скачать книгу бесплатно
Только не смейтесь, но это не просто слухи. Анжелика надавливает на пятку с подошвенной стороны, где располагается зона генитальной рефлексии, и мужчина в пижаме стонет, уткнувшись лицом в подушку. У тебя еще руки толком не устали, а мужик уже глухо рычит, весь в поту, его шелковая пижама прилипла к спине и ногам. Когда он умолкает, даже трудно понять, дышит он или нет. Анжелика шепчет, что пора на выход.
Мужчина за белым столом дает вам по две штуки долларов. Каждой. Наличными.
Охранник на улице ловит Анжелике такси.
Садясь в такси, Анжелика сует тебе в руки визитную карточку. На ней – телефон какой-то комплексно-оздоровительной клиники. Снизу приписано от руки: «Спросить Ленни».
Мягкая кожа ее перчаток, ее духи с запахом роз, звук ее голоса, все говорит: «Обязательно позвони мне».
Есть много причин, почему люди уходят в «заделку ног». Лишние деньги – они никогда не лишние. Хочется как-то порадовать папу с мамой, обеспечить им старость. Купить им машину. Или квартиру у моря, где-нибудь во Флориде.
День, когда ты вручила им ключ от этой квартиры, – это был самый счастливый день в твоей жизни. В тот день они оба расплакались и признались, что никогда и не думали, что их дочь сможет так хорошо зарабатывать, растирая чужие вонючие ноги.
За этот день тебе придется расплачиваться всю оставшуюся жизнь.
Только не смейтесь, но это вполне легально. Ты просто делаешь массаж ног. Никакого интима не происходит, но клиент получает оргазм, так что потом пару дней лежит в лежку, не в силах ходить. Мужчина, женщина – это не важно. Ты обрабатываешь определенные точки у них на ногах, и они кончают, как будто в припадке. Так что потом надо проветривать комнату, потому что у них происходит непроизвольное опорожнение кишечника. Так, что они только смотрят на тебя, пуская слюни, и тычут дрожащим пальцем в пачку стодолларовых банкнот на тумбочке у кровати или на журнальном столике, чтобы ты их взяла.
Ленни звонит из клиники, и ты летишь в Лондон на самолете, который прислали специально за тобой. Тебе звонят из клиники, и ты мчишься в Гонконг. Клиника – это, собственно, только Ленни, парень с русским акцентом, который живет в многокомнатном номере в отеле «Парк Хэмптон» и которому ты отдаешь половину выручки. Голос с русским акцентом говорит тебе по телефону, каким рейсом лететь и куда, в каком отеле или на каком частном острове тебя ждет следующий клиент.
Только не смейтесь, но у тебя совершенно нет времени бегать по магазинам и тратить деньги. Деньги просто накапливаются. Твоя форменная одежда – дорогая шуба. Чтобы соответствовать этому новому миру, нужно носить золотые и платиновые украшения. Следить за собой. Чтобы волосы всегда были чистыми и блестящими. Иной раз в холле «Ритц Карлтон» ты встречаешь ребят и девчонок, с которыми вы вместе ходили на курсы рефлексологии. Теперь они носят костюмы от Армани и коктейльные платья от Шанель. Бывшие строгие вегетарианцы, которые ездили только на велосипедах, теперь разъезжают на лимузинах. Обедают-ужинают в одиночестве за маленьким столиками в ресторанах при дорогих отелях. Пьют коктейли в барах в частных аэропортах в ожидании следующего специально зафрахтованного самолета.
Бывшие мечтатели-идеалисты, соблазнившиеся профессиональной «заделкой ног».
Эти девчонки с хипповскими дредами, воплощения Матери-Природы, эти мальчики-неформалы с тонкими эспаньолками, теперь они говорят по мобилам со своими биржевыми маклерами, распоряжаясь, что покупать, что продавать. Хранят деньги на оффшорных счетах и в депозитных сейфах швейцарских банков. Скупают неграненые бриллианты и крюгерранды.
Мальчики, которых когда-то звали Форель, Пони, Ящерка или Устрица, теперь они все стали Дирками. Девочки, бывшие Лютики, теперь они все – Доминики.
Столько народу занято на «заделке ног». Понятно, что цены падают. Очень скоро с миллионеров от программного обеспечения и нефтяных шейхов ты опускаешься до гостиничных баров, где, одетая в платье из прошлогодней коллекции «Прада», исполняешь легкую стимуляцию стоп за двадцать баксов за раз. Лезешь под столики в ресторанах, чтобы заделать ноги участникам съезда. Выскакиваешь из огромных тортов к дню рождения и «делаешь ноги» целой футбольной команде, или выкладываешься на мальчишнике, просто чтобы хватало денег платить за родительскую квартиру.
И уже дело времени, когда какой-нибудь неизлечимый ножной грибок заберется под твой французский маникюр с покрытием из жидкого шелка.
И это все для того, чтобы погасить только проценты по долгу, по тем деньгам, которыми тебя ссудил Ленни со своей русской мафией. Чтобы ты вложила их в акции, которые прогорели. В акции, рекомендованные тебе Ленни. Чтобы ты купила себе украшения и туфли, без которых, по утверждению Ленни, просто нельзя обходиться при твоей работе.
Ты сидишь в баре в отеле «Парк Хэмптон» и пытаешься уговорить пьяного бизнесмена, чтобы он заплатил тебе десять долларов за эротическую стимуляцию стоп в мужском туалете. И вдруг видишь ее, Анжелику. Она идет через фойе, в сторону лифтов. Ее волосы отливают блеском. Меха волочатся по ковру следом за высоченными каблуками. Анжелика по-прежнему выглядит потрясающе. Ваши взгляды встречаются, и она машет тебе рукой, затянутой в кожаную перчатку.
Когда лифт подъезжает, она говорит, что идет к Ленни, в пентхаус. В клинику.
Она смотрит на твои сбитые каблуки, на твои страшные ногти и говорит:
– Пойдем посмотрим, какие у нас перспективы развития…
Лифт останавливается на последнем этаже. Ленни занимает целый пентхаус. У дверей стоят-охраняют два полосатых костюма, сплошь набитые мышцами. Именно этим гориллам ты отдаешь долю Ленни, половину всего, что зарабатываешь. Один из охранников называет ваши имена в микрофон, пришпиленный к лацкану, и дверь открывается с громким жужжанием.
Внутри только ты, Анжелика и Ленни.
Только не смейтесь, но твоя одинокая жизнь, где сплошные чужие ноги – у Ленни все еще хуже. Запертый здесь, наверху, он целый день ходит в махровом купальном халате, считает деньги и говорит по телефону. Всей мебели – только стул с заляпанным грязным сиденьем. У стеклянной стены с видом на город лежит одинокий матрас. На экране компьютера безостановочно ползут цифры: цены на акции.
Ленни подходит к вам, халат не завязан, под халатом – мятые полосатые боксеры. Белые носки давно пожелтели. Ленни тянет руки к лицу Анжелики и говорит:
– Мой ангел, мое сокровище. – Он берет ее лицо в ладони и говорит: – Как ты, солнце мое?
На своих высоченных шпильках она чуть ли не на голову выше него. Она улыбается и говорит:
– Ленни…
И Ленни бьет ее по лицу, сильно, с размаху, и говорит:
– Ты же обманываешь меня. – Он замахивается, готовый ударить еще раз. – Берешь клиентов у меня за спиной, да?
Анжелика подносит руку в перчатке к лицу, закрывает красный отпечаток Ленниной ладони и говорит:
– Малыш, нет…
И Ленни опускает руку. Поворачивается к Анжелике спиной. Подходит к окну, смотрит на город, распростертый как раз под его матрасом.
– Малыш, – говорит Анжелика. – Дай я тебе покажу что-то новенькое.
Анжелика смотрит на меня.
Потом подходит к нему, встает у него за спиной, кладет руки в перчатках ему на плечи. Она говорит:
– Сейчас ты увидишь, как мамочка любит своего малыша…
Она мягко давит ему на плечи, чтобы он сел на матрас. Потом – лег. Она снимает с него пожелтевшие носки.
– Давай, малыш, – говорит она. Снимает перчатки и говорит: – Ты знаешь, как я умею заделать ноги…
А потом она делает то, чего я в жизни не видела. Никогда. Она опускается на колени. Открывает рот. Губы растянуты широко-широко, в тонкую линию. Она проводит языком по всей подошве его стопы. Анжелика обхватывает губами Леннину пятку, и Ленни стонет.
Только не смейтесь, но есть работа, которая хуже самой поганой из всех поганых работ. Медиамагнат, у которого в жизни не поднималось давление, умирает от сердечного приступа в номере «Четырех сезонов». Рок-звезда, абсолютно здоровый лось, умирает от почечной недостаточности после массажа ног в «Шато Мармот».
У нас есть доступ к ногам президентов и султанов. Директоров крупных компаний и кинозвезд. Королей и королев. Мы знаем, как сделать, чтобы заказное убийство смотрелось как смерть по естественной причине.
Об этом тебе и рассказывает Анжелика, когда вы едете вниз на лифте. Уже после того, как Ленни стонал и бился, словно в припадке. Уже после того, как Анжелика вылизывала его ногу до тех пор, пока он не сел на матрасе, схватившись руками за сердце, и хватая ртом воздух, и глядя на Анжелику, которая продолжала сосать его пятку. Когда его сердце остановилось, Анжелика прикрыла его простыней, до самого подбородка. Вытерла помаду с его ноги, подкрасила губы. Она отключила его телефоны и сказала охранникам, что Ленни решил вздремнуть.
Когда вы едете вниз на лифте, Анжелика говорит, что она больше не будет «заделывать ноги». Это был ее последний раз. Ленни ей заказало конкурирующее агентство. Эта «заделка» стоила миллион долларов, налом. И теперь Анжелика «отходит от дел», навсегда.
Анжелике нужно чего-нибудь выпить, чтобы отбить вкус ноги Ленни. В баре отеля вы берете себе по коктейлю. Последняя выпивка, на прощание. А потом Анжелика тебе говорит: посмотри вокруг. Видишь, в холле. Эти мужчины в костюмах. Женщины в дорогих мехах. Они все – убийцы от рольфинга. Убийцы от рэйки.[2 - Рольфинг – комплексная система массажа, вызывающего структурные изменения в теле пациента. Назван по имени его изобретателя, американского биохимика и физиотерапевта Иды Рольф (1896–1979). Рэйки – здесь: метод нетрадиционной медицины, основанный на работе с универсальной жизненной энергией, заключенной в теле человека.] Убийцы от глубоких очистительных клизм.
Анжелика говорит, что в гемматерапии есть особые приемы: если, скажем, положить кристалл кварца кому-то на сердце, потом – аметист на печень и бирюзу на лоб, человек впадет в кому, и так и умрет. Если знающий фэн-шуист заберется по-тихому к тебе в спальню и чуть сдвинет мебель, у тебя разовьется неизлечимая болезнь почек.
– Прижиганием, – говорит Анжелика, имея в виду метод, основанный на возжигании ароматических конусов на точках акупунктуры, – можно убить. И шиатсу тоже.
Она допивает коктейль и снимает свое жемчужное ожерелье.
Все эти лекарства, которые, по утверждению производителей, сделаны только из натуральных компонентов, а значит, полностью безопасны – Анжелика смеется. Говорит, цианид – натуральный компонент. И мышьяк тоже.
Она отдает ожерелье тебе и говорит:
– Теперь я снова Лентил.
Такой ты хочешь запомнить ее, Анжелику, а не такой, какой она была на фотографии в газете на следующий день, когда ее тело в промокшей норковой шубе выудили из реки. Убийцы забрали ее сережки и часы с бриллиантами, чтобы это выглядело как ограбление. Она умерла не от умелой «заделки ног», ее умертвили вполне традиционным способом: пулей в затылок, прямо в ее безупречную французскую косу. Предупреждение всем Диркам и Доминикам, которым захочется «отойти от дел».
Звонят из клиники. Не Ленни, кто-то другой, тоже с русским акцентом. Хотят направить тебя к клиентам, но ты им не доверяешь. Охранники видели тебя с Лентил. Там, в пентхаусе. Вполне вероятно, тебя тоже ждет пуля в затылок.
Родители звонят из Флориды и говорят, что их постоянно преследует черный автомобиль, и еще им звонили и спрашивали, где тебя можно найти. А ты теперь постоянно переезжаешь из одной ночлежки в другую и «делаешь ноги» прямо на улице, чтобы у тебя были деньги на жизнь.
Ты говоришь папе с мамой: вы там осторожнее. Говоришь, чтобы они не давали делать себе массаж никому, кого они не знают. Ты звонишь им с телефона-автомата и говоришь, чтобы они не связывались с ароматерапией. Аурами. Рэйки. Только не смейтесь, но теперь тебе постоянно придется срываться с места на место. Может быть, всю оставшуюся жизнь.
Нет, объяснить ты не можешь. У тебя уже не осталось четвертаков, и ты говоришь папе с мамой: ну ладно, пока.
3
В первую неделю мы ели мясо под соусом «Веллингтон», а Мисс Америка обходила все двери и, встав на колени, ковырялась в замках мастихином, позаимствованным у Герцога Вандальского.
Мы ели морского окуня, а Мисс Апчхи глотала пилюльки и капсулы из гремящих пузырьков у нее в чемодане. Кашляла в кулачок и вытирала нос рукавом свитера.
Мы едим тетраззини с индейкой, а Леди Бомж играет своим кольцом с бриллиантом, оправленным в платину. Она перевернула его на пальце и разговаривает с ним вслух, словно держа огромный бриллиант в ладони.
– Пакер? – говорит она. – Это совсем не то, чего я ожидала. – Леди Бомж говорит: – Как я могу написать что-то достойное, когда окружение… не соответствует?
Разумеется, Агент Краснобай снимает ее на видео. Граф Клеветник достает свой диктофон, ловит каждое слово.
Там кхе-кхе. Тут кхе-кхе. Ворчание. Нытье. Все недовольны, все жалуются. Мисс Апчхи говорит, что здешний воздух буквально забит токсичными спорами плесени.
Там кхе-кхе. Тут так-так. Никто не работает. Никто не написал ни строчки.
Худющий Святой Без-Кишок, словно голодный птенец с вечно раззявленным ртом и запрокинутой головой, вливал в себя картофельную запеканку с мясом, или яблочный пирог, или острые пирожки с чили из серебристых шуршащих пакетов из майларовой фольги. Заглатывал чуть теплую массу, даже не пережевывая. Его острый кадык ходил вверх-вниз при каждом глотке.
Хваткий Сват выплюнул табачную жвачку на грязный ковер и сказал, что это промозглое здание, сумрачное и унылое, совсем не похоже на писательскую колонию, как он ее себе представлял: люди пишут на свежем воздухе, зеленые лужайки услаждают взор; у каждого – свой отдельный коттедж; по утрам им приносят завтрак в коробке. Цветущий сад, абрикосовые деревья в белой метели лепестков. Послеобеденный сон под каштанами. Крокет.
Мисс Америка даже еще не бралась за конспект своего киносценария, своего будущего шедевра, а уже заявила, что у нее ничего не выходит. Грудь болит – невозможно писать. Руки какие-то вялые. От одного только запаха сегодняшних котлет из телятины ее немного стошнило вчерашними крабовыми лепешками.
У нее почти на неделю задерживается менструация.
– Это синдром нездорового здания, – сказала ей мисс Апчхи. Ее красный нос уже свернулся на сторону оттого, что она постоянно вытирает его рукавом.
Леди Бомж провела пальцами по перилам, по резным спинкам кресел и показала нам пыль.
– Видишь, – сказала она бриллианту в своей ладони, – Пакер? Пакер, это же неприемлемо.
В первую неделю затворничества Мисс Апчхи постоянно кашляла и дышала со свистом, глухим и низким, как стоны волынки.
Мисс Америка пыталась взломать замки на дверях. Рывком раздвигала зеленые бархатные занавески в холле, обставленном в стиле итальянского ренессанса, но все окна были заложены кирпичами. Рукояткой своего розового колеса-тренажера она разбила витражное окно в готической курительной комнате и увидела лишь бетонную стену с горящими лампочками, создающими имитацию дневного света.
Диваны и кресла в холле Людовика XV обтянуты васильковым бархатом, стены украшены замысловатой лепниной в виде позолоченных завитков, Мисс Америка встала посреди комнаты в своем спортивном купальнике из ярко-розового спандекса и потребовала ключ. Ее светлые волосы были как белое море, бушующее у нее за спиной. Она сказала, что ей нужен ключ, чтобы выйти наружу, буквально на пару дней.
– Вы пишете романы? – спросил мистер Уиттиер. Его руки, даже когда лежали неподвижно на хромированных подлокотниках инвалидного кресла, все равно будто бы отбивали невидимую телеграмму. Под сморщенной кожей в оплетке из выступающих вен его кости непроизвольно дрожали.
– Киносценарии, – сказала Мисс Америка, уперев кулаки в бедра, обтянутые розовым спандексом.
Глядя на нее, высокую, стройную, гибкую, мистер Уиттиер сказал:
– Да, конечно. Ну, так напишите сценарий о том, что такое усталость.
Нет, Мисс Америке нужно сходить к гинекологу. Ей нужно сдать кровь на анализ. Ей нужны предродовые витамины.
– Мне нужно кое с кем встретиться, – сказала она.
С ее парнем.
И мистер Уиттиер сказал:
– Вот поэтому Моисей и увел племена Израилевы в пустыню…
Потому что они столько лет прожили в рабстве. Поколение за поколением, они учились, как быть беспомощными.
Чтобы создать расу хозяев из расы рабов, сказал мистер Уиттиер, чтобы научить забитых, смиренных людей самим управлять своей жизнью, Моисею приходилось быть сволочью.
Мисс Америки сидела на краешке василькового кресла и кивала блондинистой головой. Ее волосы взметались и падали. Она все понимает. Она понимает. А потом она сказала:
– Ключ?
И мистер Уиттиер сказал ей:
– Нет.
Он держал на коленях серебристый майларовый пакет с курицей в винном соусе. Потертый синий ковер у него под ногами был липким от темной плесени. Каждое влажное пятно – словно тень с руками и ногами. Словно заплесневелый призрак. Зачерпнув ложкой курицу в винном соусе, мистер Уиттиер говорит:
– Пока вы не научитесь не обращать внимания на внешние обстоятельства и делать то, что вам надо делать, не зависимо ни от чего, – он говорит, – вас так и будут держать под контролем.
– А это как называется? – говорит Мисс Америка, разгоняя рукой пыльный воздух.
И мистер Уиттиер говорит, в первый раз, и потом повторит это неоднократно:
– Я всего лишь хочу, чтобы вы выполнили обещание. – И добавляет: – То, что не дает вам развернуться всю жизнь, сдерживает вас и здесь.
То в воздухе что-то такое носится. То вам нездоровится, то давит усталость. Отец снова напился. Жена к вам охладела. Всегда найдется какое-то оправдание, чтобы не жить собственной жизнью.
– А если что-то случится? Если у нас вдруг закончится вся еда? – говорит Мисс Америка. – Тогда вы откроете дверь, ведь откроете?
– Но у нас ее много, еды, – говорит мистер Уиттиер с полным ртом пережеванной курицы с каперсами. – И она не закончится.
Да, тогда еще – нет.
В первую неделю в том доме мы ели овощное карри с рисом. Лосося, замаринованного в терияки. И все – замороженные полуфабрикаты.
Мы ели зеленую фасоль, запаянную в майларовые пакеты, которые не разорвешь руками. «Гарантированная защита от паразитов и грызунов» было оттиснуто черной краской на каждом серебристом пакете. Мы ели зеленую фасоль, гарантированно защищенную от паразитов и грызунов, и тушеную курицу, и вареную сладкую кукурузу. В пакетах что-то гремело: палочки, камушки и песок. Они были похожи на серебряные подушечки, потому что их закачали азотом, чтобы содержимое не «ожило» и не испортилось. Лазанья с мясным соусом или равиоли с сыром.
