скачать книгу бесплатно
– Блудница! – выдохнул я, показав ей язык.
– Дьяволенок! – ответила она с той же гримасой.
Обменявшись взглядами, мы рассмеялись. Каури еще раз взъерошила мои волосы и ушла, оставив меня с ведром и тряпкой.
Я налил воды и, опустившись на колени, начал с дальнего края сцены. Время за монотонной работой шло быстро. Не знаю, приходилось ли тебе натирать подмостки. Эта работенка не делает различий между юношами и стариками, между здоровыми и немощными. С каждого берет свою суровую дань.
К тому времени, когда я дошел до середины, колени и щиколотки горели огнем. Вода и тряпка не пощадили и мои руки.
На улице грянул гром. В пустом зале любой звук усиливался многократно, и у меня над ухом словно ударили в барабан. Тут же по кровле тяжело застучал дождь.
Чудесно… Наша жизнь наполнена штормами и бурями, хотя детство не дало мне возможности усвоить этот урок. Ничего не изменишь – сколько раз суждено пройти ливню, столько раз он и прольется. Единственное, что в нашей власти, – научиться петь под дождем. Ведь, что ни делай, он все равно пойдет.
А петь меня никто не учил.
Буря набирала силу, дождевые потоки били в крышу с такой силой, словно желали затопить сцену.
Я уловил краем глаза какое-то движение в дальнем углу зала. Халим! С ним еще трое. Лицедеев среди них точно нет.
Тот, что по правую руку от хозяина театра, был сложен словно салюки – поджарая гончая. Кожа да кости, одежда висит как на вешалке. Наверное, мужчина и родился с таким лицом – длинным и заостренным, что еще больше делало его похожим на собаку. Его распущенные темные волосы, красноватые у корней, свободно ниспадали на плечи.
Хм… похоже, гость пользуется дешевой краской, скрывая преждевременную седину.
Второй человек, слева, похоже, всю жизнь ел за двоих. До невозможности толстый, чисто выбритый, на гладком черепе – ни волосинки. Жирные щеки подпирали глаза так, что те превратились в щелочки. Расстегнутый – явно не по размеру – жилет, из которого выкатывается испещренное шрамами и татуировками брюхо. Холщовые свободные штаны.
В основном, однако, мое внимание привлек третий человек, державшийся чуть сзади. Подстрижен аккуратно, черная борода, пышные, завитые на кончиках усы. Кожа цвета песка – слишком светлая для наших мест. Сложение у этого гостя было крепкое – видно, что не чурается тяжелой работы, однако и питается неплохо – не сказать, что сплошные мышцы.
Одежду усатый носил недешевую: дорогую шелковую рубашку насыщенного лавандового оттенка и штаны цвета утреннего безоблачного неба. На поясе – изогнутый кинжал с изысканной рукоятью, отделанной серебром и латунью. В самом основании рукоятки – сияющий рубин.
Больше всего меня поразили его глаза – ярко-желтые, какие бывают лишь у смертельно больных. Не человек, а волк, хотя волков мне видеть не доводилось. Усач обвел помещение медленным взглядом, и его глаза остановились на мне.
Пепел Брама… На плечи мне словно взвалили мешок с кирпичами да еще один запихнули в желудок. Я опустил глаза в дощатый пол сцены и с удвоенным рвением возобновил работу.
О чем они говорили, я не расслышал – слишком далеко. Однако с каждой секундой их голоса становились все громче. Группа приближалась ко мне.
– И что я буду иметь, Халим?
Кто это? Я на секундочку поднял взгляд. Ага, желтоглазый.
Халим слегка вздрогнул, избегая смотреть в лицо усачу, словно опасаясь того, что мог увидеть в его глазах.
– Например, репутацию.
Тот засмеялся, и его спутники захихикали в унисон.
– Репутация у меня имеется, причем неплохая.
Халим слабо улыбнулся:
– Мы говорим о разных вещах, Коли-эйя. Да, у тебя репутация сильного человека, однако же надеюсь, у нас ты заработаешь другую славу: тебя будут не бояться, а уважать.
Коли… Тот самый человек, что возглавляет одну из крупнейших банд в нашем квартале. Тот самый, который заставил Нишу стать воришкой, колотил мою подружку, превратив ее жизнь в ад. Довел девчонку до того, что та боялась даже своих друзей.
Во мне зашевелилась горячая злость. В животе словно закрутился клубок змей на тлеющих углях, и я стиснул зубы так, что заломило челюсти.
Я был молод, быстр и крепок. Пересечь сцену можно в два прыжка. Ничто не мешает мне броситься на этого человека. Нет, нельзя: слишком очевидный ход.
Но ведь не зря я столько лет наблюдал за лицедеями? Прикинусь безобидным ребенком, подберусь поближе, выдерну кинжал у него из-за пояса и…
Мы с Коли вновь встретились взглядами, и ко мне вернулось ощущение мешка с кирпичами на плечах. Я даже не отдавал себе отчета, что стою, уставившись на усача, и в тот миг понял о нем такое, что до сих пор хочу забыть.
Коли испытывал наслаждение от того, чем промышлял, и всей душой любил ощущение власти над другими. Обожал свое темное дело и был уверен – люди обязательно будут плясать под его дудку.
Не знаю, что бандит увидел во мне, но на его лице заиграла улыбка. Будто волк оскалился, предвкушая легкую добычу.
Если Халим и заметил наш обмен взглядами, то виду не подал, а просто продолжил говорить:
– Если ты станешь покровителем театра, Коли-эйя, твой образ в глазах народа станет более человечным.
– У меня нет нужды казаться человечным, Халим-сам. – Коли хлопнул хозяина театра по плечу и крепко его сжал. – Мне нужны деньги, уважение и страх. А если я вдруг кому-то еще и понравлюсь – что ж, прекрасно. В противном случае… – Он резко махнул рукой, прекращая бесцельный разговор.
По затылку Халима покатились крупные капли пота.
– Театр способен на многое, не только сделать тебе имя. Здесь крутятся деньги – пусть и не слишком большие, однако все может измениться. У меня большое здание, способное вместить немало народа. Необязательно использовать его только для постановки пьес.
Его слова заставили меня удивленно открыть рот.
Мальчишкой я знал мир куда хуже, чем сейчас, и, разумеется, не понял, на что именно намекал Халим. Знай я, к чему он ведет, – обязательно запротестовал бы, и все обернулось бы иначе.
Коли, задумавшись, провел пальцем по усам, затем растянул губы в плотоядной улыбке и подал хозяину театра руку.
– Похоже, я ошибался, Халим-сам. Это место и вправду нуждается в благодетеле. Кстати, заработать славу покровителя искусств не так уж и плохо. Люди любят театральные представления? Прекрасно. Помогу, чем сумею. А ты вспомнишь о моем поступке, когда придет время. Договорились?
Спина Халима напряглась, и он резко мотнул головой. Соглашается?
Коли с тем же волчьим оскалом повернулся к выходу, и тут в дальнем конце зала возникла мужская фигура.
С плеч незнакомца ниспадала просторная хламида алого цвета, словно ее замочили в чане со свежей кровью. Его лицо и одежда запылились, однако цвет хламиды нисколько не потускнел. Скорее всего, незваный гость был на декаду старше Халима – во всяком случае, его когда-то черные, спускающиеся ниже линии шеи волосы почти полностью окрасились сединой. А вот в короткой бороде не пробилось ни единого седого волоса. Несмотря на возраст, мужчина держался прямо, словно годы не взяли с него свою дань.
Я обратил внимание на высовывающийся из-за плеча незнакомца посох с вырезанной из черного камня и темного дерева рукоятью. Должно быть, пользуется им в качестве трости?
Долгая жизнь не наложила неизгладимого отпечатка на широкое лицо мужчины – щеки не обвисли, как бывает у стариков, хотя кожа с годами несколько потускнела. Мне показалось, что незнакомца когда-то вылепили из темной глины, а затем оставили застывать во дворе.
Халим и Коли внимательно изучили вошедшего и обменялись взглядами. Незнакомец неторопливо к ним присмотрелся и наконец обратился к Халиму:
– Это ты тот человек, который… – Не договорив, он обвел рукой театральный зал.
– Я, – кивнул Халим. – Это мой театр. Именно здесь ставят лучшие в Абхаре драмы и комедии.
Что касалось качества наших постановок, ни один из сильных мира сего не согласился бы с Халимом. Наша каста мешала нам прослыть даже неплохими исполнителями, не говоря уже о том, чтобы считаться лучшими. Знать в основном ориентировалась на те отзывы, что ходили в ее кругах. До респектабельной публики нам было не дотянуться.
Гость в хламиде пробормотал себе под нос, вроде бы и не заботясь, услышат ли его:
– О тебе много рассказывают. Говорят, у тебя в репертуаре такие пьесы, которые в театрах ставить не принято. Церковники их точно не одобряют.
Халим пожал плечами:
– Просто смотрим, чем дышит мир. Наверное, в наших постановках чуть больше творческого начала… Не буду врать: даруй мне шанс – и я его не упущу. Мы – Оскверненные, и порой эта каста дает нам преимущество. Мы находимся на самом дне – так что мнение о нас вряд ли может ухудшиться.
Халим не жаловался на судьбу, просто рассказывал о прописных истинах, определяющих жизнь театра.
– Я мог бы кое-что изменить. Для того и пришел. Твое имя хорошо известно в городе. Лишь принадлежность к низшей касте не дает тебе развлекать своими представлениями знатных вельмож и их детишек. Потому-то и надеюсь, что ты поможешь докопаться до сути гнетущей меня тайны.
Пришлый человек помолчал, словно обдумывая, как продолжить свою мысль.
– Знаешь, что это такое? – Он указал на несколько обернутых вокруг его предплечья плетеных шнуров. Все разного цвета: белый, желтый и серый. Мне показалось, что последний просто сильно выцвел – а вот каким он был раньше?
– Знаю, – кивнул Халим. – Однако не возьму в толк, для чего ты здесь.
– Я ищу никому не известную историю. Уповаю на то, что ты о ней знаешь. А если нет – надеюсь, мы вместе ее найдем. Понимаю, наш поиск займет время. Сколько бы я здесь ни оставался – ты можешь рассчитывать на мои услуги. Я готов приносить пользу твоим спектаклям. Знаешь, огонь, дым…
– Есть у меня и то и другое, – отмахнулся Халим и мотнул головой в мою сторону. – Помощник тоже имеется, хоть и не всегда делает, что ему велено.
Он уставился мне в глаза. Понятно… Чуть позже у нас состоится серьезный разговор о причинах, побудивших меня сегодня подняться наверх.
Я выдавил улыбку – самую что ни на есть невинную и очаровательную. Во всяком случае – попытался. Халим сурово нахмурился. Похоже, мастерство лицедея мне еще придется совершенствовать.
Незнакомец заставил Халима от меня отвернуться, положив руку ему на локоть.
– Я не о тех маленьких трюках, что способен сотворить твой мальчик. Пойми, у меня совсем другие возможности.
Все замолчали, и я подобрался ближе к краю сцены, откуда разговор было слышно гораздо лучше.
Пауза вышла по-настоящему театральной, когда чувствуешь: вот-вот произойдет нечто решительное, от чего у тебя отвалится челюсть. Например, случится резкий поворот сюжета или раскроется тайна.
Подобного поворота я пропустить никак не мог. Можно назвать мое поведение обычным любопытством подростка – хотя я до сих пор от этого недостатка не избавился – или свойственной каждому человеку любознательностью, однако я должен был все увидеть.
И мне никогда не забыть того, что произошло.
Коли вытянул руку и, схватив незнакомца за шиворот, толкнул его к своим подручным:
– Заберите отсюда этого идиота и дайте спокойно закончить важный разговор с Халимом! Лишние уши нам ни к чему. – Он вновь обернулся к хозяину театра: – Так или иначе, я намерен сегодня прийти с тобой к соглашению.
Глянув на толстого головореза, надежно удерживающего в своих объятиях человека в хламиде, Коли снял с пояса кинжал.
Не слышал, что сказал незнакомец, только видел, как сузились его глаза. Затем раздалось тихое бормотание, которое, должно быть, понял лишь толстяк. Во всяком случае, он развернул своего пленника и уперся глазами ему в лицо. Улыбочка у него была гадкая, словно у жабы.
Человек в хламиде поднял руку и вновь беззвучно зашевелил губами. В воздухе мелькнула искра, и на ладони незнакомца загорелся оранжевый язычок пламени.
Тогда он снова зашептал. Огонек вздрогнул и затрещал, будто готовясь погаснуть, однако невидимая сила поддерживала в нем жизнь. Маленький язычок словно взорвался, став размером с голову толстяка, и затрепетал на ладони незнакомца.
Шестеро находившихся в зале человек зачарованно смотрели на огненный шар.
Коли вытянул руку с кинжалом, направив его в спину волшебника, однако его кисть ощутимо тряслась.
– Давай коснись меня еще раз, и тогда огонь вспыхнет у тебя внутри. Обжигающий жар спалит тебя с потрохами. Ну, попробуй, сунься! – Человек в красном обернулся к Коли: – Один миг – и на тебя обрушится крыша! Твоя репутация серьезно пострадает после того, как я с тобой закончу!
Он перевел взгляд на третьего бандита и воздел руку вверх, будто пытаясь дотянуться до потолка. Снова зашептал. Каменные стены зашатались, вниз посыпалась пыль и какая-то труха, и каждая пылинка засияла, попав в луч утреннего солнца.
– Прочь!
По залу заметалось эхо, словно кричала одновременно сотня людей. Камни вновь содрогнулись – то ли от нечеловеческой мощи голоса незнакомца, то ли от взмаха его руки.
– Прочь отсюда, гули-валла, вонючие отбросы! – Он ткнул рукой в сторону выхода. – Забирай своих псов и уходи. Если не подчинишься, тебя настигнут такие мучения, что впредь испытаешь ужас при одном только упоминании о плетущих! – Он наклонился к Коли, по-прежнему удерживая на ладони пылающий шар: – Убирайся!
Коли и его подручные в напоминаниях не нуждались. Вся троица развернулась и бросилась к выходу.
Стены встали на место, огонь погас, а человек в хламиде устало ссутулился, словно бежал бегом весь день без пищи и воды.
– Ты хоть представляешь, чего мне будут стоить твои фокусы? – горько спросил Халим, ухватив незнакомца за локоть.
Тот грустно улыбнулся:
– Я спас тебя от людей, знакомство с которыми сулит тебе большие неприятности, иначе они от тебя не отстали бы. Поверь, подобных негодяев я встречал немало.
Халим, не отпуская пришельца, хорошенько встряхнул его:
– Мне были нужны эти деньги… Не мне – нам! – Он обвел рукой зрительный зал. – Я ни за что не стал бы якшаться с такими, как Коли, но деваться некуда.
– Я сделаю все, что в моих силах, и постараюсь возместить твой ущерб.
Халим приблизил лицо к незваному гостю, и они едва не коснулись друг друга носами. Глаза моего приемного отца сузились, по скулам забегали желваки.
– А у тебя и нет выбора, плетущий. Добро пожаловать в мой театр! Не вздумай причинить вред нашей семье и запятнать мою репутацию. Надеюсь, ты оправдаешь славу своего высокого искусства – и тогда у нас все будет хорошо. Джи-а?
Халим не собирался торговаться с незнакомцем, ибо сделка с Коли пошла псу под хвост, зато ясно дал понять: с сегодняшнего дня плетущий принят в театр и хозяин ожидает, что тот загладит вину.
Человек в хламиде протянул ему руку:
– Я – Маграб.
– Халим.
До рукопожатия мой друг и благодетель не снизошел.
– Посмотрим, может, все же удастся умилостивить Коли. Ради бога, не натвори тут дел, пока меня нет. Вернусь – покажу, где будешь спать, и ознакомлю с обязанностями.
Халим развернулся и вышел из зала.
