скачать книгу бесплатно
«Машка-Ромашка» – стоял тогда Майкл и твердил присказку детства, как всемогущее заклинание. Улыбался испугу загонщиков. И тишине, опутавшей класс.
Ему грозило исключение из школы, исправительная колония, он не помнил, чем еще запугали. Только раскаяния не было. Если зверя довести, он кусает. Майкл принимал сторону хищников, если читал про туристов, которых цапнули в зоопарке при попытке сделать крутое селфи. Или про укротителей в цирке, которым доставалось на репетиции. Потому что знал, каково это: когда заставляют прыгать в огонь и танцевать на задних лапах. Насколько подло и унизительно.
Следователь уверял, что Майкл должен прилюдно покаяться. Попросить прощения. А еще молиться, чтобы его противник, ненавистный зачинщик травли, не получил серьезной травмы. Но не Майкл был виновен, а подлые нелюди, что не давали ему вздохнуть. И Майкл молчал, как зашитый. Лишь рычал, когда доставали.
Мать в ту пору обегала все кабинеты, поклонилась всем чинам наверху.
За одной из таких дверей, обитых дорогой кожей, нашелся Майклу заступник. Он же будущий отчим. Родом из городка Затишье.
С его щедрой руки у Майкла появилась отдельная комната, навороченный ноутбук, куча игр и идеи для блога. А еще неукротимая тяга бороться с любой неправдой.
Плот летел, колкие брызги воды втыкались иголками в кожу, пахло волей и солнцем, и илом со дна. Дурманящим яблоневым цветением. Товарищи дразнили Майкла медведем, но обиды не было, вытекла вся. Ведь дразнилка дразнилке рознь! Глупо обижаться на шутки!
Было весело и беззаботно. Венька, бахвалясь силой и удалью, вошел в раж и прибавил ходу, с азартом пиратского штурмана прокрутил невидимый Майклу штурвал. Заложил свист на правую щеку, затеяв резкий маневр.
То ли с рыбиной столкнулись, то ли с корягой. А может, старые бревна не сдюжили, разошлись, оборвали веревки. Плот качнуло, затормозило, резко, будто вцепился кто. Венька докатился до мачты, ударился носом, губами. «Выбил себе свистящий зуб!» – почему-то подумалось Майклу. Петька тоже ухватился за мачту, добавив Веньке в щеку ногтями. Влад остался стоять как стоял, точно не заметил аварии.
Лишь Фан, как лихой наездник, сидел по пояс в воде и смотрел на осклизлое бревно между ног: оно отвязывалось, отходило прочь, кренилось из стороны в сторону.
– Прыгай к мачте! – закричал Петька, резко, словно будил поутру.
Фан вздрогнул, беспомощно взглянул на бревно, на веревку, намотанную вокруг запястья. На растущую прогалину холодной воды. Вздохнул обреченно и плюхнулся в пруд, как-то сразу камнем уйдя в глубину. Лишь пузыри поднялись и лопнули, тронутые серой волной.
Майкл даже задуматься не успел. Холодная вода отрезвила, мигом смыла азарт и восторг. Он нырнул вслед за Митрофаном, работая руками, как лапами, стараясь нащупать в темной воде, уцепить, подтянуть к себе.
Глубоко Фан уйти не успел: он отчаянно барахтался на веревке, привязанной к гнилому бревну. То крутилось, опускаясь под воду, но еще сопротивлялось, стремилось к поверхности и держало на себе неспокойный груз.
Майкл подплыл, одним махом оборвал веревку, подхватил Фана под мышки.
Вода, будто кривое зеркало, превратила пацана в старика, сморщенного, курносого, с патлами в разные стороны. Майкл скосил глаз на свои руки, напоминавшие лапы, решил подумать об этом позже, в сухой и теплой палатке. Выдернул Фана прочь из воды, к солнцу и свежему воздуху, позволяя вздохнуть и закашляться. Митрофан отбивался в панике, карабкался по Майклу выше, словно он был корягой. Не давал возможности осмотреться, найти взглядом плот или берег, что-то, пригодное для спасения. Майклу удалось вынырнуть снова, подтягивая к себе Митрофана, вздохнуть, проморгаться, почувствовать, как вода царапает ледяными руками, держит за одежду, за плотные джинсы, манит на илистое дно отдохнуть.
Майкл заметил плот вдалеке, его, видимо, отнесло по инерции, когда он прыгнул за Фаном. К ним плыли саженками Венька и Влад, вот кому холод не страшен! «Продержаться! – приказал себе Майкл, снова дергая из воды Митрофана. – Еще немного, еще раз подняться!»
Но пруд успел почуять добычу и не хотел отпускать. Невесть откуда появились водоросли, опутали ноги Фана. А сверху упал сорвавшийся парус, закрывая солнце и остатки воздуха.
Что-то склизкое, чешуйчатое задело ногу, обвило, закружило в водовороте. Майкл поплыл, пытаясь спастись, извиваясь, целя кроссовками в глаз неведомой чуде-юде. Фан уже не брыкался, обмяк, но Майкл тащил из последних сил: он не мог бросить товарища.
Рыбина подобралась вплотную, Майкл чувствовал кожей ее чешую, видел колыханье хвоста, плавников, огромные усы рассекали воду.
Какое короткое приключение! Лучше бы суд и колония…
Рыба подставила спину, Майкл встал, потом оступился и сел, уже теряя сознание, и тут снова почувствовал воздух, солнце, стало тепло, потом холодно от пробравшего до нутра прибрежного ветра. Фан висел на хребтине рыбы, а она неслась к берегу, как торпеда, работая мощным хвостом.
Их обоих выбросило на берег. Майкл торопливо поклонился рыбине. Кашляя и отплевываясь, сразу пополз к Митрофану, делать искусственное дыхание. Но Фан дышал сам, отрывисто, хныкал и поскуливал, но дышал! Тем временем рыба-кит подхватила плывущих Влада и Веньку, выдворила из родной стихии. Лишь Петька, топтавшийся на плоту, вцепившись в обломок мачты, доехал на рыбе почти комфортно, держась за усы, как за узду.
– Спасибо, дедушка! – крикнул Венька.
Но рыба ударила плавниками, вильнула хвостом и была такова.
– Валить надо, – подпрыгнул Петька, спасаясь от хлестнувшей волны. – Сейчас вернется, всем попадет! Рассердили, как не фиг делать!
– А кто это был? – откашлялся Майкл.
– Не разглядел? – удивился Венька. – Тишинский сом, кто ж еще. Ладно, Михей, спасибо за Фана. Лихо ты за ним сиганул.
– Он что, совсем не умеет плавать? – Майкл смущенно оглянулся на Митрофана.
– Немного умеет, но холод не любит. Ему проще повиснуть и ждать спасения. А ты – просто зверь какой-то. Я думал, тюкнешь его от греха, чтоб зазря не барахтался.
На солнышке было круто, даже зубами стучать расхотелось. Они скинули штаны и кроссовки, стащили мокрую кофту с Фана, развесили все на ивовых ветках, чтобы быстрее просохло.
У Веника был разбит нос. И верхняя губа кровоточила. Он все время смачивал в пруду платок, прижимал к распухающей физиономии. Но свистуна это не парило. Зубы остались целы, а прочее – боевые ранения!
Влад исхитрился спасти очки и сидел в тенечке, нахохлившись. Он был единственным, кто уполз в тень с самого солнцепека. Что-то в них было, в зеленых очках, выпрямитель загадочных ландшафтов Затишья. Влад сканировал ими пространство, будто локатором военной разведки. Он предупредил честную компанию о крадущейся к ним опасности, зашипел, заставив всех замолчать:
– Кто-то идет по полю.
– Баба или мужик?
– Так до жатвы далече, откуда же баба? Кто в мае страшится полуденницы?
– Нам с вами хватит и Павла.
Наконец, и Майкл увидел деда. Крепкий, еще не дряхлый, очень высокий старик с бородой смотрел на них откуда-то сверху, будто стоял на пригорке. Ветерок развевал усищи, длинные, как у венгерских панов.
– Потаскал погибель за усы, Петух? – съехидничал Венька, пихая друга.
– Я бы по-другому упал. Он такую скорость развил!
Чудило-Павел погрозил им пальцем. На весь пруд прогремел его низкий бас:
– Сушите барахло, лоботрясы, и чтоб духу вашего не было! Круг сместится через час, гроза идет, а они тут свистопляску устроили!
– Дедушка Павел, дедушка Павел! – побежал к старику рыжий Петька. – А можно мы в поместье укроемся?
Остальные подскочили, даже слабый Фан, побежали следом за Петькой. Венька шмыгал разбитым носом и приговаривал на ходу:
– Ой, беда! Прогноза же не было! Я отсвистеть не смогу, дед-Паш…
Старик, высоченный, как башня, склонился к ним, сломавшись надвое, так, что белая борода коснулась первой травы. Ткнул пальцем в Петькину грудь:
– Мне ж не жалко, дитя бестолковое. Да только Зиночка передала: жди удар на исток Тишинки. Так что тикайте за Круг, ребятки, к Дому поспеете до грозы. Гордей подписал вам пропуск.
Парни переглянулись. Майкл ничего не понимал, но видел: дело серьезное.
– Едем! – скомандовал Венька. – Главное, Круг проскочить, а дальше – как повезет.
Палатки собрали быстро. Догрызли запасы Фана: соленые сушки и сухари. Попихали в рюкзаки котелки и спальники. Майкл порадовался, что прихватил с собой свитер и треники для ночевки, не ахти видок, зато все сухое. Он и Влада снабдил футболкой, и Фану выдал шерстяные носки. Венька, как мог, свистел, высушивая ветром одежду. Не досохнув, вскочили в седла и помчались обратно в город. Велосипеды скрипели цепями, тренькали невпопад звонками, педали выскальзывали из-под ног, а шины буксовали на ровном месте.
– Не та тропа! – крикнул Веник, когда стало ясно, что едут долго и никак не доберутся до Круга. – Путает нелегкая, чтоб ее! Чур меня, чур, пропусти обратно!
Майкл взмок, накручивая педали и проклиная корзину для ягод, в которую скинули часть барахла. Из брезентовой упаковки вырвался край палатки Веника и парусил на ветру. Наконец, показался бетонный круг, его проскочили на полной скорости и разом попали в густую ночь, так низко висели лиловые тучи, перекрывая остатки света.
Где-то сзади сверкнула молния, все вокруг озарило кровавым сполохом. Сразу же ливнем стегнуло спину, словно злобные небеса лупили в землю многохвостой плетью.
– В Тишинку бьют, твари, в самую реку! – выругался мокрый Влад, пряча свои окуляры. – Веник, я дорогу к Дому не вижу, вода смывает картинку.
– Дом-на-сваях? – догадался Майкл. – Вон же он, справа, окнами светит!
Все четверо, мерзлые и уставшие, посмотрели на Майкла, как на дурного.
– До Дома еще километра два, – начал Петька и вдруг осекся.
Остальные тоже увидели Дом и помчались под ливнем из последних сил.
Уже у ворот Майкл обернулся.
Молнии всё лупили в реку, но вдалеке, на горизонте, вдруг ударила молния наоборот, с земли в лиловые небеса, и еще одна, и еще.
А потом ворота раскрылись, впуская долгожданных гостей, и опасная гроза осталась в прошлом, ветер стих, ливень иссяк. Над Майклом светили родные звезды, складываясь в созвездия, и он сразу нашел Большую Медведицу, дружелюбно подмигнувшую с высоты.
5. Кунсткамера
– Что так долго? – проворчал охранник. – Шляетесь ночью незнамо где, честным людям поспать не даете!
– Извините, Олег Георгыч, – натянул покаянную личину Венька. В сочетании с его побитой рожей личина смотрелась как-то не очень.
– Нас на Круге задержало, тропы сбились, – пришел на выручку вежливый Влад, вытирая очки мягкой тряпочкой. Даже мокрый насквозь и в чужой футболке с призывом разрушать мир насилья, Влад был образцовым юношей, любовью всех бабушек в мире.
– Ну лады, – смягчился охранник. – Дуйте тогда на сугрев. В актовом зале перекантуетесь, после спустится кто из жильцов. Валяйте, Добрыня пропустит.
От охранника разило спиртовой настойкой, да так сильно, что Майкл закашлялся.
– Ну а что ты хотел? – хихикнул Веник. – Это ж Горыныч, огнедышащий змей!
Майкл оглянулся на сторожа. То ли пары алкоголя подействовали, то ли от усталости сбоило зрение, только он увидел в белесом тумане, как растроилась голова Горыныча, окруженная языками пламени. Венька втянул его по спине, чтобы не отставал от коллектива, Майкл моргнул, и все стало, как прежде: пожилой алкаш запирал ворота, изрыгая из пасти спиртной перегар.
– А Добрыня – это кто? Богатырь?
– Вообще-то он учитель физры, так что не обзывайся. Влепит двойку под конец года, прыгай тогда через козла до помутнения разума. Что дозволено Горынычу, знаешь ли… Физрук прозвище очень не любит.
– Почему? Хорошее прозвище!
– Так и Медведь – нормальное, да? Если не комплексовать.
Майкл не нашелся, что возразить.
Дом-на-сваях продолжал удивлять. Когда ехали мимо в машине, казалось, это просто нескладный дом, по периметру обнесенный оградой. А теперь они шли и шли от решетки, а парковая зона все не кончалась. Здесь были дорожки из шлифованной плитки, выложенной узорами. Здесь росли яблони и черемуха, клеились почками тополя. Белели в полумраке березки. Вдалеке журчал то ли фонтан, то ли подземный источник.
Дом в искривленном пространстве казался маленьким и далеким. Игрушечной постройкой из конструктора лего, собранной неумелым ребенком.
– Ох, сегодня расстояния крутит, – вздохнул Влад, надевая очки. – Лучше на великах ехать, парни. Километра два нарастили, дотянули Дом почти до бетонки!
Они оседлали стальных коней, как патетично назвал велики Петька, крутанули педали раз, другой, и внезапно оказались у самого Дома, рядом со стальными опорами.
– Ну, Кунсткамера, елки-палки! – не удержался Майкл.
Венька посмотрел с интересом:
– Как назвал? А мне нравится, пацаны! Классное словцо: Кунсткамера!
– А, тебе чем чуднее, тем круче, – почему-то обиделся Фан. – Дом – он живой, он ласку любит. Посмотрите, какой красавец!
– Да ладно, хорошее назвище, Фан. Кунсткамера, – Влад причмокнул, будто пробовал словечко на вкус. – Интересный ты зверь, Михей. Видишь, как надо, буквой владеешь! Посмотрим, как тебя примет Дом.
– Сколько вас ждать, добры молодцы? – гаркнули откуда-то из-под дома.
– Расстояния глючат, дядь-Никит!
В центральной свае загорелся свет, и она обернулась вдруг лифтом, широким, зеркальным, совершенно безлюдным. Они поместились в нем запросто, все пятеро вместе с велосипедами, и еще куча места осталась, хоть дивизию заводи.
Венька ткнул в одинокую кнопку, и их плавно подняло на первый этаж.
Встретивший их в вестибюле мужик не был богатырем. Среднего роста, сложения, с серым неярким лицом. Выделялась разве тельняшка. И синий берет за поясом. А еще пустая бутылка в руке.
«ВДВ! – догадался Майкл. – Десантник. Еще один пьющий воин в отставке. Интересно, чему он учит детей? Кирпичи ногой разбивать?»
За что десантника прозвали Добрыней, пояснил всезнающий Венька. Пацаны шептались, мол, сильный, добрый. Да еще и с Горынычем дружит! Жизнь оказалась куда прозаичнее: звали охранника Никитой Добровым.
Добрыня заставил честную компанию оставить велики в холле и торжественно повел в актовый зал. Как понял Майкл, в жилые квартиры поднимал посетителей другой лифт, а здесь, в длинном темном пространстве, украшенном коврами и хрустальными люстрами, проводились конференции и собрания: ради них спроектировали лектории, студии, кинотеатр и большую столовую. В актовом зале стоял рояль, украшая собой солидную сцену, ослепительно белый аристократ. Стены покрывала мозаика: былинно-сказочные мотивы, а еще багряные звезды и надписи КПСС. В этом был эстетический сюр, потрясное смешение жанров: царь-Кощей над сундуками и рядом сияющие серп и молот. Парой дней раньше Майкл полез бы на сцену, фотографировать со вспышкой и без, применяя различные фильтры, добиваясь сказочного антуража. И придумывал броские заголовки. А теперь лишь присел в первый ряд, радуясь сухости и теплу. Кресла были обиты бархатом сочного ягодного оттенка, на полу – дубовый паркет. Роскошь Совка, доступная избранным.
Венька сел рядом, ткнул локтем в бок:
– Думаешь, там смальта и стеклышки? – указал подбородком на звезды в мозаике. – Нет, братан, у нас, как в Кремле. Там корунды из заповедной шахты. И вообще, привыкай. Здесь везде символика.
– Коммунистическая?
– Ох, чудак ты, Михей.
– Ничего не сломайте, наследники, – пригрозил бутылкой Добрыня, потом спохватился, припрятал за спину. – Пережидайте грозу в тепле. Когда Старики освободятся, с вами поговорят.
Он ушел, позвякивая ключами.
Влад тотчас метнулся на сцену, сел за рояль, тронул клавиши.
– Не замогильное, Владик! – жалобно попросил Фан, без особой, впрочем, надежды.
Влад улыбнулся, обнажая зубы.
