скачать книгу бесплатно
– Как? Да вот так. Почему? Потому. Правду знают лишь несколько человек, и им известны подробности, не упомянутые в книгах.
Я съел еще немного похлебки и, последовав примеру моей спутницы, допил последние капли шоколада. Напиток обдал горло чудесной смесью сладости и горечи.
Глаза Элойн вновь загорелись:
– Умный человек потому и умен, что понимает, когда злоупотреблять своим умом не стоит.
Я загадочно улыбнулся. Никогда не следует дразнить женщину – пользы не будет. Наоборот.
– Зачем выворачивать историю наизнанку, как это делаешь ты? Одна и та же легенда в разных устах рисует тебя то негодяем, то героем. Предание пережило столько изменений, что люди уже не понимают, верить ему или нет, хотя… – Она обвела рукой зал. – Амир идет на Севинтер. Со всех концов света поступают слухи о набегах Шаен. Шаен! Сказания становятся былью, мирные хутора и деревни превращаются в покрытые снегом обледенелые пепелища – и это в разгар весны! Чему вообще можно верить?
Оттолкнув миску, я бросил на Элойн спокойный и уверенный взгляд:
– Надо верить в то, во что хочется верить. В том все и дело. Поэтому я позволяю сказанию жить своей жизнью, слегка подправляя его, когда и где мне требуется. Бывает, легенду расскажет не тот человек и не так, как нужно, и она обретает новые повороты. История живет и меняется, и каждый раз в ней возникает новая правда. Некоторые подробности неверны – что ж, просто страдает точность изложения, и только.
– Тебе не кажется, что не следует столь бесцеремонно обращаться с историей, которая дорога твоему народу? – возмущенно выгнула бровь Элойн.
– Моему народу? – повторил я, уставившись на нее немигающим взглядом.
– Посмотрись в зеркало. Впрочем, дело не только во внешности. – Элойн нахмурилась, пристально изучая мое лицо. – Достаточно услышать, как ты рассказываешь предание. Когда ты говоришь – содрогается воздух, искривляется пространство. В твоем голосе слышится настоящая магия – а это дар Рума, второго народа, что пришел в наш мир. Рума – люди, родившиеся из огня и далекого эха первых людей. Вы сидели в поисках тепла вокруг первобытных костров и, прислушиваясь к голосам далеких предков, сплетали звуки древнего мира в истории. Вы были первыми сказителями.
Я попытался сглотнуть и не смог – так пересохло во рту.
– Где ты этого наслушалась? Откуда знаешь о Рума?
Элойн погрозила мне пальцем:
– Не твоя очередь спрашивать. Боги все слышат: ты уже задал мне достаточно вопросов. Теперь я спрашиваю – ты отвечаешь. Ты обещал, в конце-то концов!
Я хотел ей напомнить, что соглашался на некоторые условия, а вот обещать ничего не обещал. Впрочем, моя тактика – не вываливать все разом – сослужила хорошую службу: чем дольше мы с Элойн говорили, тем больше я о ней узнавал.
Допустим, я уже догадался, что моя спутница умела управлять редкой породой лошадей с далекого востока. Ее одежда и манеры рассказали мне о некоторых талантах, подобных которым я в жизни не видывал, а это говорило о многом. Элойн хотя бы частично знала правду обо мне и кое-что понимала о моем народе.
Странно и крайне неожиданно… Теперь я мог держать пари, что певица – не просто заурядная, хоть и прекрасная странница, выступающая в тавернах за кров и еду. Здесь было нечто другое.
Я страстно желал узнать, что именно. Хотел ее постигнуть – от завитков черных волос на макушке до кончиков ногтей на ногах – и сам не мог объяснить себе причину подобного интереса. Наверное, подсознательная тяга. Похоже, мы с Элойн были связаны, как связаны луна и солнце, которые, нескончаемо сменяя друг друга на небосклоне, в то же время не делят его между собой.
Впрочем, бывают мгновения, когда они сближаются настолько, что друг друга перекрывают. Вряд ли эти краткие встречи доставляют им удовольствие.
Меня вдруг осенило, как каждый из нас может спокойно получить желаемое, и я задвинул философские соображения подальше.
– Хорошо. Я расскажу тебе все, хотя пока не знаю, с чего начать.
– Разве может сказитель сомневаться, с чего начать сказание? – усмехнулась она, и в ее голосе прозвучал упрек.
– Я провел долгие годы, кропотливо создавая разные варианты своей истории, и добился, что любые два собеседника обязательно усомнятся в версии друг друга. Столько лет, столько маленьких обманов… Ладно. Пожалуй, я все же знаю, как размотать клубок, но… – Я сделал паузу, бросив на собеседницу многозначительный взгляд.
– Но… – с нажимом повторила она, словно прочитав мои мысли, – ты хочешь получить что-то взамен. – Поставив подбородок на сжатые кулачки, Элойн поглядела на меня, невинно хлопая ресницами. – Что же я могу тебе дать? Чего может попросить сказитель у обычной девушки? Каковы его тревоги? Попробую догадаться. Неужели тебя интересует история моей жизни? – Словно удивившись собственной догадке, она насмешливо распахнула глаза. – Прекрасный обмен, лучше не придумаешь.
Наклонившись к Элойн, я ощутил запахи сандалового дерева и можжевельника, хотя любые ароматы должен был смыть недавний дождь. Она смущенно отпрянула:
– Это будет довольно грустный рассказ, пожалуй – даже трагический. Не те байки, что принято травить в тавернах. Знай ты, о чем я говорю, – вряд ли тебе захотелось бы его услышать.
Губы Элойн изогнулись в печальной улыбке, и меня словно кольнули иглой в самое сердце. Впрочем, бесстрастное выражение лица я сохранил без труда.
– Позволь твоему слушателю самому судить, какие истории ему по нраву. А потом, – тяжело обронил я, – кто сказал, что повесть моей жизни менее трагична?
Элойн слегка оживилась и пристально глянула мне в глаза.
Ответить она не успела – у нашего стола вновь возник трактирщик и навис над нами неподвижно, словно статуя. Наконец одна из его рук ожила, и он вопросительно потер пальцами.
Я сделал медленный вдох, свернув материю разума, однако грани восприятия пока оставались пустыми.
– Сколько?
– Шоколад нынче недешев, – невозмутимо заявил хозяин таверны.
Я кивнул.
Мужчина задумчиво поскреб подбородок, разглядывая то меня, то мою спутницу, на которой задержал взгляд надолго. Наконец повернулся ко мне:
– Тушеное мясо я приготовил из остатков, и все же получилось отличное блюдо. А хорошее мясо тоже дорого. – Он потихоньку прощупывал меня, полагая, что хитрость сойдет ему с рук. – Значит, на круг получается двадцать оловянных битов.
Он еще не договорил, а я уже твердо поднял руку:
– Насколько я помню историю Этайнии, вода здесь всегда подается бесплатно. Солюс обещал Антуану, что тот никогда не испытает жажды, и его обещание относится не только к этайнианцам. Солюс имел в виду каждого странника, пересекающего границу страны. Да не пересохнет твой язык, говорил он.
Трактирщик ощетинился и все же смолчал.
– Шоколад стоит пять битов за десять долек, то есть десять граммов. Так? – Я не стал дожидаться его ответа. – Не думай, я много странствовал с торговцами и кухню эту знаю превосходно. Для двух кружек ты и близко десяти долек не использовал. Мясо? Мясо неплохое, спору нет. Однако остатки – они и есть остатки. Специально для нас ты их не готовил – посетителей у тебя больше не было. Десять битов за все про все, и это неслыханная щедрость.
Глаза трактирщика превратились в узенькие щелочки, лоб пошел хмурыми складками. Челюсть его напряглась, и взгляда он от меня не отвел. Впечатляюще, однако меня подобными гримасами не испугаешь.
Через мгновение он вздохнул и протянул руку.
В кошель я не полез – вручил хозяину бронзовую септу. Люди порой странно реагируют на иностранные деньги, а местной валюты, кроме полученного от Дэннила гонорара, в кошеле у меня сегодня не было.
Глаза вымогателя загорелись, и он выхватил у меня монету.
Я чувствовал, как щелкают счеты в его голове.
– Очевидно, что я не из ваших краев, и все же должен тебя предостеречь: я знаю не только цену шоколада и мяса. Сьета?
Трактирщик скрипнул зубами, однако ответил почтительным кивком.
– Сьета.
Вытащив кошель, он выудил мелочь и, поджав губы, небрежно швырнул на стол десять оловянных битов. Зачерпнул еще горсть и еще, пока шестьдесят монет не усеяли всю поверхность столешницы.
– Дисфра э коми, баша…
Трактирщик затянул горловину денежного мешочка и ушел, всем своим видом показывая, что возвращаться к нам более не намерен.
– Можно было сократить счет еще больше, – воинственно заявила Элойн. Таким голосом легко снять стружку с деревянного стола.
– Ты поняла, что он сказал?
Я уловил смысл лишь одного слова из реплики хозяина заведения. Путешествовать мне приходилось немало, однако я никогда не ставил себе цель изучить этайнианский, поскольку местные жители прекрасно владели универсальным языком торговцев.
– Приятного аппетита, поганцы, – мрачно перевела Элойн.
– Ты ведь не этайнианка, – задумчиво сказал я и, собрав монеты, опустил их в карман плаща.
– Кто тебе сказал? – усмехнулась она, окинув меня холодным оценивающим взглядом.
– Нет, ты, конечно, можешь сойти за местную, однако смуглость – еще не доказательство происхождения. Мы оба не из Этайнии, и даже не из соседних с ней стран. Я знаю, где мои корни, а ты?
Элойн одарила меня сладкой улыбкой, по сравнению с которой горячий шоколад показался бы невыносимо горьким.
Я вздохнул и, признавая поражение, поднял вверх руки.
– Отлично. Раз так – давай вернемся к нашему разговору. Меняю свою историю на твою.
– Так ты предлагаешь начать с меня? – с притворным удивлением осведомилась Элойн.
Сыграла целую пантомиму, прижав руку к груди, и я невольно перевел взгляд с ее лица на шею. Во впадинке между ключицами скопилось несколько капель дождевой воды, сияя в свете свечей подобно драгоценному камню.
– Именно так, – плутовато ухмыльнулся я.
Знакомое представление… Впрочем, на этот раз я предпочел бы не говорить, а слушать.
– Не сомневайся, моя история тебя поразит.
– Только сам дьявол может так поступить с бедной женщиной.
– Ты ведь слышала легенды? Некоторые из них так и говорят: Ари – дьявол.
Я изобразил волчий оскал, и моя спутница опустила уголки губ книзу, явно стараясь не расхохотаться. Ее глаза сверкнули, и твердый локоток воткнулся мне под ребра.
– Ты прекрасно знаешь, что я знакома далеко не со всеми вариантами. А те, что помню, представляют тебя не с лучшей стороны. Например – рассказ о том, как ты получил вот это. – Она указала на мой плащ и зажала складку материи между пальцами. – Вроде бы он еще сырой после дождя, однако почему у меня на руке не осталось ни капли влаги?
– Стало быть, ты желаешь, чтобы я начал именно с плаща? – поддразнил я ее. – Хочешь знать, как он мне достался? Что ж, этот рассказ позволит многое понять о моей жизни, но далеко не все. – Я пожевал губами и поднял взгляд к потолку. Сделал паузу. Пусть немного позлится.
– С начала, пожалуйста.
Элойн запрыгала на стуле, словно ребенок, предвкушающий длинную увлекательную сказку. Сказку о моем прошлом.
У меня слегка потеплело на душе.
Каждый желает, чтобы его рассказ был не пустым звуком. Для этого требуется хороший, внимательный слушатель, который будет ахать и охать в самых важных местах. Нужно кое-что еще: условный собеседник не должен осуждать ваши грехи, особенно если те переходят допустимую грань.
Именно такого слушателя я надеялся найти в лице Элойн.
– Что ж, прекрасно. С начала – значит, с начала. Позволишь мне собраться с мыслями?
Я уставился вдаль, однако не преминул лукаво покоситься на свою спутницу, и та усмехнулась:
– Сколько я слышала подобных просьб! Вот только последующий рассказ оказывался уж совсем куцым, во всяком случае – на мой взгляд. – По ее лицу расплылась озорная улыбка. – На этот раз надеюсь, что твоя история будет длинной и занимательной.
Мои щеки невольно запылали.
Негоже великому сказителю терять самообладание. Я откашлялся и сложил материю разума – сперва в два раза, а затем в четыре. Каждая грань восприятия пока оставалась девственно чистой, словно новенький холст, установленный на мольберт живописца. Идеальное пространство, которое можно расцветить любыми красками, будь то история жизни или твердая вера, что позволит преобразить окружающую действительность.
В моем случае следовало запечатлеть на каждой грани другое место и другое время. Место, ни в каком смысле не сравнимое с Этайнией. Место, которое я мог назвать домом.
Двери таверны с треском распахнулись, и на пороге появилась троица. Похоже, вновь прибывшие не ведали другого занятия, кроме как травить невинных. В центре стояла медленно приближающаяся к среднему возрасту женщина, подле нее – двое мужчин в кольчугах и белых, ниспадающих с плеч длинных плащах с узором. Золотые зазубренные кольца – символ солнца.
Пастыри…
Я тяжело сглотнул и отвернулся, продолжая незаметно посматривать в их сторону. Лицо женщины – жесткое, острое, угловатое, словно вырезали из камня. От него так и веяло холодом.
На ней было длинное бурое пальто и кожаные штаны оттенка свежих оливок, на бедре – притянувший мой взгляд клинок. Тонкая рукоять, причудливо изогнутая гарда. Меч для знати или для высших чинов.
Я нахмурился. Пастыри – церковные воины Этайнии, поклявшиеся служить высшим религиозным органам до последнего. Своих обетов они придерживались неукоснительно. Прикажи им церковный деятель сжечь человека заживо – сожгут и не задумаются, а Господь потом разберется. Подобные безжалостные фанатики представляли собой идеальный инструмент террора, поддерживающий теократический режим Этайнии.
– Боюсь, с рассказом по очевидным причинам придется повременить, – прошептал я, склонившись к уху Элойн. – Мне бы не хотелось, чтобы эти люди поняли, кто перед ними сидит. – Я печально усмехнулся и тут же помрачнел, взглянув в лицо моей прекрасной спутницы.
Элойн застыла на месте, приоткрыв рот и широко распахнув глаза. У нее на шее выступили крупные капли пота.
– Им нет никакого дела до того, кто ты есть и кем был…
Она судорожно вздохнула, склонилась над своей миской и, словно невзначай, прикрыла лицо рукой, опершись локтем о стол. Просто усталая странница, которая вдруг почувствовала себя неважно.
Я понял ее молчаливый намек и придвинулся ближе. В жилах у меня закипела кровь, и плащ взметнулся, отвечая на мое душевное состояние. Раскинув руки, я прикрыл Элойн и притянул ее к себе.
– Надеюсь, это не слишком большая вольность с моей стороны?
– Надеюсь, твоя дерзость не перейдет границ.
Ее голос дрогнул, а огонь, до того горевший в глазах, погас, и взгляд стал холодным, отстраненным.
– Трактирщик! – окликнула женщина хозяина постоялого двора.
Ну и голос… Словно острым железом по льду. Жесткий, решительный тон. Так может говорить лишь человек, облеченный абсолютной властью.
Трактирщик засуетился и, пробормотав вполголоса проклятие, замер на месте, однако уже в следующий миг взял себя в руки.
– О блюстительница Правосудия…
