скачать книгу бесплатно
Любовь психолога. Повести и рассказы
Ольга Масквина
Эта книга – о любви в различных её проявлениях.«Любовь психолога» – повесть. Описываемые в ней события происходят в современной Москве. Главный герой умён, образован, красив, но, тем не менее, несчастен. Некоторое время назад он потерял свою большую любовь. Удастся ли ему обрести счастье вновь?Все события и персонажи вымышленные, а любые совпадения случайны.
Любовь психолога
Повести и рассказы
Ольга Масквина
© Ольга Масквина, 2022
ISBN 978-5-4483-8296-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Любовь психолога
Повесть
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
Данте Алигьери
Глава 1
– Заходите, – обратился психолог одной из частных столичных клиник к очередному клиенту.
В дверь кабинета стеснительно вошёл уже не молодой, сильно потрёпанный жизнью мужчина.
– Итак, рассказывайте, что Вас ко мне привело? – как можно более участливо спросил Иван Петрович.
– Понимаете…, – начал мужчина.
– И?
– Я встречался с женщиной. Она таджичка или казашка, или киргизка, ну что-то из этих, впрочем я не разбираюсь.
– Да…, – протяжно сказал Иван Петрович, а про себя вздохнул и подумал: «Совсем с бабами тяжко стало в Москве. Уже всех, кого подберут, «пользуют». О чем они с ними говорят? Хотя какое тут: «говорят», – не до говорильни, когда вечная «тоска по телу». Иван Петрович был интеллигентом, и поэтому без нужды старался не выражаться. Но работа была достаточно тяжелая, если учесть, что каждого человека приходилось слушать внимательно, не пропуская информацию. А потом пытаться выявить причинно-следственные связи в хаотичных, порой не поддающихся никакой логике, действиях пациента.
– Так и вот, – продолжал мужчина. Я с ней познакомился в продуктовом магазине. И пригласил к себе домой жить. Я вдовец. Жена у меня умерла. И оставила троих детей. Я, знаете ли, очень люблю деток. И люблю их воспитывать. И уж совсем замучился жить один. А тут наконец-то женщина. И я очень обрадовался.
«Ну конечно, обрадовался, – подумал про себя Иван Петрович, – нашел кого „иметь“, как тут не радоваться, – но вслух, конечно же, ничего не сказал. – И чего эти „милые люди“ так дико любят деток, и любят их воспитывать? Прямо маниакальность какая-то, не иначе, или же самый простой способ уйти от суровой, давящей на психику, реальности. Просто не замечать ничего вокруг и „воспитывать“ деток. Знать бы ещё, что это означает в их понимании? Книжек, понятно, они им не читают, в театры не водят. Как воспитывают? Кто их поймет».
– А в чём суть Вашей проблемы?
– А тут младший брат ко мне приехал. И, когда я уходил на работу, он с ней тоже спал, как потом выяснилось. Ну, он одинокий потому что. А потом она забеременела. Так и вот, я очень хотел знать, чей же это ребёнок – мой или брата? Но так и не узнал. Я её спрашивал много раз: «От кого будет ребёночек?» А она ничего не говорила. А потом, вообще, взяла и уехала к себе в Казахстан или в Киргизию, и там будет рожать моего ребенка. А я очень сильно страдаю.
– Можно было бы сделать анализ ДНК, – задумчиво протянул Иван Петрович. Но раз её нет, то как тут сделаешь? А она обещала вернуться?
– Нет, она не хочет со мною общаться. Хотя я считаю, что это мой ребёнок. Так как летом мы с ней ездили на дачу – почти всё лето. И там каждую ночь, да не по одному разу, я вступал с ней в половые контакты в самых разных позах, – с гордостью сообщил мужчина, – не могло же это пройти бесследно? Наверное, это мой ребёнок?
«Бедная таджичка, или же узбечка – просто образчик покорности какой-то. Немолодой, неопрятный мужик каждый день возит на дачу и там целыми ночами „не слезает“ с тебя – не каждая выдержит такое. А если учесть ещё и брата, то конкретно волосы на голове дыбом встают. Приходится вертеться как белка в колесе. Брат набрасывается днём. А этот, многодетный уже папаша пятидесяти лет совокупляется с ней ночью. Когда же она отдыхала?» – опять про себя подумал психолог и снова не сказал ни слова. А говорить иногда и нечего было. Случаи с пациентами часто поражали своей абсурдной фееричностью.
– А этот ребёнок Вам к чему? – задал наводящий вопрос Иван Петрович. У Вас есть средства для его воспитания? Он, кстати, может оказаться и не Вашим. Вы простите этой женщине измену или будете всю жизнь её попрекать, что взяли к себе в дом с чужим ребёнком?
Мужчина не отреагировал на вопрос. И продолжал о своём.
– Я очень по ней скучаю. Просто места себе не нахожу. А она не отвечает на звонки, и я не знаю, где её искать.
– Может быть, просто выждать время, и всё решится само собою? – спросил Иван Петрович.
– Да я не знаю. Она такая…, такая…. Я для неё – всё: и деньги, и одевал её, и кормил. А она? Она спала, с кем только можно.
– Ну насчет брата – это Вы сами виноваты. Такое устраивать…, причем при своих троих детях, не подумав, как они себя будут чувствовать в данной ситуации.
– Да если бы только брат. Я подозреваю, что были ещё и другие.
– Кто – другие? – обалдел Иван Петрович.
– Она работала продавщицей в магазине, колбасу продавала. А там очень много постоянных покупателей было. Мне соседи-доброжелатели сообщали, что она за деньги спала с некоторыми.
– То есть, она знакомилась с мужчинами, продавая колбасу, а потом спала с ними за деньги? Это Вы хотите сказать? Но когда бы она успевала? Ведь дома её уже поджидал Ваш брат?
– Успевала, успевала. Она очень хитрая была. Она деньги любила. И ей всё мало было. Я её кормил, я ей – всё. А она вон как со мной.
– Случай катастрофический и тупиковый, судя по клиенту, – подумал Иван Петрович. Но вслух произнёс другое:
– Пожалуй, на сегодня мы с Вами закончим. Попробуйте примириться с произошедшим. И на досуге подумайте, что, по Вашему мнению, смогло бы Вам помочь её забыть? А в следующий раз мы разберём все возможные варианты выхода из создавшейся ситуации и наметим план действий. Хорошо?
– Да, спасибо, до свидания. Я подумаю, – ответил мужчина.
– До свидания, – как можно более вежливо проговорил Иван Петрович. У него была такая странная особенность: когда он сильно раздражался, или же впадал в бешенство, голос его становился более тихим, мягким, вкрадчивым, и превращался почти в шёпот.
Дверь за мужчиной закрылась, и Иван Петрович остался в одиночестве. Это был последний клиент на сегодня. «Напиться, что ли? – рассудил он. – Всё же пятница. А что ещё делать? Пожалуй, напьюсь».
Глава 2
Закончив службу, Иван Петрович поднялся этажом выше, к своему другу – проктологу Сергею Геннадьевичу.
– Пойдем, может, в заведение на Житной, как думаешь? – спросил он.
– Конечно пойдём, я не против. Я сегодня не за рулём, – с готовностью ответил Сергей Геннадьевич.
– Я тоже. Тогда жду внизу? – уточнил Иван Петрович.
– Через пять минут буду.
В ожидании друга Иван Петрович задумчиво любовался дождём через высокие старинные окна в холле больницы. Он любил и мог смотреть на дождь очень долго, – так же, как и на огонь.
Созерцание открытого огня обычно способствовало внутреннему умиротворению Ивана Петровича. А дождь, наоборот, заставлял его немного поволноваться и лишал такого желаемого, но трудноуловимого состояния покоя.
Ивану Петровичу было сорок два. И выглядел он удивительно молодо и свежо, возможно, – по причине своей изящной худобы, скрадывающей годы. А может быть, благодаря доброму и незлобливому характеру, который также служил хорошим "щитом" от возрастных морщин.
Роста Иван Петрович был намного выше среднего, имел пшеничного цвета волосы, которые, при ярком освещении приобретали рыжеватый оттенок, а также очень редкого и удивительно светлого оттенка голубые глаза. Его лицо было красиво от рождения, а с годами эта красота стала ещё более изысканной и утончённой, возможно, вследствие выгодного влияния его внутренних душевных качеств на внешнюю оболочку.
Но эта, явно выдающаяся внешность Ивана Петровича, была подёрнута тенью печали, немного портящей его идеальный облик.
– На метро поедем? – спросил подошедший к Ивану Петровичу Сергей.
– Да, давай на метро – так быстрее, до "Октябрьской"? А то такси будем часа полтора ждать. Причем, в отличие от тебя, я люблю и метро, и ходить пешком!
– Ну, ты всегда и во всём молодец, что я тут могу сказать, – засмеялся Сергей, и на душе у Ивана сразу потеплело.
Сергей Геннадьевич был единственным близким другом Ивана Петровича. И Иван это очень ценил. Больше всего Ивана Петровича восхищал интеллект Сергея, благодаря которому он чувствовал себя удивительно комфортно в его обществе, а не так, как огромный всезнающий великан в стране крошечных умственных лилипутов.
Внешностью Сергей тоже не был обделён. Высокий, поджарый, с густыми чёрными волосами и зелёными глазами, он очень нравился женщинам. И эта незаурядная внешность Сергея была причиной того, что юность свою он провёл в переживаниях утомительных перемен, – практически на «полях сражений», то есть, среди женских баталий за его тело.
В прошлом у Сергея Геннадьевича остались две семьи, которым он, как и любой порядочный мужчина, помогал материально. Но – столько, сколько мог, без фанатизма и надрывного желания кому-то что-то доказать.
Теперь же у Сергея наступил спокойный, даже немного "ленивый" период жизни: он ни за кем не охотился, редко позволял охотиться за собой; он просто "плыл по течению" и мирно смотрел по сторонам…
Добравшись до нужного места, друзья вышли из метро наружу. Злой осенний ветер тут же накинулся на них и стал рвать полы их пальто, развевая и закручивая вокруг ног. Дождь постепенно усиливался.
Возле Калужской площади Сергей Геннадьевич зачем-то обратил внимание на фигуру вождя "всех времён и народов":
– Посмотри-ка на Ленина, – заметил он Ивану.
– Какой-то страшный монстр, подпирающий своей головой небо, – недовольно поёжился Иван.
– А у его ног толпятся преданные приспешники – солдаты, матросы, рабочие, женщины-кухарки, – тут же подхватил Сергей. – Я представляю, как «новые повелители» нового мира выходят по ночам, и идут в свете мерцающих огней, как какие-нибудь жрецы к этому огромному изваянию, соединяющему своим бронзовым телом небо и землю. Они окружают его и совершают свою страшную мессу…
– А ведь мы же ещё и не пили, а ты уже сказки начал мне рассказывать! Погоди малость! – назидательно напомнил ему Иван Петрович.
– Хорошо.
Друзья уже почти дошли до нужного им здания на Житной, – оно приветливо зазывало вечерних путников огнями своих огромных окон.
– Давай сядем внизу, на первом этаже, возле рояля, если там будут места, – предупредил Иван Сергея Геннадьевича.
– Да как скажешь, мне – без разницы.
Друзья вошли в модное заведение и расположились за большим прямоугольным столом, – друг напротив друга.
– Что будете заказывать? – услужливо спросил подоспевший официант.
– Я буду водку. Абсолют есть? – первым откликнулся Иван.
– Есть.
– А мне, пожалуй, вина для начала, – красного, киндзмараули. И меню оставьте, – проговорил Сергей.
– Будет сделано, – уверил официант, роздал друзьям по кожаной папке и сразу удалился.
– Ну почему ты всегда пьёшь только красное вино? Может, будешь водку вместе со мной? – улыбнулся Иван.
– Нет! Вино для меня – лучше. Во-первых – вкус приятный. Во-вторых – привычка. В-третьих – Сталина люблю!
– Когда ты его полюбить-то успел? Ты ж молодой… относительно, – засмеялся Иван.
– Да шучу я, про Сталина, ну что ты, в самом-то деле.
– Давай по первой уже? – напомнил другу Иван.
– Пожалуй… Я вот что хочу сказать, – продолжил Сергей Геннадьевич, – про Ильича! Ведь уму не постижимо, что натворил: разрушил Великую Империю, построенную русскими Царями за много веков и ничего – стоит себе в бронзовом памятнике и простых людей, ненароком приехавших с Тамбовской или Иркутской губернии, ночами пугает.
– Да где здесь «ходоки» с Тамбовской губернии? – удивился Иван, – зачем им сюда, – на Октябрьскую? Они идут сразу на Красную площадь – фотографироваться.
– Закажем что-нибудь? – перебил Сергей, заметив рядом юркого официанта.
– Телячью вырезку с белыми грибами.
– Фрикасе из кролика с овощами и греческий салат.
– Итак, – продолжил Иван. – Возьмём, например, послевоенное время. Мы тогда, конечно же, ещё не родились и всего происходящего не знаем! Но в то время, кажется, можно было гордиться хотя бы тем, что ты русский и не скрывать этого. А сейчас до такой степени достали своей показной толерантностью, что лишний раз боишься сказать: «Я русский». Это воспринимается чуть ли ни как агрессия.
– Такое впечатление, что если я во всеуслышание сообщу свою национальность, то меня могут или оскорбить в ответ, или побить, или в кутузку забрать. А ведь я родился в России, это моя Родина, и другой не будет, – поддержал Сергей, опустошая третий бокал красного вина. – Могу ли я безбоязненно упоминать в любом обществе о том, что Достоевский, Толстой, Чехов, Шишкин, Васнецов и многие другие писатели или художники – это представители русской нации? Или же не могу, чтобы каких-нибудь «других» ненароком не обидеть? Мне например, не совсем ясно.
– Я с тобою полностью согласен. Мало того, что к нам, мягко скажем, «особо» относятся во всём мире. Так так ещё и у себя на родине тебе постоянно напоминают: «Нельзя гордиться своей русскостью!». А по какой причине нельзя? Человек, который не может идентифицировать себя в обществе, с юности подвержен риску психических заболеваний. И мало ли, во что это в итоге может трансформироваться? В неуправляемую агрессию, например, или алкоголизм, тупость, безразличие ко всему, в конце концов!
Раньше молодёжь росла в группах: октябрята, пионеры. Плохо или хорошо, но группа – это сила и защита. А нынешний пресловутый индивидуализм приводит к тому, что с самого детства юный и ещё не окрепший организм находится в относительной психологической изоляции. Но в одиночку ему очень трудно справляться с трудностями окружающего мира!
– Вот-вот, поэтому он заводит себе лучшего друга – смартфон.
– И если у какого-нибудь тинейджера отобрать этот несчастный смартфон в метро, то он и до дому вряд ли доберется – просто потеряется, бедняга, во времени и в пространстве, не будет знать в каком он городе находится, как его зовут, кто его друзья, кто его родители и где он учится!
А ещё этот юнец не сможет играть в игрушки-стрелялки, не сможет просматривать сотни фотографий и отправлять свои короткие, ничего не значащие сообщения всем, кому попало. Короче: наступит хаос и неразбериха прямо в начале жизненного пути ещё не оперившейся молодой особи. И, как следствие, – нервный срыв, – подытожил Иван Петрович.
– Я тебе больше скажу, такое впечатление, что они скоро окончательно разучатся общаться при помощи разговорной речи.
Однажды я наблюдал следующую картину: в кафе, за маленьким столиком сидела пара подростков. У каждого в руке по смартфону. За целый вечер совместного времяпрепровождения они, кажется, не сказали друг другу ни слова. Всё это время они, как завороженные, ошалело водили пальцами по поверхности своих гаджетов.
Слово-то какое точное – «гаджет», прямо-таки однокоренное с «гадостью».
И юноша, и девушка, не поднимая глаз от экранов своих мобильных устройств, писали бесконечные сообщения кому-то. Кому – не ясно. Наверное – друг другу. Они находились вместе, но так и не смогли поговорить при помощи слов. Чем же объяснить такое предпочтение «искусственного» общения живому?
