скачать книгу бесплатно
– Будем искать еще.
– Ищите еще. Фрэнк встал.
– У вас нездоровый цвет лица.
– Это предупреждение об отставке?
– Наоборот. Хочу поделиться секретом одной диеты. Тринадцать часов. Один раз в сутки у вас обязательно должно проходить тринадцать часов между приемами пищи. Легче всего это устроить между вечерним и утренним. Поужинали в восемь – завтракайте не раньше девяти, понятно?
Фрэнк вышел, собрав бумаги. Он знал точно: мистер Шеддер никогда ничего не говорит просто так. Упоминание о диете в конце разговора – это намек. На что?
Что-то резко нужно поменять в работе.
Глава одиннадцатая
Великолепная семерка
г. Североморск, квартира вице-адмирала Усачева
Хозяин квартиры, подтянутый, аккуратно подстриженный человек с суровым умным лицом, сидел с ногами в кресле и с отвращением смотрел хоккей по телевизору. У адмирала были неприятности, связанные не только и не столько с хоккеем, но в данную минуту его мучила именно безобразная игра отечественной команды, проигрывающей сборной Латвии.
В комнату вошла жена с телефонной трубкой в руках.
– Саша, тебя.
Адмирал взял трубку и заорал:
– Да ты будешь играть или нет, урод? – И уже деловым тоном: – Слушаю вас.
На том конце напомнили о назначенной встрече и о звонке из Москвы, благодаря которому данная встреча могла быть назначена. Настроение адмирала сделалось еще хуже. И бесило больше всего то, что от разговора отвертеться ни за что не удастся. Не пошлешь этот вкрадчивый голосок, отвратительный своей вежливой уверенностью, что все будет так, как ему, голоску, надо.
– Приезжайте!
Выяснилось, что разговаривать придется не дома, а прямо в расположении части, у места швартовки атомных подводных лодок. Нужно заказать пропуска обоих видов, а для начала записать номер джипа, на котором приедут настырные «москвичи».
Да кто ты такой, спросил про себя адмирал, но потом в его сознании всплыли детали московского звонка, и он вскочил из кресла. Хоть одна приятная сторона у этого позора – не надо досматривать жуткий хоккей.
Всю дорогу до места встречи Усачев проклинал жизнь и себя, так бездарно поддавшегося ее течению. Ведь не хотел он идти в мэры города, не его это дело. Человек должен правильно понимать свое место в мире, и боевой офицер никогда не станет хорошим управленцем. Вдоволь насмотрелась уже страна на генералов-адмиралов – народных избранников.
Ветер швырял хлопья шершавого снега в окна «Волги», водитель, носивший то же имя, что и адмирал, – Саша сидел ни жив ни мертв, чувствуя настроение начальства.
Уговорили же доброхоты Усачева только потому, что в соперники стал прорываться некто Чбисидзе, местный торговый король. Говорили, грек, но «по маме» грузин. Не мог северный флот сдать позиции на этом участке. «Что ж мы, черные бушлаты, – все уступим черным рожам?» В неофициальной обстановке то и дело возникали такие разговоры. И он повелся. Обещали столичную подмогу. Прислали, правда, пару веселых ловких ребят. И теперь вот одного отзывают.
– Саша, затормози на углу, подхватим человека. Человек подхватился легко и быстро.
– Моя фамилия Шварц.
– Шварц?!
– А что, не похож?
– Да нет, вы меня простите, садится к вам в машину человек и так вот сразу – Шварц! А за окном черным-черно!
Адмирал сам понимал, что говорит странные вещи. Ну и черт с ним, с этим Шварцем, пусть думает что хочет.
Сзади за «Волгой» пристроился громадный внедорожник.
– С вами уже говорили?
– Да. Говорили.
– Условия вас устраивают?
– Да, еще бы. Конечно, устраивают.
Какие-то непонятные люди в столице решили выкупить из предвыборной команды адмирала Усачева одно из его «золотых перьев». Некоего Артема Владиславлева. До выборов оставалась целая неделя, Артем этот, может быть, еще и пригодился бы, но, по доходившим до адмирала слухам, вел он себя не лучшим образом. «Во вред пользе», как сказал один из старых мичманов. После того как люди противника – этого полугрека – совершили несколько хамских налетов на гостиницу, где поселили «москвичей», тех перебросили на одну из подводных лодок, куда, как справедливо считали в штабе адмирала, никакие полугреки добраться не смогут. А там и банька, и кухня своя, и спиртиком можно разжиться после умственного трудового дня. Так вот этот Владиславлев вместо того, чтобы выдумывать слоганы к листовкам и плакатам в честь адмирала-североморца, начал писать гимны для подводных лодок, что приводило матросов в восторг. Его слова они тут же клали на музыку. Так были написаны гимны «Барса», «Тигра», «Леопарда». Лучше всех вышел последний: «Леопард не ходит в стае». Между тем по всем опросам изобретательный инородец все еще держался со своим рейтингом вблизи народного адмирала. А тут звонок из Москвы – отдайте Владиславлева, взамен – столько-то тысяч!
Да пусть летит хоть к чертовой матери!
В самый момент сделки вице-адмирал лишний раз убедился, что совершает правильный ход. Получив в руки дипломат с пачками американских денег, он увидел, как четверо матросов несут по сходням гимнотворца, а тот размахивает руками, будто хочет вступить в диалог с крепнущей пургой, насылаемой черным небом, и шепчет: «И кричала в дежурке: он не умер, он спит! И пила из мензурки неразбавленный спирт».
Матросы со слезами на глазах передали тело Артема Владиславлева на кожаные руки мужчин из внедорожника. Произошла погрузка. Шварц поблагодарил адмирала, и этот идиотский, с точки зрения Усачева, эпизод закончился.
Чего только не бывает во время предвыборной кампании.
Толкотня машин при выезде с Тверского бульвара на Тверскую улицу. Моросит дождишко со снегом, разгораются разноцветные огни городской иллюминации, дергающиеся механические дворники стараются отогнать их как мелкое надоевшее наваждение. Петляя между влажными капотами, перемещается с завидной для инвалида ловкостью парнишка лет пятнадцати. В руках у него пачка дорогих журналов в полиэтиленовой упаковке. Иногда стеклянная дверца опускается и из хорошо пахнущей тьмы салона высовывается заинтересовавшаяся рука.
Нет, «Додж» ничего не взял, и «Пежо» тоже. А вот тут, кажется, наклевывается какой-то полезный контакт.
В этот момент переключается светофор. Открывается задняя дверь одной из иномарок, и торговца мокрым печатным товаром быстро и цепко втаскивают внутрь.
Похищение инвалида. Прямо посреди города. Посреди центра города.
– Будешь вести себя правильно – заплатим за все твои журналы.
Парень хоть бит жизнью, но не трус. Осматривается. Впереди только гранитный затылок. Справа тоже что-то неулыбчивое. Это не розыгрыш.
– Что надо?
– Где сейчас Чайник?
Машина движется в сторону «Националя». Судя по тому, как рука сидящего справа сжимает предплечье инвалида, думать дольше, чем до Библиотеки, не дадут. Убить, конечно, не убьют.
– Где сейчас сидит Чайник? Я знаю, что ты знаешь. Не скажешь – выкинем где-нибудь возле мусорных баков, будешь ходить еще хуже.
– Только у меня условие.
Водитель даже кашлянул от неожиданности.
– У тебя условие?
– Два. Ни Чайнику, ни этим братьям, особенно Вегену, не говорите, что это я, ладно? И отвезите сразу же на место, на Тверской. Плохо, если меня там долго не будут видеть.
– Денег дать?
Инвалид вздохнул, почти всхлипнул:
– Нет, опасно, раскумекают.
– Что, обыскивают?
– Еще как. Даже в заднице смотрят.
– Ну, как хочешь.
Через час помощник Кирилла Капустина Петров вместе с двумя телохранителями быстро шел по длинному перрону Ленинградского вокзала – все дальше от здания, от огней. Сочно пахло угольной сыростью, мокрым железом и прочей железнодорожной спецификой. Блестели влажные рельсы, проскальзывали невразумительные люди с чемоданчиками и поднятыми воротниками. Королевство со своими законами.
– Здесь, – сказал один из охранников в черном плаще – тот, что сидел за рулем.
«Здесь» представляло собой старый вагон, загнанный наполовину под железный навес. Признаков жизни он, на первый невнимательный взгляд, не подавал. Петров обошел его с торца, неуверенно сплевывая. Все же странно ему было, что кампания по выборам президента России начинается с такого непрезентабельного, даже противозаконного на вид места.
– Я забыл, как стучать, – сказал водитель, рассматривая свой кулак с перстнем. – Два раза, а потом три или наоборот?
– Стучи как хочешь и сколько хочешь, пусть сами разбираются, что им желательно услышать, – ответил Петров неожиданно тонким для своей комплекции голосом.
Вагон был жилой. И даже, можно сказать, слишком жилой. Очень густо и издавна спрессованная жизнь давала такой дух, что господину Петрову и его помощникам приходилось зажимать носы черными кожаными пальцами. А тут еще не наступи ни на кого в тусклом полумраке: под ногами шевелилась, стонала и сморкалась какая-то бесконечная инвалидная, собиравшаяся сюда на ночь со всего Восточного округа.
Так до середины вагона. Потом стальная дверь, а за нею – местная хорома. Наверное, тут раньше был вагон-ресторан. Освещено нормально, хотя тоже по-поездному, с тоскливой тусклинкой. Два дивана, стол, накрытый скатертью, и графин воды. За столом два довольно молодых кавказца. Один толстый, улыбающийся, второй скрюченный от своих подозрений, злой.
Петров, не садясь, объяснил, в чем дело.
– Нет, Чайника так отпустить нельзя. Он нам должен, – сказал старший.
– Отрабатывает, – сказал младший.
– Отрабатывает? – удивился Петров.
Его подвели к окошку в стене, через которое можно было рассмотреть еще одно помещение, где на довольно большом канцелярском столе лежали картонки, кисточки и стояли банки с краской.
– Что он делает? – обернулся Петров к кавказцам.
– Пишет жалостливые объявы. Мама умерла – подайте, здоровья лишился – помогите!
– А, – гость понимающе закивал. – Не может старый конь без борозды. И что, помогает? Есть результат?
Кавказцы переглянулись: похоже, у них выпытывают их производственную тайну.
– Есть маленький навар. Женщины, что с его картонками ходят, приносят больше, – буркнул младший.
– И инвалиды тоже. Детей учит, как плакать, где грязь размазать.
– И когда он отдаст вам свой долг?
Старший мечтательно посмотрел в угол вагона и промолчал.
– Год! – решительно сказал младший.
– А выкупить долг можно?
Очень скоро все четверо ехали по моросящей Москве в сторону Замоскворечья. Чайник – в нормальной жизни Бладилин Иван Сергеевич, трезвый, грустный, смотрел в окошко. Он вообще мало пил, в отличие от большинства безногих.
– Зря ты, Петруша, меня домой везешь.
– Почему?
– Все равно ведь сбегу.
– Наташку порадуй, она ж тебя любит, и малышки любят. Чего тебя на улицу тянет, да еще к таким упырям.
– Не к упырям, а к народу, к настоящему делу, братишка.
Петров самодовольно усмехнулся:
– Так вот, могу с тобой поспорить на какие хочешь бабки: в ближайшие полгода никуда ты не сбежишь.
Бладилин встрепенулся:
– Неужели?!
– Да, да, и ты в команде.
Когда машина остановилась у дорогого дома с роскошными стеклопакетами в окнах и будкой спецвохры, Петров позвонил наверх и сообщил радостную новость.
– Что ж, пока жена бежит сюда к тебе навстречу, скажи мне, отчего у тебя такая кличка неуважительная – Чайник? Тебя, я заметил, ценят даже там, на дне дна.
– Это очень легко объясняется. Чайник, в моем случае, это не Самовар, понял? Самовар – это когда ни рук, ни ног, а у меня ручки-то вот они, помнят работу ручки-то.
Тут сверху, из квартиры, спустилась Наташа – крупная молодая женщина в роскошном халате и с распущенными волосами. Отказавшись от помощи людей Петрова, она сама подхватила мужа на руки и понесла в дом мимо привычно зевающих консьержей, приговаривая что-то вроде: «Ты мой маленький, Ванечка любименький, где ты катался, где скрывался?»
Приняв два доклада – от Шварца и Петрова, – начальник службы безопасности потянулся в кресле всем длинным сильным телом. Он любил эту ситуацию – ситуацию нарастания, когда еще почти ничего не просматривается над горизонтом обычного течения событий, но ему-то уже известно: мир сделался немного другим и будет меняться в нужную сторону.
«Пожалуй, сегодня можно было бы нанести еще один штришок на новое полотно. Где там у нас господин кандидат? Кушают чай после бассейна?»
– Что это? – спросил Андрей Андреевич, когда Капустин протянул ему телефонную трубку.
– Телефон с уже набранным номером.
– Каким это?
