скачать книгу бесплатно
Человеческие истории. Родом из детства
Павел Казиев
Все мы родом из детства.
Откуда ты, мальчик? Откуда ты, девочка? Как ответить на этот вопрос, если мальчику или девочке уже сорок лет?
А часто ли мы вспоминаем, откуда мы родом?
Часто ли мы вспоминаем свое детство?
А что такое детство?
Когда оно начинается?
Думаешь, с рождения?
Вот ты родился и сделал первый вдох, потом был первый крик. И все, ты – ребенок, и детство началось?
Нет. Мне думается, что до детства есть еще одно прекрасное время – младенчество. И ты, конечно, уже ребенок. Но все же ты больше грудничок, младенец, лялька. И это все-таки еще не детство.
А когда же начинается детство? Мое глубокое убеждение, что детство начинается с игры. С особенной игры…
Ведь играл ты и раньше. Но что это были за игры? Был Ты и игрушка. Был Ты и погремушка, мячик, шарик, каруселька. Ты хватал, тянул, тряс, бил и обязательно все проверял на вкус. Ты изучал, слушал, пробовал, тестировал. Но все это был Ты.
А как-то раз ты проснулся и…
Павел Казиев
Человеческие истории. Родом из детства
Часть I
Принятие
Они расстались несколько месяцев назад. Без ссор, без криков. Он уехал работать в Европу и даже не подумал позвать ее с собой. Ничего не объясняя, он собрал вещи и сказал, что уезжает, что приезжать к нему не надо. Писем он читать не будет, на звонки не ответит. Его размышления в последние несколько дней подвели окончательную черту под их отношениями…
Первые три недели она не находила себе места. Безответно звонила ему. Порывалась даже поехать, но не то чтобы не решилась – она понятия не имела, куда именно он уехал. Его родные и друзья молчали как рыбы. По большей части потому, что и сами не знали.
Потом горечь расставания стала притупляться, уступая место бездонной скуке и отчаянной грусти.
Первой ее мыслью было забыться в других отношениях, но намерения на деле сталкивались с нежеланием сердца отдаваться другому.
Нельзя сказать, что она любила его до беспамятства, но это была та трепетная привязанность, та наивная вера в вечную любовь, разочарование в которой выбивает почву из-под ног внезапно – так, как обескураживает смерть близких людей.
Она не чувствовала отвращения к другим мужчинам, но упорно смотрела сквозь них, как водитель смотрит сквозь мокрое лобовое стекло на дождливую петербуржскую осень.
С тупым холодным безразличием она искала только его, всматриваясь в лица прохожих на ветреных улицах теперь дико мрачного для нее города. Она искала его в любимых ими кафешках, в музеях, куда они частенько выбирались вместе. Проплывая как туман по залам Эрмитажа, она выхватывала лишь врезавшиеся в ее память черты его лица. Она улавливала отдельные штрихи его образа в совершенно разных, непохожих как на него, так и друг на друга людях. Разочарованная и окончательно вымотанная, она садилась у картин Петрова-Водкина и бесцельно, мучительно долго всматривалась в эти плоские, незамысловатые сюжеты.
На четвертый месяц после их расставания она встретила его, слоняющегося между колонн Казанского собора.
Она долго наблюдала за ним: та же челка, улыбка, походка, движения, и одет он был почти так же, как в день отъезда.
– Почему ты здесь? – спросила она его.
– Я здесь часто гуляю. Мне здесь нравится. От дома недалеко, – ответил он.
Он был удивительно похож на него. Его выдавал только взгляд. Вернее, глаза. Взгляд был тот же, а в глазах читался очень похожий, но другой мир. Она упорно не хотела этого замечать. И вот они уже медленно шли вдоль канала в сторону Летнего сада. Подолгу сидели на скамейках, часами прогуливались по набережным многочисленных каналов так любимого ими города…
Они встречались все чаще и чаще, но вместо радости от этих встреч у нее стало появляться настораживающее ощущение, будто ее сердце окутывает тяжелый густой туман. Вскоре она практически перестала слышать свое сердце сквозь эту пелену, обернувшую все ее чувства в тяжелое влажное одеяло.
Она отчетливо ощущала лишь тревогу, что может потерять его вновь. Она привыкла быть с ним. Он был так похож на него. Но, несмотря на это, она не могла назвать себя счастливой. Грусть постоянно напоминала о себе.
По вечерам она не скучала по нему. Шла на встречу с ним по привычке, как заядлый курильщик закуривает сигарету в каждую свободную минуту.
Остановиться, обдумать, осознать происходящее было страшно. Вагончики катились по инерции, и только стук колес отдавался где-то в глубине: тук-тук, тук-тук, тук-тук…
«Главное – не останавливаться. А то всё. Снова крах. Снова одна…» – говорила она себе.
– Я полюблю его. Обязательно. Надо только немного подождать. Он очень хороший, – убеждала она подруг.
Подруги наперебой кидались давать советы, делиться рекомендациями. То одна, то другая настоятельно советовала ей обратиться к «очень хорошему и проверенному специалисту» – то к психиатру, то к психологу, то к психотерапевту. Нет, сами они не обращались. У них, конечно, не было на то причин. Но вот знакомые и знакомые знакомых очень рекомендовали.
– Прекратите это! – срывалась она на крик. – Я не больная! Я просто хочу любить и быть любимой! Что тут непонятного?! Отстаньте от меня! Все!
Но по вечерам ей по-прежнему было трудно уснуть.
Однажды Алиса, лучшая подруга, в который раз засидевшись допоздна на кухне, осторожно протянула ей визитку.
– Очередной мозгоправ, который меня вылечит? – с вызовом спросила она у Алисы.
Алиса прекрасно понимала, что именно пугает подругу. Несколько месяцев назад она была на ее месте.
– О, нет. Это коуч. Я сама ходила к нему. Он удивительный. Просто поговори с ним.
– Кто? Коуч?
Алиса встала. Театрально выставила вперед правую ногу и, вскинув руку, нарочито пафосно продекламировала:
– Коучинг… для здоровых людей, которые хотят сделать свою жизнь радостнее… а главное… достичь желаемого с удовольствием… – Алиса явно цитировала фразу из рекламной листовки.
Они рассмеялись. Бутылка вина подходила к концу.
– Пообещай мне. Один раз. А там сама решишь, – сказала Алиса.
– Я… подумаю, – уклончиво ответила она.
А бессонные вечера все продолжались. И где-то глубоко и неуверенно зрело понимание, что нарастающие чувства сомнений и тревожности, выливающиеся в ночные сны с общим смыслом «Что-то не так», рано или поздно подведут ее к зеркалу, и отражение, опустив глаза, скажет: «Да, подруга. Твоя жизнь уходит из-под ног».
Прошел месяц, прежде чем она постучала в его дверь…
– Чего ты хочешь? – спросил он ее.
– Любви и счастья, – ответила она, не поднимая глаз. Он молчал…
– И я недовольна тем, что есть сейчас… – добавила она.
– Где твоё сейчас? – мягко спросил он.
Она взглянула на него с подозрением. Поняв, что он не шутит, увидев в его глазах неподдельный интерес, – она заговорила.
– Сейчас… и каждое утро… я на своей кухне… открываю сушилку над раковиной… и меня там встречают… все та же одинокая чашка с блюдцем и маленькая ложечка… они ждут меня с вечера… только они…
Он молчал…
– Мне очень одиноко… Я больше так не могу… – добавила она.
Потом было много вопросов про «Важность» и «Выбор», про «Желание» и «Необходимость», про «Принятие» и «Безусловность», про «Должен» и «Надо». И еще очень многое.
В ответ были слезы и крики. Были обвинения в непонимании и мольбы о помощи. Были требования научить и сказать «как». Было сопротивление, и были оправдания. Были злость и обида. Жалость к себе. Были и улыбки, радостные озарения и смех сквозь слезы. И еще очень многое.
Уходя, она уже знала, что сделает, когда вернется домой.
Она зайдет на кухню, откроет сушилку и скажет:
– Привет, мои любимые! Давайте попьем чай…
Каприз
– Я же люблю его, – вновь произнесла она.
Он молчал, краем глаза наблюдая, как она теребит в руках носовой платок.
«Странно, – подумал он, – все уже перешли на бумажные платочки и салфетки, а она постоянно приходит с этими расписными матерчатыми…»
«Стоп! – осек он себя. – Ты опять уплываешь. Не отвлекайся так сильно на эти детали. Держи себя в процессе!»
Но держать себя было трудно: он уже слышал ее историю и чувствовал, что она опять пошла по кругу.
– Мне надо как-то это решать, – она наконец прервала тишину.
«Странно, – подумал он, – как можно решать любовь?»
– А это – это что? – спросил он.
– Эту ситуацию.
– Что для тебя стало бы решением?
– Точка.
– Можешь поподробнее?
– Ну, если бы я смогла поставить смысловую точку в этой ситуации. Прежде всего для себя.
– Что тебе мешает?
– Мне мешает то, что он не понимает моих чувств.
– Тебе кажется, что он не понимает твоих чувств к нему? – переспросил он.
– Да, да! Мне кажется, – язвительно ответила она.
Он услышал звон струны внутри себя. «Отлично, кажется ее тон задел мое самолюбие. Главное сейчас – не показать этого. Дыши…»
– На прошлой нашей встрече ты сказала, что он уже ответил тебе отказом, так?
– Да.
– И, как я понял, для тебя в этом самое обидное и страшное не то, что он отказал, а то, что тебе кажется, что он не понимает твоего состояния и твоих чувств к нему… – По ее внимательному взгляду и чуть заметным кивкам он понял, что направление выбрано верно, и продолжил: – И если бы ты увидела, что он понимает тебя и твои чувства, то ты бы смогла закрыть для себя эту ситуацию, поставить точку и двигаться дальше?
Она задумалась. Ее кольца наконец перестали прыгать с пальца на палец, и даже платочку удалось слегка высвободиться из цепких объятий.
«Еще бы, – корил он себя, – такого нагородил. Когда же ты научишься задавать простые и лаконичные вопросы? А от подобных тирад любой впадет в ступор на пару часов».
«Ты еще долго собираешься бичевать себя или за клиентом, наконец, следить будешь? – строго прервал его размышления какой-то внутренний голос. – Разбор полетов устроишь, когда она уйдет. А сейчас, будь добр, все внимание на нее».
Но она молчала…
«Я задал вопрос и должен получить на него ответ. Надо научиться пережидать эту тишину и держать паузу. Это ведь то, к чему я стремлюсь. Это ведь одно из отличий новичка от профессионала».
«Давай-давай, – сказал внутренний голос, – иди по граблям, сейчас начнешь опять домысливать, что она там про тебя думает, и довольна ли она результатами, и хороший ли ты консультант, и какое количество встреч она еще к тебе проходит… Ты заметил, как изменилась ее поза? – сурово продолжал внутренний голос. – У нее полным ходом процесс идет, а тебе все не сидится, все торопишься куда-то».
– Да! – вдруг сказала она. – Да, именно так. Мне сложно объяснить, почему от этого станет легче, но это так.
«Стоп! Тихо! Сидеть! – внутренний голос был настороже. – Чего это у тебя сердце так запрыгало? Молодец, паузу выдержал. Но не ведись на это. Океан будешь переплывать как-нибудь потом, оставайся на берегу и сейчас держись в рамках задачи».
Ему хотелось пойти за этим ее «сложно объяснить почему».
– Хорошо, – сказал он ей, – что тебе может помочь увидеть, что он понимает то, что ты чувствуешь? Что должно произойти? Он что-то должен сделать или сказать?
Он был жутко недоволен собой. Три вопроса за раз. Просто как пулемет. Еще и альтернативный вопрос в конце. Хуже только начать давать советы.
«Кончай ныть, – сердился внутренний голос, – следи за ней. Видишь, как она теребит бусы. Заметь, что творится с бедным платочком. Явно ищет какие-то решения. Смотри, как она сосредоточена».
– Я не вижу, что он может сделать, а просто сказать – для меня будет явно недостаточно.
– Тогда что?
– Что-то среднее, – ответила она и закусила губу.
