скачать книгу бесплатно
– Ветер, говоришь?
– Неприятно тут жить, согласен, – сказал водитель. – Волки. Уверен на сто процентов. я представляю, какие они тут здоровые… Эх, был у меня один знакомый охотник, собиратель шкур. Сейчас бы сказал ему, он бы приехал, пострелял. Давай-давай, закрывай дверь, поехали уже!
– А почему не постреляет? – Хлопок дверью.
– Он повесился два месяца назад, – сказал Виталий, снова помрачнев. – Вот ты представь, у человека и карабин, и нож охотничий – настоящее мачете… А он берёт и вешается.
– Невесёлая история, – признался Вадим. – А причина?
– Застукал жену с каким-то боксёром. В общем, ещё и от любовника её получил… Вот и не вынес позора. Оставил жену с сыном-подростком.
– Тоже охотник?
– Нет, любитель компьютеров. Эрудит. Книжный червь. Видел его. Тощий, щуплый, очки такие большие. Глядишь, что вот-вот свалится под весом своих же очков. Ты вдупляешь?
Вадим «вдуплял», но решил промолчать и в этот раз, что-то ему меньше всего хотелось обсуждать такие истории сейчас. Они ехали и ехали, пока вскоре не показался город: мириады огней в темноте, и этот пейзаж принёс не просто облегчение, а даже абсолютное успокоение. Так чувствуют себя люди, вынырнувшие, наконец, из проруби и добравшиеся до тёплого пледа с печенюшками.
– Давай я тебя подброшу до дома, а то ты сегодня не в духе.
Вадим не стал спорить, и минут через двадцать фургон уже въезжал в спальный район, застроенный девятиэтажками, обставленными со всех сторон машинами – и на парковках, и во дворах. Везде. Почти во всех окнах горел свет, а около некоторых подъездов сидела молодёжь, студентнота.
– Тебя, может, проводить надо? А то как бы не накостыляли вон те ребята…
Вадим посмотрел на своего напарника, но так и не понял, шутит тот или говорит серьёзно.
– До понедельника.
Он выбрался из машины, прокручивая в голове строчки Айовы о том, что «осталось лишь снять усталость», и медленно поплёлся к дому, думая, что промокшие сегодня ноги просто так ему не простят его забеги по глубокому снегу… Студенты притихли, когда он подходил к подъезду, а фургон, напротив, заурчал посильнее – Виталик поехал домой тоже.
– Я дома, – сказал он в домофон.
– Наконец-то, – ответил ему женский голос, и, даже не видя свою суженую, Вадим понял, что та улыбается. Но перед тем, как войти в подъезд, он всё же остановился… Нащупав в кармане семь рублей одной монетой, он прицелился в стоящую неподалёку урну и кинул её прямиком туда. Монета грустно звякнула.
– Трёхочковый, дядь, – прокомментировал один из подростков, впрочем, совершенно беззлобно, и остальные тихо рассмеялись.
Вадим вошёл в подъезд, теперь уже будучи уверенным в полной безопасности. Последнее, что он сделал, вообще добавило ему уверенности в том, что всё случившееся – не больше, чем плод его фантазии, и, довольно посвистывая, он побежал вверх по ступеням, не дожидаясь занятого кем-то лифта.
Тап-тап-тап-тап-тап-тап-тап…
Его же КРАСАВИЦА (а по-другому он её и не называл), уже готовилась ко сну, хотя время было ещё ранее – не было даже десяти, и встретила его в шёлковой синей ночнушке
и с распущенными волосами, падающими на плечи блестящими каштановыми волнами. Может, фигура у неё была и на любителя, но волосы её были выше всяких похвал, и уж они-то точно понравились бы всякому мужику.
– Что с тобой случилось? – спросила она взволнованно, когда он принялся снимать обувь и стаскивать мокрющие носки.
– Да… Случается всякое, – он вовсе не хотел её огорчать разными подробностями. – Вылетели в кювет. Но потом нас достали, и мы поехали дальше, всё.
Он натянуто улыбнулся, и она улыбнулась в ответ. Он хотел обнять её и сказать, что-то ласковое, но покинувшие его силы никак не хотели возвращаться. И он просто пошёл мыться, взяв с собой свежий спортивный костюм, чтобы в него переодеться.
Когда он стоял под душем, намылившись земляничным гелем, и намывая свою голову, ему показалось, что его дорогая с кем-то разговаривает. Наверное, по телефону. Она очень часто разговаривала с подружками, которые устроились в жизни получше, чем девушками логистов. И почему-то именно это обстоятельство именно сейчас его покоробило. Бывает же такое, что заедает какая-то мысль тебе… И начинает крутиться. Об одном, да об одном.
Он вышел из душа, насухо вытершись и надев плотное трико. И события вечера оставались всё дальше и дальше, будто их и не было. Она же сидела за столом, сложив свои коротенькие ручки с толстенькими пальчиками на синей клеёнке, увлечённо смотря какую-то передачу по телевизору, где ведущая с хриплым прокуренным голосом на потеху напомаженным элитным тётькам материла и унижала маргинальную семью.
– Не думал, что тебе нравятся такие фрик-шоу, – сказал он, усаживаясь за стол. Спрогнозированной Виталиком курицы не было, зато была рыба. И салат, густо сдобренный подсолнечным маслом.
– Забавно же, – ответила она, не отводя взгляд от экрана.
– Ничего забавного, дорогая моя, – ответил он, принимаясь за еду. – Это же не просто так они подбирают таких вот… Героев для передачи. Как бы проводят черту: это вот мы, такие красивые, пахнем апельсинами, и у нас шмотки за сто тысяч, а вот это – быдло какое-то, которое даже не знает, от кого рожает. Понимаешь?
– Ну и что, – ответила она особенно безучастно.
– Да ничего, – сказал он, но еда не шла. Хоть поесть Вадя любил, но сейчас еда не шла в горло. Да и синяк, уже налившийся на руке вишнёвым пятном, всё не давал покоя и попросту вопил о произошедшем. Но заговорил он о другом. – Тебе разве не надоело жить с нищебродом?
– Нет, – просто ответила она.
– А мне кажется, что да… Я же знаю, о чём говорят твои подружки: у одной мужик купил завод, у другой – стал начальником отдела. У третьей – просто сладкий иностранец. А я, да что с меня взять? Я вон, неровен час, совсем с ума сойду. И что делать будешь?
Она посмотрела на него и очень тепло улыбнулась:
– Ну, там посмотрим. Пока же всё хорошо… Ведь да?
– Надеюсь, – сказал он и встал из-за стола.
– Ты что-то ничего не ел, – заметила она с тревогой.
– Не хочу, – сказал он и повернулся, чтобы пойти в спальню. – Устал.
– Ты рассказать мне ничего не хочешь? – спросила она с подозрением.
– Нет, – ответил он и, немного постояв, решил подойти к ней, чтобы поцеловать её и обнять. Её лицо сразу просветлело, и она радостно заулыбалась, а как только он подошёл поближе, то она высвободила ноги из-под стола, а потом и сама вышла. Поднялась.
В первую секунду Вадим замер, а потом отпрыгнул назад, словно почти наступил на ядовитую змею, но в последнее мгновение спасся. Он увидел коричневые копыта с лохматыми ногами, а не её привычные объёмы, и машинально отступил, дрогнул.
– Всё нормально, милый? – спросила она.
– Да что за хрень со мной творится! – заорал Вадя, так крепко схватившись за свою голову, что даже заломило в висках. – Я сошёл с ума!
– Нет, – ответила его девушка, продолжая улыбаться. – Просто отдай метку. И всё закончится. Сразу же. Зачем тебе эти проблемы? Будешь дальше жить спокойно. Работать. Обнимать свою толстуху…
– Где она?! – заорал он до резкой боли в связках. – Что Вы с ней сделали?
– Ничего, – ответила «она». – Отдай метку! Отдай метку! ОТДАЙ МЕТКУ!
Он побежал опять, на ходу подхватив ещё не просохшие ботинки, ударился о дверь, попытался открыть её, отомкнуть нижний замок, с первого раза не смог – руки так тряслись… Он слышал, как топает нечто своими копытами, шагает неуклонно, неотступно. Твёрдо ступает по полу, неотвратимо приближается.
Вырвавшись в подъезд, Вадим затопотал к выходу… Из подъезда он тоже выскочил рывком, даже совершенно забыв надеть ботинки, так и держал их в руке. Группка студентов всё ещё была там, теперь выглядевшая растерянной. Даже тот хохмач, говоривший про трёхочковый бросок, сейчас оказался смятённым. Может, кто-то и хотел из них спросить, всё ли у Вадима в порядке, но тот уже побежал – босиком! – дальше, но потом спохватился и принялся натягивать ботинки… Ещё заминка, и он бросился вперёд, мимо машин и подъездов. И бежал так, пока силы не оставили его, и он не свалился рядом с отделением банка с красным крыльцом.
Он лежал на снегу, обдумывая своё положение, и понял, что действительно просто сошёл с ума. Ему оставалось лишь пойти к психиатру, но это завтра – по ночам он не принимает, если только «скорую» вызывать, но телефона, конечно, с собой у него по-прежнему не было. Что-то происходило с его мозгом – стремительное, всеобъемлющее. Но сейчас куда-то надо было податься, и Вадим медленно поднялся, как пьяница в новогоднюю ночь. К Виталику, куда же ещё?!
«А если и там будут галлюцинации?» – подумалось ему. Значит, надо будет искать другой адрес и бегать всю ночь, пока не отпустит. Должно же полегчать…
«А если всю жизнь?»
На этот вопрос ответа у него не было. Он отряхнулся, как мог, и заспешил к трамвайным путям, пролегающим через их райончик. Хорошо, что после душа он надел именно этот спортивный костюм – именно в нём он раньше бегал кроссы, и чтобы обратно добираться быстрее до дома, всегда ездил на маршрутках или трамваях, то есть мелочь в кармане всегда бренчала. Было очень холодно, но он, в конце концов, не бродячая собака. Доберётся до остановки и согреется в салоне…
Он засунул руку в карман штанов и вытащил горсть монет – не прогадал, рублей пятьдесят тут точно было. Настоящим шоком для Вадима стало то, что семирублёвая монета оказалась тут же, будто он её и не выбрасывал. Он взял её двумя пальцами левой руки и швырнул в сугроб, как можно дальше. Совершенно безотчётно и ненавистно. А потом побрёл дальше, шатаясь, как заправская забулдыга.
Сознание его помутилось настолько, что он почти не замечал редко встречающихся пешеходов, а если и встречал, то они ему казались страшными и злобными людьми. Он натянул горловину своей мастерки до носа, а руками обхватил себя, и шёл, и шёл. И он, конечно, всячески избегал слова «чертовщина», потому что был убеждённым атеистом, и его разум хоть и был замутнён этим вечером, он всё же не сомневался, что причиной его видений стали необратимые изменения мозга. Возможно, это случилось не сегодня, не за один день, а назревало давно. Может, в мозге у него есть тёмное пятно, стремительно увеличивающееся, проникающее всё глубже и глубже.
Один раз ему повстречался высокий человек в чёрной куртке, который внимательно смотрел на него оранжевыми глазами. Вроде бы он даже пошёл за Вадимом, и тот мог видеть в вечерней мгле зимнего города, что колени у этого человека выгибаются в обратную сторону, но скорости он ничуть не сбавлял, а потом просто растворился.
«Следят, твари», – подумал Вадим и сразу же одёрнул себя. Кто следит?! Галлюцинации? Да, если бы это всё было по-настоящему, то они бы отстали давно, а тут…
Женщина с бледным лицом и белыми волосами стояла около светофора. Она выгнулась в сторону, перегнулась, как ива, и голова её свисала теперь вниз, а глаза закатились. Будто она впала в ужасающий транс, ждала, когда загорится зелёный свет для пешеходов (но он и так горел).
Он прошёл мимо, убедившись, что машин нет. То ли их отсутствие ему мерещилось, то ли действительно все водители уже легли в кроватки и спали крепким сном. Вадим направился к трамвайной остановке и стал ждать. Остановка эта была посреди рельсов, посреди проезжей части, и пока он не видел, что трамвай приближается. Стояла относительная тишина.
Сзади кто-то подошёл. Взялся из воздуха, не иначе. Вадим бросил взгляд через плечо. Там стоял парень в разбитых очках, чьё лицо было изуродовано бордовой полосой от подбородка до бровей.
– Вам «скорую» вызвать? – еле выдавил из себя Вадим, даже не понимая, что сам говорит. Телефона-то всё равно не было.
– Отдай метку, – попросил парень. – Отдай метку!
– Какую метку, – как во сне проговорил Вадим.
– Метку борца с нами, – ответил «раскрашенный». – Отдашь, и всё сразу закончится. Это ж не твоё дело. Не твоя война. Так отдай метку. И иди домой.
Машинально, но всё же очень медленно, Вадим полез в карман, твёрдо уверенным, что семирублёвая монета будет на месте. Так и вышло: он даже ничуть не удивился, когда обнаружил её в руке снова. И уже начал протягивать её парню, тот тоже потянулся навстречу; Вадим видел сине-чёрную полусгнившую руку с отросшими ногтями, на которой копошились личинки, которая вот-вот дотронется до него.
Звон трамвая вырвал его из оцепенения: он внезапно оглянулся – плоская морда его была уже совсем рядом, рельсы звенели на всю округу. Ещё он услышал, как сигналят где-то машины; смеются пешеходы, обнимающиеся на тротуаре.
Вадим посмотрел на «раскрашенного»: на его месте стояла милая шатенка с конским хвостом и в больших очках, придерживающая одной рукой норовящую сползти шапку. Лицо её выражало негодование и обеспокоенность сразу: именно с такими эмоциями она смотрела на протянутую к ней руку с монетой. «Фу, мерзкий, не трогай меня…»
– Я же говорю, – сообщил он ей, и губы его расползлись в усталой ухмылке. – Я сбрендил. Чокнулся. Крыша шуршит шифером.
Та ничего не ответила, лишь медленно отступила на полшага назад. Подполз трамвай, и, заскрежетав, открылись двери. Вадим медленно поднялся по ступенькам, увидев, что салон полупустой: внутри сидело лишь два человека, да и то – по разным углам.
Он пока не видел контролёра, но понимал, что тот сидит где-то здесь же. Но искать его не было ни сил, ни желания, поэтому он просто опустился на одно из сидений, мельком заметив, что соседнее заблёвано. Романтика городских вечеров.
«Неприятно», – решил он, но с места не сдвинулся. Мысли беспокойно метались у него в голове, но дрёма не шла, а так хотелось… Забыыыыыться, как говорила одна его знакомая, редкостная… добрая душа. Однажды она шла по лесу зимнему и увидела там двух щенков – мальчика и девочку. Выброшенных. Мальчика она взяла с собой, а девочку она оставила там. Погибать от холода и голода. И рассказывала она это с усмешкой, типа это, мать твою по-собачьи, было очень забавно. С тех пор он её ненавидел…
Трамвай тронулся. И было в этом что-то уютное такое, в лязге колёс, в поскрипывании стёкол. Вадим прижался лбом к стеклу – необычайно холодному – и закрыл глаза, глубоко вдыхая и выдыхая. Он даже не понял, как рядом с ним оказалась девушка – в обтягивающих чёрных джинсах и с прядью светло-фиолетовых волос, свисающих из-под капюшона.
– Тебе не надоело? – спросила она резко. Как ни пытался парень рассмотреть её лицо, кроме синюшного подбородка с кровоподтёками он ничего не видел.
– Девушка, – сказал Вадим устало. – Вы такие узкие джинсики носите зимой. Застудите себе мочеточник, и будете писять бегать частенько… Переоденьтесь.
– Слушай внимательно, – она наклонилась к нему, и он предельно ясно почувствовал запах прекрасных духов, стойких, сильных, остающихся на одежде даже после стирки, и запах алкоголя. Что это? «Ягуар?» Или просто тоник с джином. Непонятно. – Ты отдашь метку, если не хочешь проблем.
– Отдам, а теперь свали отсюда, ты воняешь, – ответил он, неожиданно разозлившись. Та дыхнула на него концентрированным брожением и пошла обратно, на своё место.
Из кабины водителя прошла грузная контролёрша и дала ему билетик за двадцатку. Он почему-то с ужасом отметил, что чуть не отдал ей семирублёвку, но вовремя спохватился. И дальше они ехали без эксцессов, отчего Вадим чуть не уснул, но его разбудил сильный толчок – трамвай встал и двери его со скрежетом открылись.
Виталик жил на отшибе, но Вадим бывал у него неоднократно. Фонарь над подъездом был разбит, «мусорка» рядом со ступенями – перевёрнута. Валялись фантики, фольга, пластиковая бутылка, осколки стеклянной. Пустая пачка из-под презервативов и пустая же пачка из-под сосисок. Домофон не работал, поэтому железная дверь попросту отвисла в сторону, будто была пьяной одиннадцатиклассницей на выпускном и приглашала всякого войти.
– Хоть меня и не приглашали, я войду без приглашения, – заверил сам себя Вадим. Так и сделал – пошёл, упорно переставляя ноги.
После стука в дверь прошла целая вечность, и парень даже подумал, что Виталика дома нет – щупает свою молочно-кожную и соломенно-волосяную бешеную красотку у неё дома…
Шаркающие шаги и недовольный бубнёж. Он что, уже спал?! Не может быть… Дверь – тёмно-коричневая – захрустела и открылась настежь. Виталик её толкнул, не приоткрыл. Он сейчас был одет в белую майку-алкоголичку с расплывшимся по середине пятном, серые закатанные штанишки и стоптанные шлёпанцы. И этот наряд обнажал его худобу гораздо сильнее. В квартире было полутемно – за его спиной мерцал голубой экран телевизора, а свет был выключен. Какое-то время он смотрел на Вадима то щурясь, то распахивая глаза широко. И он слегка покачивался. Не узнавал, что ли…
– Что ты тут делаешь? – спросил Виталик.
– Мне некуда идти больше. Я, короче говоря, совсем с катушек съехал, братан, – отозвался Вадим, загнанно оборачиваясь по сторонам.
– Входи, дверь замкни на оба. А то мало ли.
Вадим послушался. Он прошёл вслед за Виталиком – квартирка у него была однокомнатная, и всё было натыкано рядом: кровать, стол и небольшой телевизор на громоздкой тумбочке. Холодильник же пыхтел в углу. Виталик просто уселся на кровать, оказавшись за столом, на котором стояла полупустая бутылка и открытые шпроты – именно ими он и измызгался.
– Что у тебя случилось? – сказал Виталик, схватив прямо руками одну из рыбин.
– Да так, переночевать негде, – сказал Вадим уклончиво.
– Что, выгнала тебя твоя толстуха, – произнёс тот в ответ, но это не звучало, как вопрос.
– Перестань её так называть.
– Не будешь ты меня бить из-за неё.
– Может, буду.
Виталик оглядел его серьёзно, перестав жевать. На фоне галдели голоса из какого-то невероятно смешного фильма. Или нет. Взгляд Виталия говорил о том, что он будто смотрел военную драму.
– Тебе никогда не хотелось другую? – опять спросил он.
– Нет, я уже…
– Да врёшь ты всё, – огрызнулся Виталик и налил себе немного в большой стакан – пару глотков. – Я знаю, что ты как парень из «Ералаша». Тёр-тёр доллар, пока он рублём не стал.
– Мне кажется, там было по-другому, – усомнился Вадим.
– Похрен, – махнул рукой Виталик и опять уставился в телевизор. – Есть хочешь? У меня ещё есть шпроты. И водяра тоже есть. Хочешь?
«Вот из-за какой-то алкашни мы сюда тащимся», – вспомнились слова самого Виталика.
– А ты говорил про какую-то «алкашню» в деревнях, – сказал Вадим. И сказано это оказалось настолько порицательно, что Виталик метнул в него молнию взглядом.
– Ишь ты, нашёл, что сравнивать! – крикнул он. – Я – творческая личность. Я пью, потому что пили Бродский, Есенин, Маяковский и… Все остальные.
