Царь Соломон

скачать книгу бесплатно

Царь Соломон
Петр Ефимович Люкимсон

Мудрый царь и волшебник Соломон, понимавший язык зверей и птиц, знаком всем как сказочный джин из кувшина, за его несметными сокровищами охотились герои приключенческих романов. Библейский рассказ о царе Соломоне, а также связанные с ним легенды талантливо пересказаны в повести А. И. Куприна «Суламифь». Но оценить масштабность фигуры, глубину мыслей и силу поэтического дара этого незаурядного человека, жившего три тысячи лет назад, нельзя без глубокого изучения библейского текст – «Песни песней», «Екклесиаста» и «Притчей» – написанных Соломоном или приписываемых ему книг Ветхого Завета. Автор, известный израильский писатель и публицист Петр Люкимсон, анализируя исторические труды, исследования Библии, Корана и малоизвестные еврейские источники, воссоздает исторически достоверную картину эпохи Соломона и необычайно противоречивую и сложную личность царя, о котором не перестают спорить и историки, и богословы. Жизнеописание царя Соломона, увлекательно изложенное автором, несомненно, вызовет у читателя глубокий интерес.

Петр Люкимсон

Царь Соломон

Вступительная статья Эдуарда Лимонова

© Люкимсон П. Е., 2012

Предисловие

Думаю, не сильно ошибусь, если скажу, что люди моего поколения, родившиеся в шестидесятые годы прошлого века, впервые знакомились с образом великого царя Соломона в раннем детстве. Он являлся нам под именем Сулеймана ибн Дауда в красиво иллюстрированной тонкой детской книжке с умной восточной сказкой про великого царя и скромного муравья – адаптированном варианте знаменитой коранической легенды.

Затем наступал черед сказок «Тысячи и одной ночи» – тоже, разумеется, пока адаптированных. Сказок, в которых из старинных медных ламп и кувшинов рвались наружу джинны, загнанные в эти лампы все тем же великим и мудрым Сулейманом ибн Даудом и заточенные в них с помощью его перстня с магической печатью.

Потом эти джинны вдруг оборачивались лукавым, добрым и не сразу понимающим, куда он попал, стариком Хоттабычем из замечательной книжки Лазаря Лагина и одноименного фильма. Фильм этот уже в мои дни был старым, но, признаюсь, я до сих пор время от времени не без удовольствия его пересматриваю. Разумеется, мы и понятия не имели, насколько книга о Хоттабыче изуродована советской цензурой, как отличалось ее блестящее первое издание от всех последующих, которые потом попадали нам в руки. Но даже в этом виде она была хороша, и вместе с именами Хоттабыча, Вольки ибн Алеши и остальных героев в память западало и имя Сулеймана ибн Дауда, которого Хоттабыч почему-то панически боялся. Боялся настолько, что однажды готов был стать рабом господина Вандендаллеса, на пальце которого, как ему показалось, был перстень с «печатью Сулеймана». Были, кстати, еще и замечательные славянские сказания о царе Соломоне, но они, как правило, проходили мимо сознания большинства моих сверстников, о них гораздо позже узнавали разве что студенты гуманитарных факультетов – на лекциях по фольклору или исторической поэтике.

Зато где-то к годам четырнадцати мы открывали для себя повесть Александра Ивановича Куприна «Суламифь», являющуюся одним из лучших беллетризованных переложений библейского рассказа о царе Соломоне, а также многих связанных с ним легенд. Напряженный эротизм этой книги кружил наши еще полудетские головы; рассыпанные по ее страницам цитаты из «Песни песней» как-то сами собой запоминались наизусть, и, думаю, что снова не сильно ошибусь, если скажу, что многие из нас именно по этой книге учились тому, как следует завоевывать женское сердце.

Купринская «Суламифь» и в самом деле давала некое общее представление о том, кто такой Соломон и каково его место в общечеловеческом нарративе – не менее, но и не более того.

Еще мы, разумеется, знали из «Копей царя Соломона» Хаггарда, что этот монарх обладал огромными богатствами. Были мы знакомы и с легендой о том, что премудрый Соломон знал язык всех зверей и птиц – как по той же сказке о муравье, так и потому, что именно эта легенда дала название книге замечательного зоопсихолога Конрада Лоренца «Кольцо царя Соломона».

Между тем, уже приходило время по-настоящему знакомиться с русской классикой. И вот тогда нас начинала удивлять та легкость, с какой Чехов, Толстой, Андреев и другие великие время от времени роняют цитаты из той же «Песни песней», «Екклесиаста» и (хотя и куда реже) «Притчей» – и вдруг из комментариев выяснялось, что автором всех этих трех книг считается все тот же Соломон.

Так к нам постепенно приходило понимание простой истины, что без знакомства с Библией, этой Книгой Книг, в наших познаниях о человеческой культуре останется то ли большое белое пятно, то ли зияющая черная дыра (причем совершенно не важно, существуют ли зияющие черные дыры на самом деле или нет).

То, как люди моего поколения, вне зависимости от места проживания, национальной и религиозной принадлежности (если у нас вообще была религиозная принадлежность!), доставали Библию в стране победившего научного атеизма – это отдельная сага. Но все-таки мы ее доставали! Доставали – и впервые знакомились и с аутентичным рассказом о царе Соломоне, и с полным текстом написанных им (или приписываемых ему) книг.

Масштабность его фигуры, глубина его мыслей, сила его поэтического дара, безусловно, не могли не зачаровывать, невольно пробуждая желание узнать как можно больше об этом жившем три тысячи лет назад великом человеке.

И вот это, более близкое знакомство с царем Соломоном у каждого уже проходило по-своему. Кого-то увлекал вопрос, существовал ли он вообще и о роли его личности в еврейской и мировой истории. Такие люди прочитывали весь немалый корпус накопившейся со времен Иосифа Флавия научной и научно-популярной литературы, зарывались с головой в учебники и энциклопедии.

Кто-то, подобно автору этой книги, погружался в Библию, или, точнее, в Танах[1 - Танах – общее название Священного писания на иврите; является аббревиатурой, образованной из заглавных букв названий трех главных частей: Тора (она же «Пятикнижие Моисеево»), «Невиим» («Пророки») и «Ктувим» («Писания»). В христианской традиции перевод Танаха получил название «Ветхий Завет».], а также в другие еврейские источники в том виде и на том языке, на котором они были изначально созданы, и привычный с детства царь Соломон превращался для них в Шломо а-мелеха – ведь именно так звали его подданные.

Третьи всерьез «заболевали» мистикой и эзотерическими учениями. Перед ними Соломон представал как один из величайших «посвященных» и магов всех времен и народов, обладавший безграничной властью над потусторонними силами, и даже, якобы, оставивший книги о том, как обрести такую власть.

Кем же он был, царь Соломон и был ли он вообще? Что является правдой, а что нагромождением фантазии и выдумки в том, что рассказывают о нем Библия и Коран, а также великое множество еврейских, арабских, эфиопских и западноевропейских легенд? Является ли он автором тех книг, которые ему приписываются, или эти великие произведения были созданы совсем другими людьми в другие эпохи? Был ли он и в самом деле настолько мудр, как это представляется и постоянно подчеркивается в Библии?

Весь этот круг вопросов и затрагивается в той книге, которую вы сейчас держите в руках. Разумеется, автор отнюдь не пытался дать на них четкие и однозначные ответы – таких ответов попросту не существует. Нет, свою задачу я видел в другом – в том, чтобы собрать под одной обложкой все существующие взгляды версии, касающиеся жизни и деятельности царя Соломона, попытаться их проанализировать, «столкнуть лбами» друг с другом и таким образом восстановить более-менее исторически достоверную картину его эпохи. А затем – и воссоздать необычайно противоречивую и сложную личность Соломона, неоднозначность которой проявилась и в неоднозначности итогов его деятельности как правителя.

Не случайно историки до сих пор спорят о том, чего же больше Соломон принес своему народу – зла или блага? Был ли он типичным самовлюбленным и напыщенным восточным правителем, не в меру расхваленным придворными летописцами, или человеком, значительно опередившим свое время? Можно ли считать его искусным дипломатом и политиком, или – наоборот – следует поставить ему в вину политическое безволие и недальновидность? Был ли он глубоко верующим человеком или, напротив, богоотступником?

И это – уже другой, второй круг вопросов, который ставится в данной книге.

* * *

В современной исторической науке утвердилось два основных подхода к эпохе царя Соломона, его отца Давида, да и к наиболее древнему периоду еврейской истории вообще.

Первая концепция связана с родившейся в рамках рациональной библейской критики так называемой минималистской теорией. Согласно взгляду ее сторонников, все время вплоть едва ли не до VII века до н. э. следует считать «темными» веками еврейской истории, о которых мы не можем сказать ничего определенного. А значит, ничего более-менее определенного мы не можем сказать и о Давиде и Соломоне; мы даже не можем быть уверенными в том, существовали ли они на самом деле.

Во всяком случае, считают адепты этой научной школы, никаких достоверных археологических данных, а также еврейских, египетских или месопотамских эпиграфических памятников, подтверждающих реальность личности этих царей, а также правдивость рассказа Библии у нас нет. А, следовательно, и рассказ этот должен восприниматься если не исключительно, то прежде всего как миф. Давид и Соломон, настаивают «минималисты», такие же полулегендарные персонажи, как Ромул и Рема в древнеримской или Рюрик и его сыновья в древнерусской истории.

Наиболее последовательно концепция этой школы изложена в монографии Исраэля Финкельштейна и Нила Ашера Сильвермана «Давид и Соломон. Между исторической реальностью и мифом».

«Последние археологические открытия показывают, насколько реальный мир был далек от той картины, которую рисуют библейские авторы. В то же время легенды – это не только плод досужего вымысла. Формируясь в течение столетий, они подменяли собой аутентичную историческую память», – утверждают Финкельштейн и Сильверман[2 - Финкельштейн И., Сильверман Н. Давид и Соломон: Между исторической реальностью и мифом. Тель-Авив, 2006. (Ивр.) С. 13.].

Отрицая достоверность Библии как исторического источника, представители этой школы подчеркивают, что наука должна опираться исключительно на факты. Археологические же факты, с их точки зрения, доказывают, что того большого процветающего царства Соломона, которое описано в Библии, никогда не было и в помине – как не было и купающегося в золоте и утопающего в роскоши Иерусалима.

«Можно с большой степенью вероятности утверждать, что Давид и Соломон были реальными историческими фигурами, – пишут Финкельштейн и Сильверман далее. – Но они значительно отличались от тех, какими встают со страниц священных текстов. Невозможно, например, согласиться с утверждением, что Давид завоевал все окрестные царства в радиусе большем, чем один-два пеших перехода от центра Иудеи. Как невозможно согласиться с утверждением, что Иерусалим во времена Соломона был огромным потрясающим воображение городом, а не небольшим затерянным в горах городком, управляемым династией царьков, вся власть которых распространялась на очень скромную территорию»[3 - Финкельштейн И., Сильверман Н. Давид и Соломон: Между исторической реальностью и мифом. Тель-Авив, 2006. (Ивр.) С. 28.].

Таким образом, суть этой концепции сводится к тому, что по мере усиления небольшого Иудейского царства (или, скорее, княжества) его цари, чтобы утвердить в сознании подданных свое незыблемое право на трон, решили объединить народ вокруг общей национально-религиозной идеи и осуществили процесс мифологизации истории, или, если называть вещи своими именами, сфальсифицировали ее. Причем, окончательно этот процесс превращения мифа в историю произошел не ранее VII века до н. э.

Подтверждение тому Финкельштейн и Сильверман видят не только в данных археологии, но и в трудностях точного определения времени правления Давида и Соломона. Трудности эти и в самом деле существует, о чем еще не раз будет упомянуто на страницах этой книги.

В то же время мысль о том, что некая группа фальсификаторов, по сути дела, придумала народу его историю, а затем весь народ принял эту фальсификацию и безоговорочно в нее поверил, кажется нелепой и невероятной. Впрочем, автор уже слышит голоса, спешащие напомнить, что на протяжении более 70 лет миллионы граждан почившего в базе СССР тоже свято верили в придуманную для них историю собственной страны – так что подобные прецеденты известны.

Но существует и другая – «максималистская» – концепция, утверждающая, что библейский текст в целом обладает очень высокой степенью исторической достоверности. То, то он не подтверждается археологическими фактами, считают приверженцы второй школы, не значит, что таких фактов вообще нет – возможно, они пока просто не найдены.

Поиск археологических артефактов, подтверждающих правдивость Библии, пишет представитель этой школы, видный израильский исследователь Ицхак Мейтлис[4 - См.: Мейтлис И. Покопаемся в Танахе: Библия и археология. Иерусалим: Изд-во Реувена Маса, 2006. С. 11–15. (Ивр.).] связан с целым рядом объективных трудностей. Во-первых, на территории древнего Израильского царства порой крайне трудно производить раскопки просто по причине сложности ландшафта.

Во-вторых, в большинстве случаев раскопки следует производить на объектах, которые в течение тысячелетий многократно разрушались и вновь заселялись, а любой археолог знает с какими сложностями в воссоздании картины жизни людей разных эпох и самой датировки находок это связано. Еще большие трудности возникают при раскопках населенных пунктов, существовавших непрерывно в течение нескольких столетий.

В-третьих, понятно, что для подтверждения истинности рассказа Библии о Соломоне необходимо проводить интенсивные раскопки, прежде всего, в районе Храмовой горы в Иерусалиме. Но, как известно, управляющий этим местом и всеми стоящими на нем мечетями Исламский попечительский совет по вакфу[5 - Вакф, или вакуф (араб.) – в мусульманских странах имущество (преимущественно земля), не облагаемое налогом и неотчуждаемое, предоставленное в виде дара или по завещанию религиозным или благотворительным учреждениям.] категорически этому противится. Как следствие сегодня все археологические работы в Иерусалиме сосредоточены в районе исторического парка «Город Давида» и Стены Плача – останков Западной стены Второго Иерусалимского храма.

Вместе с тем, напоминают сторонники этой школы, археологических подтверждений рассказу Библии об отстроенных Соломоном городах, его увлечении лошадьми и «пересаживании» своей армии на колесницы найдено немало. Да и вообще все новые открытия археологов до сих пор лишь подтверждали Библию, и ни одно из них не опровергло ее. А значит, ее тексту вполне можно верить и поверять им новые находки.

Борьба между этими двумя школами необычайно обострилась после того, как 21 июля 1993 года при раскопках в Тель-Да-не была найдена табличка с хвастливой надписью сирийского царя о том, что он победил и убил в бою «…царя Израильского Иероама, сына Ахава, и царя Иудейского Ахазиягу, сына Иероама из дома Давидова» (в синодальном переводе – Иорам и Охозия[6 - Согласно Священному Писанию, Иорам и Охозия были вероломно убиты израильским полководцем Ииуйем (в оригинальном произношении – Иегу), предавшим своего повелителя (4 Цар. 9:24–27).]). Таким образом, с точки зрения, сторонников историчности библейского текста, было получено долгожданное археологическое подтверждение того, что правившая Иудеей царская династия вела свое происхождение от Давида, а сам Давид был настолько выдающейся личностью, что о нем помнили в регионе и спустя более чем сто лет после его смерти.

Однако «минималисты», разумеется, поспешили заявить, что данная находка доказывает лишь реальность существования Иорама и Охозии, и не более того.

Нового удара по минималистской концепции пришлось ждать недолго. Начатые во второй половине 2000-х годов профессором Йоси Гарфинкелем раскопки развалин древнего города Кириа[7 - См.: Garfinkel Y., Ganor S. Khirbet Qeiyafa: Sha`arayim. Journal of Hebrew Scriptures. Volume 8. Article 22 (2008).]. «Каковыми были границы этого государства остается неясным, – констатирует известный своей осторожностью в выводах Гарфинкель. – Возможно, оно не было столь большим и процветающим, как это рисует Библия, но и, безусловно, не таким маленьким, как это пытаются представить “минималисты”».

В последние десятилетия среди большинства серьезных ученых все больше утверждается точка зрения израильского археолога профессора Амихая Мазара, убежденного, что степень историчности текста Библии нарастает от книги к книге. Если к Пятикнижию Моисееву и Книге Иисуса Навина, объясняет профессор Мазар, никак нельзя относиться как к заслуживающим какого-либо доверия историческим источникам, то уже Книга Судей содержит в себе немало элементов исторической хроники. В «Первой книге Самуила» и «Второй книге Самуила» (в синодальном переводе – Первая и Вторая книги Царств) рельная история уже явственно преобладает над мифом, и эта тенденция усиливается по мере движения к «Первой книге Царей» и «Второй книге Царей» (в синодальном переводе – Третья и Четвертая книги[8 - См.: Мазар А. Полемика об исторической правде в тексте Библии. Иерусалим: Яд Ицхак бен Цви, 2001. (Ивр.)].

* * *

В этой книге, как уже было сказано, представлены все различные точки зрения на царя Соломона и его время, но опора все же делается на библейский текст – как главный источник сведений по данному вопросу. Автор исходит из того, что мы можем соглашаться или не соглашаться с текстом Библии, но у нас нет права его игнорировать.

В связи с этим перед автором встал непростой вопрос о том, какой перевод Священного Писания ему лучше всего использовать. После долгих раздумий я все же решил (за некоторыми специально оговоренными исключениями) остановиться на синодальном переводе как более близком и известном российскому и – шире – русскоговорящему читателю во всем мире. Правда, при первом упоминании того или иного библейского персонажа или топонима автор приводит в скобках их оригинальное звучание на иврите.

Следует также помнить, что названия книг Танаха и Ветхого Завета в синодальном переводе не всегда совпадают. В частности, «Первая книга Самуила» и «Вторая книга Самуила» (две книги «Шмуэль») в Танахе в синодальном переводе обозначены как Первая и Вторая книги Царств. Соответственно, «Первая книга Царей» и «Вторая книга Царей» (две книги «Мелахим») в Танахе в синодальном переводе обозначены как Третья и Четвертая книги Царств. Две книги Танаха «Диврей ха-ямим» («Деяния дней», иногда называемые «Книгой Хроник», или «Хрониконом») в синодальном переводе приводятся как Первая и Вторая книги Паралипоменон.

Конечно, помимо Библии, автор использовал и целый ряд других источников – от Талмуда и Корана до недавно вышедших монографий, посвященных эпохе Соломона или тем или иным аспектам его деятельности; от сборников легенд, подготовленных к изданию видными религиозными авторитетами до той же «Суламифи» Куприна или беллетристических экзерциссов израильского писателя Рама Орена. Вместе с тем следует учесть, что если начать составлять библиографию книг, посвященных царю Соломону, то она вберет в себя даже не сотни, а тысячи позиций.

Разумеется, автор мог бы привести подобный список литературы, чтобы придать больший вес своему сочинению – как без особого труда мог бы написать эту книгу вообще в совершенно ином ключе, придав ей куда более академический, наукообразный характер. Но в том-то и дело, что меньше всего мне хотелось играть в академический снобизм. Гораздо важнее для меня было познакомить русского читателя с малоизвестными или вообще неизвестными до сих пор легендами и скаками о царе Соломоне; столкнуть между собой различные, порой кажущиеся несовместимыми друг с другом версии, на те или иные описываемые Библией события жизни царя, предоставив читателю право самому решать, какая из этих версий кажется ему наиболее правдоподобной.

Ну, а теперь, когда все, что следовало сказать в предисловии, вроде бы сказано, время приступить к самой книге.

Часть первая

Царь

Глава первая

Еще до рождения

Так сложилось, что рассказ о жизни и великих деяниях царя Соломона, или, если произносить его имя в оригинальном звучании, царя Шломо (Шеломо), принято начинать с момента его восшествия на престол, а то и позже – с великой ночи в Гаваоне (Гивоне), где во время пророческого сна юному самодержцу достало ума попросить у Бога не славы и богатства, а «сердце разумное». Таким образом, во всех этих книгах (идет ли речь о теологическом или историческом исследовании, или даже просто о романе или повести) Соломон сразу предстает, по меньшей мере, двенадцатилетним подростком, почти сложившейся личностью и государственным деятелем.

Между тем, невозможно понять ни перипетии судьбы Соломона, ни особенности его мироощущения без обращения к его детству и отрочеству. Сами обстоятельства его рождения; атмосфера, в которой он рос; бури, проносившиеся в эти годы над царским дворцом и страной в целом – все это, вне сомнения, и стало теми факторами, которые сформировали личность Соломона и затем определяли многие его поступки.

В сущности, история царя Соломона начинается задолго, возможно даже за 20 лет до его рождения. Она берет свой отсчет в тот день, когда царь Давид решает поделиться со своим придворным пророком, другом и советником Нафаном (Натаном) сокровенной мечтой о строительстве грандиозного Храма Господу в Иерусалиме.

К этому времени за плечами у Давида уже был занявший несколько десятилетий путь от простого пастуха до царя, помазанного на царство в Хевроне старейшинами всех еврейских колен. Затем были штурм казавшегося неприступным иевусейского Иерусалима; покорение последних из сохранивших свою независимость ханаанских князьков; успешные воины с давними врагами евреев филистимлянами; строительство царского дворца из ливанского кедра. Был и перенос в новую столицу главной святыни народа – Ковчега Завета с лежащими в нем скрижалями, полученными Моисеем (Моше) на горе Синай.

Когда он почувствовал, что окончательно укрепился на троне, а в страну пришел долгожданный мир, Давид и решил, что настало время для исполнения давнего пророчества и строительства в Иерусалиме величественного Храма Единственного Бога – Творца и Владыки Вселенной.

С мистической точки зрения Храму предназначалась роль сакрального центра всего человечества, откуда в мир изливалась бы истина единобожия. Одновременно Храм должен был стать не просто главным, а единственным местом, где осуществлялись бы предписанные Законом Моисея священные службы. После его строительства жертвоприношения и богослужение в любых других местах должны были быть запрещены. Это, в свою очередь, способствовало бы объединению все еще разобщенного, разделенного на племена (колена) еврейского народа в единую нацию, а заодно превращало бы Иерусалим в подлинную столицу этой нации – ее не только административный и военный, но и духовный центр. «Один народ – один царь – одна столица – один Храм!» – таков был смысл новой политики Давида.

Этими грандиозными планами Давид и поделился со своим придворным пророком Нафаном, и тот, согласно Библии, горячо одобрил замысел царя: «Когда царь жил в доме своем, и Господь успокоил его от всех окрестных врагов его, Тогда царь сказал пророку Нафану: вот, я живу в доме кедровом, а ковчег Божий находится под шатром. И сказал Нафан царю: все, что у тебя на сердце, иди, делай, ибо Господь с тобою…» (2 Цар. 7:1–3).

Но той же ночью в пророческом сне Бог сообщает Нафану, что тот поторопился с одобрением царского замысла, да еще и от Его имени.

Храм, этот символ любви и мира между народами, как выясняется из посланного Нафану откровения, попросту не мог быть возведен Давидом – царем-воителем, пролившим в своей жизни немало крови, пусть это и была кровь врагов, убитых в честном бою. А потому великая миссия сооружения Храма, говорилось далее в этом пророчестве, будет исполнена тем, кто унаследует трон Давида и чьи руки будут чисты: «Но в ту же ночь было слово Господа к Нафану: пойди, скажи рабу моему Давиду: так говорит Господь: ты ли построишь Мне дом для моего обитания, когда Я не жил в доме с того времени, как вывел сынов Израилевых из Египта и до сего дня, но переходил в шатре и в скинии?.. Когда же исполнятся дни твои, и ты почиешь с отцами твоими, то Я восставлю после тебя семя твое, которое произойдет из чресл твоих и упрочу царство его. Он построит дом имени Моему, и Я утвержу престол царства его навеки. Я буду ему отцом, и он будет Мне сыном; и, если он согрешит, Я накажу его жезлом мужей и ударами сынов человеческих; но милости Моей не отниму у него, как Я отнял от Саула, которого Я отверг перед лицем твоим. И будет непоколебим дом твой и царство твое навеки пред лицом Моим, и престол твой устоит вовеки» (2 Цар. 7:4–16).

К тому времени у Давида было уже немало жен, родивших ему множество сыновей. Сам царь не спешил провозгласить, кого из них он прочит в наследники, но всем было ясно, что основными претендентами на престол являются старшие сыновья. Наибольшие шансы стать наследным принцем были у первенца Амнона, рожденного от Ахиноамы (Ахиноам), делившей с Давидом ложе в те дни, когда он считался главарем банды разбойников. Но ведь были еще Далуиа Килав[9 - Об этом сыне Давида известно крайне мало и не исключено, что он скончался еще подростком.], подаренный Давиду его любимой Авигеей (Авигайль); Авессалом (Авшалом) – сын от брака с гисурской принцессой Маахой; был Адония (Адониягу) – сын Аггифы (Хаггит), Сафатия (Шефатья) – сын Авиталы (Авиталь)…

Однако слова пророчества «…восставлю после тебя семя твое, которое произойдет из чресл твоих» ясно указывали на то, что ни одному из этих принцев не дано стать его наследником – будущему царю и строителю Храма еще только предстояло «произойти из чресл» Давида.

С того дня Давид, согласно устной традиции, и жил ожиданием рождения этого сына. Год шел за годом, победоносные войны с филистимлянами, моавитянами и идумеями (эдомитянами) значительно расширили границы Еврейского государства и превратили его в небольшую, но мощную империю. Гарем царя непрестанно пополнялся новыми женами и наложницами из числа покоренных народов и евреек. Эти жены и наложницы исправно рожали ему новых детей, но ни к одному из их детей, как, впрочем, и ни к одной из новых жен царь так и не привязался сердцем.

Лишь когда Давид вступил во вторую половину своей жизни, он, наконец, встретил женщину, которой суждено было родить обещанного ему и столь долгожданного сына.

Однако и во дворце, и в народе многие восприняли эту страсть царя как преступную, что в значительной степени определило последующие события.

* * *

История любви Давида и Вирсавии описана даже не в сотнях, а в тысячах религиозных трактатов, в исторических трудах, исследованиях психологов и философов, специализирующихся на проблемах этики, учебниках по семейному праву и, само собой, бесчисленном множестве стихов, рассказов, романов. Сотни художников всех времен и народов пытались запечатлеть то, как в их воображении рисовалось купание Вирсавии в тот самый вечер, когда Давид увидел ее с крыши своего дома. Увидел – и воспылал к ней поистине ослепляющей, безумной, то есть едва ли не в буквальном смысле этого слова лишившей его разума страстью.

Давида не остановило даже то, что Вирсавия была женой Урии, хетта по происхождению, командовавшего одним из подразделений его армии и находившегося в это время на войне. Призвав Вирсавию к себе во дворец, Давид овладел ею, а когда та сообщила, что беременна, решил скрыть свой грех. Для этого Давид под явно надуманным предлогом спешно вызвал Урию в Иерусалим, а когда тот явился, велел ему отправляться домой и побыть с женой. Но Урия, видимо, наслышавшись от придворных об измене жены, не пожелал смириться с ролью рогоносца. Вместо того чтобы исполнить волю царя, он демонстративно лег в зале с дворцовой охраной, чтобы у него были свидетели, что во время краткого отпуска он не входил к жене, и если та беременна, то беременна не от него.

Давид попытался напоить Урию и в таком бесчувственном состоянии отправить домой. Но, даже крепко выпив, Урия не впал в беспамятство и по-прежнему остался ночевать во дворце.

Разгневавшись на своего офицера за непослушание и усмотрев в его поведении все признаки бунта, Давид отправил Урию обратно на фронт, вручив ему письмо к главнокомандующему своей армии Иоаву с тайным приказом послать Урию во время сражения в самое опасное место, а затем бросить его и его отряд на гибель. Вскоре Иоав сообщил Давиду, что приказ выполнен: Урия геройски погиб под стенами Раввы Аммонитской (Раббат-Аммона), столицы аммонитян.

Дождавшись, когда Вирсавия соблюдет положенные дни траура по мужу, Давид поспешил жениться на ней, и таким образом внешне все выглядело вполне пристойно.

Разумеется, и мидраши[10 - Мидраш – устное предание; толкование еврейскими мудрецами эпохи Талмуда текста Священного Писания на основе устных преданий и традиции с целью разработки закона (Мидраш Галаха) или исторического либо нравоучительного вывода (Мидраш Агада).], и многие комментаторы Библии приводят те или иные объяснения, призванные оправдать этот поступок Давида и убедить потомков, что он отнюдь не так аморален, как это кажется на первый взгляд.

Так, согласно еврейским мистикам, Вирсавия и была «истинной парой» Давида, то есть женщиной, предназначенной ему еще в момент рождения, и именно поэтому он испытывал к ней столь непреодолимое влечение. Однако, продолжают они, Давид сам расстроил свой брак с Вирсавией, и произошло это еще в день его грандиозной победы над Голиафом (Гольятом). Когда Давид подбежал к поверженному им Голиафу, юный телохранитель филистимского богатыря протянул ему меч своего убитого хозяина и заявил, что хочет присягнуть ему на верность и пройти гиюр[11 - Гиюр – церемония перехода в иудаизм.], присоединившись к еврейскому народу. «О, пройти гиюр стоит хотя бы для того, чтобы жениться на еврейке, ибо нет красивее и горячее наших женщин!» – якобы ответил на это Давид.

Этим телохранителем, согласно преданию, был ни кто иной, как Урия Хеттеянин. Сказанные ему слова Давида вызвали гнев Всевышнего. «За то, что ты с такой легкостью разбрасывался женщинами Моего народа, – говорит Бог в мидраше, – я заберу у тебя твою истинную пару и отдам ее на время Урие Хеттеянину!».

Со дня битвы с Голиафом Урия почти не расставался с Давидом. Он стал бойцом его первого отряда, состоявшего из тридцати отборных воинов; затем сопровождал его во время бегства от Саула, а после воцарения Давида был назначен командиром одного из подразделений созданной им армии. По мнению еврейских мистиков, Урие в любом случае, и без тайного приказа Давида, было предопределено погибнуть на войне с аммонитянами, после чего для брака с Вирсавией не было никаких препятствий. Грех Давида, таким образом, заключался в том, что он не дождался естественного развития событий.

Многие комментаторы также настаивают, что связь Давида с Вирсавией ни в коем случае не была прелюбодеянием, то есть связью с замужней женщиной, так как у евреев издревле, отправляясь на войну, мужчины давали формальный развод своим женам, а по возвращении разрывали разводное письмо и вступали в свои супружеские права. Такой развод дал Вирсавии и Урия, так что Давид, по сути дела, занимался любовью с разведенной женщиной.

Другие комментаторы напоминают, что, согласно устному преданию, связь эта тем более не была греховной, что когда Давид познал Вирсавию, она была… девственницей. При этом, по одному мидрашу, Урия не мог овладеть женой, поскольку был то ли импотентом, то ли кастратом, а по другому дело заключалось в том, что он женился на Вирсавии, когда та была еще совсем ребенком, и решил не вступать с ней в близость, пока она до нее не созреет. Этот мидраш утверждает, что Давид увидел Вирсавию в тот самый момент, когда та совершала ритуальное омовение[12 - Согласно изложенному в Пятикнижии и соблюдающемуся евреями до сегодняшнего дня закону, в дни месячных интимные отношения между мужем и женой запрещены. По окончании месячных женщина должна отсчитать семь «чистых» дней, а затем совершить омовение в специальном ритуальном бассейне – микве. Только после такого омовения она снова становится «разрешенной» для мужа и может вступать с ним в интимную близость.] спустя семь дней после окончания первых в ее жизни месячных. Но, согласно, еврейскому закону брак с мужчиной, который не способен или не желает исполнять супружеские обязанности, считается недействительным, и таким образом Давида опять-таки нельзя обвинить в связи с замужней женщиной.

Еще один мидраш утверждает, что Давид согрешил с Вирсавией не без участия Сатана[13 - Именно так, в мужском роде, произносится это слово в иврите.] – этого вечного врага рода человеческого. Сатан, дескать, обернулся оленем (по другой версии – диковинной птицей) и когда завороженный царь стал следить взглядом за невесть откуда появившимся животным, он и обнаружил купающуюся Вирсавию.

Есть среди исследователей и толкователей Библии и такие, которые во всем случившемся винят не Давида, а Вирсавию: дескать, она намеренно соблазнила самодержца, расчетливо выбрав для купания тот самый час, когда он выходил на крышу дворца. При этом Вирсавия не могла не знать, что с этой крыши хорошо просматриваются все иерусалимские дворы[14 - Неоднозначность образа Вирсавии привела к тому, что в славянских сказаниях о царе Соломоне она выступает в качестве отрицательного персонажа, этакой еврейской Мессалиной. В этих сказаниях Соломон еще младенцем обнаруживает, что мать изменяет его отцу Давиду. Вирсавия, боясь разоблачения, поручает «дядьке» убить сына, но Соломон выживает и спустя много лет возвращается в дом под видом купца. Он предлагает матери переспать с ним в обмен на драгоценный камень, а когда та соглашается, раскрывает себя и т. д. К древним еврейским источникам эти легенды не имеют никакого отношения.].

Словом, религиозные, да и не только религиозные мыслители предприняли немало попыток оправдать этот поступок царя Давида, но сам библейский текст, между тем, оценивает его однозначно: «И было это дело, которое сделал Давид, зло в очах Господа» (2 Цар. 11:27).

Так восприняла все происшедшее и семья Вирсавии. Ее отец, так же, как и Урия, давний соратник Давида и один из генералов его армии Елиам (Элиам), и ее дед, советник царя Ахитофел (Ахитофель), посчитали, что своим поступком царь порушил узы связывавшей их старой боевой дружбы, обесчестил их дочь и внучку и затаили глубоко в сердце обиду на своего повелителя.

Так же, видимо, считали и многие другие придворные, но все они предпочитали шептаться о страшном царском грехе по углам и никто не решался сказать об этом Его Величеству напрямую.

И все же такой человек нашелся: пророк Нафан явился к царю, чтобы сообщить, что Бог решил вынести Своему помазаннику приговор по принципу «мера за меру».

Впрочем, даже Нафан, находившийся с Давидом в необычайно близких отношениях, на сей раз не решился обвинить царя напрямую. Пророк начал свой разговор то ли с притчи, то ли с недавно произошедшей реальной истории о том, как к одному богачу, обладающему бесчисленными стадами скота, пришел гость, и богач решил устроить в его честь пир. Но при этом богач почему-то взял для этого пира не одну из своих бесчисленных овец, а отобрал единственную овцу у несчастного бедняка…

Смысл притчи был прозрачен, однако, как ни странно, Давид с его умом, не примерил ее на себя, и сам вынес себе приговор. Он провозгласил, что богач из этой истории достоин смерти, а за овцу должен заплатить вчетверо: «…за то, что он сделал это, и за то, что не имел сострадания» (2 Цар. 12:6).

И уже после этого Нафан произносит роковые слова «Ты – тот человек!», а затем объявляет царю, что решением Небесного суда тот приговорен к смерти, но перед этим ему придется вкусить горечь унижения и бесчестия.

Сразу после своего страстного монолога (2 Цар. 12: 7–12) пророк уходит, и лишь после этого до Давида начинает доходить весь ужас его поступка и вся беспощадность вынесенного ему приговора. В страхе он валится на колени и молит прощении, и сила его раскаяния, говорит Библия, была так велика, что Всевышний изменил Свое решение.

Об отмене страшного приговора Небесного суда Давиду сообщил все тот же Нафан. Теперь, объявил пророк, Давид не умрет, его династия продолжится, но заплатить за грех с Вирсавией и Урией ему, безусловно, придется: его первый сын от Вирсавии умрет, а затем на его дом обрушатся различные бедствия.

Согласно раввинистической традиции, роман между Давидом и Вирсавией начался посреди лета; о приговоре Небес Нафан объявил царю ранней осенью, в канун еврейского новогоднего праздника Рош а-шана, а об его отмене – через десять суток, в Судный день, день суда и прощения. А спустя еще несколько месяцев, зимой, Вирсавия родила сына.

Ребенок родился слабым и болезненным, и повитухи с самого начала поняли, что его не выходить. Так оно и случилось: на седьмой день после своего рождения младенец скончался.

Смерть сына, говорит устное предание, стала для Вирсавии страшным ударом. Решив, что за грех измены мужу теперь все ее дети будут обречены на смерть, она стала отказывать Давиду в близости.

Версии комментаторов о том, когда именно происходили эти события, расходятся. По одному из устных преданий, история с Вирсавией произошла, когда Давиду было 45 лет. Вскоре после этого царь тяжело заболел, и болезнь эта длилась 13 лет, в течение которых он большую часть времени был прикован к постели, подозревая, что стал жертвой отравления.

Другая версия гласит, что Давид впервые увидел Вирсавию, когда ему было 56 лет. Но как бы то ни было, любовь к этой женщине продолжала пылать в сердце царя, и в итоге именно ей суждено было подарить Давиду того самого сына, которому предстояло стать строителем Храма.

«И утешил Давид Вирсавию, жену свою, и вошел к ней, и спал с нею; и она родила сына, и нарекла ему имя: Соломон. И Господь возлюбил его и послал пророка Нафана, и он нарек ему имя Иедидиа по слову Господа» (2 Цар. 12:24–25).

Так начинается история жизни царя Соломона, «произошедшего из чресл» Давида, когда великий царь и псалмопевец приблизился к последнему десятилетию своей жизни. Как намеком следует из библейского текста, пророк Нафан поспешил объявить Давиду, что рожденный Вирсавией младенец и есть тот самый наследник, которого царь так долго ждал. Это следует также и из самого второго имени, которым Нафан нарекает Соломона: «иедид» на иврите означает «близкий друг», «Иедидиа», таким образом, означает «Близкий друг Господа». Причем Нафан подчеркивает, что он дает ребенку это имя не по собственной воле, а «по слову Господа», то есть Бог Сам уже в момент рождения признал Соломона Своим «другом».

Об этом пророчестве Нафана Давид будет вспоминать в одной из своих последних бесед с сыном: