скачать книгу бесплатно
Бью по воде ногами и руками, я уже на полпути к поверхности, но выше – никак. Шум крови в ушах становится громче, пульс – чаще.
В глазах рассыпаются яркие искры, я оборачиваюсь и вижу… что еще за ерунда. Толстенная веревка, что-то вроде змеи, синевато-белая и оплетенная венами вытянулась из сливного отверстия и держит меня за задницу. Некоторые из вен подтекают кровью, красной кровью, которая под водой кажется черной, она сочится из мелких разрывов на бледной коже этой змеюки. Кровь расплывается тонкими струйками, растворяясь в воде, а внутри у змеи, под этой тоненькой, синевато-белой кожей, видны комочки какой-то полупереваренной еды.
Вот единственное разумное объяснение. Какое-то жуткое морское чудовище, морской змей, тварь, которая никогда не видела света солнца, пряталась в темных глубинах сливного отверстия и поджидала меня, чтобы съесть.
Короче… пинаю ее ногой, по ее скользкой, резиновой, узловатой коже и венам, и она вроде как еще больше высовывается из слива. Теперь она уже длиной с мою ногу, но держит по-прежнему крепко, прямо за дырку в заднице. Еще пинок – и я на дюйм ближе к тому, чтобы сделать вдох. Я все еще чувствую, как змея тянет меня за задницу, но я на дюйм ближе к спасению.
Комки у змеюки внутри – видно, что это арахис и кукуруза. Виден какой-то вытянутый шарик, ярко-оранжевый. Похоже на те витамины, которые отец заставляет меня принимать лошадиными дозами, чтобы я набирал вес. Чтобы заниматься в футбольной секции. С дополнительным содержанием железа и жирных кислот Омега-3.
Я вижу эту таблетку, и это спасает мне жизнь.
Это не змея. Это моя толстая кишка, моя собственная кишка, которую вытянуло из меня. Врачи называют это выпадением, пролапсом. Это мои кишки, которые засосало в сливное отверстие.
Врачи «скорой помощи» знают, что циркуляционный насос в бассейне прокачивает за минуту 80 галлонов воды. В пересчете на силу давления – это примерно 400 фунтов. Проблема в том, что наши внутренности все связаны. Задница – это просто дальняя оконечность рта. Если я ничего не сделаю, насос так и будет работать – вытягивая из меня кишки, – пока не доберется до языка. Представьте себе: вы садитесь посрать, и из вас вываливается какашка весом 400 фунтов, – и вы поймете, что это такое, когда тебя выворачивает наизнанку.
Могу сказать, что кишкам не особенно больно. Не так, как бывает коже. Переваренная пища, врачи называют это фекальными массами. А выше – химус, жидкая кашица, утыканная кукурузными зернами, арахисом и зеленым горошком.
И весь этот супчик из крови и кукурузы, говна и спермы расплывается вокруг меня. Но даже при том, что из меня вываливаются кишки, прямо из задницы, и мне так хочется сохранить то немногое, что осталось, при всем при этом моя первоочередная задача – как бы напялить плавки.
Не дай бог, папа с мамой увидят мой член.
Одной рукой я сжимаю кишку у задницы, другой хватаю свои желтые полосатые плавки и стягиваю их с шеи. Только их все равно не надеть.
Если хотите узнать, каковы ваши кишки на ощупь, купите пачку естественных презервативов из кожи, которые делают из слепой кишки ягнят. Достаньте один, разверните. Набейте его арахисовым маслом. Намажьте вазелином и подержите под водой. Потом попробуйте его разорвать. Растянуть так, чтобы он порвался. Он слишком плотный, резиновый. И такой скользкий, что его просто нельзя ухватить.
Естественные презервативы из кожи – это те же кишки.
Теперь вам понятно, как я попал.
На секунду отпустишь, и тебя выпотрошит.
Рванешься к поверхности, чтобы вдохнуть, и тебя выпотрошит.
Не рванешься к поверхности, и ты утонешь.
Вот такой выбор: умереть прямо сейчас или минутой позже.
Вот что увидят родители, когда вернутся с работы: большой голый зародыш, свернувшийся в клубочек. Качающийся в мутной воде, в их бассейне на заднем дворе. Прикрепленный ко дну толстой веревкой из вен и скрученных кишок. Прямая противоположность ребенку, который случайно повесился, пока дрочил. Тот самый малыш, которого они привезли из роддома тринадцать лет назад. Тот самый ребенок, который, как они очень надеялись, станет звездой школьной футбольной команды и получит степень магистра делового администрирования. И будет заботиться о них в старости. Вот они, все их мечты и надежды. В мутной воде, голые и мертвые. В окружении молочных жемчужин растраченной спермы.
Либо так, либо предки найдут меня где-нибудь на полдороге от бассейна к телефону на кухне, завернутого в окровавленное полотенце, с обрывком кишок, свисающим из штанины моих желтых в полоску плавок.
То, о чем не стали бы говорить даже французы.
Тот старший брат моего школьного друга, тот, который служил во флоте, научил нас еще одной замечательной поговорке. Русской. В том же смысле, в каком мы говорим: «Мне это надо, как дырку в башке…», – русские говорят: «Мне это надо, как зубы в заднице…»
Mnye etoh nadoh kahk zoobee v zadnetze.
Все эти истории о том, как животные перегрызают себе лапу, чтобы выбраться из капкана… любой койот знает, что пара укусов – это спасение от верной смерти.
Черт… даже если ты русский, иногда эти самые зубы могут прийтись очень кстати.
В противном случае приходится делать вот что: оборачиваешься назад. Просовываешь локоть под колено и подтягиваешь эту ногу к лицу. Грызешь и кусаешь собственную задницу. Тебе уже не хватает воздуха, и ты разгрызешь что угодно, лишь бы вдохнуть еще раз.
Это не то, о чем стоит рассказывать девушке на первом свидании. Если рассчитываешь поцеловать ее на прощание – лучше не надо.
Если я расскажу, как это было на вкус, вы никогда больше не будете есть кальмаров.
Сложно сказать, что родителям было противнее: как я вляпался в это дело или как спасся. После больницы мама сказала:
– Ты сам не знал, что творишь, солнышко. Ты был в шоке.
И она научилась варить яйца-пашот.
Все эти люди, которым противно или которым меня жалко…
Мне это надо, как зубы в заднице.
Теперь мне все говорят, что я слишком худой. Хозяева в доме, где званый обед, как-то вдруг затихают и обижаются, что я не ем их тушеное мясо. Тушеное мясо меня убивает. Запеченный окорок. Все, что задерживается в кишечнике больше, чем на пару часов, выходит такой же едой. Лимская фасоль «по-домашнему» или кусочки тунца – я встаю с унитаза, и вот они, плавают там в толчке.
После радикальной резекции кишечника процесс пищеварения проходит не так хорошо, как надо. У вас длина толстой кишки – пять футов. А мне еще повезло, что у меня есть хотя бы шесть дюймов. Так что я так и не стал звездой школьной футбольной команды. И не получил степень магистра делового администрирования. Эти мои друзья – и тот, который со свечкой, и тот, который с морковкой, – они выросли, стали большими, а я с тринадцати лет не набрал больше ни фунта.
Была еще одна очень большая проблема: родители заплатили за этот бассейн немалые деньги. В итоге папа сказал тому парню, который чистил бассейн, что это собака. Наша собака свалилась в бассейн и утонула. Даже когда этот парень открыл заглушку на фильтре и выудил резиновую трубку, моток бледных кишок с большой оранжевой витаминкой внутри, отец все равно сказал:
– Этот пес был какой-то придурочный.
Даже из моей комнаты наверху было слышно, как отец говорит:
– Нельзя было оставить его без присмотра ни на секунду…
А потом у сестры случилась задержка.
Даже после того, как в бассейне сменили всю воду, как предки продали дом, и мы переехали в другой штат, после того, как сестрица сделала аборт, даже тогда папа с мамой больше ни разу не упоминали об этом.
Ни разу.
Это наша невидимая морковка.
А теперь можете и вдохнуть, полной грудью.
Я до сих пор не могу.
2
Под следующим фонарем стоит Преподобный Безбожник, рядом с ним – квадратный чемодан. Утро по-прежнему раннее, так что из всех цветов есть только черный и серый. И вот черная ткань чемодана покрыта серебристыми шрамами «молний», разбегающимися во всех направлениях: черный швейцарский сыр из многочисленных отделений, кармашков и прорезей. Преподобный Безбожник с лицом, как кусок мяса – сырое красное мясо вокруг носа и глаз, бифштекс из кусочков, сшитых нитками и рубцами, – и распухшими, покоробившимися ушами. Брови сбриты. И нарисованы заново черным карандашом: две удивленные дуги поднимаются чуть ли не до самых волос.
Наблюдая за тем, как он заходит в автобус, Товарищ Злыдня расстегивает пуговицу у себя на жилете. Застегивая пуговицу, она наклоняется к диктофону, торчащему из кармана Графа Клеветника.
Товарищ Злыдня говорит в маленький красненький огонечек ЗАПИСЬ: на Преподобном Безбожнике – белая блузка. Женская блузка. С застежкой налево.
Его пуговицы из горного хрусталя искрятся в тусклом свете фонарей.
Чуть дальше по улице, за следующим поворотом, под фонарем, в сумраке за пределами круга света, ждет Обмороженная Баронесса.
Сперва в открытых дверях автобуса появляется ее рука, вполне нормальная рука, с пальцами, желтыми от никотина. Без обручального кольца. Рука ставит на верхнюю ступеньку пластиковый чемоданчик для косметики. Потом появляется колено, выпуклость груди. Пояс на талии, плащ. А потом все отводят глаза.
Мы смотрим на часы. Или – в окна, на припаркованные машины и газетные киоски. На пожарные гидранты.
Она набрала гигиенической помады, сказала Обмороженная Баронесса, чтобы смягчать уголки губ. Потому что на холоде они трескаются и кровоточат. Ее рот – просто дыра жирного блеска, которая раскрывается и смыкается, когда она говорит. Ее рот – просто складка, обозначенная розовой помадой, на нижней половине лица.
Навалившись на Графа Клеветника, Товарищ Злыдня шепчет в его диктофон:
– О Господи…
Когда Обмороженная Баронесса садится на место, на нее смотрит только Агент Краснобай, из безопасного укрытия за объективом камеры.
На следующей остановке ждет Мисс Америка со своим тренажером-колесом, розовым пластиковым колесом размером с обеденную тарелку, с черными резиновыми ручками, торчащими из оси с двух сторон. Берешься за ручки, встаешь на колени. Наклоняешься, удерживая колесо в прямом положении, и катишь его вперед. Потом – назад. И так и катаешь вперед-назад. Укрепляет мышцы живота. Мисс Америка взяла с собой тренажер, розовые лосины, краску для волос «медовый блондин» и тест на беременность.
Проходя по проходу в центре – улыбаясь мистеру Уиттиеру с его инвалидной коляской, не улыбаясь Недостающему Звену – при каждом шаге Мисс Америка ставит одну стопу прямо впереди другой, по прямой линии, так что ее бедра кажутся тоньше, а та нога, которая впереди, всегда закрывает ту, которая сзади.
«Шаткий шаг манекенщицы», как называет это Товарищ Злыдня. Она наклоняется над блокнотом Графа Клеветника и говорит:
– У женщин это называется: чуть обесцветить волосы.
Мисс Америка написала помадой на зеркале в ванной, для своего бойфренда, в номере мотеля, чтобы он прочитал до своего появления в утреннем телеэфире: «Я не толстая».
Мы все оставили какую-нибудь записку.
Директриса Отказ, гладя кота, сказала нам, что написала записки всему своему агентству: «Найди себе что-то свое, чтобы его отыметь». Эти записки она разложила на каждом столе, вчера вечером, чтобы сотрудники фирмы нашли их сегодня с утра.
Даже Мисс Апчхи написала записку, хотя у нее нет никого, кто бы ее прочитал. Красной краской из баллончика, на скамейке у автобусной остановки, она написала: «Позвоните мне, если найдете лекарство».
Хваткий Сват сложил свою записку вдвое и поставил на кухонный стол, чтобы жена непременно заметила. В записке сказано: «Я отболел этой простудой уже три с половиной месяца назад, а ты до сих пор ни разу меня не поцеловала». Он написал: «Этим летом ты доишь коров».
Графиня Предвидящая оставила записку офицеру полиции, надзирающему за условно-досрочно освобожденными, что с ней можно связаться по телефону 1-800-ОТЪЕ-БИСЬ.
Завернутая в кружевную шаль, с чалмой на голове, Графиня Предвидящая выходит из сумрака. Плывя по проходу, она на мгновение останавливается рядом с Товарищем Злыдней.
– Поскольку вам любопытно, – говорит графиня и вяло покачивает рукой с пластмассовым браслетом, болтающимся на запястье. Она говорит: – Это датчик системы глобального спутникового слежения. Условие моего досрочного освобождения…
Один, два, три шага мимо Товарища с Графом, которые так и сидят с малость отвисшими челюстями, Графиня Предвидящая говорит, не оглядываясь:
– Да.
Она прикасается к своей чалме и говорит:
– Да, я прочла ваши мысли…
За следующим поворотом, мимо очередного торгового центра, очередного мотеля, за очередной закусочной, Мать-Природа сидит на бордюре в безупречной позе лотоса, ее руки, лежащие на коленях, разрисованы вьющимися узорами темной хны. На шее позвякивает ожерелье из медных храмовых колокольчиков.
Мать-Природа заносит в автобус картонную коробку. В коробке – пузырьки с ароматическими маслами, завернутые для сохранности в одежду. Свечи. Коробка пахнет сосновыми иглами. Костром и сосновой смолой. Салатной заправкой с базиликом и кориандром. Сандалом. Длинная бахрома украшает подол ее сари.
Товарищ Злыдня закатывает глаза, так что видны только белки, и обмахивается своим черным фетровым беретом. Говорит:
– Пачули…
В нашей писательской колонии, на нашем необитаемом острове, будет кондиционер и центральное отопление, во всяком случае, нам так говорили. Каждому предоставят отдельную комнату. Будет где уединиться, так что не надо брать много одежды. То есть так нам сказали.
У нас нет причин ждать чего-то другого.
Нанятый автобус потом найдется, а мы – нет. На целых три месяца мы выпадаем из мира. Эти три месяца мы посвятим написанию и чтению своих работ. Будем оттачивать наши рассказы, чтобы довести их до совершенства.
Самым последним, еще через квартал и тоннель, мы подбираем Герцога Вандальского. Его пальцы – все в разноцветных разводах от пастельных мелков и угольных карандашей. Его руки – в пятнах чернил для ткани. Одежда сделалась жесткой от высохшей краски. Все эти цвета – по-прежнему только серый и черный. Герцог Вандальский сидит-ждет автобуса на металлическом ящике для инструментов, набитом тюбиками масляной краски, кисточками, акварелью и акрилом.
Он поднимается, и мы все ждем, пока он не откинет со лба свои светлые волосы и не завяжет их в хвост красной банданой. По-прежнему стоя в дверях автобуса, Герцог Вандальский смотрит на всех и говорит под пристальным объективом видеокамеры Агента Краснобая:
– Ну, наконец-то…
Нет, мы не идиоты. Мы бы в жизни не согласились, чтобы нас отрезали от мира, если бы знали, что нас и вправду отрежут. Этот глупый, посредственный, бледненький мир еще не прискучил нам так, чтобы мы сами подписались на смерть. Кто угодно, но только не мы.
Всякое в жизни бывает, и мы, понятное дело, рассчитывали, что всегда сможем вызвать «скорую»: если кто-то вдруг свалится с лестницы, или чей-то аппендикс решит разорваться.
Так что нам нужно было решить только одно: что взять с собой из вещей.
Предполагалось, что на этом писательском семинаре будет водопровод с горячей и холодной водой. Мыло. Туалетная бумага. «Тампаксы». Зубная паста.
Герцог Вандальский оставил записку своему домовладельцу: «На хуй ваш договор об аренде».
Гораздо важнее: чего мы не взяли. Герцог Вандальский не взял сигареты, его рот постоянно в движении – он жует никотиновую жвачку. Святой Без-Кишок не взял порнографию. Графиня Предвидящая с Хватким Сватом – свои обручальные кольца.
Как сказал бы мистер Уиттиер:
– То, что мешает вам во внешнем мире, будет мешать вам и здесь.
Все остальное – не наша вина. Ну, что все обернулось так плохо. С чего бы кому-то из нас пришло в голову взять с собой бензопилу. Или кувалду, или палочку динамита. Или пистолет.
Нет, на этом необитаемом острове, мы будем в полной безопасности.
Еще до рассвета, еще до начала нового дня, который мы даже и не увидим.
Так нам сказали, и мы поверили. Может быть, слишком поспешно.
И поэтому мы не взяли с собой ничего, что могло бы нас спасти.
Еще один поворот, по скоростной магистрали, по наклонному съезду, пока мистер Уиттиер не сказал:
– Поверни здесь.
Держась за хромированный каркас своего инвалидного кресла, он указал пальцем, похожим на кусок вяленого мяса. Кожа вся сморщенная, скукоженная, ноготь – желтый, как кость.
