скачать книгу бесплатно
Андские рассказы – 2. Юля
Павел Саксонов
Необычное не всегда начинается с сенсаций. Бывает так, что даже признаки необычного проявляются не сразу, маскируясь под обыденность. А бывает и так, что вроде бы необычное налицо, но кажется обыкновенным мошенничеством. Кто, скажите на милость, обещая смерть, обращается к такому символу, как роза?
Андские рассказы – 2
Юля
Павел Саксонов
© Павел Саксонов, 2017
ISBN 978-5-4483-9482-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Ограбление на тридцать тысяч долларов
Необычное не всегда начинается с сенсаций. Бывает так, что даже признаки необычного проявляются не сразу, маскируясь под обыденность. А бывает и так, что вроде бы необычное налицо, но кажется обыкновенным мошенничеством. История, которую я хочу рассказать сегодня, так и началась.
В четыре часа пополудни журналист El Diario Imperial шел по авениде де ла Культура и поглядывал на экран своего смартфона. Он опоздал на довольно важную встречу, безуспешно попытался перезвонить, отправил смс-ку и теперь надеялся получить ответ. Но вместо этого стал свидетелем преступления. Прямо на его глазах здоровенный мужик лет сорока подскочил к садившемуся в такси мужчине примерно такого же возраста, вытащил его обратно на тротуар, быстрым движением задрал ему куртку, сорвал с пояса висевшую на нем сумочку и бросился бежать, но недалеко: метрах в двадцати от места преступления он сел в поджидавшую его машину. Автомобиль сорвался с места и понесся по авениде. Журналист только и успел заметить, что в нем находились еще два человека. Машинально вскинул смартфон и сделал снимок. После чего подошел к потерпевшему.
«Как вы?»
«Меня только что ограбили».
«Это я заметил. Вы сами-то не пострадали?»
«Кажется, нет».
«Нужно сообщить в полицию».
«Да-да! Конечно!» – воскликнул потерпевший, но, как показалось журналисту, не очень уверенно.
Неуверенность насторожила журналиста, но так – мимоходом. По правде говоря, этому своему первому ощущению он значения не придал. Мало ли в каких реакциях мог выплеснуться испытанный человеком стресс? Все-таки быть ограбленным – ощущение не из приятных.
Позвонили в полицию. Сообщили о произошедшем. Дошли до участка. Пока патруйерос[1 - От patrulleros – патрульные.] занимались своим делом на улицах, давали показания. Журналист, как невольный свидетель, отделался быстро, а вот с самим потерпевшим затянулось. Офицер, набирая его показания, то и дело задавал уточняющие вопросы. Журналист слушал, и снова у него появилось ощущение того, что в деле что-то не так. Вот что – вкратце – рассказал ограбленный.
«Я, – рассказывал он, – вышел из дома… (адрес и всякое такое) … около трех часов дня. Мне нужно было заехать в банк, чтобы снять со счета пятнадцать тысяч долларов. Еще пятнадцать тысяч я взял с собой, положив их в „кенгуру“[2 - Обиходное название сумочки для ношения на поясе.], а саму „кенгуру“ спрятав на поясе под курткой. Примерно в половине четвертого приехал в банк, расположенный на авениде де ла Культура. Точнее, чуть в стороне от нее: на примыкающей улочке (callejоn). Да вы и сами знаете: в торговом центре. Там кассир выдал мне деньги, я зашел в кабинку, убедился в том, что никто за мной не наблюдает, и поместил их в ту же „кенгуру“. Потом вышел из банка, прошел пешком до авениды и поймал такси. А когда садился в него, на меня набросился незнакомый мне человек. У меня сложилось впечатление, что он точно знал, где искать деньги. Ограбив меня, он сел в поджидавшую его машину темного (oscuro) цвета, и та мгновенно скрылась в неизвестном направлении. Но я успел заметить, что в машине были еще двое. А еще я успел заметить номер машины. Правда, не совсем точно. Насчет букв не сомневаюсь, а с цифрами – не уверен. Буквы – AZ. Цифры – то ли 104, то ли 014. Еще через минуту ко мне подошел вот этот человек (кивок в сторону сидевшего рядом и слушавшего журналиста) и предложил мне помощь. Это всё, что мне известно».
Вероятно, полицейскому, как и журналисту, в показаниях потерпевшего тоже не все понравилось. Во всяком случае, он начал задавать вопросы.
«Вы взяли из дома пятнадцать тысяч долларов?»
«Да».
Полицейский обменялся взглядом с журналистом. Нет, его насторожила не валюта – доллары США. В этом-то как раз ничего необычного не было: в Перу североамериканские доллары очень популярны, накопления и вклады в них – тоже. Инфляция в них ниже, чем инфляция в перуанских солях, пусть даже и в солях ее нельзя назвать большой. Бывает, долларами рассчитываются за товары и услуги. Бывает, предприниматели именно в них ведут расчеты между собой. В принципе, государством это не очень приветствуется, но и не запрещено. А уж обменных пунктов в том же Куско, не считая так называемых bancario (официальных уличных менял), великое множество. Их даже больше, чем было когда-то в Москве, когда люди, не доверяя рублю, скупали валюту. Правда, в Куско, в отличие от Москвы тех лет, обменные пункты и bancario работают больше с туристами, чем с местными. Именно туристы, а не местные жители, их основной хлеб. Но тем не менее. Насторожило же полицейского то, что человек вообще взял с собой в банк пятнадцать тысяч. Как и то, что он хранил их дома. Сумма-то по перуанским меркам немалая!
«Вы собирались совершить крупную покупку?»
Потерпевший замялся. Всего-то на какое-то мгновение, но этого мгновения хватило, чтобы насторожиться еще больше.
«Да».
«Что именно?» – полицейский демонстративно отодвинулся от ноутбука. – «Не для протокола. Просто любопытно».
«Машину».
«О! – оживился полицейский. – Мне бы тоже мою старушку поменять. Жаль, с моим окладом в четыре тысячи[3 - Солей. Около 1200 долларов в месяц.] только в кредит и залезать. Завидую. Вы можете сразу сто тысяч[4 - Солей. Примерно те самые 30 тысяч долларов США.] потратить!»
Потерпевший чуточку покраснел, но это тоже длилось недолго.
«Итак, – полицейский снова взялся за ноутбук, – вы вышли из дома, уже имея при себе пятнадцать тысяч долларов США. Взяли такси и доехали до банка на авениде де ла Культура. За вами никто не следил… Нет?»
«Я не заметил».
«А в банк от авениды вы тоже дошли пешком?»
«Нет, подъехал прямо к торговому центру».
«Ну да, ну да, конечно…» – полицейский согласно закивал головой. – «Кассир при вас никому не звонил?»
«Нет».
«А потом вы вышли из банка и пошли на авениду ловить такси».
«Да».
«Около банка такси не нашлось?»
«Нет».
«Действительно: иначе бы вы там в него и сели».
«Разумеется».
«Вы всегда ловите такси прямо на улице? Никогда не заказываете заранее?»
«Нет. А зачем?»
«Ваша правда. На улице дешевле».
Журналист хмыкнул. Полицейский пнул его ногой.
«Значит, вы дошли до авениды. Начали ловить такси. Так?»
«Да».
«А когда оно подъехало и остановилось, на вас напали».
«Да».
«После чего нападавшие скрылись на собственном автомобиле».
«Да».
«Который все это время был припаркован неподалеку от того места, где вы стояли и ловили такси».
«Наверное. Я не обратил внимания».
«Конечно. Ничего удивительного…»
Так или в таком же духе продолжалось не меньше часа. Даже, пожалуй, больше: полицейский в буквальном смысле всю душу потерпевшего на крошечные детальки разложил. Отпустил он бедолагу не раньше, чем в участок начали поступать первые сообщения о безрезультатных поисках грабителей. А когда тот ушел, полицейский констатировал: «Не верю ни одному его слову. Ничего глупее в жизни не слыхал. Ну ладно, допустим: взял он из дома пятнадцать тысяч и поехал еще за деньгами. Допустим. Но почему не заказал такси? Почему не распорядился, чтобы такси его дожидалось? Зачем пешком пошел? Чтобы у торгового центра не было свободных машин? Вы в это верите?» Журналист покачал головой. «Вот и я не верю. А дальше – просто ахинея. Грабитель знал, где искать деньги, но при этом зачем-то ждал, пока этот поймает такси. В машине были еще двое. Зачем? Один – понятно: водитель. Но зачем еще один? Если он просто сидел и смотрел, а не помогал грабить? А ведь там еще и знаки повсюду – „стоянка запрещена“. Это что же: стояли под знаком и ждали? Или вот: человек собирается купить новый автомобиль, он сам – водитель со стажем, видели его права? У него стаж – двадцать с лишним лет! Но при этом он не распознал марку и модель машины грабителей! Описывает ее просто как темный седан, скрывшийся в неизвестном направлении. К слову: в каком еще неизвестном направлении можно скрыться по авениде де ла Культура? По этой длинной, прямой улице с разделительной полосой? А номер? Согласен: номер целиком запоминают немногие. Но невозможно заметить все цифры и при этом запутаться: 104 или 014! Набор-то одинаковый, но „сто четыре“ никак не коррелирует с „ноль-один-четыре“. Такая путаница невозможна в принципе. Это…» «Минутку! – журналист выхватил из кармана смартфон. – Да ведь я же сфотографировал автомобиль! Машинально. Вот ведь голова: забыл обо всем!» Появилась фотография. Она была немного смазана, если такое определение применимо к цифровому изображению, однако номер читался. Журналист и полицейский переглянулись: номер не имел ничего общего ни с AZ 104, ни с AZ 014. Сам автомобиль действительно был «темным», но цвет имел вполне узнаваемый: характерный тойотовский темно-серый металлик (gris oscuro). Эмблема тоже была видна: Тойота. И модель невозможно было не признать: самая продаваемая модель в Перу – Ярис Седан. «Не понимаю, – полицейский взялся за телефон, – зачем было так примитивно врать?» Набрал номер и распорядился прекратить поиски неизвестного «темного» автомобиля с номерным знаком то ли AZ 104, то ли AZ 014. «Держите нас в курсе, хорошо?» – попросил, прощаясь, журналист. «Вас – это редакцию?» – уточнил полицейский. «Да, – подтвердил журналист, – меня, моих коллег: безразлично. Это интересно. Думаю, мы дадим материал. Договорились?» «Договорились!»
Авенида де ла Культура – действительно длинный, самый длинный в Куско, проспект, автомобильное движение по которому разделено: где-то – газоном с растущими на нем деревьями, где-то – высоким бордюром, где-то – бетонными кадками со всякой всячиной. Скрыться по ней в неизвестном направлении – дело безнадежное. Даже если свернуть в сторону, никуда, по большому счету, не денешься. Достаточно перекрыть лишь несколько самых значимых улиц, чтобы полностью заблокировать примыкающие к авениде кварталы. Можно, конечно, загнать автомобиль в какой-нибудь гараж, но на какое время? При существующей ориентировке на поиск его все равно найдут: не сегодня, так завтра; не завтра, так послезавтра – как только он снова окажется на дорогах. Правда, грабежи на собственных автомобилях – явление в Перу исключительное, хотя грабежи на машинах вообще – наоборот, достаточно распространенное. Настолько распространенное, что Министерство внутренних дел в свое время протолкнуло закон о запрете бесконтрольной тонировки автомобильных стекол. Чтобы их затонировать, необходимо получить разрешение. Прийти в полицию, написать заявление, объяснить причину, толкающую тебя на этот шаг (ты, например, публичная личность и не хочешь, чтобы на тебя все пялились, когда ты стоишь на светофоре), а потом каждые два года продлевать разрешение, всякий раз принося в полицию фотографии машины. Система хлопотная и обременительная по времени. К тому же нет никакой гарантии того, что разрешение будет выдано или продлено. Поэтому перуанцы в массе своей не очень заморачиваются тонировкой. Точнее, не заморачивались: с нового, 2017, года все то же Министерство внутренних дел разработало облегченные правила. Карлос Басомбри?о (Carlos Basombr?o), действующий министр, объяснил это просто: как раз тем, что львиная доля грабежей с применением автомобилей осуществляется не на собственных, а на угнанных машинах, а значит, нет смысла осложнять жизнь законопослушным гражданам. С этой логикой можно поспорить, но журналист El Diario Imperial, идя по авениде, думал немножко о другом. Он думал о том, что стекла в Ярисе не были затонированными. То есть машину, скорее всего, не угнали. На эту же мысль наводила и ложь потерпевшего о регистрационных номерах: зачем было врать, если, во-первых, грабители не были ему знакомы и, во-вторых, поджидали его на краденом автомобиле? А еще – странное поведение самого потерпевшего сразу же после ограбления. Журналист вспомнил о том, как этот человек явно растерялся, когда ему предложили обратиться в полицию. Может, он и не собирался в нее обращаться? Но почему? Если его на самом деле ограбили? Или не ограбили? Но если не ограбили, зачем было устраивать этот спектакль?
Журналист шел, его голова пухла от мыслей, а между тем город вокруг менялся. День миновал, наступил вечер, стемнело. Журналист осмотрелся и хихикнул: как раз самое время для того, чтобы и самому подвергнутся нападению! Конечно, авенида де ла Культура – не лучшее место для грабежей, особенно с применением автомобилей, но мало ли? El Diario Imperial частенько публикует заметки о вот таких – нелепых – грабежах. Идет себе человек, ворон считает. К нему подходит кто-нибудь решительного вида, отбирает кошелек, мобильник и документы и скрывается. Вернее, думает, что скрылся. На деле-то всё иначе: косканская полиция знает город как свои пять пальцев, ее, полиции, много, достаточно быстро позвать на помощь, чтобы ударившийся в бегство грабитель был оперативно задержан. Сама география приходит на помощь как полиции, так и жертвам: затеряться в Куско, зажатом горами в сравнительно узкой долине, не так-то просто. Направлений для бегства немного. Но преступников, преимущественно неопытную молодежь, это соображение не останавливает. Когда в кармане – шаром покати, а вокруг – изобилие дискотек и баров, разум поневоле отступает на задний план, давая место шальным идеям. К тому же есть шанс, что ограбленный окажется туристом, а пока турист сообразит, что нужно делать; пока, не зная что к чему, внятно обо всем расскажет, пройдет немало времени. Время же в таких делах – в буквальном смысле деньги. Разумеется, нельзя сказать, что Куско кишит разбойниками и ворами. Разбойников и воров на душу населения в Куско ничуть не больше, чем где-то еще, а раскрываемость в нем по горячим следам – не в пример и к стыду каким-нибудь Нью-Йорку, Лондону или Парижу. Однако здравый смысл – всегда здравый смысл. А в данном конкретном случае здравый смысл подсказывал журналисту, что лучше взять такси и на нем доехать до редакции, где еще предстояла работа над завтрашним выпуском номера. Так он и поступил.
Работа, однако, сразу не заладилась. Для начала журналист рассказал коллегам о своем приключении, что вызвало бурное обсуждение: не каждый день добычей уличных грабителей становится такая сумма – тридцать тысяч долларов. А потом, когда все-таки пришлось заняться вычиткой и версткой всякой нудной чепухи (номер получался на редкость без огонька), коллектив El Diario Imperial нет-нет да возвращался к обсуждению произошедшего. Само отсутствие чего-то более интересного провоцировало на это. Ведь El Diario Imperial славится не занудством, не псевдоинформативностью, не тем, что в этой газете тупо перепечатывают чужие новости или послушно сообщают о принятых в муниципалитете решениях, каковому муниципалитету газета и принадлежит. Нет. El Diario Imperial – это, прежде всего, принципиальная честность. А принципиальная честность – такая штука, от которой до времени седеют алькальды, лысеют губернаторы и давятся кофе коррехидоры. El Diario Imperial – поле битвы между простыми горожанами и властью. Коллектив же газеты, начиная с главного редактора (колоритного мужчины, запросто появляющегося на публике в красных пиджаках и заправленных в ботинки оранжевых брюках свободного покроя) – коллектив газеты всегда на стороне читателей. Если, к примеру, алькальд обещает каждый день высаживать по дереву, но слово не держит, в El Diario Imperial появляется язвительная заметка. А в заметке городскому голове припоминается не только обещание сажать деревья. Ему припоминается и то, что он поступает ровно наоборот: устраивает древоцид. Однажды так и было написано: древоцид. По аналогии с геноцидом. Словечко – arboricidio – прижилось и еще не раз с удовольствием использовалось: коллектив, представляя лицо алькальда, читающего свежий выпуск, покатывался со смеху. Recordemos el arboricidio cuando de forma abrupta y sin ninguna consideraciоn esta gestion decidiо, no sabemos el por quе, sacar completamente los аrboles, pero eso no importо, a pesar de que dichas plantas ya estaban en еpoca de florecimiento[5 - Напомним о древоциде, когда нынешняя власть, без всякого обсуждения и невесть почему, полностью изничтожила деревья. Но это неважно, несмотря на то, что растения уже зацвели.]. Вот так: не столько страшен древоцид, сколько то, что он был учинен над уже цветущими растениями! Говорят, алькальд, прочитав такое, и в самом деле чуть не захлебнулся кофе. Увы, но тот выпуск, над которым теперь работал коллектив, оставлял желать лучшего. В том смысле, что ни алькальд, ни губернатор, ни какие-то другие чиновники не дали повода написать о них что-нибудь этакое. Да и в городе, равно как и во всем регионе Куско, не происходило ничего интересного. Никто из властей предержащих не передрался между собой. Никакой из многочисленных профсоюзов не учинил леденящий душу скандал. В Веласко Астете[6 - Международный аэропорт Куско имени Алехандро Веласко Астете.] не задержали какого-нибудь матерого контрабандиста с «чемоданом красного цвета на колесиках, в котором обнаружились двадцать пять черно-белых перьев кондора, каждое длиной тридцать восемь сантиметров, и головная повязка длиной пятьдесят сантиметров – из перьев гуакамайо[7 - Вид попугая.]». На Пласа де Армас не нашли забытый каким-то растеряхой чемодан и поэтому не пришлось вызывать саперов, чтобы извлечь из чемодана («пластикового, белого цвета, с выдвижной ручкой») початую бутылку писко[8 - Крепкий алкогольный напиток из винограда.] и недоеденную папайю. Не было вообще ничего интересного или хотя бы способного вызвать интерес подачей. Неудивительно, что дневное происшествие с ограблением на тридцать тысяч долларов не давало коллективу покоя. К сожалению, не было возможности пустить в номер это ограбление так, каким оно представлялось на данный момент: это могло помешать следствию. Уж очень странным оно, ограбление, оказалось!
Часы показывали восемь вечера, когда в редакцию позвонил тот самый полицейский, который днем записывал показания. В его голосе слышалась растерянность, а начал он с того, что припомнил взявшему трубку журналисту «уверенность в том, что дело представляет интерес». Вернее, полицейский выразился иначе: «Черт бы вас побрал! Накаркали!» Громкая связь была включена, только что помиравший от скуки коллектив оживился.
«Что случилось? – спросил журналист. – У вас появилась новая информация?» «Это как посмотреть! Может, новая, а может, и старая!» «То есть?» «Вы помните Хесику Паукартамбо?» В Перу очень популярны англосаксонские имена; всевозможных Элвисов, Джонни, Джессик и так далее в стране больше, чем, возможно, в самих Англии и США вместе взятых, только произносятся эти имена не всегда на англосаксонский лад. Если имя начинается с испанской «хота» (J, «джей» в английском алфавите), звучать для непривычного уха оно может весьма своеобразно. Но журналист, услышав «Хесика» вместо «Джессика», не удивился. Он удивился другому: тому, что полицейский заговорил об этой женщине – Джессике Паукартамбо.
Лет десять назад Джессика – или Хесика – Паукартамбо Гонсалес прославилась тем, что ее арестовали при попытке сбыть иностранному коллекционеру крупную партию… человеческих останков. Правда, не просто человеческих останков, не каких-то там ничем не примечательных костей, добытых из первой попавшейся могилы, а украденных из исследовательской лаборатории при крупном музейном центре. Центр находился в Лиме, но сами останки принадлежали слабо изученной культуре из южных Анд, предшествовавшей не только культурам инков (кечуа), чанков и аймара с их Кольей[9 - Государство аймара, покоренное в XV веке кечуа.], но и Пукину[10 - Культура (известная также как культура Тиуанако) и одноименное государство, существовавшее предположительно с XVI века до нашей эры и до XI века нашей, когда оно было разрушено аймара. Руины города Тиуанако существуют до сих пор. Впрочем, многие археологи считают, что государство Пукина и Тиуанако – не одно и то же, а Тиуанако погибло вследствие какой-то природной катастрофы задолго до покорения Пукина аймара. Следы природных бедствий на территории Тиуанако действительно обнаруживаются повсеместно. Однако здравый смысл подсказывает, что считать их признаком гибели государства – то же самое, как если заявить, что следы извержения Везувия свидетельствуют о гибели Римского государства в 79 году.]. Трудности изучения заключались в том, что радиоуглеродный метод анализа показывал какую-то бессмыслицу. Несмотря на то, что все останки были извлечены из одного захоронения, их возраст разнился аж на четыре тысячи лет: самые старые относились к трехтысячным годам до Рождества Христова, а самые «молодые» – к первому тысячелетию после. При этом между всеми останками имелось близкое генетическое родство, как если бы самые старые из них принадлежали дедушке, а самые «молодые» – внукам, внучкам и племянникам с племянницами. Это выглядело нелепо, но это был факт: загадка, над которой лучшие историки, археологи и антропологи не только Перу, но и всего мира ломали голову на протяжении добрых сорока лет. Каждая кость была помечена, с каждой носились как с писаной торбой. Вот их-то Хесика Паукартамбо и умудрилась сначала украсть, а потом и найти на них покупателя. Или наоборот: сначала нашла покупателя, а потом украла. Как бы то ни было, но скандал получился знатным. Что столичные полицейские, что полицейские из других городов страны изумлялись невероятности произошедшего. Как вообще могло получиться, чтобы темная, невежественная, с грехом пополам закончившая начальную школу женщина – уроженка сельской общины в регионе Куско – смогла провернуть такое? Как она сумела обойти сложную систему охраны? Как сумела вывезти кости в Имперский Город?[11 - Куско. Так его называют жители в память о том, что он был столицей Тауантинсуйу – империи инков.] Где и как нашла покупателя – того, которого в итоге задержали бдительные таможенники в Веласко Астете и который оказался французским любителем древностей? Француз, когда его пытали – не в прямом, к сожалению, смысле, – только смеялся в ответ, ничего не поясняя и не раскрывая. А сама Хесика замкнулась в себе и вообще молчала. Складывалось впечатление, что она – немая. Немой-то, разумеется, она не была, но впечатление производила именно такое. В итоге француза и Хесику отдали под суд, а суд приговорил обоих к реально длительным срокам заключения. Но после суда не прошло и полугода, как оба… исчезли! Чуть ли не в один день и даже час. Просто исчезли. Француз – из колонии в регионе Лимы, Хесика – из колонии в регионе Куско. Ни сидевшие вместе с ними другие заключенные, ни охрана ничего не понимали. Но если охрана еще пыталась найти какие-то реалистичные оправдания случившемуся, то заключенные словно с ума сошли: они – что в Лиме, что в Куско – твердили, будто француз и Хесика просто растаяли в воздухе, когда вместе с остальными шли на обед. С заключенными на допросах, понятно, особо не церемонились, но даже физическое воздействие не смогло изменить их показания. Наоборот, насилие над ними вызвало неподдельную обиду: обычно-то, если есть за что, побои обид не вызывают – у каждого своя работа, – но здесь получалось так, что людей колотили зря. Им, как в этом убедились следователи, действительно было нечего сказать! Кроме той околесицы, которую они, как один, твердили и твердили. Поиски ничего не дали. Закрытие границ – тоже. Существовала вероятность, что беглецы, несмотря на полицейские заставы по всем дорогам, каким-то образом ухитрились добраться до сельвы и там, спускаясь по рекам или пробираясь вдоль их течений, сумели выбраться в какую-нибудь соседнюю страну – в ту же Бразилию, например, однако ни в Бразилии, ни где-либо еще они так и не появились. Тамошние власти за это ручались. Существовала и еще одна вероятность: француз и Хесика могли сесть на рыболовецкое судно: в сезон их много курсирует вдоль побережья, причем далеко не все из них перуанские и далеко не все занимаются легальным промыслом. Если случилось именно так (пусть и непонятно было: не вплавь же беглецы добрались до рыбаков?), поиски были обречены: даже вернувшись в родные порты, рыбаки не стали бы распространяться о своих «гостях», а портовые власти, прекрасно осведомленные о нелегальном бизнесе своих «подопечных», не стали бы делиться информацией с полицией Перу. Во-первых, потому что имеют с бизнеса своих «подопечных» малую толику и на собственный хлеб. А во-вторых, потому что чаще всего такие суда – эквадорские, а Эквадор, как он считает, несправедливо и сильно страдает от перуанской Guardacostas – подразделения ВМФ, занимающегося, помимо прочего, патрулированием территориальных вод. Эта Guardacostas постоянно задерживает эквадорских рыбаков, арестовывает их лодки, доставляет их в перуанские порты и обрекает на выплату крупных штрафов, не говоря уже о том, что уловы конфисковываются. Разумеется, властям Эквадора описание и запрос на задержание и выдачу француза и Хесики тоже направили, но особых иллюзий на этот счет не питали. А в конце концов именно к «эквадорскому варианту» следствие и стало склоняться: беглецы как в воду канули, а такого просто не могло быть. При условии, конечно, что в сельве их не съели крокодилы, а в океане – акулы. И вот, прошло примерно десять лет, и Хесика Паукартамбо выплыла на свет божий, причем совсем не при таких обстоятельствах, при которых могла бы.
«Конечно, помню! – подтвердил журналист. – Но причем здесь она?» «А при том, – ответил полицейский, – что ее отпечатки пальцев найдены в машине грабителей». «Что?» – воскликнул журналист. «Вот так». «Значит, вы нашли машину?» «Конечно. Номер, цвет, марка… было бы странно, если бы мы ее не нашли». «А в ней – отпечатки пальцев Хесики?» «Да». «Ушам своим не верю!» «А мы не поверили своим глазам». «Где же вы нашли машину?» «Ее бросили на Эвитамьенто».
Журналист хмыкнул. Другие члены коллектива придвинулись к нему поближе. Дело в том, что виа или авенида де Эвитамьенто – место специфическое. Долгое время здесь были просто трущобы. Но потом до кого-то дошло, что протянувшаяся посреди трущоб длиннющая улочка (к слову, шедшая практически параллельно авениде де ла Культура) отлично подходит для обустройства скоростной – «вылетной», как сказали бы у нас, в России – магистрали, по которой можно пустить транспорт, стремящийся выехать из Куско на юг: в сторону Пуно и Арекипы. Сказано – сделано: улочку включили в план развития города, нашли подрядчика, выбили из центрального правительства деньги. Довольно существенную сумму: около ста миллионов долларов, а если совсем точно – 298 миллионов солей. Работы начались, какое-то время шли очень бурно, а потом застопорились. Подрядчик – компания Одебречт (Odebrecht) – заявил, что выделенных денег не хватает на выкуп земельных участков у их собственников, не говоря уже о продолжении работ. В региональном правительстве почесали головы и выдали еще 60 миллионов. С проблемой завышенных цен на землю региональное правительство сталкивается постоянно, поэтому заверения подрядчика никого не удивили и не насторожили. Да и сам подрядчик на тот момент являлся очень уважаемой конторой, известной участием в крупных инфраструктурных проектах: строительстве больниц, прокладке газопроводов и куче чего еще. К маю 2016 года дорога была сдана. А потом грянул грандиозный скандал. На самом высшем государственном уровне Одебречт обвинили в создании коррупционных и мошеннических схем, подкупе чиновников и контроллеров, присвоении и выводе из страны полученных на подряды денег. Только на вершине того, что внезапно оказалось на свету, заискрилась всеми цветами радуги очаровательная сумма в полмиллиарда долларов, розданных в качестве взяток. Начали вскрываться дела, в которых Одебречт вроде бы напрямую не участвовала, но ход которых контролировала втихую. В том же Куско была проведена проверка обстоятельств заморозки работ на строительстве госпиталя Антонио Лорена. Работы велись другой компанией, OAS, но оказалось, что OAS и Одебречт друг с другом тесно связаны. Это был финиш[12 - Расследование деятельности Одебречт выявило, что компания осуществляла махинации, как минимум, в 12 странах, включая Соединенные Штаты. В настоящий момент руководству компании предъявлены многочисленные обвинения в Перу, США, Бразилии, Мексике, Эквадоре и т. д. В том же Перу по так называемому «делу Одебречт» (caso Odebrecht) подозреваемыми и обвиняемыми проходят бывшие высокопоставленные чиновники и даже бывшие президенты Перу Алехандро Толедо, Алан Гарсия и Ольянта Умала, а также супруга последнего – Надин Эредья.]. Однако для нас более важно то, что виа (или авенида) Эвитамьенто, несмотря на то, что она из улочки с грунтовым покрытием превратилась в современное асфальтированное шоссе, так и осталась трущобным районом – возможно, самым криминальным и опасным в Имперском Городе. Если верить свидетельствам его жителей, преступления здесь – обыденность. Причем направлены эти преступления против своих же – против тех, кто здесь родился, живет и никуда уезжать не собирается. Как в таких случаях принято говорить, преступники гадят там, где сами же и обитают. Нельзя сказать, что терпение жителей Эвитамьенто бесконечно. Недавно они устроили акцию протеста, требуя от властей города заняться, наконец, несчастным районом. А если, – заявили они, – их требования не будут услышаны, они перекроют эту важную артерию.
«Эвитамьенто?» «Да». «Ну конечно! Где, как не там, лучше всего избавиться от автомобиля. Но подождите: а владелец-то кто?» «Надеюсь, вы сидите, а не стоите?» – спросил полицейский. «Ну!» «Владелец – наш потерпевший». «Вы хотите сказать, его ограбили, воспользовавшись его же автомобилем?» «Именно». «И это – тот же автомобиль, в котором найдены отпечатки пальцев Хесики?» «Именно!» «И этот автомобиль бросили на Эвитамьенто, поняв, что к делу подключилась полиция?» «Именно!» «Послушайте… – журналист запнулся, чувствуя, как по его позвоночнику пробежал холодок. – А больше вы в машине ничего не нашли?»
Полицейский ответил не сразу. По громкой связи было слышно, как он чем-то по чему-то принялся постукивать. Не пальцами по столу, а скорее линейкой по кружке: звук отдавал стеклом. Это, если честно, раздражало. «Да перестаньте вы!» – не удержался журналист. Постукивание прекратилось. Полицейский ответил: «Нашли. Куклу». «Какую еще куклу?» – опешил журналист. «Обычную. Или нет: очень необычную. Глиняную. Она сейчас прямо передо мной стоит. Жуткое уродство». «Так вы еще в участке?» «Да». «Я сейчас буду!» «Мы сейчас будем!» – закричали, вскакивая со стульев наличные члены коллектива El Diario Imperial. «Давайте, – без особого восторга отозвался полицейский. – Тем более что ваш главный уже здесь. Я ему первому позвонил». Члены коллектива переглянулись. «Вот сукин сын!» – вырвалось у одного из них. Но это, само-собой, относилось не главному редактору: главного редактора в El Diario Imperial по-настоящему уважают.
Кукла и впрямь оказалась фантастически уродливой. Она не была старинной штучкой: по всем признакам ее слепили сравнительно недавно. Но, тем не менее, создавалось впечатление, что тот, кто ее лепил, в качестве образца имел перед собой одну из тех леденящих кровь фигурок, которые свойственны керамике некоторых древних андских культур и культур тихоокеанского побережья Южной Америки. Скорее всего, она изображала какого-то злого бога, но какого и чьего именно, сказать было трудно. Кукла обладала сходством с многими злыми богами – такими, какими их представляли люди, жившие много веков назад. Кому и зачем в наше время понадобилось лепить это чудище? Может быть, на потребу туристов? Но для туристов существуют другие сувениры. Тем более что везти в поклаже глину – задача не из легких. Велика вероятность того, что на другой конец света, откуда обычно и прибывают интересующиеся перуанскими древностями туристы, прилетят обломки, а не то, за что были заплачены деньги.
«Она лежала в багажнике, – пояснил полицейский, – в нише для запасного колеса. Как не разбилась – удивительно. Но не разбилась».
«Отпечатки?»
«Нет. Если хотите, можете смело брать ее в руки». Однако взять ее в руки никто не рискнул. Главный редактор El Diario Imperial, видя вытянувшиеся лица своих сотрудников (а эти сотрудники немало повидали), улыбнулся: «Отвратительно, правда? Я тоже решил: ну ее к черту!» «Ее что же – протерли тряпкой?» – спросил один из журналистов. «Да, похоже на то, – ответил полицейский. – На ней имеются следы бензина и масла». «А где нашли отпечатки Хесики?» «В салоне. На внутренней стороне крышки бардачка». «Что говорит… потерпевший?» Полицейский дернул бровями, из-за чего на мгновение его скучное лицо стало очень живым: по нему пробежала гримаса то ли досады за собственную нерасторопность, то ли насмешки над ситуацией, то ли злости. «Ничего не говорит. Мы не смогли его найти. Он скрылся. Дома его нет, соседи понятия не имеют, куда он мог уйти. Соседи о нем вообще ничего не знают. Любопытный тип оказался. Уже год как въехал в дом, но за все это время ни с кем не познакомился. Соседи уверяют, что он избегал знакомств. Даже когда с ним здоровались при встрече, он делал вид, что не расслышал, и торопился проскользнуть мимо. Представляете? Единственная, кто хоть что-то смогла о нем рассказать, – приемщица в прачечной. Наш „потерпевший“ жил один, белье сам не стирал. Возможно, считал, что прачечная дешевле или удобней, чем собственная стиральная машина. Так вот. Приемщица – дама шестидесяти пяти лет. С людьми работает чуть ли не с детства. Поневоле научилась в психотипах разбираться. Наблюдательна. Она говорит, что весь последний месяц этот ее клиент чего-то очень боялся. Раньше, когда он только появился, он был спокойным и даже уверенным в себе человеком. Замкнутым, но не стервозным: никогда не предъявлял никаких претензий и всегда оставлял сверх счета и даже очень неплохо оставлял. Если бы не ухоженные руки без мозолей, он мог бы сойти за бывшего бедняка, на собственной шкуре познавшего, что такое вкалывать за гроши с утра до ночи. Но руки у него человека, который никогда не занимался физическим трудом. Из этого приемщица сделала вывод, что он просто хороший и добрый человек. А то, что других людей сторонится – ну так что же: мало ли какие на это могут быть причины? Может, он в печали… Не улыбайтесь: это не моя фантазия, она так и выразилась: в печали. Предположила, что он потерял жену: заметила на его пальце след от кольца. Но мы-то с вами знаем, что женат он не был. Поэтому если он и носил кольцо, то уж точно не обручальное. И если находился в печали, то уж точно не из-за того, что потерял супругу. А в последний месяц его как подменили. Он стал дерганым, нервным, несколько раз срывался на крик и подпрыгивал до потолка, стоило зазвонить телефону. Выхватывал телефон из кармана, смотрел на экран и на вызов не отвечал. Сбрасывал. Приемщица решила, что у него по работе проблемы. Правда, где он работает и кем, она не знает, но думает, что он – какой-нибудь агент. У него явно свободный график. Он приходил в любое время: утром, днем – безразлично. Мы побывали в его квартире. Это все на той же авениде де ла Культура. Многоквартирный десятиэтажный дом. Ну, вы знаете такие: со всякими системами охраны – от пожаров и прочих бедствий, с собственной парковкой… Но квартира скромная: две комнаты (dormitorio, буквально – спальня), кухня (comedor, буквально – столовая), душ (ba?o – ванная комната). Обставлена квартира без изысков. Техники – минимум. Но главное для нас – ничего, что помогло бы разобраться в происходящем. Абсолютно безликая квартира. Даже гостиничные номера дают больше информации о проживающих в них людях. Что же до отпечатков в квартире, все, очевидно, самого „потерпевшего“: одного человека. Мы все перевернули вверх дном, но ничего интересного не нашли. Обидно. Завтра придется докладывать в Лиму, а у нас – ничего. Да еще и сами растяпами оказались». «Да уж, – согласился один из журналистов. – Растяпами – это мягко сказано. Насколько я понимаю, повременить с докладом не получится?» Полицейский не обиделся, но взглянул на журналиста осуждающе: «Ваш коллега тоже здесь был и тоже всё видел. Получается, он тоже растяпа. А повременить – нет, не выйдет. Хесика – это не шутка. Мы не можем скрывать ее появление. Мы…» «Подождите, – перебил полицейского другой журналист: не тот, который назвал его растяпой, – а что с грабителями? С ними-то что?» «Кое-что есть».
Полицейский не то чтобы оживился, но выражение деланой скуки с его лица пропало. «Отпечатки одного из них нашлись в нашей базе. Того, который сидел за рулем. Не Бог весть какая птица, но персонаж довольно любопытный. Хотите смейтесь, хотите – нет, но пару лет назад мы прихватили его за торговлю наркотиками. Точнее, коллеги из „Зеленого эскадрона“ прихватили. В самом центре. На кайе Прокурадорес. Честное слово, будь я торговцем наркотиками, я бы поостерегся торговать на улице с таким названием! Дурное предзнаменование, очень дурное!» Все заулыбались. «Когда его взяли, – продолжил полицейский, – на вид ему и шестнадцати не было[13 - Одна из задач «Зеленого Эскадрона» (Escuadrоn Verde) – борьба с преступлениями, совершаемыми несовершеннолетними.], но оказалось – все двадцать. Поймали его впервые, товара при нем всего-то и было, что пара пакетиков марихуаны, характеристику ему дали положительную – он работал в автомастерской, – в общем, отделался легко. Но еще через полгода его взяли в автобусе. С десятком чужих кошельков и тремя мобильниками. На этот раз он сел. Но ненадолго. Получил год. Вышел, устроился на прежнюю работу в автомастерской. Но еще через пару месяцев мастерскую закрыли: из-за многочисленных жалоб. Подозревали, что через нее реализуются краденые запчасти, однако обыск ничего не дал. Хозяин даже в суд на полицию умудрился подать: мол, опорочили его честное имя, лишили клиентуры, угробили дело, оставили без куска хлеба и всякое такое. Но суд иск отклонил, потому что вскрылись еще кое-какие обстоятельства. А именно то, что хозяин автомастерской оказался совсем не бедным человеком и при этом за последние пять лет практически не платил никаких налогов. Пользовался ставкой на микропредприятия, занижая доходы. В суде просто поразились такой то ли наглости, то ли непрошибаемой глупости. Это же надо – иметь рыльце в пушку, знать, что любая мало-мальски серьезная проверка это выявит, но пойти и начать судиться с полицией! Ну да черт с ним, с хозяином. А вот наш персонаж и после этого никуда не делся. Как только мастерская закрылась, он тут же устроился в другую. И что бы вы думали? Его приняли с распростертыми объятьями! Как будто специально местечко для него придерживали. Он, не поверите, даже заходил сюда, в участок, и вот за этим самым столом, – полицейский хлопнул ладонью по своему собственному столу, – имел наглость этим хвастаться. Честно скажу: я так и не понял, зачем он это сделал. За шиворот его никто не тащил, никаких дел в участке у него не было. Он просто взял и пришел. Уселся за мой стол и начал рассказывать, как это здорово – жить, имея таких друзей. Только не спрашивайте, о каких друзьях он говорил: понятия не имею. Я тогда подумал, а не под кайфом ли он, но решил, что ну его: просто велел ему убираться». «Убрался?» – с неожиданным интересом спросил главный редактор El Diario Imperial. «Конечно, – ответил полицейский, не понимая, что в его словах вызвало такой интерес. – Убрался. А что?» Главный редактор хмыкнул. «А то, – сказал он, – что еще через несколько недель он оказался за рулем машины, в которой найдены отпечатки пальцев Хесики. И вот эта кукла. А сама машина принадлежит человеку, который весь последний месяц чего-то очень боялся. Человеку, которого ограбили на тридцать тысяч долларов, использовав его же собственный автомобиль. Человеку, который, судя по всему, очень не хотел заявлять об ограблении в полицию… Ну же, капитан! На какие мысли это наводит?» Полицейский посмотрел на куклу, на главного редактора, на журналистов, покраснел, побледнел, но, явно будучи человеком искренним, признался: «Вы правы. Но как я мог догадаться – тогда? Это сейчас легко сопоставить факты, а тогда? Передо мной сидел наглый двадцатидвухлетний паяц, только что не смеявшийся мне в лицо. Как я мог догадаться, что он хотел меня предупредить?»
Зазвонил телефон. «Национальная по… кто? Ах, это вы! Что? вы нашли? – полицейский вскочил со стула. – Повторите! Да, спасибо, это очень важно. Я сейчас буду. Пожалуйста, дождитесь меня».
«Что?»
«Что?»
«Звонила приемщица из прачечной. Вспомнила, что на днях, когда наш „потерпевший“ сдавал белье, она обнаружила в кармане его брюк несколько монет. Хотела вернуть их, но тот отказался. Махнул рукой и сказал, что это – мелочь. Никчемные железки, потому что ни один банк в Перу их не примет и на соли не обменяет. А если где и обменяют, то разве что в Лиме. Но не лететь же туда из-за такой ерунды? Монеты золотистые, очень, как выразилась приемщица, симпатичные, номиналом в 50 центов. Только не центов США. Еврозоны. На каждой монете – буковки: F и R».
«Франция!»
«Вот именно. Франция».
Полицейский выбрался из-за стола. Журналисты и главный редактор пошли на выход из кабинета. «Вы со мной?» – окликнул их полицейский. Ответил главный редактор: «Нет, мы возвращаемся в редакцию. Нужно прикинуть, что да как, а времени до сдачи номера в типографию остается в обрез. Одиннадцатый час вечера! Скажу прямо: сомневаюсь, что мы дадим эту историю. Не сейчас – точно. Но дать материал о возвращении Хесики мы обязаны. Только как? Удачи вам, капитан, держите нас в курсе. Ко всем этим чудесам мы еще обязательно вернемся, но… вы понимаете: когда хоть что-нибудь прояснится. Слишком уж все запутано. Слишком… а, ладно! – Главный редактор махнул рукой. – Это никуда не годится. Кости, кукла, Хесика, ограбление… Мы…»
Погас свет.
«Очень смешно!» – воскликнул полицейский, споткнувшись о стул.
«Это не я!» – отозвался из темноты главный редактор.
«И не я!» – журналист, ближе всех стоявший к выключателю.
«Тогда…»
Окно участка осветилось красным. Оглушительно громыхнуло.
«Что за…»
Еще один взрыв. А потом – еще и еще. Целая серия взрывов. Окно заливалось красным, зеленым, золотистым. Послышался треск.
«Черт! Да это петарды!»
Расталкивая всех, полицейский бросился из кабинета. Журналисты – за ним. Выбежали на улицу и обнаружили, что петарды (а это были действительно они) взлетали из кузова припаркованного около участка пикапа. Взлетали хаотично, разлетались в разные стороны, очень небезопасно. Одна из них ударилась в стену участка и рассыпалась огненными искрами. На стене остался черный след.
«Огнетушитель! Быстрее!» – заорал полицейский.
Но было поздно. Никто из выбежавших из участка – журналистов и других полицейских, смотревших на происходившее с разинутыми от изумления ртами – не осмелился приблизиться к пикапу. А тот – к слову, полицейский же, с соответствующей надписью вдоль борта и с мигалками на крыше кабины – продолжал разбрасывать из себя сатанинские игрушки. Его открытый кузов был доверху набит коробками с пиротехникой. Капитан схватился за голову и присел на корточки.
Несколько секунд, и пикап превратился в настоящий вулкан. А еще через несколько секунд посыпались разбитые стекла: с десяток петард одновременно угодили в участок, но уже не в стену, а в окна. «Бомберос![14 - Bomberos, пожарные.] Звоните бомберос!» – кричали со всех сторон. Люди пятились, пригибались, стремились спрятаться за росшие во дворе деревья, но сбежать со двора не решались. Занялась стоявшая рядом с пикапом патрульная машина. «Боже мой! Боже мой!» «Что происходит?» «Что?» «Что?» «Что?» – во двор, тесня полицейских и журналистов обратно к участку, начали вваливаться человеческие толпы: привлеченные взрывами прохожие с авениды и посетители расположенной неподалеку дискотеки. Кто-то из них, увидев феерическую картину разлетавшихся во все стороны петард, рассмеялся. Но теперь хотя бы, только что ошеломленные и подавленные, полицейские почувствовали, что снова могут заняться делом. Прикрикивая на незваных визитеров, они принялись гнать их со двора. Те упирались, но не очень: через несколько минут двор удалось очистить от посторонней публики. А когда с этим было покончено, полицейские, сбившись в одну кучку с журналистами под прикрытием группы из нескольких росших рядом друг с другом деревьев, обнаружили, что спасать уже нечего. Из окон участка вырывались пламя и дым. Вся стоянка перед ним тоже полыхала. Пикап, двенадцать патрульных машин, машина главного редактора El Diario Imperial – всё это было охвачено огнем. Начали рваться топливные баки и покрышки.
«Какой идиот догадался до такого? – Главный редактор, глядя на свой горевший автомобиль, указал на не менее весело горевший пикап. – Кому понадобилось столько пиротехники? Зачем?» «Рождество!» – ответил капитан. «Оно-то каким боком? Вы что, собирались салюты запускать?» «Нет! Это всё конфискат!» Главный редактор выругался. «Точно! Совсем забыл! Алькальд же подписал указ о запрете пиротехники![15 - В 2016 году власти многих регионов Перу полностью запретили продажу пиротехники и ее использование в праздничные или в любые другие дни. Однако в Куско столь категорического запрета не было. Как результат, например, сгоревший на Пласа де Армас в новогоднюю ночь павильон со сценками на рождественские мотивы. А незадолго до этого – выгоревший дотла полицейский участок в одном из городков региона, причем события развивались практически так же, как описано здесь. Еще немного раньше, сразу же после Дня всех святых (1 ноября), в Лиме пожар уничтожил целый жилой квартал – известный на всю страну и за ее пределами «городок» художников и ремесленников из индейского племени шипибо-конибо. Сгорело пятьсот домов. Без крова остались тысячи людей. Правда, есть подозрение, что виной этому не петарды, а поджог. Тем не менее, власти всех округов Лимы пиротехнику также запретили.] Вот дерьмо!» Кто или что дерьмо, капитан выспрашивать не стал. Он стоял рядом с главным редактором и печально смотрел на пожар. А потом, когда уже послышались сирены приближавшихся бомберос, констатировал: «Погибли отпечатки». «Какие отпечатки?» – не сразу понял главный. «Хесики». «То есть?» Капитан указал на машину, горевшую рядом с редакторской. «Это она?!» «Да. Тот самый Ярис». «Тьфу ты!» – Главный и в самом деле сплюнул и растер плевок подошвой ботинка. «И кукла наверняка погибла», – добавил капитан. Главный редактор сплюнул еще раз. «Ну, что я могу сказать? Поздравляю!» Смерил грустного капитана взглядом неясного значения и позвал своих: «Идемте отсюда. Нам здесь больше нечего делать».
Утром номер El Diario Imperial вышел с красочной фотографией на первой странице, со статьей о пожаре – на целый разворот и с небольшой, засунутой в самый конец, ближе к разделу о новостях спорта, заметкой об ограблении на тридцать тысяч долларов и якобы вернувшейся из небытия Хесике Паукартамбо Гонсалес. О деталях в заметке не было ни слова. О монетах – тоже. После долгих споров главный редактор своей властью запретил публиковать подробности. Не стали заново мусолить и обстоятельства давнишнего дела о краже «исторических костей». Ограничились сообщением, что ожидается прибытие из Лимы особой следственной группы. О том, что улики, необходимые для следствия по делу Хесики, погибли в пожаре, умолчали так же, как и о многом другом. Это Главный пояснил так: «Что там погибло или нет, не нашего ума дело. Может, ничего и не погибло. Современная криминалистика творит чудеса. Мы не будем бросать фекалии в нашу полицию на глазах чужаков. Это – наш город, наша полиция, нам не к лицу устраивать склоки между собой, когда попахивает скандалом на самом высшем уровне (en el nivel nacional)». Коллектив El Diario Imperial с таким доводом согласился: солидарность граждан Куско – штука особенная. Похлеще солидарности москвичей, плечом к плечу взвивающихся на дыбы, когда жители других российских регионов принимаются обвинять их во всех смертных грехах. Граждане Куско не дожидаются обвинений. Они становятся плечом к плечу загодя. Именно поэтому, к примеру, начальник полиции Имперского Города – единственный из всех высших региональных офицеров полиции страны – осмелился взбунтоваться против министра внутренних дел, когда тот решил расформировать дорожную полицию. Министр тогда заявил, что дорожная полиция не занимается ничем, кроме регулирования перекрестков. А с этим-де способны справиться и светофоры. «Может быть, в Лиме, – в ответ на это заявил косканец, – дорожные полицейские и годятся только на то, чтобы служить живыми светофорами, но в Куско они еще и работают». И отказался подчиниться приказу. Министр рвал и метал, но против косканской солидарности поделать ничего не смог: рядом с начальником полиции Имперского Города тут же встали его же алькальд и губернатор региона, которые в другое время самозабвенно грызлись друг с дружкой. А раз уж министр не смог распустить дорожную полицию в одном регионе, не стал он ее распускать и в других: это выглядело бы смешно. В общем, коллектив El Diario Imperial принял аргумент своего главного как должное и не стал распространяться на страницах газеты о том, о чем распространяться не следовало.
Однако благие намерения – благими намерениями, но если уж сразу что-то пошло не так, вероятность «нормализации процесса» невысока. Закон подлости. Сработал он и на этот раз. Правда, не совсем обычно: замаскировался под привычную для El Diario Imperial отзывчивость читателей.
Не прошло и часа после того, как свежий номер газеты – с фотографией, статьей и заметкой – появился в продаже, редакционные телефоны принялись безостановочно звонить. В большинстве звонков ничего информативного не было. Люди просто интересовались всякой всячиной: обошелся ли пожар без жертв (в статье об этом ничего не говорилось), на какую сумму потянет ущерб и была ли застрахована машина главного редактора (конечно, была), зачем наполненный пиротехникой пикап припарковали возле участка (откуда нам знать?), случайным ли было возгорание или кто-то неудачно пошутил (это – забота следствия), будут ли восстановлены сгоревшие зеленые насаждения (почему вы решили, что они сгорели?), куда переместят полицейский участок (на это лучше ответят в самой полиции). И так далее, и тому подобное.
Журналисты, поочередно отвлекаясь на звонки, старались общаться с людьми предельно вежливо и корректно и даже не забывали шутить – смотря по обстоятельствам: если звонивший казался по голосу молодым, отпускали не совсем приличные шутки; если звонил человек с дотошно-правильным выговором, пускали в ход какую-нибудь избитую шутку – из тех, какие обожают авторы академический статей в солидных ежегодных бюллетенях, когда решают прикинуться простыми смертными; если же голос был женским – особенно если голос явно принадлежал даме почтенного возраста, – превращались в куртуазных кабальеро и шутили соответствующим образом. Ничего непривычного. Всё как в любой другой раз, когда в газете появлялось что-нибудь, что вызывало у читателей интерес. Так бы и прошел весь день, но ближе к обеду раздался звонок, ожидать которого не мог никто. Поднявший трубку и ответивший журналист приготовился отпустить очередную шутку, но вдруг переменился в лице и замахал свободной рукой, привлекая внимание коллег. Включил громкую связь и положил трубку на стол.
«Простите, сеньор, не расслышал вашего имени. Вы бы не могли представиться еще раз?» «Рауль». «Здравствуйте, Рауль. Значит, вы тоже интересуетесь пожаром? Да?» «Я уже сказал: меня интересует только одно. Я…» «Да-да, Рауль, я понимаю. Так что же вас интересует?» «Кукла сгорела или нет?» «Какая кукла?» «Послушайте! – звонивший, похоже, злился и не бросал трубку только потому, что он действительно хотел узнать нечто очень важное для себя. – Послушайте, господин журналист, не валяйте дурака. Вы там были, вы знаете, о какой кукле я говорю. Она сгорела или нет? Отвечайте!» «Рауль, – журналист наполнил свой собственный голос примирительными нотками, – скажите, пожалуйста, почему я должен вам отвечать? Если вы назовете причину, я, возможно, отвечу. Заметьте, я не говорю, что отвечу. Я честен с вами. Я говорю, что возможно отвечу. Будьте и вы честным со мной. Почему вы интересуетесь куклой?»
Назвавшийся Раулем незнакомец молчал, но трубку по-прежнему не вешал. «Хорошо, – зашел с другой стороны журналист, – ответьте на другой вопрос: вас что-то беспокоит?» «Да». «Что именно? Я могу вам помочь?» «Возможно». «Но что же все-таки вас беспокоит, и как я могу вам помочь? Давайте так. Я…» Журналист, показывая жестами, чтобы кто-нибудь другой связался с полицией, заговорил с Раулем медленно-медленно, так, чтобы начатый им, журналистом, монолог продлился как можно дольше, но вместе с тем и не вызвал у Рауля подозрений. А пока он проделывал этот фокус, другой журналист – с мобильником в руке – вышел в коридор: чтобы Рауль не услышал то, чего слышать ему не полагалось. Вернувшись в комнату, он протянул коллеге записку: «Цела». Тот изумленно выгнул брови, как бы переспрашивая: «Точно?» «Точно, точно!» – закивал головой связавшийся с полицией. «Ну что же, Рауль, вы видите, мое предложение справедливо. Итак?» «Хорошо, я согласен. Вы же не обманете?» «Нет». «Тогда на Эвитамьенто. – Рауль назвал адрес. – Ориентируйтесь по вывеске „Дрова“».
Главный редактор, узнав о готовящейся встрече с неким Раулем, в восторг, мягко говоря, не пришел. Журналисты, предвидя такую реакцию, подумывали, а не скрыть ли это дело, но не рискнули: было бы еще хуже. Главный же и впрямь разбушевался. Вообще-то он – не любитель переходить на крик, но тут не сдержался. А когда покончил с образными выражениями, задал своим подчиненным очень простой вопрос: «Вы хоть понимаете, что натворили?» Но хотя вопрос и был простым, ответить на него было сложновато. Потому что, с одной стороны, журналисты, конечно, всё понимали, но с другой, уж очень не хотели признавать ошибкой свое стремление ухватить за кончик ниточку в клубке запутанных событий. «Отпустить вас одних я не могу, – между тем, говорил Главный. – „Дрова“! Это же надо – „Дрова“. А почему не бюро ритуальных услуг? Согласен, если Рауль – тот самый водитель, он – не убийца. Но что мы знаем о двух других? Почему вы решили, что их не будет на встрече? Потому что Рауль так сказал? А если он сам – жертва? А если его выслеживают? Нет, как хотите, но отпустить вас одних я не могу. Но как же вас не отпустить одних, если вы согласились на условие, что полиции не будет? Что вы вообще ни о чем в полицию не сообщите? Признайтесь как на духу: вы ополоумели, да? Когда это мы действовали на свой страх и риск? В обход полиции и других официальных структур? Мы что – частное детективное агентство? Мы никогда не лезли поперек следствия и никогда ничего ни от кого не скрывали. Наша сила не в том, что мы готовы докапываться до истины, когда это того стоит или может помочь людям. Наша сила в том, что мы опираемся на оказываемое нам доверие, в том числе и на то доверие, которое нам оказывают полиция и прокуратура. Если мы начнем своевольничать, утаивать известное нам – пиши пропало. Нас в жизни больше ни к чему не подпустят. Отовсюду вытолкают взашей. Мы превратимся в желтый листок, питающийся не фактами, а сплетнями! Я уже молчу о том, что мы сами превратимся в преступников, потому что только преступники скрытничают и бегают от полиции. Хорошенькую свинью вы мне подложили! (Hicisteis una grande marranada para m?). Что я должен делать?»
