, как казалось её матери, не устраивала её. Девочка была умной, доброй. Но мать разумела, в восемнадцатом веке красивая нищенка могла стать только содержанкой какого-нибудь богатого толстосума, если не захочет жить с бедным ремесленником. И она стала «раскрепощать» Жанну от стеснительности, скромности, честности.
Когда они ходили в магазин выбрать что-либо из женской одежды, происходила следующая сцена. Перед этим, дома, мать раскладывала какие-то предметы на столе, пересчитывала их с Жанной. Потом велела играть в продавца и покупателя. Дочь продавец, мать покупатель. И начиналось действо:
– Здравствуйте, мадемуазель! – начинала мать.
– Здравствуйте, мадам. – Вторила ей дочь.
– Какая же Вы красавица! А какая белоснежная кожа на Вашем лице! Вы умываетесь сливками? – изумлённо восклицала мамаша.
– Что Вы, мадам, я их и пить-то не могу, дорого, денег нет, не то чтобы лицо умывать!
– О, не лукавьте, Вы само очарование! – настаивала мать, – А теперь, Жана, сосчитай все вещи на столе. Чего не хватает? Или там всё на месте?
– Мамочка, не хватает голландских кружев.
– Не может быть! Кто же их мог взять? – гневалась мать.
– Право, не знаю! – бледнела девочка.
– Не лукавь, дочка, посмотри у себя за корсажем!
– Да, действительно, вот они! Но я их не брала со стола, как они могли оказаться у меня? – терялась бедняжка.
– Дурёха, я с тобой разве зазря любезничала? Пока ты ушки развесила, слушая мои байки, я смогла их взять и положить тебе почти за пазуху. Ротозея! Теперь же меняемся ролями. До тех пор, пока я не смогу заметить твоего проворства, мы не прекратим игру! Начинай! – вот так учила мать малого ребёнка воровству и обману.
Вскоре Жанна понаторела в этом деле лучше самой матери. Тогда мать сказала ей:
– Я тебя всему этому учила не для мелкого мошенничества. Запомни – воровать, так миллион, любить, так королеву, то бишь, короля! Есть такая пословица. Свои ловкие способности проявляй в очень солидных делах, где ставка выигрыша будет высокой. По мелочам не разменивайся!
– Поняла, мамочка! – отвечала смышленая дочка.
– Теперь запоминай второй урок. Надо научиться попрошайничать так, чтобы выжимать слёзы у людей от жалости к себе. И тогда они отдадут тебе свои последние деньги. Представь, ты – проходишь по улице. А я иду и жалобно пою: «Подайте на хлеб обедневшей сиротинушке из рода Валуа». Ты смотришь и слушаешь. «Вот тебе денежки, девочка». Итак, я начинаю, бери деньги. Смотри, слушай, учись, как клянчить надо. Если я тебя разжалоблю, ты мне отдашь денежки, что я тебе сейчас дала.
Мать надела на себя рваное платье, перевязалась грязной косынкой, напялив на ноги дырявые шлёпанцы, и стала напевать перед Жанной:
– Подайте на хлеб голодной сиротке Валуа!
Жанна заплакала и отдала ей все деньги. Мать ответила ей на это:
– Глупая ты и сердобольная, что ж сразу веришь, будь черствее, иначе жизнь затопчет. А теперь меняемся ролями. Просишь ты, я смотрю на тебя. И если хорошо сыграешь, отдам тебе деньги насовсем. Они будут твои. Начинаем!
– Подайте одинокой сиротке Валуа на пропитание, – так ходила несчастная девочка по улицам и попрошайничала. Как-то мимо неё проехала карета одной жалостливой, доброй маркизы. Она увидела маленькую девочку, вымаливающую у людей деньги, навела о ней справки. Оказалось, она, действительно, королевской крови из обедневшего рода Валуа. Маркиза даже прослезилась: «Ах, до чего дошли истинные несчастные аристократы в своей бедности и неприспособленности!». И маркиза определила Жанну в женский монастырь на обучение. Сама же маркиза и оплачивала её содержание в монастыре.
Пребывая в монастырском пансионе, Жанна не слушалась воспитательниц монашек, своевольничала, выкручивалась, если её ловили на обмане. (Мамины уроки пошли ей впрок!). Терпели её там из-за денег маркизы, которая аккуратно, не задерживая, их выплачивала каждый месяц.
Наконец она всему обучилась в пансионе, стала свободной, вольной птицей, но жить оказалось не на что. Работа гувернантки не устраивала. И не стоит её за это ругать. Она действительно была аристократкой с головы до ног. А у тех, как правило, в крови только желание повелевать и наслаждаться прекрасными, изысканными вещами. Больше ничего они не могут, не умеют, не хотят. Эти люди утончённые, и не их вина, что денег у них не имелось. Это было их горем.
Девушка решила по выходе из монастыря найти себе мужа. Но кто из богатых, достойных кавалеров мог сделать ей предложение? Конечно никто. Она, несколько лет помучившись от безденежья, выходит замуж за такого же бедняка, мечтающего разбогатеть. Она всё-таки его немного любила, а он её – нет. Женился на ней некий аферист, дабы при удобном случае выкрутиться на родовитости, знатности её рода. То есть, в борьбе за лучшее местечко под солнцем, они стали напарниками. Решив, в провинции делать им нечего, переезжают в Париж. Но в их союзе, мужу Жанны, некоему графу Ламотт, отводилась пассивная роль. Молодая, пригожая жена его была приманкой. Она только числилась замужней, но искала средства к существованию сама.
Так как она была красива, женственна, сообразительна, хитра, она сумела познакомиться с кардиналом де Роган. Не знавший женщин, не ведавший об их изощрённости и коварстве, он принял её дружбу – она же великолепна – хороша собой, образована, учтива. Жанна не была святошей, у них завязались близкие, интимно – доверительные отношения. Она бравировала своим знакомством с самой королевой Марией Антуанеттой. Это разжигало воображение кардинала. Он восхищался своей новообретённой подружкой, жаждал знакомства с самой королевой, повышения.
– Дорогой мой, не волнуйся, для тебя я сделаю всё, что будет в моих силах. Ты же знаешь, как я восхищаюсь тобой, моя любовь! – убеждала его она.
– Жанна, любимая, ты бесподобна. У меня никогда не было женщин. И вот появилась, прекрасная, умная, преданная, моя Жанна! Но только я немного боюсь твоего мужа! – доверительно сообщил он ей.
– Почему? – удивлённо подняла она брови.
– Но ведь я краду у него самое драгоценное, тебя моя радость! – отвечал влюблённый.
– Ах, брось, мы не фарисеи. Ему тоже никто не запрещает любить на стороне. О, как я счастлива с тобой! Пусть и он будет с кем-то немного счастлив. Дорогой, ты во всём бесподобен! – ластилась она к нему.
Кардинал незаметно положил ей за корсаж банкноту. Она ощутила это и воскликнула приторно слащаво:
– Ты меня балуешь, дорогой!
– Это пустяки, милая! – радовался он.
Вскоре она знакомится ещё с одним мужчиной, графом Калиостро. Он вёл сеансы прорицания, она стала его медиумом, как бы улавливая слова «высших сил». Это являлось тоже её заработком. Однажды она пришла на свидание к своему любимому кардиналу и попросила от имени королевы помощи:
– Мой друг, знайте, Вы делаете небольшие одолжения королеве, она будет тоже делать их Вам в ответ, – внушала ему Жанна.
– Дорогая, что за мелочи! Конечно, дам нужную сумму. Вы говорите для помощи бедному семейству? Пожалуйста!
Она, взяв деньги, подумала: «Продешевила. Надо было больше попросить».
В следующий раз она уже просила выкупить от имени королевы очень дорогое ожерелье у ювелиров. Сразу всё оплатить великодушный и влюблённый кардинал не смог, оплачивал частями. А Жанна забрала всё ожерелье сразу, с обещанием, что передаст его королеве, и понемногу продавала из него бриллианты. Надо же было поддерживать марку богатой графини дома Валуа! Сколько было в ней энергии и шика! Но направлялось всё это не туда. При безденежье, всегда всё получается – не туда…
Как-то кардинал задержал платёж, кредиторы пришли к королеве и начали требовать деньги. А она ничего не знала об этой затее. Всё делалось за её спиной. И кардинала посадили в Бастилию. Там он всё рассказал о Жанне:
– Я невольно впутался в эту историю. Думал, делаю подарок королеве, выкупая для неё дорогое украшение. Уговорила меня это сделать Жанна Ламотт, подруга королевы.
Весь его разговор передали королеве, она ответила, что не знает никакой Жанны Ламотт. Кардинала выпустили из тюрьмы, а Жанну посадили туда, клеймили, то есть, на плече выжгли раскалённым железом латинскую букву V – воровка. Но там обольстительная Жанна не засиделась. В неё влюбился стражник. Стал объясняться в любви. Она, в ответ на его просьбы, потребовала принести ей мужской костюм. Надев его на себя и, подобрав волосы под шляпу, она свободно вышла из тюрьмы.
Её муж уже находился в Англии с остатками бриллиантов. Она решила вернуться к нему. Но из затеи ничего не вышло. Он не хотел с ней делиться. Она, чувствуя, что ей там небезопасно, переехала в Россию. Ей уже тогда было не мало лет. Для нас, русских, это уже возраст, а для француженок – нет, она была всё ещё хороша и обольстительна. Выглядела, как настоящая королева. Кто-то из наших русских вельмож поддерживал её. Приехала она к нам с очень хорошенькой девочкой, внучкой – Эльвирой. Это было почти перед началом войны с Наполеоном. Не задерживаясь долго в Петербурге, Жанна переехала в Крым и там доживала свои последние годы. Подросшую Эльвиру она удачно выдала замуж за одного из наших родовитых вельмож.
– Не понимаю, к чему ты это клонишь? Конечно, интересно всё слушать, но связи с Вашими неприятностями всё-таки не вижу!
– Затем, что моя дорогая Верочка и есть её праправнучка.
– Что ты говоришь? Так значит, на самом деле Жанна стала прототипом миледи из книги Александра Дюма «Три мушкетёра»? Читал, читал, безусловно, думаю, это была в своё время шумная история!
– Ну, да! И может, я не стал бы всё это тебе рассказывать, но произошло следующее. Когда я вернулся из твоего поместья, влюблённый, настроенный ехать к Верочке, просить её руки, я всё рассказал дома матери. А она из кержаков, старообрядцев, как услышала эту историю из её родословной, так и ни в какую. «Не разрешаю и всё! Не дам благословения, не нужна нам такая невестка. Клейменая прабабка. Нет!». Я заартачился. А мать поехала к своим старообрядцам. Они ко мне двинулись целой делегацией уговаривать. Своё «нет» им кричу. Буду всё равно жениться именно на ней! Но я ведь вырос в новой вере, ничего о старообрядцах не знал. А тут навалились они всем скопом. Приехал ко мне сам фабрикант Саввушка Морозов. Уговаривает:
– Не наших кровей, зачем тебе такая наследственность?
– Какая такая ещё наследственность, ты в своём уме? Она уж и всякую французскую кровь потеряла! Сколько лет прошло с тех пор? Сто пятьдесят? Ты, видно, шутишь.
– Не шучу, твоя матушка, когда рассказала, расплакавшись, все мы всполошились!
– Да какое я к Вам отношение-то имею?
– Родня как-никак! – убеждал Савва.
