скачать книгу бесплатно
Я и Тёмка
Ольга Яралек
Цикл забавных рассказов о светлой и большой дружбе девочки и мальчика. Они играли вместе до школы, учились в одном классе и до окончания школы всегда были вместе, потому что жили в одном доме и даже в одном подъезде. Крутится калейдоскоп эмоций: удивление и обида, восторг и жалость, удивление и любопытство, первая любовь и страх потерять дорогого человека. Десять лет промелькнут, как один день.
Для всех кто хочет вспомнить своё замечательное детство, для тех, кто хотел бы научить своего ребёнка дружить, для тех, кто просто хочет провести несколько душевных и тёплых семейных вечеров за совместным прочтением, – эта книга.
Ольга Геннадьевна Яралек
Я и Тёмка
Памяти моей мамы посвящаю эту книгу.
Ну, что ты, птенчик… Всё будет хорошо
Наверное, у каждого малыша есть своё, домашнее прозвище, которым его ласково называют родители. Моя мама звала меня «птенчик». Бр-р-рр! Как этот «птенчик» мне не нравился! Правда, недовольство возникало не всегда, – только если прозвище слышали друзья, и появилось не сразу, а в том возрасте, когда я научилась вертеться перед зеркалом, прихорашиваясь в ожидании знакомого мальчика. Во всех остальных случаях я прекрасно уживалась с «птенчиком». Особенно тогда, когда, обидевшись на весь свет, залезала маме на колени и, глотая слёзы, рассказывала о своих бедах.
Моя мама, женщина быстрая, маленькая, с доброй улыбкой на лице, весёлыми яркими глазами и бровями, выгнутыми «домиком». Так сразу и не поймёшь, удивляется она, расстраивается или радуется. Она не любит сидеть без дела, но особенно не любит, когда без дела сижу я. Сколько себя помню, мы всегда с ней что-нибудь затевали. Смотрели диафильмы, которые она в несметном количестве привозила из командировок, читали сказки, лепили пельмени и непременно каждый месяц ходили в цирк и театр на детские спектакли.
Всё, что я умею, я умею благодаря моей маме. Она научила меня вырезать самые красивые в мире снежинки. Не салфетки, как часто получается у многих, а снежинки – ажурные, сказочные, с шестью лучиками. Под Новый год она каждый раз придумывала новые ёлочные украшения! Каких замечательных клоунов мы делали из пустых яичных скорлупок, какие гирлянды из цветной бумаги, каких лесовичков из шишек!
У нас с мамой было несколько игр, которые я особенно любила. Когда мы куда-нибудь шли, она предлагала рифмовать слова. Конечно моя карьера «рифмовалыцика» началась с простых рифм. Лет в пять я написала своё первое «стихотворение»:
На пол вдруг упала чашка.
Наступила ей канашка.
Что такое «канашка» и почему с чашкой произошёл такой явно неприятный случай, я объяснить не могла, но мама и не спрашивала. Она просто радовалась и говорила родным, что я научилась писать стихи и что с чувством юмора у меня всё будет в порядке.
Другой маминой забавой было выстукивание ритма известных ей песен, когда по чередованию звуков различной длительности я должна была отгадать мотив. Играть в эту игру с друзьями я не могла. И не потому, что ни у кого из них не было чувства ритма. Они не знали столько песен, сколько их знала я от своей мамы, и мои ритмические загадки никто не мог отгадать.
Мамочка любила играть со мной в театр. Из большой коробки она делала сцену, клеила мебель, рисовала декорации, шила костюмы и показывала мне спектакли. Однажды, я сильно заболела. Вставать с кровати мне было строго-настрого запрещено. Вечером мама вошла в комнату с заговорщическим видом. Она принесла лампу, картон и ножницы. Подмигнула, сказав, что сейчас будем смотреть спектакль. Потом села на мою кровать и начала вырезать. Я ничего не могла понять. Какой это спектакль без нашей «театральной» коробки, что она вырезает? В этот вечер впервые мама показала мне театр теней. Это была сказка «Репка», сделанная её руками. Как сейчас помню, на следующий день я выздоровела.
Мама умела делать мыльные пузыри из обыкновенного мыла, накладывать театральный грим, шить для меня карнавальные костюмы.
Вечерами она читала мне книги. Ну, читала – и читала. Ценить и понимать, как это здорово, я научилась только после одного случая. Однажды, когда все родные разъехались по командировкам, меня на ночь отвели к соседям, родителям моего одноклассника, и я впервые услышала рассказ, прочтённый посторонним человеком. Моему изумлению не было предела! Быстрая, монотонная, сбивчивая, без необходимых пауз речь никак не напоминала мне уютные домашние чтения, когда мама на разные голоса, выразительным, полным чувств и цвета голосом читала так, что сказочные герои оживали и я слышала их крики, смех, шёпот. Когда читала мама, я плакала и смеялась, пряталась под одеяло, если мне было страшно, пыталась давать советы героям, если требовалась лежавшая на поверхности подсказка, которую они никак не могли увидеть…
Мама великолепно читала стихи. Я осознала это в старших классах, когда она продемонстрировала мне, что значит читать стихотворение с выражением. Прочитав стих так, как научила мама, помню, я испугалась звенящей тишины класса и глаз своих одноклассников, которые с удивлением смотрели на меня.
На вопрос, где работает моя мама, с четырёх лет я отвечала:
– Она работает методистом в ОНМЦ и КПР.[1 - Областной новосибирский методический центр культурно – просветительной работы]
Что это такое, я расшифровала для себя в десятом классе, когда мама организовала наш незабываемый выпускной вечер, и учителя с одноклассниками стали подходить ко мне, чтобы больше узнать о моей «замечательной маме». Тогда я впервые задумалась над смыслом этого словосочетания.
А мои дни рожденья! Мои незабываемые дни рождения с играми, песнями, танцами, сюрпризами и, конечно, самыми удивительными и вкусными блюдами… Ведь среди своих друзей мама считалась непревзойденным кулинаром. Её торты занимали первые места на выставках нашего города!
Много, очень много я могу рассказать о маме. О том, как она писала за меня сочинения в школе, играла со мной в шахматы, учила рисовать акварелью, как залезла в большие долги, чтобы купить для меня пианино, как продала своё единственное кольцо и дала деньги на мою первую студенческую поездку за границу….
Моя мама – это праздник! Я редко видела её печальной, чаще – уставшей, никогда – злой, может быть, недовольной….
Вот уже три года, как мне не к кому обратиться со словом МАМА. Она ушла. Её больше нет со мной. В заботах и волнении проходят дни: дом, работа, дети. Но иногда ночью, когда все спят, я смотрю на небо, вспоминаю маму и плачу.
Как мне недостаёт тебя, мамочка. Как мне не хватает твоего внимания и поддержки. Теперь никто не беспокоится, тепло ли я одета, не спрашивает, сыта ли, хочу ли горячего чая…
Я очень тоскую по тебе, МАМА.
Я очень люблю тебя, МАМА.
И всё чаще и чаще, как в детстве, мне хочется прижаться к тебе, ища защиты и утешения, уткнуться в твои мягкие ладони и вновь услышать: «Ну, что ты, птенчик… Всё будет хорошо».
2007 г.
Олечкины рассказы
Наш дом
Есть у меня друг Тёмка. Сколько живу, столько его знаю. И в школу мы должны пойти в один класс. Я и Тёмка вообще всё делаем вместе. Вместе гуляем, играем, придумываем всякие затеи и живём в одном доме, в одном подъезде. Я на первом, а он надо мной, на третьем этаже. И пусть только кто-то попробует сказать, что мальчик не может дружить с девочкой. Вот я – девочка, Тёмка – мальчик, а мы дружим и почти никогда не дерёмся.
Зовут меня Оля, но Тёмка букву «о» выговаривает как-то странно – получается «Воля».
Я вот всё думаю: почему мы дружим-то? Потому что дружат наши мамы? Или потому что дедушки и бабушки наши дружат? Может, поэтому и мы не дружить не можем? Ну а почему дружат наши родственники, понятно: они работают вместе.
Наш дом необыкновенный: здесь живут те, кто трудится в редакции. Так называется место, где делают газеты. В редакции работает мой дедушка, он журналист. И Тёмкин дед там тоже работает, он редактор. Я вот раньше думала, что Тёмка живёт на третьем этаже, потому что у него дед – редактор. Чем выше, тем, значит, главнее… Я сказала об этом Тёмкиной бабушке, которая часто сидит с нами, пока все на работе. Она засмеялась и ответила, что на пятом этаже над всеми нами живёт тётя Таня, а она работает в редакции секретарём. При этом секретарь – не самая главная профессия в редакции. Я очень удивилась.
В нашем доме 60 квартир. И все 60 квартир знают меня и Тёмку. Нет…. Не квартиры нас знают, а жильцы этих квартир! Это не потому, что мы такие уж шумные. А потому, что все в нашем доме друг друга знают. И это здорово!
Двор нашего дома принадлежит только нам. Так уж нам повезло. Мы живём в самом центре города, где жилых зданий мало. С одной стороны нашего двора стоит картинная галерея. Между её зданием и двором зелёный деревянный забор, по которому очень здорово бегать. А с другой стороны – детская больница: от неё двор отгорожен красным кирпичным забором, с которого мы прыгаем на крыши больничных складов. Вот и всё. С третьей стороны стоит наш дом. Двор у нас большой, зелёный. По траве можно босиком бегать. Много цветов на клумбах, деревьев красивых разных… Все удивляются: «Ах, какой у вас двор красивый! Ах, какой у вас двор зелёный!».
Мы с Тёмкой тоже любим свой двор. Любим по нему бегать, играть в прятки и в мяч. Лазить по заборам и по деревьям, если никто не видит. Вообще, стараемся двору случайно не навредить, потому что весь дом о нём заботится! А раз все заботятся, то и мы тоже. Очень часто жильцы устраивают субботники. Правда, субботники эти проводят и в воскресенья. Непонятно, почему тогда субботники, если это самые настоящие воскресники? В такие дни у нас с Тёмкой праздник! Это значит, нам и шланг могут дать – цветы поливать, и краску – качели покрасить, и даже белила – стволы деревьев побелить!
А ещё я очень люблю грабить. Не в смысле кого-то, а в смысле что граблями листочки убирать, траву старую… Наша дворничиха тётя Зина нашла для меня грабли с небольшой ручкой! Грабли как грабли, только невысокие, удобные очень. Когда у нас субботник, кто-нибудь обязательно откроет окно и включит музыку погромче: от этого ещё веселее. Мы с Тёмкой сначала всем помогаем, а потом, как говорит тётя Зина, всем мешаем. Никак не могу понять, почему так выходит, но через некоторое время нам надоедает поливать и красить… И вот ведь какая штука: ждём этого субботника, ждём с нетерпением, а когда он приходит, хватает нас совсем ненадолго. Так и хочется побегать да попрыгать. Тогда мы начинаем хохотать, носиться, догонять друг друга и биться на вениках – на граблях нам не разрешают. Правда, нам и на вениках не разрешают, но догони нас с веником-то! А грабли тяжёлые, с ними далеко не убежишь. И, что самое удивительное, ничего на нас с Тёмкой не действует: ни уговоры, ни окрики, ни сердитые взгляды бабы Вали. Ничегошеньки! И почему, никто не знает. Когда субботник проходит, мы сами с Тёмкой удивляемся. Тётя Зина говорит, что это нас «какая-то муха покусала». А какая именно, не уточняет. Наверное, очень весёлая муха – Мушка-веселушка!
Игра в солдатики
Вообще-то я прекрасно обхожусь без индейцев и солдатиков. По мне, это такие же куклы, а в куклы я не очень люблю играть. Но Тёмка придумывает со своими солдатиками разные разности, и вот я начинаю вместе с ним визжать, орать и шипеть, то есть, как говорит баба Валя, «втягиваюсь в игру».
Что можно делать с солдатиками? Оказывается, по ним можно стрелять из самострела: они падают. Чем больше упало, тем хуже. Значит, тебя скоро победят. Стрелять я не люблю, так как попасть в цель могу не всегда, а вот Тёмка попадает часто – тогда меня и берёт досада. Почему он попадает, а я – нет? И вот я стреляю, стреляю, стреляю… Тёмка уже картинки раскрашивает, а я всё стреляю…
Но солдатики мне нравятся меньше, чем индейцы. Индейцы такие же маленькие, с мизинчик, как и солдатики, но красивые. Самый удивительный индеец – в оранжевых штанах и с белыми перьями на голове. Я всё время хочу с ним поиграть, но он мне никогда не достаётся: Тёмка его первым хватает. Индейцев мы делим поровну и расставляем на горах, то есть на кубиках. Потом сворачиваем кусочки бумаги, пережёвываем их и стреляем каждый из-за своей горы в противника.
– Почему индейцы воюют против индейцев? – спросил как-то дядя Толя.
– А как же надо? – удивился Тёмка.
– Индейцы должны воевать с белыми.
Мы посмотрели друг на друга.
– Да, наверное, должны, – сказала я.
– А у нас не должны! – ответил Тёмка и принялся пулять по моим индейцам.
– Не должны! – весело подхватила я.
Так мы и играем, индейцы против индейцев, Красная Армия против Красной Армии, – нет у Тёмки других солдат.
А однажды Тёмке кто-то подарил двенадцать оловянных солдатиков. Они не были раскрашены, лиц не разглядеть… Мне они совершенно не нравились, но Тёмка их всё время нахваливал:
– Ты что! Они сливаются с местностью! Что для солдата может быть главнее?!
Я не знала, что для солдата главнее, но мне казалось, будто всё – таки что-то другое.
– И потом, тебе не нужно голову ломать, кто в каком звании, – продолжал Тёмка. – У тебя все рядовые. Расставила, куда попало, – а ты так и делаешь, – и всё! Это я думаю, куда командира спрятать, как замполита прикрыть…
– Хорошо, – говорю, – если они такие замечательные, играй ими сам!
– Нет, – говорит Тёмка, – всё лучшее – гостю.
Начали играть. Он в моего солдатика попадёт, а когда отвернётся, я его вновь ставлю…
– Это нечестно, – кричит Тёмка. – Я его убил!
– Нет, – говорю. – Ты не его убил.
– А кого же?
– Кого-то другого! Где это видно, что ты этого убил?
– А я сейчас на нём крестик нацарапаю!
И стал крестики царапать, когда солдатика сбивал.
– Ты зачем же их портишь? – спрашиваю.
– Да их всё равно выбрасывать, – отвечает.
– Как? Так ты мне их дал, потому что тебе самому в них играть не хочется? – обиделась я.
Тёмка сопит и ничего не отвечает. Я тоже надулась. Когда первый бой закончился, мы стали своих солдатиков снова расставлять. Но из предыдущих игр я знаю, что должен быть среди солдат самый главный, который всеми руководит. Называют его командир. Я посмотрела на своих оловянных солдатиков и решила одного раскрасить самостоятельно. Должна же я отличать командира от всех остальных! Пока Тёмка прятал своих солдат по «окопам» и «блиндажам», я взяла лак для ногтей тети Оли и покрасила командиру голову в красный цвет. Получилось замечательно! Видно сразу – главный!
– Батюшки! Ты что сделала?
Ты зачем ему голову раскрасила? – ахнул Тёмка.
– Как зачем? Должен же у моих солдат командир быть?
– Это безобразие! – Тёмка схватил меня за руку, в которой я держала своего командира. – Ты испортила моего солдатика!
– Да ты же только что сказал, будто их всё равно выбрасывать! – удивилась я.
– Мало ли что я говорил! – наскочил на меня Тёмка.
Хорошо, что в дверь тётя Оля вошла:
– Что за шум? – спросила она.
– Да вот, эта кулёма моего солдатика раскрасила твоим лаком!
– пожаловался Тёмка.
Тётя Оля засмеялась и потрепала нас по волосам:
– Не ссорьтесь. Это только игра!
Она вышла из комнаты, а тут и меня домой позвали. На следующий день прихожу к Тёмке. Глядь – все мои солдатики красным лаком покрашены! У кого голова, у кого рука, у кого сапог…
– Что это? – спрашиваю.
– Боевые ранения! – гордо отвечает Тёмка. – Теперь я этими солдатиками играть буду. Вот тебе, возьми раскрашенных.
Но мне совершенно не хотелось играть раскрашенными. Мне так нравились мои оловянные, с боевыми ранениями, солдатики! Я подумала, что можно прилепить к Тёмкиному грузовику красный крест и поиграть в госпиталь. Но Тёмка твёрдо стоял на своём, солдатиков не отдавал. Мы стали играть. После первого боя я сказала:
– Всё. Больше мне играть не с кем. Все твои солдаты сейчас будут отправлены в госпиталь.
– Куда? – возмутился Тёмка. – Они у меня умирают в бою.
– Ничего не знаю, – ответила я. – Ранен – в госпиталь! Так будет честно.
Иногда Тёмка со мной неожиданно соглашался. Так и сейчас: положил своих солдатиков в коробку и сказал:
– Тогда давай твоих поделим! И продолжим!
– Нет, – говорю. – Давай лучше я раненых вылечу.
– Ну и лечи на здоровье! А я пока твоими поиграю, – обрадовался Тёмка.
Я организовала госпиталь, а Тёмка расставил моих солдатиков, после чего каждого взял в руку и внимательно осмотрел.
– Ладно, – говорит. – Играй ранеными. Мне они надоели. Всё-таки мои раскрашенные лучше.
В разгар очередного боя Тёмка выбежал попить воды. А я снова взяла лак тёти Оли и поставила по нескольку точек на груди у каждого солдатика. Кому одну, кому две, кому три точки… Вернувшись, Тёмка так и замер на месте.
– Это что? – грозно ткнул он пальцем в моего солдатика.
– Ордена, – говорю. – За боевые заслуги!
Тёмка даже покраснел от обиды:
– Отдавай мне их сейчас же!
