banner banner banner
Бесспорной версии нет (сборник)
Бесспорной версии нет (сборник)
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Бесспорной версии нет (сборник)

скачать книгу бесплатно

Бесспорной версии нет (сборник)
Анатолий Сергеевич Ромов

Классическая библиотека приключений и научной фантастики
В сборник входят повести «Бесспорной версии нет» и «Условия договора». В первой из них рассказывается о раскрытии работниками прокуратуры и милиции преступной группы рэкетиров, действующей в Москве. В центре второй скромный заместитель начальника районного УВД волей случая столкнулся с «антикварной мафией», действующей в Грузии.

Анатолий Ромов

Бесспорной версии нет (сборник)

© Ромов А.С., 2015

© ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2015

© Художественное оформление серии, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2015

Охраняется законодательством РФ о защите интеллектуальных прав. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

Бесспорной версии нет

Начало

Своей фамилией предки Бориса, ассирийцы[1 - Ассирийцы – одна из народностей СССР. В СССР ассирийцы живут в основном на Кавказе, а также в Москве и Ленинграде. (Здесь и далее примеч. авт.)], были обязаны чиновнику из казаков, выдававшему в конце прошлого века паспорт приехавшему на Кавказ прадеду. Прадед повторил свою фамилию трижды, но тому сочетание «Бит-Иоанес» показалось слишком мудреным. Спросив: «Это по-нашему Иван, что ли?» – и, не дождавшись ответа, махнув рукой, записал: Иванов. Прадед конечно же по-русски тогда не понимал. Так и появились в Тбилиси, в районе Авлабара, по-сегодняшнему в районе имени 26 Бакинских Комиссаров, ассирийцы Ивановы.

Борис был пятым ребенком в семье рабочего нефтебазы. Его возмужание, как и полагалось, прошло все этапы, которые неизбежно сопровождают в Авлабаре превращение подростка в мужчину.

В четырнадцать он уже должен был сам зарабатывать себе на хлеб. Сначала пошел грузчиком на механический завод, потом там же стал давильщиком. Потом научился курить, чтобы суметь бросить. Пить, чтобы потом уже не брать в рот ни капли. И конечно, с тринадцати именно здесь, в Авлабаре, он смог подробно изучить все карточные игры, от секи и деберца до преферанса и покера. В четырнадцать знакомый цыган научил его запоминать рубашки[2 - Рубашки – оборотная сторона игральных карт.], и ему показалось, что в карточной игре он достиг совершенства. Иногда он даже обыгрывал самого Ираклия Кутателадзе, своего лучшего друга. Но в пятнадцать, так же как и Ираклий, пройдя неизбежный этап карточного запоя, внезапно совершенно охладел к картам. В восемнадцать Борис Иванов поступил на шоферские курсы, в двадцать один, после армии, стал милиционером-стажером.

В милицию он пошел не из-за каких-то высоких побуждений. Может быть, высокие побуждения появились потом, сначала же он просто искал работу, которая бы ему понравилась. Он умел водить машину, умел стрелять, был кандидатом в мастера по боксу. Рано или поздно кто-то наверняка должен был посоветовать ему пойти в милицию. Первый такой совет он услышал от своего тренера. Так он пришел в городское УВД.

Начал он с того, что в составе специальной группы из трех человек ходил по Тбилиси и ловил карманников. Именно в это время Борис снова по-настоящему сблизился со своим бывшим одноклассником Ираклием Кутателадзе.

Борис работал водителем самосвала и готовился уйти в армию, когда Ираклий выбрал не такой уж престижный пищевой факультет Тбилисского политехнического института, поступить в который ему ничего не стоило. Все экзамены Кутателадзе сдал на пятерки. Но тем самым он отказался от блестящей карьеры грузинского Ландау, которую ему прочили окружающие. Ни у кого не было сомнений, что Ираклий Кутателадзе будет поступать как минимум на мехмат в МГУ или в МИФИ. Уже вернувшись из армии и поступив в милицию, Борис Иванов не раз слышал от многих: «Испугался Ираклий, не поехал в Москву. А зря. С его головой он прошел бы в любой вуз». Но Борис понимал: Ираклий конечно же не испугался. Он хорошо знал своего друга.

Ираклий Кутателадзе окончил институт с отличием и получил направление в Москву, в аспирантуру Тимирязевской академии. Борис Иванов продолжал работать в Тбилиси и в конце концов стал заместителем начальника РОВД. Потом его, уже майора милиции, выпускника-заочника Академии МВД, перевели в Москву. Он стал старшим оперуполномоченным Главного управления уголовного розыска МВД СССР.

С Ираклием Кутателадзе, который давно уже жил в Москве с женой Мананой и сыном Дато, Борис Иванов встречался после переезда в Москву довольно редко. Впрочем, в самой их дружбе ничего конечно же не изменилось. Просто обстоятельства не давали им встречаться чаще, чем раз в месяц. Сначала Иванову надо было устроиться на новом месте вместе с семьей: женой Лилей и трехлетним Геной. Нелегкой оказалась и новая работа, на которой приходилось засиживаться до ночи и часто работать без выходных. Потом вдруг грянул гром: Лиля, не выдержав жизни в огромном городе, уехала внезапно вместе с сыном в Тбилиси.

После переезда Иванова в Москву прошло пять лет. Ираклий Кутателадзе теперь – директор мясокомбината.

Прохоров

Иванов следил, как Прохоров просматривает одну из папок следственного дела. Вот уже неделю они ежедневно встречаются здесь, в кабинете Прохорова, прокурора Главного следственного управления Прокуратуры СССР, следователя по особо важным делам. Собственно, пошел уже девятый день с тех пор, как убийство Садовникова свело их вместе. Обычно их встречи происходят вечером, к концу рабочего дня. Встречаются они ежедневно. Это значит, что дела идут плохо. Когда у следователя и оперативника все ладится, они так часто не встречаются. Если все хорошо, достаточно телефонного звонка.

Заметив собственное отражение в стекле и взглянув на него, Иванов усмехнулся. С тех пор как он в Москве, он каждый раз разглядывает себя с досадой. Слиться, потеряться среди других в столице с такой внешностью трудно. Черные волосы, черные густые брови, нос крючком, резко очерченные губы, ямочка на подбородке. Ко всему этому общий оливковый подсвет лица и темно-карие, выпукло обозначенные глаза. Типичный гость с юга. Единственное, что здесь, в Москве, после Тбилиси стало обычным, ничем не выделяющимся, – фамилия.

Перед тем как приехать к Прохорову, Иванов два часа потратил на изучение сводок по преступлениям, совершенным в городе за последние несколько суток. Этим, с тех пор как в их поле зрения попал убийца Садовникова, условно именуемый «кавказцем», его группа, то есть он, Линяев и Хорин, занималась теперь ежедневно. Втроем они не только просматривали сводки, но и звонили на места, в районные и транспортные управления и отделения, буквально прочесывали все случаи или попытки разбойного нападения с применением огнестрельного оружия. Их интересовали лица высокого роста с южной или кавказской внешностью, около тридцати лет, предпринимавшие такие попытки в последние дни в Москве. Как водится, кандидатуры возникали ежедневно, но при ближайшем рассмотрении каждый раз выяснялось, что след ложный.

На секунду голова Прохорова, читающего дело, показалась Иванову медленно плывущим над столом желто-розовым шаром. На этом шаре кто-то сделал чуть заметные пометки, обозначив небольшие серые глаза под светло-русыми бровями, щеточку таких же светло-русых усов и маленький нос, чрезмерно маленький по сравнению с общими габаритами. Если прикинуть, в сорокадвухлетнем Прохорове никак не меньше десяти пудов.

Будто почувствовав, что Иванов на него смотрит, Прохоров поднял глаза:

– Борис Эрнестович, подождете? Дочитаю заключение и поговорим насчет этого Нижарадзе. Хорошо?

– Конечно. Дочитывайте, Леонид Георгиевич.

– Угу. Я минутку. – Прохоров снова уткнулся в папку.

Иванов принялся рассматривать снежинки, летящие за окном.

Нижарадзе

Нижарадзе… В море любых кавказских фамилий он всегда чувствовал себя привычно. Вроде бы он знал одного делового Нижарадзе, по кличке Кудюм. Насколько он помнит, этот Кудюм занимался мошенничеством. Если этот Нижарадзе из «Алтая» и есть Кудюм, что вполне допустимо, ибо кавказцы останавливаются в этой гостинице довольно часто, вряд ли след приведет к чему-нибудь. Фармазонщик Кудюм никогда не пойдет на убийство. Если же он абхазец, то и воровать никогда не будет. Так и остановится навсегда на своем фармазонстве. У абхазцев воровство считается последним делом.

Всплыла же эта фамилия так. Вчера, на шестой день организованной Прохоровым проверки московских гостиниц, было обнаружено, что в день убийства Садовникова из «Алтая» выписался некто Гурам Джансугович Нижарадзе, житель Гудауты Абхазской АССР. По показаниям персонала, у этого Нижарадзе был белый спортивный костюм на пуху. В этом костюме его видели несколько человек. Белый пуховый костюм, фамилия. Нет, всего этого мало. Но какой-никакой все же след.

Иванов с легкой досадой подумал о том, что его назначили старшим опергруппы именно потому, что он – из Тбилиси. Когда к месту происшествия подъехала оперативная машина, Садовников, несмотря на смертельное ранение в сердце, еще жил. Когда его перекладывали на носилки, инспектор отрывочно, с трудом выговорил: «Черные усы… что-то… от кавказца». Это были последние слова. Довезти до больницы Садовникова не успели, в дороге он умер. Свидетельница, случайно обратившая внимание за полчаса до событий на шедшего ей навстречу человека, прогуливавшегося потом рядом с Садовниковым, показала, что это был «высокий мужчина лет тридцати, восточной наружности, в белом спортивном костюме». Это-то «восточной наружности» подтолкнуло ГУУР[3 - ГУУР – Главное управление уголовного розыска МВД СССР.] поручить розыск ему, Борису Иванову.

Нижарадзе… Хорошо, допустим, этот Нижарадзе и есть Кудюм. Ну и что? Его видели только работники гостиницы. Вряд ли они его запомнили. Но если и запомнили, фамилия Нижарадзе еще не означает, что у человека восточная наружность. Светловолосый человек с голубыми глазами тоже может носить фамилию Нижарадзе. Белый костюм…

Ну да, это как раз и есть крохотный след. Может, этот след приведет к чему-то. А может, нет.

Согласно заключению судмедэкспертизы, Садовников был убит двумя ударами, нанесенными сзади остро отточенным предметом типа стилета или заточки. Оба удара пришлись точно под левую лопатку. Один поразил сердце, другой – легкое. Без всякого сомнения, человек с менее крепким здоровьем от таких ударов умер бы сразу. Садовников же какое-то время еще жил. Больше того, судя по вытоптанной почве, поломанным кустам и найденному на месте убийства синему пластмассовому замку от застежки молнии, наверняка от белой пуховой куртки, Садовников после двух ударов под лопатку еще пытался что-нибудь сделать. Строго говоря, Садовников умер как герой. Сейчас трудно сказать, что там происходило. Ясно лишь, что «кавказец», как показали следы, какое-то время стоял под обрывом, рядом с умирающим Садовниковым.

Прохоров кончил читать, отложил папку, спросил:

– Борис Эрнестович, я вижу, вы в этого Нижарадзе не очень-то верите?

С виду Прохоров – сама простота. Но Иванов давно понял: Прохоров лишь с виду кажется простым. В действительности он достаточно сложен. И ничего не говорит зря.

– Почему, Леонид Георгиевич. Верю. Кстати, какая работа проведена там, в гостинице?

– Я настоял, чтобы туда выехала опергруппа. Номер осмотрен прокурором-криминалистом. Помимо этого проведен подробный опрос персонала.

– Ну и опрос что-нибудь дал?

– Если вы о материальных следах… Их выявить пока не удалось. Правда, неопрошенные свидетели еще остались. Дежурство в гостинице сменное. Да и вообще… – Прохоров помедлил, – вообще землю рыть пока рано. До ответа из ГИЦ[4 - ГИЦ – Главный информационный центр МВД СССР.].

Смысл этих слов Иванов отлично понял. Одно дело, если они установят, что проживавший в «Алтае» Нижарадзе ни разу не был судим. Значит, отпечатков пальцев в ГИЦ нет. И совсем другое, если попавший в их поле зрения ранее был осужден.

– Понимаю.

– Насчет же этого Нижарадзе… – Прохоров явно хотел еще раз все взвесить. – Я думаю, тут что-то есть.

Иванову было ясно: Прохорова заинтересовало то, что Нижарадзе остановился в «Алтае». Три известные в Москве останкинские гостиницы – «Заря», «Восход» и «Алтай» – считаются устаревшими, малокомфортабельными. Но именно в этих окраинных гостиницах любят останавливаться «деловые» с юга. Те, кому есть смысл не обращать на себя внимание.

– Вы имеете в виду то, что он остановился в «Алтае»?

– Именно. Что касается запроса в ГИЦ, я его сделал по телефону. Может, сегодня даже ответят. Подождете? Или вас дома ждут?

– Да у меня… найдутся дела. Я еще подъеду, к концу работы.

На улице стемнело, в переулке горели фонари. Впереди светились окна комиссионного магазина, рядом несколько молодых людей стояли у входа в кафетерий.

Где-то наверху, над Москвой, наверняка шел снег. Шел, но казалось: сейчас сюда, в переулок, долетают только редкие снежинки.

Иванов остановился у своей светло-голубой «Нивы». Достал ключ, открыл дверцу. Прохорову он наврал – никаких дел у него сейчас не было. И ехать некуда. Разве что к Ираклию. А что? Пожалуй, сегодня действительно можно будет съездить на Тимирязевскую. Он давно там не был. Все-таки хоть какая-то, но иллюзия домашнего уюта. Ему всегда там рады. И не нужно заранее звонить, можно без звонка. Если бы… Лиля с сыном Геной в Тбилиси уже полгода. Он до сих пор помнит эту ее фразу, с которой он сорвался. «Борис, знаешь, кажется, переезд в Москву не для меня. Этот город не для меня». – «О чем же ты думала, прожив здесь почти пять лет?» – «Ну так…» Он помнит, как после этого закричал на нее. И как она побледнела. Но ведь он обязан был так поступить. Он, мужчина. Обязан. Видите ли, здесь, в Москве, она жить не захотела. Да, он кричал на нее: «Ты будешь здесь жить! Будешь! Слышишь, будешь! А не хочешь – убирайся! Я не держу!»

После того как он накричал на нее, Лиля вскоре уехала, хотя между ними, лично между ними, как будто ничего не произошло. Даже после отъезда он знал: Лиля не хочет и не будет с ним разводиться. Она уехала, потому что он ее выгнал. Может быть, теперь уже она не вернется. Не вернется? Нет, конечно же она в конце концов вернется. Куда ей деться, не может же она продолжать жить в Тбилиси – одна, с ребенком. Без него.

Стараясь забыть обо всем этом, он сел в машину, хлопнул дверцей. Включил зажигание. Ну а вдруг не вернется? Вдруг? Посидел немного в холодной машине. Тронул ручку, выехал из переулка на улицу Горького.

У Вернадского он свернул направо. Проехал смотровую площадку и маленькую церквушку. Машину остановил недалеко от злополучного перекрестка. Впереди был виден «стакан» ГАИ, в котором сейчас сидел кто-то из инспекторов.

«Кавказец», судя по всему, сначала затаился где-то здесь неподалеку, выжидая, когда Садовников заступит на пост.

Если бы понять, зачем именно в эти дни «кавказцу» понадобилось срочно добыть пистолет! Налет? Ограбление? Или оружие понадобилось ему для защиты от кого-то. Нет, для защиты вряд ли. Судя по способу добывания оружия, это не тот человек. Не тот, которому кто-то осмелился бы угрожать. Что-нибудь посложнее. Вооруженный шантаж? Вымогательство крупных сумм у «деловых», так называемый разгон или рэкет? Может быть. Или, скажем, нападение на сберкассу? Неизвестно. Что гадать. Мало ли что еще. Конечно, все зависит от того, новичок этот «кавказец» или рецидивист, был ли он ранее судим, отбывал ли наказание. О том, что убийца был опытным, говорит только дерзость нападения. И все.

Фотографии жителей Москвы, ранее судимых и похожих по описанию на «кавказца», были показаны свидетелям, но никто опознан не был. Значит, совсем не исключено, что это был новичок. То есть человек ранее не судимый.

Вздохнув, Иванов сосредоточил внимание на мостовой. Снег, падающий на подмерзший сухой асфальт, будто сам собой собирался в бледные вращающиеся спирали. Покрутившись, спирали скатывались вниз, на начинающую замерзать Москву-реку. Нет, все-таки ему хочется знать хотя бы что-то об этом Нижарадзе – человеке в белом пуховом спортивном костюме, останавливавшемся в гостинице «Алтай» и выехавшем из гостиницы сразу же после происшествия. Кудюм, Кудюм… Хорошо, допустим, в «Алтае» жил Кудюм. И что? Этот Нижарадзе родом из Гудауты. Насколько он помнит, Кудюм тоже имел какое-то отношение к Гудауте. Но Кудюм и убийство? С таким, как Кудюм, Садовников наверняка бы справился. Внимание Прохорова к этому Нижарадзе из гостиницы «Алтай» привлек белый пуховый костюм. Но сам-то он отлично знает: таких белых пуховых костюмов, импортных, в Грузии сотни, если не тысячи. На убийце был костюм фирмы «Карху» – это они определили по оторванному замку от застежки-молнии. Ну и что – «Карху»? Тбилиси завалено финскими костюмами. То же, что Нижарадзе выехал из гостиницы «Алтай» именно в день убийства, могло оказаться простым совпадением.

Найти этого Нижарадзе конечно же они все равно должны. И искать они будут, хотя бы для того, чтобы убедиться в том, что след ложный. Пока же у них с Прохоровым ничего нет. Ровным счетом ничего.

Иванов сидел, вглядываясь в расплывающийся над Ленинскими горами вечерний полумрак. Народу на смотровой площадке довольно много, человек около двадцати. Он уже не раз приезжал сюда. Приезжал и стоял вот так, пытаясь представить, что же произошло здесь неделю назад. Хорошо, он попробует еще раз вникнуть в последнее утро инспектора ГАИ Виктора Садовникова.

Неделю назад, выслушав в полвосьмого утра вместе со всеми сводку дорожных происшествий за последние сутки, номера угнанных машин и описания особо опасных преступлений, тридцатилетний инспектор ГАИ Виктор Садовников сел в стоящий у дверей отделения уазик. Через пятнадцать минут он уже выходил у своего поста, здесь, у стеклянной будки на Ленинских горах. Место, по московским понятиям, малооживленное, особенно в утреннее февральское дежурство. Впадение Мичуринского проспекта в улицу Косыгина. Перекресток считается нетрудным. Можно предположить: в то воскресное утро перекресток вообще выглядел пустынным. Дальше… Дальше, скорее всего, Садовников, убедившись, что знаки на перекрестке в порядке, поднялся по лесенке в стеклянную будку. Отомкнул ключом дверь, уселся на табурет, снял замок с панели управления, щелкнул тумблером автоматической регулировки светофора. Кажется, именно с этого момента все пошло так, как рассчитал «кавказец». Конечно же о том, что провод, соединяющий светофор с пультом, был недавно перерублен, Садовников не догадался. Он увидел всего-навсего, что светофор «на черном», то есть не подает признаков жизни, и все. Картина в жизни инспектора ГАИ обычная. Такое случалось и раньше. Звонок Садовникова о неисправности был зафиксирован в семь пятьдесят утра. Примерно в это же время свидетели видели на перекрестке стоящего и ходившего милиционера. Садовников вынужден был спуститься на мостовую, чтобы регулировать движение вручную. Именно этого и добивался убийца, заранее повредив провод. Садовников ходил вот здесь, недалеко от края обрыва, ведущего вниз, к Москве-реке. Как раз здесь, где-то около восьми ноль-ноль – пяти минут девятого, две свидетельницы, пожилые женщины, выгуливавшие неподалеку своих собак, видели, как Садовников разговаривал с ходившим вместе с ним высоким человеком в белом спортивном костюме. Лица этого человека в момент беседы свидетельницы не видели – до него и Садовникова было метров около сорока – пятидесяти, да и освещение было неважным. Но одна из свидетельниц, Свирская, утверждала, что видела разговаривавшего с Садовниковым человека раньше, когда он шел ей навстречу по направлению к будке ГАИ. По словам Свирской, это был человек восточного или кавказского типа, с темными усами, лет тридцати с небольшим. С места наблюдения двух свидетельниц, Свирской и Нефедовой, беседа Садовникова и «кавказца» выглядела самой что ни на есть мирной. Изредка Садовников и его собеседник скрывались от свидетельниц, заходя за кусты, затем они возвращались. Наконец, скрывшись в очередной раз, беседующие исчезли совсем. Естественно, обе женщины не придали этому никакого значения, они ведь не имели понятия, что в эти минуты в нескольких метрах от них убивают человека. Через некоторое время Нефедова пошла вдоль обрыва и, взглянув вниз, увидела человека в милицейской форме, лежащего на снегу с кровавой пеной на губах.

Далее произошло то, что и должно было произойти, Нефедова истошно закричала: «Помогите! На помощь! Человека убили! Помогите!» Нефедова продолжала это выкрикивать, даже когда к ней подбежали еще три женщины. Некоторое время, застыв от ужаса, они разглядывали умиравшего Садовникова. Опомнившись, Свирская и Нефедова побежали искать телефон-автомат. От потрясения ни одна из женщин не догадалась, что телефон, по которому можно было вызвать милицию и скорую, – рядом, в будке. Ближайший телефон-автомат находился далеко – метрах в двухстах, на Мичуринском проспекте. Пока женщины его нашли, пока дозвонились в милицию, пока приехала оперативная группа и скорая помощь, «кавказца» и след простыл. Садовников терял последние остатки крови. Все попытки медиков спасти его были практически бесполезны.

Старший опергруппы, отметив, что у раненого отсутствует личное оружие, отправив Садовникова на «скорой», тут же провел опрос свидетелей. Выяснил приметы преступника, передал их дежурному по городу. Все говорило о том, что убийство совершено из-за пистолета.

Из-за пистолета. Опять-таки: ну и что? На этом розыск не построишь. А на чем построишь? На приметах? Если не считать белого пухового костюма, приметы слишком общие. Высокий человек, лет тридцати, восточной наружности, с черными усами. Правда, одна из свидетельниц заметила, что у преступника было будто бы округлое лицо. Но людей южного типа с округлым лицом более чем достаточно. И ни одна из свидетельниц, увидев окровавленного Садовникова, не догадалась посмотреть вниз, на набережную! Впрочем, это бы не помогло. В тот момент «кавказец» наверняка был уже далеко от места происшествия. В утешение опергруппе осталась только сомнительная примета в виде белого пухового костюма. Если учесть расчет, с которым действовал нападавший, белые куртка и брюки были, скорее всего, умело подобранной отвлекающей деталью, с помощью которой рассчитывалось сбить с толку свидетелей и преследователей.

Иванов включил зажигание, развернул машину. Белый пуховый костюм липа, в этом он был уверен с самого начала. Костюм «Карху» был вовремя снят и спрятан в сумке.

Выждав, пока на перекрестке зажжется зеленый, Иванов поехал назад, в следственную часть прокуратуры.

Гостиница «Алтай»

В кабинете Прохорова все было так же, если не считать снятого пиджака и стоящего на столе стакана чая с заварочным пакетиком. Прохоров несколько раз дернул за нитку, от пакетика поплыло бурое облачко.

– Можем себя поздравить, – сказал он.

– А что?

– Из гостиницы «Алтай» в день убийства выехал Нижарадзе Гурам Джансугович, трижды судимый.

– Кличку не выяснили?

– Теперь уже моя очередь спросить: а что?

– Ничего. – Иванов помедлил. – Не Кудюм?

Прохоров некоторое время с интересом смотрел на Иванова. Наконец будто что-то решив, медленно отхлебнул чай.

– Кудюм, точно. Я предполагал, что вы его знаете. Он проходил в Тбилиси по многим делам. В частности, по последнему с мошенничеством. После отбытия наказания освободился несколько месяцев назад. Выписался вроде бы домой, но по месту жительства в Гудауте его сейчас нет. Местонахождение неизвестно.

– Как его определили? По паспортным данным?

– По паспортным.

– А что-нибудь еще? В номере, например? Ну, там, приметы, следы, прочее?

Прохоров, конечно, догадался, что он имеет в виду: не нашли ли в номере «Алтая» следов пальцев Кудюма.

– Если вы о следах пальцев, следов пальцев, принадлежащих Нижарадзе, в номере не нашли.

В данном случае это было довольно важно: надо все время помнить, что дактилокарта с отпечатками пальцев Кудюма хранится в ГИЦ.

– Леонид Георгиевич, поздравляю вас. Но вы же сами понимаете, Кудюм… – Иванов помолчал. – Кудюм, засветившийся в белом пуховом костюме в «Алтае», это конечно же нечто. Но Кудюм не мог убить Садовникова.

– Все понимаю, Борис Эрнестович. Кудюм мошенник, а не убийца. Но мошенник может в любую минуту стать убийцей, он от этого не застрахован, так ведь? Поэтому надо поработать. Хорошо поработать. Вы согласны?

– Значит, я занимаюсь Кудюмом.

– Пожалуйста. Данных, что Кудюм совершил какое-то правонарушение, у нас нет. Так что, сами понимаете, во всесоюзный розыск его объявлять нельзя. Я позвонил к вам в МВД, его будут искать по ориентировкам. Но в общем-то я рассчитываю на вас. И на ваших ребят.

– О чем разговор. Я сейчас же еду в «Алтай».

Сняв трубку и набирая номер отдела, Иванов подумал о Хорине и Линяеве. Наверняка им давно уже надоело томиться в отделе. Целую неделю дальше телефонных звонков и читки сводок дело не идет. Но деться некуда, по характеру преступления, по некоторым приметам он до сих пор рассчитывает, что «кавказец» с добытым оружием как-то проявится. Именно поэтому бросил все силы на проверку сводок и звонки на места.

В трубке щелкнуло, отозвался знакомый, с хрипотцой голос:

– Хорин слушает.

– Николай, это я. Как вы там?

– Все в порядке, Борис Эрнестович.

– Линяев?

– Сидит рядом.

– Новое есть что-нибудь?

– Н-ну… – Хорин помедлил. – Кое-что есть, но вы же знаете, пока не будет проверено…

– Свежее? В смысле, я пока не знаю?