скачать книгу бесплатно
В опровержение доводов Уингса о нанесенном ему ущербе – эмоциональном и физическом – я привел доводы экспертов. К примеру, известно ли вам, что в Огайо живет человек, который отлично водит машину с одним глазом? Почти во всех штатах людям разрешено водить машину и даже мотоцикл, пока второй глаз в норме? И что при определенных условиях термин «слепое пятно» некорректен?
После того как судья вынес решение в нашу пользу, я проводил Сельму и ее ассистентку к лифту в здании суда.
– Ну, – сказала ассистентка, – все хорошо, что хорошо кончается.
Я посмотрел на Сельму, которая проспала бо?льшую часть процесса, и ответил:
– Все игра и забава, пока кто-нибудь не потеряет глаз. Пожалуйста, передайте мои поздравления с победой в суде миссис Фрак, – и поскакал вниз по лестнице, радостно потрясая в воздухе кулаком.
У меня стопроцентный успех во всех делах.
Не беда, что пока было всего одно.
В противовес распространенному мнению чернила на моей адвокатской лицензии уже не находятся в процессе высыхания.
На ней сохнет соус от пиццы.
Но это закономерная случайность. Раз уж мой офис находится над пиццерией и сама Мама Спатакопоулос изо дня в день преграждает мне путь вверх по лестнице, чтобы сунуть в руки тарелку со спагетти или кусок пирога с грибами и луком, а отказываться от ее угощения было бы откровенной грубостью. Прибавьте к этому, что я не могу позволить себе нормальное питание, и отвергать еду, которую мне дают бесплатно, просто глупо. Ну и еще недальновидно было с моей стороны хватать что попало из стопки бумаг на столе и использовать в качестве салфетки, хотя шансы, что под руку попадется именно моя адвокатская лицензия, а не счет из китайского ресторана за еду, взятую навынос, были невелики.
Если какой-нибудь новый клиент пожелает взглянуть на мой адвокатский сертификат, я скажу, что сдал его в багетную мастерскую и жду, когда он будет вставлен в рамку.
Естественно, как только я вхожу, Мама С. встречает меня с кальцоне:
– Вам нужно надевать шапку, Оливер.
Волосы у меня еще мокрые после душа, принятого в раздевалке старшей школы. На них появился иней.
– Вы же позаботитесь обо мне, если я схвачу пневмонию? – отшучиваюсь я.
Она смеется и сует мне коробку. Я взбегаю по ступенькам и слышу бешеный лай Тора. Приоткрываю дверь, чтобы пес не вылетел наружу, и говорю:
– Уймись. Меня не было всего четверть часа, – но он бросается на меня всем своим весом в двенадцать фунтов.
Тор – маленький пудель, правда совсем не любит, когда его называют пуделем. Только услышит это слово, сразу рычит. И кто его станет за это винить? Какому псу охота быть пуделем? По-моему, так пудели могут быть только женского пола.
Я стараюсь ради него как могу. Дал ему имя великого воина. Позволяю отращивать шерсть, но, вместо того чтобы быть меньше похожим на бабу, он напоминает швабру.
Беру Тора под мышку, как футбольный мяч, и тут замечаю, что весь мой кабинет засыпан перьями.
– О черт! Что ты сделал, Тор? – Поставив пса на пол, я оцениваю взглядом разрушения. – Отлично! Спасибо тебе, могучий пес-охранник, за то, что защитил меня от моей чертовой подушки.
Я достаю из шкафа пылесос и начинаю затягивать в него перья. Сам виноват, знаю, – не убрал постель, прежде чем выбежать из дому. В настоящее время рабочий кабинет служит мне и жилищем. Это не навсегда, конечно, но вы же знаете, как дорого платить за офис и квартиру. К тому же здесь можно каждый день забегать в старшую школу: сторож там добряк и позволяет мне пользоваться душевой в раздевалке спортзала как своей собственной. Он получал от меня бесплатные советы, когда разводился, и это его благодарность.
Обычно я складываю одеяло и вместе с подушкой сую его в гардероб, а маленький тринадцатидюймовый телевизор прячу во вместительный пустой шкаф для папок. В результате, если ко мне вдруг занесет клиента, желающего воспользоваться моими услугами, у него не создастся впечатление, что я неудачник.
Просто я недавно в этом городе. Вот почему бо?льшую часть времени вместо юридической практики я раскладываю скрепки на столе.
Семь лет назад я окончил Вермонтский университет с дипломом по английскому языку. Поделюсь с вами житейской мудростью, если вам интересно: нельзя заниматься английским языком в реальном мире. Какими навыками я обладал на самом деле? Мог прочитать книгу быстрее всех? Написать туманное эссе с анализом гомоэротических подтекстов в сонетах Шекспира?
Да, все это плюс полтора доллара обеспечат вам чашку кофе.
Так я пришел к выводу, что мне пора кончать с теоретической жизнью и начинать физическую. Я откликнулся на рекламное объявление в «Бёрлингтон фри пресс» и пошел в ученики к кузнецу, который подковывает лошадей. Я ездил по деревням и изучал, какой ход для лошади нормальный, а какой нет. Учился обрабатывать копыта ослам, ковать и прибивать подковы гвоздями к лошадиным копытам, опиливать их и наблюдать, чтобы животное снова шло нормально.
Мне нравилась эта работа. Приятно было чувствовать, как лошадь приваливается к моему плечу, когда я сгибаю ее ногу, чтобы осмотреть копыто. Но через четыре года наскучило. В школу права я поступил по той же причине, по которой все идут учиться на юристов: не представлял, чем еще могу заняться.
Я буду хорошим адвокатом. Может быть, даже великим. Но вот он я, мне двадцать восемь, и мой тайный страх – превратиться еще в одного парня, который всю жизнь тратит на зарабатывание денег делом, которое никогда по-настоящему не любил.
Только я поставил пылесос обратно в шкаф, раздается робкий стук в дверь. За ней стоит мужчина в комбинезоне и мнет в руках черную шерстяную шапку. От него разит дымом.
– Чем могу помочь? – спрашиваю я.
– Мне нужен адвокат.
– Это я.
Тор на диване глухо урчит. Я бросаю на него недовольный взгляд. Если он начнет распугивать моих потенциальных клиентов, я останусь без крыши над головой.
– Правда? – Мужчина всматривается в меня. – Вы что-то слишком молоды для адвоката.
– Мне двадцать восемь. Хотите взглянуть на мои водительские права?
– Нет-нет, – отвечает посетитель. – У меня… гм… проблема.
Я жестом приглашаю его в кабинет и закрываю дверь.
– Может быть, вы присядете, мистер?..
– Эш, – отвечает посетитель, устраиваясь. – Гомер Эш. Я сегодня жег сухую траву на заднем дворе, огонь вышел из-под контроля. – Он смотрит на меня, а я сажусь за стол. – И типа спалил соседский дом.
– Типа? Или спалил?
– Спалил. – Мистер Эш выпячивает подбородок. – Хотя у меня было разрешение на пал травы.
– Отлично. – Я записываю в блокноте: «ИМЕЛ ЛИЦЕНЗИЮ НА ПАЛ ТРАВЫ». – Кто-нибудь пострадал?
– Нет. Соседи там больше не живут. Построили другой дом за полем. Этот по большому счету использовали как сарай. Сосед клянется, что сдерет с меня каждый пенни, потраченный на этот дом. Вот почему я и пришел. Из всех адвокатов, к кому я обращался, вы первый, кто работает в воскресенье.
– Верно. Ну… Мне придется провести небольшое расследование, прежде чем я возьмусь за ваше дело, – говорю я, а про себя думаю: «Он сжег дом соседа. Никаких шансов на победу».
Эш достает из внутреннего кармана комбинезона фотографию и толкает ее ко мне через стол:
– Взгляните, вот эта халупа – на заднем плане, за моей женой. Сосед говорит, я должен заплатить ему двадцать пять тысяч долларов.
Я бросаю беглый взгляд на снимок. Назвать это сооружение сараем – неприкрытая лесть. По мне, так это лачуга.
– Мистер Эш, – говорю я, – думаю, мы определенно сможем снизить эту сумму до пятнадцати.
Джейкоб
Вот все причины, почему я ненавижу Марка, парня, который появился у Джесс в прошлом сентябре.
1. Иногда она плачет из-за него.
2. Однажды я заметил синяки у нее на боку и думаю, это он ей их поставил.
3. Он всегда одет в оранжевую толстовку бейсбольной команды «Бенгалс».
4. Он называет меня Шеф, хотя я много раз объяснял ему, что мое имя Джейкоб.
5. Он считает меня недоумком, хотя диагноз «умственная отсталость» ставят людям, которые набирают меньше 70 баллов в тесте IQ, а я набрал 162. По-моему, сам факт незнания Марком этого диагностического критерия показывает, что он гораздо ближе к слабоумию, чем я.
6. В прошлом месяце я встретил Марка в аптеке с другими парнями; Джесс рядом не было. Я сказал ему «привет», а он притворился, что не знает меня. Когда я поделился этой историей с Джесс и она напрямую спросила его, тот все отрицал. А следовательно, он одновременно лицемер и лжец.
Я не ожидал, что Марк будет присутствовать на сегодняшнем занятии, а потому сразу занервничал, хотя обычно в присутствии Джесс успокаиваюсь. Лучше всего я могу описать это состояние, сравнив его с попаданием в поток спущенной в унитазе воды. Ты чувствуешь, что катастрофа неминуема, ощущаешь мельчайшие брызги воды на лице. Но, даже видя эту стену несущейся на тебя воды, понимаешь, что не способен шевельнуться.
– Джейкоб! – восклицает Джесс, как только я вхожу, но вижу Марка, который сидит в кабинке в глубине зала, и от этого едва слышу ее.
– Что он делает здесь?
– Джейкоб, ты же знаешь, он мой парень. И сегодня захотел прийти. Помочь.
«Ага. А я хочу, чтобы меня протащили на волокуше и четвертовали просто так, смеха ради».
Джесс берет меня под руку. Мне потребовалось время, чтобы привыкнуть к этому, а также к запаху ее духов, несильному, но для меня это все равно цветочный передоз.
– Все будет хорошо, кроме того, мы договорились, что поработаем над дружелюбием по отношению к незнакомцам, верно?
– Я знаю Марка. И он мне не нравится.
– А мне нравится. И умение общаться отчасти состоит в том, чтобы вести себя нормально с теми, кто тебе неприятен.
– Это глупо. Мир большой. Почему нельзя просто встать и уйти?
– Потому что это грубо, – объясняет Джесс.
– А по-моему, грубо – налеплять на лицо улыбку и притворяться, что тебе приятно разговаривать с кем-то, когда на самом деле ты предпочел бы натыкать себе под ногти бамбуковых зубочисток.
Джесс смеется:
– Джейкоб, однажды, когда мы проснемся в мире Абсолютной Честности, ты будешь моим наставником.
По лестнице, ведущей к входу в пиццерию, спускается какой-то мужчина. У него на поводке собака – миниатюрный пудель. Я останавливаюсь у него на пути и начинаю гладить собаку.
– Тор! Сидеть! – командует он, но пес не слушается.
– Вы знаете, что пудели не французские собаки? Вообще-то, название породы происходит от немецкого слова «Pudel», сокращения от «Pudelhund», или «плещущаяся собака». Раньше это была водяная порода.
– Я этого не знал, – говорит мужчина.
А я знаю, потому что, до того как увлекся криминалистикой, изучал собак.
– Пудель выиграл соревнования «Лучший в шоу» в Вестминстере в две тысячи втором, – добавляю я.
– Верно. Ну, этот пудель сейчас напрудит здесь, если я не выведу его на улицу, – бурчит хозяин собаки и протискивается мимо меня.
– Джейкоб, – говорит Джесс, – не стоит заговаривать с кем-то и тут же заваливать его фактами.
– Но он интересуется пуделями! У него такая собака!
– Верно, но ты мог бы начать разговор, сказав: «Привет, какая милая собачка».
– Это совсем не информативно, – фыркаю я.
– Зато вежливо…
Сперва, когда мы с Джесс только начали работать вместе, я звонил ей за несколько дней до занятия, просто чтобы проверить, состоится ли оно, – убедиться, что она не больна и у нее не появились какие-нибудь срочные, неотложные дела. Я звонил, когда меня начинали сильно беспокоить такие вопросы; иногда это случалось в три часа ночи. Если она не брала мобильный, я пугался. Однажды даже позвонил в полицию и сказал, что Джесс пропала, а оказалось, что она была на какой-то вечеринке. Наконец мы условились, что я буду звонить ей в десять вечера в четверг. Так как мы встречались по вторникам и воскресеньям, это означало, что мне не придется проводить четыре дня в тревоге, не имея от нее вестей.
На этой неделе Джесс переехала из комнаты в общежитии в профессорский дом. Ей поручили присматривать за ним, и, на мой взгляд, это напрасная трата времени. Потому что дом не станет прикасаться к раскаленной плите, тянуть в рот отраву или падать со своих собственных лестниц. Джесс проведет там целых полгода, так что на следующей неделе мы встречаемся с ней у профессора. В бумажнике у меня есть адрес, номер телефона и нарисованная ею карта, но я все равно немного нервничаю. Там, вероятно, будет пахнуть другими людьми, а не Джесс и цветами. К тому же я не знаю, как выглядит этот дом, а я ненавижу сюрпризы.
Джесс красивая, хотя и говорит, что так было не всегда. Два года назад она сильно похудела после операции. Я видел ее фотографии, когда она была толстая. По словам Джесс, именно поэтому ей захотелось работать с детьми, которые из-за каких-то своих недостатков становятся мишенями для насмешек. Она помнит, как сама была жертвой буллинга. На фотографиях Джесс выглядит как Джесс, только запрятанная в тело кого-то большого и более пухлого. Теперь Джесс фигуристая, но только в нужных местах. У нее светлые волосы, всегда прямые, хотя ей приходится потрудиться, чтобы добиться этого. Я как-то наблюдал за ней, когда она пользовалась специальным утюжком, похожим на пресс для сэндвичей, но на самом деле он с шипением отглаживал ее влажные кудряшки и превращал их в гладкие шелковистые пряди. Когда Джесс входит в комнату, люди смотрят на нее, и мне это нравится, потому что в этом случае они не пялятся на меня.
Недавно я размышлял, не станет ли она моей девушкой.
В этом есть смысл:
1. Она видела меня два дня в одной рубашке и не придала этому значения.
2. Она получает диплом в области образования и пишет огромную работу про синдром Аспергера, так что я для нее подручный исследовательский материал.
3. Она единственная женщина, кроме моей матери, которая может положить ладонь на мою руку, и мне от этого не захочется выпрыгнуть из кожи.
4. Она завязывает волосы в хвост сама, ее даже не приходится просить.
5. У нее аллергия на манго, а я их терпеть не могу.
6. Я могу позвонить ей когда угодно, не только в четверг.
7. Я буду обращаться с ней гораздо лучше, чем Марк.
И разумеется, самая важная из всех причин:
8. Если бы у меня была девушка, я бы казался нормальным.
– Давай, – говорит Джесс, похлопывая меня по плечу, – нам с тобой нужно заняться делом. Твоя мама говорит, здесь есть безглютеновая пицца. Ее готовят на каком-то особенном тесте.
Я знаю, что такое любовь. Когда находишь человека, которого тебе суждено полюбить, в голове у тебя звенят колокольчики и взрываются фейерверки, ты не можешь подобрать слов, чтобы заговорить, и думаешь о ней постоянно. Когда находишь человека, которого тебе суждено полюбить, ты узнаёшь об этом, заглянув глубоко ей в глаза.
Но для меня это главное препятствие.
